На излёте

Славик улыбнулся, – Помню, конечно, и те страшно за это обижались на нас.

– Но это, далеко не так, сам знаешь. Если в ВДВ командир подразделения не будет пользоваться своими мозгами, то в первом же реальном бою положит всех подчиненных в землю. А у нас в спецназе – тем более, – Сергей сделал глоток из своего бокала.

– И что этот прапор? – не удержался от вопроса Иванов.

– А что прапор, – пожал плечами Сергей, – естественно, он недолго у нас продержался – год, наверное, от силы. Потом уволился «на гражданку», когда ему командование части вежливо предложило перейти в тыловое подразделение на вещевой склад и там попробовать продолжить свою спецназовскую подготовку, – и боевой работе никому не мешает, и времени для своих индивидуальных спортивных тренировок больше.

Славка расхохотался.

Слушай дальше, – продолжил Казанцев. – Стою я как-то на автовокзале, разговариваю с одним знакомым, в недавнем летчиком. Так вот, подходит к нам этот бывший прапорщик, поздоровались, перекинулись обычным «Как дела? – Нормально», еще о чем-то незначительном. Как только он отошел, бывший летчик спрашивает меня, – Откуда ты его знаешь? – Я ответил, что немного служили вместе.

– Так он же из спецназа, – говорит, – ты что, тоже с ним служил?

Я засмеялся, – Тоже с ним.

– В «боевиках» или в тыловом подразделении? – спрашивает.

– В боевиках, в боевиках, – отвечаю.

– Ну, ты даешь, а я и не знал. О вас вообще легенды ходят. А тут как-то недавно мы с этим твоим сослуживцем в одной компании праздновали, так он такого порассказывал о вашей нелегкой службе. Всю жизнь прослужил в таких частях, такое прошел, куда только его судьба не бросала, в самые горячие точки планеты.

Я поначалу удивился, – Ты о чем?

– Ну, как же, – говорит, – Ты-то должен знать, раз с ним служил.

И он мне начал рассказывать о «подвигах» этого прапора. Я, конечно, не стал его ни в чем разубеждать, не стал разочаровывать. Каждый верит в то, во что очень хочет верить.

Славка опять засмеялся, – Это уж точно. Один представляет себя героем в глазах других, и сам зачастую верит в это, а другому, ничего и не надо, а с ним происходят самые невероятные вещи, в какие и поверить-то трудно. Вот как с тобой, например. О тебе, говорят, действительно легенды ходят, – улыбнулся он, посмотрев на Сергея.

– Да брось, – отмахнулся тот. – В таком случае, вся бывшая сороковая армия – сама легенда во главе с ее командующими.

– Да, действительно. В каких условиях тогда приходилось разворачивать наши войска в Афгане и начинать войну, имея такую мощную военно-бюрократическую машину как наш Генеральный штаб, – за одно это каждому нашему офицеру, воевавшему там, надо было «Героя» давать. А сколько офицеров из РКПУ погибло…, четверо только из нашего взвода там нашли свой конец. Ты знаешь.

Сергей кивнул, – да, – Леша Гордиенко, Володя Малевич, Шура Звягин и, по-видимому, Витя Боровой, хотя пока что и считается «без вести пропавший».

Они помолчали.

– А я ведь тогда тоже рапорт написал, впрочем, наверное, как и все офицеры у нас в разведке, да вот, не взяли, – с явным сожалением в голосе продолжил он. А Вовку Малевича, того сразу…, еще в самом начале…

– Да, я знаю, – сказал Казанцев, вспомнив, что узнал о гибели их однокашника по училищу и лучшего Славкиного друга Володи Малевича от самого же Иванова еще при поступлении в академию. А уже позже от офицеров из подразделения, где служил Малевич, услышал в подробностях, как все это произошло.

Славка с Володей все годы учебы были, как говорят, «не разлей вода». Они, бывало, ссорились, в основном из-за постоянных Славкиных «подколок» и шуток, но все во взводе знали, что их очередная ссора ненадолго, не больше, чем на пару часов, потому что ни тот, ни другой долго обижаться и дуться друг на друга не могли.

