Лунный свет

Питер кивнул, и она малозаметно улыбнулась. Рука задёргалась сильней – она и вправду боролась.

– Питер, ты выполнишь своё обещание, данное мне сорок пять лет назад, в ту прекрасную ночь? Мы встретим с тобой рассвет? – он было хотел спросить где и как, а она, словно прочтя его мысли ещё больше улыбнувшись дополнила. – В раю тоже есть рассвет и закат, а ещё там есть бабочки. Мы их встретим, верно Питер?

Слёзы в два ручья покатились с его лица на мягкий пол, ставший спустя секунду красным от крови.

– Да, я обещаю, что буду с тобой, Миа.

Глаза её голубые и невинные, и его серые, повидавшие много мучений, закрылись. Лезвие скальпеля, тонкое и вызывающие свист, пулей преодолело расстояние к Элв… Питеру Грину. Поднялось обратно и опустилось вновь. И так продолжалось несколько минут. Кровь брызгала из стороны в сторону, как из красивого фонтана на площади города.

Но боли он не чувствовал: душой он уже был с Мией. Встречал обещанный рассвет.

Глава 3

Ты любишь меня, братик?

Рич Тейлор

Всё это нахлынуло настолько внезапно, что он обхватил лицо и впился ногтями в кожу. Еле сдерживаясь, чтобы не закричать Рич перенёсся куда-то. Голова пылала от переизбытка мыслей, желудок выворачивало, как после прыжка с парашютом плотно поевши. Сердце, словно угадило в паучьи нитки, жалобно забилось. Картины переносили его по воспоминаниям Питер Грина, которые напоминали историю Рича, но лишь в другом флаконе. Так сказать, тот же фильм, но с другими актёрами. Щенок «Чоп» жалобно скулит, а мальчишка того же возраста, что и Рич расчленяет его со слезами на глазах. Потом этот мальчишка бежит через лес домой, вытирая по пути слёзы. Врывается в дом, в комнату брата и тот с удивлённым лицом отрывает взгляд от собственных рук, которые вчера были покрыты волдырями. Рич слышит мысли этого паренька: «Спасибо тебе, спасибо Миктлантекутли!», а потом картина исчезает.

Ночь, тоже луизианское кладбище, но без трёхметрового забора. Лунный диск похожий на омлет в сковородке, ярко просвечивается сквозь дым, который одним огромным облаком протягивается с запада («Завод Рапсор, снесённый в начале 21 века из-за огромного загрязнения среды» – догадался Рич) Юноша в школьном костюме, более светлом, чем у Рича и вместо четырёх пуговиц было три, вместе с рыжеволосой девушкой пробирался по кладбищу. Рич не заметил никакой разницы во внешнем виде мальчишки, между первой и второй сценой. В целом парень ни в чём не изменился, кроме как причёски, которая сейчас стояла ёжиком.

– Мы будем наслаждаться лунной, правда Питер? – спросила она так, что это больше походила на мольбу, нежели просьбу. Рич шёл рядом, проходя памятники, как призрак, дух, астрал… всего лишь непрошенный гость в воспоминаниях прошлого владельца. Он видел её глаза, так похожие своей голубизной на глаза Итана, но в них не было фиолетового оттенка. Зато в них было нечто более важное – любовь и доверие, – сердцевина. Тоже самое как автомобиль одной марки и модели, различающиеся лишь цветом.

– Да, – ответил Питер и протягивая палец указал на Курган. – Вот с той насыпи.

– А рассвет.

Питер тяжело вздохнул и утомлённо перевёл взгляд на соседний памятник. Она схватила его за руку и крепко прижалась к груди. Взгляд Питера, уже более озадаченный, вернулся к девчонке, к её голубым глазам.

– Да, Миа, мы встретим рассвет.

– Ты обещаешь?

– Да, я обещаю.