Володя родился в Минске в учительской семье и был у матери с отцом единственным ребенком. Худой и высокий паренек, пришедший в училище сразу со школьной скамьи и никогда не знавший даже понаслышке, что такое спецразведка ГРУ, он сдал экзамены и поступил, практически случайно попав на разведфак Рязанского десантного. И ничего, что в семнадцать лет немного не хватало физических силенок при сдаче экзамена по фп. Преподаватели, скорее всего, увидели в нем больше, чем обычного абитуриента, они уловили полет его души, которая рвалась в небо и хотела героических свершений во благо Родины вплоть до самопожертвования. Он сам, наверное, в тот момент понимал все это очень смутно и расплывчато. Долговязый семнадцатилетний юноша, которому они помогали на кроссах, тяжелых и изнурительных, перехватив его руки на свои плечи и практически дотаскивая до финиша, он это просто интуитивно чувствовал. Они же, опытные в большинстве своем к тому времени бойцы, поступившие со срочной службы, – кто с ВДВ, кто-то со спецназа, с флота или с Суворовского – поначалу злились на него и предлагали самому уйти из училища, пока не поздно. Но когда ребята видели, как Володя из раза в раз, упрямо сжимая зубы, бежал вперед к какой-то своей, одному ему известной цели, когда видели его глаза, глаза упрямого мечтателя, они совсем по-иному начали его воспринимать, по-другому к нему относиться. И с каждым разом, с каждым занятием, с каждым тяжелым кроссом он был все увереннее, все сильнее. Он становился мужчиной. Начитанный, хорошо воспитанный, спокойный, в отличие от своего старшего друга и уравновешенный парень, Володя стал любимцем во взводе – как у преподавателей-командиров, так и среди курсантов-сокурсников. Училище он окончил с красным дипломом.

Кроме навыков по физической подготовке, он им завидовал еще в одном – в отношениях с девушками. Скромный и застенчивый от природы, он всегда с завистью смотрел на очередного влюбленного во взводе, сам не смея, по-видимому, полюбить. Хотя, скорее, тогда он просто не успел её встретить, свою любовь, а размениваться на мимолетное сомнительное счастье не умел. В училище он был слишком занят учебой, компенсируя какие-то свои физические недостатки упорным трудом. А, став офицером, говорят, она у него появилась, но так и осталась его девушкой навсегда, навечно. Двадцатидвухлетним мальчишкой-отличником в лейтенантских погонах он погиб в Афганистане в одном из поисковых разведвыходов. Погиб, так и не успев стать ни чьим-то мужем, ни чьим-то отцом.

Он вошел в Афган поначалу, в большей степени, миротворцем, чем бойцом спецназа. Пришел, скорее, разобраться в происходящем и примирить, чем покорить и подчинить. Но суровые реалии войны все-таки заставили его пересмотреть свои взгляды на многие вещи, подчиниться жестоким законам вооруженного противостояния.

Это произошло через несколько месяцев после того, как он попал на войну. В провинции Нангархар в ста километрах от Джелалабада мятежниками был сбит наш истребитель МиГ-23, проводивший разведку одного из районов афгано-пакистанской границы. Пилоту при этом, работавшему на предельно малой высоте, чудом удалось катапультироваться.

Из-за сильно пересеченной местности «броня» туда пройти не могла, поэтому группе Малевича была поставлена задача: высадиться посадочным способом с вертолетов в составе шестнадцати человек в заданный район, найти и эвакуировать пилота с картами и секретными документами до того, как он будет пленен моджахедами.

Когда вертолеты со спецназом на борту были над районом, где сбили советский истребитель, увиденное с высоты сразу же отбросило изначальное предположение командования о том, что самолет был сбит случайно оказавшейся в том месте группой боевиков. По хребту вдоль пакистанской границы на протяжении нескольких километров проходила укрепзона ПВО противника, которая, как оказалось, прикрывала подходы к замаскированному учебному центру моджахедов на территории Пакистана.