Все краски смешались в одну сплошную, цветом напоминающую глину. Рич почувствовал, как его сжимают, а потом растягивают, как вдруг он увидел девушку, намертво лежащую среди груды костей. Рука её, отрубленная, как и две ноги лежали возле скрижали. Питер стоял неподалёку, смотря в глаза девушки, в которых подобно экраном телевизора застыли боль, ужас, страх, грусть и печаль, но среди всего этого, кораблём в море, просвечивалась любовь.

– Ты молодец Питер, – заговорил Миктлантекутли образовавшийся из неоткуда. Он положил руку на плечо пиджака Питера и с любопытством осматривал тело девушки и её части тела, кучкой лежавшие в другой стороне. – Ты всё сделал правильно, и я помогу твоему брату, как помог до этого. Я возмещу ему повреждённые в аварии органы и поставлю на ноги.

– Миа… Она верила…

– Все люди доверчивы, Питер, – прервал его Бог и захромал к телу девушки. – Кто-то верит друзьям, кто-то семье, а кто-то любимому человеку. В этом мире всё сводиться к одному – к доверию, – склонившись над телом девушки, он ухватился в её оставленную Питером руку. В одно резкое движение Миктлантекутли вырвал руку и бросил её к кучке остальных конечностей. – Доверие, это опасная штука, Питер. И люди зная это пользуются им…

«И благодаря им, живы такие существа как ты», – уловил Рич тихий шёпот, голос Питера, хоть тот и не открывал рта. Должно быть это были его мысли.

– … а, чтобы добиться мира, нужно не только верить, но и выполнять.

Этот толчок, пронёс Рича куда дальше и длился он дольше, чем другие два. Абсолютно разные цвета от чёрного до розового мелькали в его глазах, выполняя проверку на эпилепсию. Желудок начало сводить ещё крепче, а сердце, кажись, не выдерживая такой экстремальной нагрузки ушло в пятки. Всё это длилась микросекунду в реальном времени и минут десять в подсознании Рича.

Опять же кладбище, но уже сегодняшнего дня. Трёхметровая стена встала на защиту кладбище окружив могилы, которых заметно прибавилось с последних воспоминаний. Старик с потрёпанными волосами и косым взглядом сидел под крышей сарая. Рич признал его, но теперь не просто как сумасшедшего бродягу, а как Питера Грина. Он смотрел на ворота, через которые люди покидали кладбища, как в друг подскочил. Рич помчался за ним, к воротам.

«Нет-нет-нет. Этот парень, лисий хвост, он слышал Миктлантекутли… Нет, мы оба слышали Миктлантекутли. Нужно отговорить его, спасти от монстра, живучего в Кургане; от монстра, что поселиться в его теле и будет использовать его в качестве марионетки»

Питер промчался к воротам, а Рич остановился в нескольких метрах смотря на самого себя и Итана, радостно прыгая по лужам.

– Не вздумай! – прорычал Питер.

– П-простите, – запнувшись начал Итан. – Я не хотел делать ничего плохого.

– Что? – переспросил Питер, не расслышав из-за голоса Миктлантекутли («Я убью тебя Питер, убью!»). Питер посмотрел на бледного мальчишку, явно испуганого и решил прояснить, что адресовалось это не ему, а лисьему хвосту. – Ты-то тут причём, альбинос?

– Ну, я же вроде как… эм…

Взгляд Питера метнулся к Ричу. Он сделал два шага и теперь под зонтом стояли трое.

– Не вздумай! – повторил он. – Ты слышишь меня, лисий хвост, а?

И тут Итан рассмеялся. Схватился за живот и согнувшись по полам начал смеяться.

– Ты чего молчишь? – вновь спустя время спросил Питер. – Думаешь это шутки?

– Нет, сэр.

Ответ, а точней приставка «Сэр», удивил Питера, и он пал в лёгкий ступор.

– Какой я тебе к чёртовой… – заговорил он, но братьев уже и след простыл. – НЕ ВЗДУМАЙ! – выкрикнул из-за всей силы Питер им вдогонку.

Питер смотрел вслед бегущим братьям надкусив нижнюю губу. «Не делай этого, лисий хвост, – появился в голове Рича голос Питера. – Прошу тебя, не иди на Курган, чтобы не произошло. Если даже тебя будет звать голос, обещать помочь в беде, не иди. Беда пройдёт, а если нет, то такова судьба».

И прежде, чем проснуться Рич мимолётно (в прямом кстати смысле) пролетел мимо воспоминания, которое Питер толи попытался скрыть, толи оно было столь коротким из-за стучавшейся в дверь смерти. Рич заметил рыжеволосую девушку, Мию, но внешностью она напоминала внебрачную дочь Франкенштейна. Она стояла над Питером и что-то говорила, а тот отвечал. Однако о чём они говорили, Рич не слышал, словно кто-то выключил звук.

«Ты помогла мне однажды Миа, – пылесосом засасывались мысли Питера в голову Рича. – Я воспользовался тобой, как последний подонок. А теперь я твой навек. И пусть даже ты сделаешь со мной то же, что и я с тобой я приму это»

Рич лежал в постели, обхватив руками лицо, всё его тело испытывало чувства близкие к адреналину. Одеяло пропитались холодным потом, которое подобно щупальцам осьминога охватывало тело. Он оттянул руки от лица, на котором остались алые следы от пальцев, впивавшихся в кожу несколько секунд. Глаза без эмоционально смотрели в потолок, который временами исчезал, когда веке смыкались.

– Питер Грин – тот самый бродяга с кладбища, – тихим голосом говорил Рич. – Значит, ты мёртв. И убил тебя Миктлантекутли, воспользовавшись телом той девушки, – лицо его исказилось улыбкой, но не из-за смерти Питера, а от собственно мыслей-догадок. – Рич Джо Тейлор – человек принёсший мир во всём мире, был запечатлён на камеру, когда его убивала восставшая из мёртвых старуха, чья личность распозналась, как Вероника Букмер – бывшая учительница мистера Тейлора.

Нехотя, он поднялся с кровати, скинул одеяло, которое он после заменил на сухой плед и одев тапки вышел из комнаты. Сейчас ему нужно было сходить в душ, смыть с себя весь этот пот, а вмести с ним и все те мысли, нависший над ним, как погремушки над кроватью младенца. Но, Рич, разве они не помогают ребёнку уснуть? Разве мысли не помогают отойти от внешнего мира и уйти в себя, а уже оттуда в сон. В коридоре, казалось должно было быть темно, но луч света с родительской спальни просачивался через щель под дверью.

Рич не желал подслушивать – ему хотелось, как можно скорей принять душ и вернуться в постель, – но проходя мимо двери его уши навострились, и уловив интересующие и в тоже время волнующую его чистоту, он остановился. Приложив ухо к двери, он стал слушать разговор – во вторую очередь, и шаги – в первую.

– Джо, это неправильно, – говорила Кэтрин, но голос её внушал обратное. – Мы не должны этого делать, Джо, не должны.

– А что мы должны, Кэти, что?

– Джо, я…

– Кэт, ты прекрасно понимаешь, что больше это не может продолжаться.

«Собираются развесить? – сделал поспешный вывод Рич. – Или быть может что-то другое?»

– Раньше же…

– Раньше трава была зеленей, – прервал её муж. – Прежде нам удавалось жить потому, что времена были другие. Но сейчас всё иначе.

– Нас не поймут, даже больше, нас возненавидят.

– Да какая к чёрту разница!? – повышая тон возмутился Джо.

– Тише, детей разбудишь, – угрожающе зашипела Кэтрин, как перепуганная кобра, поднимающаяся в защитную стойку и расправляя капюшон.

– Да какая к чёрту разница? – повторил Джо шёпотом. – Сделав это, мы сможем зажить по-другому и больше не будем друг другу мешать.

«Точно развод» – заключил Рич, печально вздохнул и покачал головой.

– Ты только подумай об этом Кэтрин, разве последние годы ты не хотела этого, нет?

– Хотела, но Джо…

– Кэтрин, мать твою…

– не трогай мою мать.

– … за ногу, одумайся, – продолжал Джо. – Хватит жить в дурацких фантазиях, что жизнь наладиться и у семьи Тейлоров произойдёт чудо. Потому что оно уже произошло.