Эта укрепзона представляла собой несколько очагов ПВО, состоящих из стационарных забетонированных позиций пулеметно-зенитных установок. В момент вся эта система заработала под ними и встретила их плотным зенитно-артиллерийским огнем. Если бы они вовремя не среагировали и не сели в промежутках между духовскими позициями, то все равно не смогли бы просто так безнаказанно уйти, – такая высокая была плотность огня.

Мгновенно выскочив из вертолетов и блокировав духов огнем всех своих огневых средств, спецназовцы по команде командира группы быстро рассредоточились по два-три человека вдоль хребта на протяжении нескольких сотен метров, поддерживая между собой связь по УКВ-станции. Не ожидавшие такой наглости разведчиков духи на несколько минут были шокированы происходящим и, буквальным образом, парализованы. Этим и воспользовался Малевич. С двумя бойцами он выбил духов с господствующей на хребте высотки, укрепился на ней и сумел взять под контроль ситуацию на участке.

Прекрасно понимая, что завоеванное ими превосходство довольно шаткое, и духи не оставят их в покое, Володя для полного контроля захваченного участка территории усилил огонь группы и сбил противника с их позиций, заставив отступить вглубь укрепрайона, ближе к границе. Этого времени ему вполне хватило для того, чтобы все-таки связаться с пилотом сбитого МиГа по УКВ, силами высланного дозора обнаружить его и доставить к ожидавшим их вертолетам. И только после этого он приказал сержанту, своему заместителю, уводить закрепившийся на духовских позициях личный состав туда же, прикрывая отход группы огнем двух стволов – своего и радиста.

Убедившись, что поставленная ему задача практически выполнена, и одна вертушка с найденным ими сбитым пилотом и большей частью его группы уже в воздухе, он с радистом стал отходить сам. Духи еще не успели занять брошенные ими огневые позиции, на ходу стреляя из своих АКашек, а оба советских вертолета с десантом уже взяли курс на Кабул.

И тут их на догонном курсе духи все-таки достали из ДШК, попав как раз по хвостовой балке ведомой машины. Вертушка сразу же пошла боком, явно сбиваясь с курса. Еще какое-то время она шла по прямой, а потом начала клевать носом. Командир доложил обстановку ведущему и руководителю полетов, пытаясь еще как-то вытянуть машину по горизонту.

Мгновенно оценив ситуацию, руководитель с земли отдал приказ летчикам немедленно прыгать с парашютом, но экипаж вертолета отказался это сделать, зная, что у спецназовцев своих средств спасения нет.

Машину закрутило спиралью, и она стала «сыпаться». Последние слова по радио командира экипажа были – «Прыгать не могу, у меня на борту шестеро пацанов», – и, мгновением позже, – «Прощайте, мужики!»

Так, выполнив поставленную ему задачу, вместе с несколькими своими бойцами и героическим экипажем вертолета погиб Володя Малевич, офицер советского спецназа, выпускник Рязанского десантного.

Глава 6.

Группа отошла уже довольно далеко, поэтому Сергею пришлось догонять ее в ускоренном темпе, и минут через двадцать он к ней присоединился. Расходившаяся было вьюга стала понемногу стихать, улучшая видимость и обеспечивая тем самым более ускоренное передвижение разведчиков.

В группе его никто ни о чем не спросил, – все и так было ясно. Большинство ребят, особенно те, кто постарше и знали Казанцева уже не по одному заданию, понимали, что командир намеренно освободил их от этой, мягко говоря, неприятной миссии и взвалил всю ее тяжесть на свои плечи.

Он выполнил, – как знать, – может быть, самую тяжелую в этот выход часть работы, а теперь необходимо было сосредоточиться непосредственно на поставленной перед группой задаче – организовать засаду на идущий с запада караван с оружием. А это, как уже понял Сергей, по ходу движения осматривая местность, далеко не так просто.

Вскоре на их пути справа показался кишлак.

– Пастухов, скорее всего, хватятся только к ночи, – подумал Казанцев, – так что время у нас еще есть в запасе.