– Наконец мы сможем…

Итан Тейлор

… отдохнуть на ура. Итан сдал последнюю контрольную по алгебре и как он предполагала очень хорошо. Оценки его по прошлым контрольным были выше нормы, но чутка не дотягивали до «Отлично». Преподаватели, особенно по алгебре, когда сегодня проверит работу Итана, были в приятном шоке. Последний раз они видели такой прогресс – никогда. И теперь все они, учителя, были уверены, что в скором времени лучшим учеником школы станет Итан Тейлор, с почестями перебравший корону у старшего брата, чьи успехи должны были желать лучшего, хоть и оценки у того были «Отлично».

Итан спускался по лестнице в фойе первого этажа, дабы с радостями вернуться домой и рассказать родителям о своих успехах, как дорогу ему преградила миссис Буш. Держа в руках, стопку тетрадок и учебников, прижавшихся к грудям она с надеждой во взгляде смотрела на Итана. Не зная, чего ожидать от классного руководителя брата, Итан растерялся.

– Привет Итан. – Поприветствовала она, вроде как добрым голосом, сняв часть паники с лица Итана.

– Добрый день, миссис Буш.

– Послушай, ты не знаешь, где Рич, а то он не явился на сегодняшний экзамен?

– Нет, миссис Буш, не знаю, – еле волоча языком ответил Итан. В его голове пробегал образ брата, вокруг головы которого кружились учебники и тетради, а откуда-то издали отец говорил: «Я горжусь тобой, сын».

– Ну, а ты что не видел, как Рич выходил из дому?

Итан надул верхнюю губу, опустил голову и из-под лба посмотрел на стеклянную дверь, мечтая, как можно скорее вернуться домой. Рассказать об успехах родителям и услышать от них похвалу. Сейчас ему стало грустно, от человека, которого порой восхвалял Рич; от человека, который как думал Итан, никогда не причин ему боль или страдания.

– На самом деле, миссис Буш, я уже как три месяца почти не вижу Рича. Почти как полгода с ним не общаюсь и не вижу его за завтраком перед школой. – Её брови поднялись вверх, а рот, слегка приоткрывшись, сделался буквой «О». – Мама говорит, что Рич встаёт очень рано. Где-то в пять, полпятого, а потом спустя какое-то время уходит из дому.

– А куда он…

– До этого момента думал, что в школу, – Итан пожал плечами. – А теперь не знаю.

Она не видела его взгляда, но это не мешало ей понять, что Итан сейчас не в лучшем настроение. Положа руку ему на голову, она взъерошила ему волосы, как это раньше делал Рич.

– Ну тогда беги домой, – сказала она с улыбкой. – А если встретишь брата, то пообещай, что скажешь ему, чтобы он подготовился сдавать Английский на следующей недели.

– Миссис Буш, – обратился к ней Итан серьёзным, взрослым голосом и на секунду ей показалось, что перед ней стоит Рич, только коротко подстриженный и с белыми волосами. – Вы же знаете Рича. Он всё знает. Всё. Но я так и быть, передам ему.

Она улыбнулась ему, и улыбка её не спадала до тех пор, пока Итан шёл по фойе и не скрылся за входной дверью. По дороге домой Итан думал, как было бы хорошо поговорить с братом за долгие месяцы, наладить с ним отношения. А то чувствовал он себя не просто паршиво, а яблоком в тарелке с червями, которые ползая возле него желали сожрать. И сейчас, пожалуй, впервой на своё собственное удивление Итан задал себе вопрос: «А почему Рич не общается со мной?». Раньше он задавал его брату, отцу и матери, любому, но только не себе.

Размышляя до самого дома, он сделал вывод, что всё началось не из-за того, что он ослушался брата и погладил ту мартышку в зоопарке, что больно цапнула его за руку, а с бабушкиных похорон. Тогда, пусть и малозаметно Рич изменился. Он не разговаривал ни с отцом, ни с матерью, ни с Итаном вплоть до приезда домой. Итан конечно тоже молчал первое время поддавшись размышлениям о том, кто этот бродяга, налетевший них возле ворот кладбища. Однако Рич думал о чём-то другом, более важном. Но вот о чём именно, Рича так и не смог додуматься до прихода домой.

Отварив дверь, Итан вошёл домой.

– Я дома! – выкрикнул он изо всех сил, пытаясь передать своим криком то самое хорошее настроение, что ему удалось получить за сегодняшний день (Полдня).

Молчание. Ни материнского: «Как успехи, Итан? Учителя хвалили?», ни отцовского: «Хорошо, я (Там-то-там)», а лишь братская тишина. Могильная. Итану это не очень нравилось, а даже в какой-то степени раздражало. Рывками сняв с себя ботинки, он кинул портфель рядом с ними и прошёл к кухне. Заглянул в неё. На столе стоял утренний ланч, к которому как ни странно никто не притронулся. Яичница потеряла былую привлекательность, чай – струйки пара, обычно поднимающиеся вихрем над кружкой. Стулья были задвинуты и находились в том же положение, что вчера вечером запомнились Итану – вчера он мыл посуду и делал уборку. Оттолкнувшись от дверной арки соединяющий кухню и прихожу. Он перешёл к залу. Всё также пусто, но не совсем. Эти твари, уже мёртвые, но сделанные живыми по людской прихоти. Чучела животных стояли по всему залу, смотрели на Итана со всех возможных углов, совсем как картины. Их злобные взгляды, казалось, хотели только одного – возмездия. Возмездия над тремя типами людей: убившими их, сделавшими из них чучел и тех, кто купил их в качестве декораций.

Он не горел желанием задерживаться в зале, рядом с этими монстрами, поэтому поспешно удалился из комнаты, прямиком на верхний этаж. Ступени лестницы подозрительно громко скрипели, жалуясь на вес Итана впервой за многое время. Быть может раньше он просто этого не замечал? Вряд ли. Тишина начинала сдавливать виски и тогда он в очередной раз крикнул: «Мам, пап, я дома». Но ответа опять не последовало. Беспокойство возрастало, подобно успеху и также, подобно успеху, скатывалось вниз, чередуя ступеньки.

На втором Этаже стояла такая же гробовая тишина, как и на первом. Только зловещий чердак, казалось, окутывал своей тьмой ступеньки. И это было действительно странно. Впервые Итан видел, как темень поглощает свет, но, когда он моргнул всё прошло. Показалось. Он прошёл мимо спальни Рича и остановился. С минуту, он стоял возле двери, смотря на стену и спорил сам с собой: стоит ли раньше поговорить с родителями или быть может попытаться наладить отношения с братом.

– Рич, привет, слушай миссис Буш… – заговорил Итан открывая дверь в комнату Рича, но тут же умолк, заметив…пустоту…

Комната Рича была в таком же состояние, как улицы Берлина, после второй мировой. По крайней мере, если сравнивать обычное состояние комнаты Рича с теперешней. Кровать, оголевшая от матраса, простыней и подушек, стояла возле стенки шкафа, дверки которого были раскрыты, а всё его содержимое валялось на полу. Книжки, учебники и тетради были рассортированы на три стопки, стоявшие на подоконники. Ручки, карандаши, ластик и линейки были разбросаны под столом, возле пары носков.

Итан нерешительно зашёл в комнату брата, впервой за шесть месяцев. Стоило ему сделать шаг в чужие владения, как атмосфера сменилась. Стала более угнетающей и давящей, грубой и чёрствой, злой и яростной. Множество чувств надавили на Итана, подобно прессу, медленно опускающемуся на автомобиль старой марки, не подлежавшей ремонту. Под ногой что-то пискнуло и он, опустив голову обнаружил утёнка-пищалку, которую Рич купил для Дарвина многие годы назад. В первое время будучи котёнком, Дарвин грыз игрушку, а когда та пищала, отпрыгивал в сторону, но потом спустя время нападал, подавляя разрастающийся интерес. В двух метрах от утёнка-пищалки лежала раскрытая тетрадь, с отчётом о лабораторной работе по биологии. Приписка снизу была адресована Миссис Букмер, ныне покойной миссис Букмер: «Всё задание сделано, но я не знаю стоит ли вам его отдавать».

«К чему Ричу писать такой бред?» – спросил себя Итан и прошёлся к рабочему столу брата. Совершенно пустой от ручек и тетрадей (Потому как те валялись на полу), он был изрисован простым карандашом. Хаотичные линии, выходящие с каждой из сторон стола, пересекались несколько раз в центре, и по бокам, но большая часть перекрёстков предавалась на верхний правый угол, где лежал слабо скомканный лист альбомного листа. Листок манил к себе, подобно сиренам в море; притягивал подобно неодимовому магниту; заставлял взять себя, как раб заставляет хозяина. Сглотнув, Итан протянул руку, и та на секунду повисла над листком, как клешня в игровом автомате «Лохотрон». В эту секунду шла борьба между сознанием и подсознанием. Одно твердило: возьми бумагу, там что-то важное, а другое наоборот, приказывало отпрянуть руке и не трогать чужие вещи. Рука опустилась чуть ниже, средний палец коснулся скомканного листка и Итан отшагнул. Чей-то голос, слишком реалистичный, чтобы быть плодом воображения, сказал ему уходить.

И он ушёл. Ушёл тем же путём, минуя разбросанные по всему полу вещи, что и пробрался к столу. Ветер, возомнивший себя «Человеком Пауком» перепрыгивал от дерева к дереву, от дома к дому, спасая бедные листки от падений в грязь. Листья кружились, залетали на крыши домов, под лобовые стёкла автомобилей – туда, где дворникам их не достать, – и парой даже в капюшоны толстовок. Свист ветра Итан услышал, вернувшись в коридор, он-то его и насторожил. Насторожил? Итан, ты в своём уме? Неужто твоя фантазия настолько сумасшедшая, что ты мог себе позволить подумать, что сейчас материализуется ураган вызванный злой волшебницей Гингемой (Миктлантекутли) и унесёт тебя в страну Оз (Чистилище, бездну, мир Иной)?

Простояв минуту в ступоре, с открытым, как у умственно отсталого ртом и бездумным взглядом, Итан встряхнул головой. Придя в себя, он ощутил, что перестарался – шея тихо заныла (Толи ещё будет!).

Сказав в слух что ему больно Итан преодолел несколько шагов к комнате родителей и отклонив ручку, открыл дверь. Вошёл в комнату…нет, слишком громко сказано. Сделал шаг и застыл, замер, обратился статуей, как в какой-то ролевой игре, где твой ход закончился. Глаза – стали его лицом, – расширились как после употребления травки, сердце прекратило биться и, высоко подпрыгнув, застряло в горле. Давление, воздух, напряжение и остальные чувства – всё изменилось, словно Итану под зад залетел пинок неожиданности, отправивший его далеко в космос. Шок, паутиной опутавший Итана и державший его под контролем, подобно наркотиками державшим Питера Грина, прошёл очень быстро и снял, как гору с плеч, то самое мгновенье тишины. Итан издал беззвучный стон, сделал несколько шагов, и якобы убедившись, что это на самом деле, закричал. Он бросился к родителям.

Кэтрин и Джо Тейлоры, лежали на кровати, окровавленной и изодранной. Кровь до сих пор стекала тонкими ручьями. На белых подушках, углы которых были собраны в хвостики, сплетённые из золотистых ниток, были растёртые пятна крови. О них вытирали оружие убийства.

Когда Итан схватил мать за руку, он ощутил уже единожды знакомый холод, исходящий от мертвеца. Менее года назад, прощаясь с бабушкой, он целовал её в лоб, и она была такой же холодной, как сейчас Кэтрин. Он схватил руку отца, на правой губе которого засохла струйка крови, и та оказалось такой же, как и у матери. Глаза обоих были закрыты – убийца явно с принципами, а на свитерах Итан не видел никаких повреждений – лишь огромные пятна, разросшиеся в районе груди и доходящие до горла и конца живота.

«Их убили со спины, – заключил Итан и чувство ненависти ещё больше охватили его по отношению к этому мерзавцу. Надкусив нижнюю губу, он сдавленно пробормотал. – Со спины нападают только трусы и предатели!». Итан сделал три глубоких спокойных выдоха и решил: нужно было посмотреть раны.

Подхватив отца под плечо одной рукой, другую – положив на грудь, Итан хотел было его перевернуть. Но внезапна та рука, что он положил на грудь, провалилась вниз. Окрасилась в алый цвет, как: «Кровавая орхидея, Итан, это самый красивый цветок. Когда-нибудь, когда мы разбогатеем, я заведу целый сад этих прекрасных цветов». Он с ужасом одёрнул руку, пальца которой уже медленно, но верно начали слипаться между собой. Жилка на шее набухла и судорожно забилась, а мышцы, так редко напрягающиеся, впервые за долгие годы – напряглись.

Он поднёс руку к низу свитера, ухватился в канты и начал медленно поднимать. Что чёрт подери, ты делаешь, Итан? Надеешься на лучшее? Да, именно так, ведь ты уже знаешь, что там дыра. ДЫРА в груди, Итан. И если ты поднимешь свитер, то только ещё больше травмируешь свою, уже и так растерзанную психику. Не делай этого, убери руки или ты увидишь…

Свитер виднелся через сквозное отверстие в левой (От Итана в правой) части груди. Кости груди были раздроблены, мясо и ткани – аккуратно вырезаны, а сердце… его не было. Лишь трубки, которыми ранее держалось сердце, торчали с капающей из них кровью. Буквально набросившись на мать, он стянул с неё свитер. Чёрный бюстгальтер сохранял форму на правой груди и слабо, как бы стеснительно прикрывал дыру – в левой. Итану не нужно было отслонять его, чтобы убедиться – сердца у матери тоже нет.

Он поднялся с кровати и провёл тыльной стороной руки по глазам, думая, что стирает слёзы. Однако слёз не было. Он не знал почему и чувствовал себя последним подонком на земле, неблагодарной сволочью, которая не может заплакать, увидев самых родных для него людей не просто мёртвыми, а зверски убитыми. Но Итан… Разве они для тебя самые родные?

«Рич! – вскрикнул он, вспомнив про брата. Сердце, кажись, вернулось из горла обратно, в грудь, и как примерный рабочий, возобновило свой стук: «Бам-бам, бам-бам, бам-бам». Итан успел подумать, что Рич скрылся, где-то спрятался. Быть может на чердаке и нужно сходить проверить. Однако… – нужно сначала вызвать полицию». И с этим правильным решением Итан побежал вниз, гремя ногами по лестничным ступенькам и ненавидя себя ещё больше. В глубине души, в подсознании он знал, что решение вызвать полицию, вместо того чтобы пробраться на чердак и поискать брата было вызвано ничем иным, как трусостью. Да, Итан, ты боишься чердака – этого мрачного места, где с самого детства благодаря материнским рассказам (И отчасти из-за твоего воображение, а оно у тебя буйное, ты знаешь) поселились множества чудищ. Но что самое страшное, так это чучела животных. Чучела – ждущие момента, чтобы впиться тебе в глотку и разорвать её, растерзать и выпить кровь. И ты знаешь Итан, знаешь, что эти чучела двигаются, приближаются к тебе, когда ты отворачиваешься. Твое шестое чувство, всегда твердило тебе, что, когда ты смотришь на кролика, подстреленного твоим отцом семь лет назад, рысь, стоящая возле коробки со старой одёжкой, в это время опустив голову и подняв плечи подкрадывается к тебе. Инстинкт убийцы – для неё ты еда, инстинкт отстаивания территории – чердак, это её дом, инстинкт игры – кошачье игры, заставляющей её пощекотать твои нервы, всегда останутся у животных, даже после смерти, когда из них сделают чучела.