Сверившись с картой, он приказал головному дозору взять чуть западнее и назвал более точный курс. Через час вышли к дороге, которую хоть и припорошило упавшим сегодня снегом, но было все-таки явно видно, что она используется для прохождения техники довольно часто.

– Так и есть – это, скорее всего, именно та, которая нам и нужна, – произнес вслух Казанцев и приказал радистам развернуть станцию. Сам же, пока радисты пытались выйти на связь, составил криптограмму с необходимой для Центра информацией и, подозвав Орлова, дал дополнительные указания по организации привала.

Снег совсем перестал идти, и ветер, разогнав облака, тоже стих. Видимость до самого горизонта установилась более-менее нормальная, но нигде, от кишлака и до самой границы, какого-нибудь подходящего места для организации засады видно не было. Зная, что рельеф на расстояниисливается на равнине, скрадывая все неровности и ложбины на местности, Казанцев для более тщательного осмотра выслал в одну и в другую сторону дороги два разведдозора, а сам с Орловым стал более внимательно в бинокль осматривать округу.

– Если дозорные не найдут лучшего места, то засаду придется проводить прямо здесь, – задумчиво произнес он. – Место, конечно, не из лучших, но ничего другого, мне кажется, никто нам не предложит. А ты что думаешь? – спросил он у сержанта.

– Не знаю, – с сомнением произнес тот, – надо все-таки дождаться информации от дозоров. Уж больно здесь не с руки работать – ну совсем все открыто.

– А может это и к лучшему, что открыто, – раздумывал вслух Казанцев, – духи беспечнее будут на открытой местности. Давай вот что сделаем, – предложил он, – видишь, ветер катает повсюду перекати-поле? Насобирайте их как можно больше и примаскируй ими группу с учетом боевого порядка при засаде, а я со стороны посмотрю, как это будет выглядеть. Что-то другое вряд ли придумаем.

Через два с половиной часа прибыли оба дозора, подтвердив самые худшие предположения Казанцева – по всей так называемой трассе на протяжении примерно десяти километров подходящего места для проведения засады не было. Кроме того, разведчики, выдвигавшиеся на северо-восток к кишлаку, показали, что километрах в пяти-шести от места расположения группы, северо-западнее самого кишлака и чуть в стороне от дороги, находилось кочевье. Хотя признаков жизни там разведчики не наблюдали, но все прекрасно знали, что это впечатление могло быть обманчивым. Хорошо натренированные в учебных центрах на территории Пакистана и отработанные в многочисленных боях и стычках отряды моджахедов днем обычно отсыпались в кишлаках, пещерах, в заброшенных ирригационных системах, на таких вот кочевьях, выставив только замаскированных часовых и наблюдателей, а к вечеру оживали и начинали готовиться к ночным боевым действиям.

– Вполне возможно, – выразил вслух свою мысль Орлов, – что, исходя из близкого расположения этого кочевья к трассе, оно используется духами как перевалочная база для переброски оружия и техники.

– И наркоты, – добавил стоявший рядом Корнилов.

– Да, вполне может быть. По крайней мере, это нам нужно будет учесть при работе, – резюмировал Казанцев.

Стемнело. Сергей подтянул ближе к себе весь личный состав, напомнил и согласовал с каждым разведчиком его действия в ходе проведения операции, уточнил порядок работы подгрупп, проверил связь внутри группы.

– Вроде бы теоретически все отработали и предусмотрели, – подумал он. – Хотя, как говорили еще в училище преподаватели, возможность неудачи, конечно же, остается даже тогда, когда приняты, казалось бы, все мыслимые и немыслимые меры предосторожности. Ну что ж, в данной ситуации никак лучше не проверишь правильность своего решения, чем его реализацией на практике. А вот поведут ли боевики караван именно этой ночью? Это уже было под вопросом. Оставалось только ждать.

Дав команду на отдых и сказав Орлову, чтобы тот определил порядок охраны и оповещения группы, Сергей, наконец, прилег и сам на подстеленную плащ-палатку. Сон не шел.

– Задачка, конечно, не из легких, но и наверняка не самая сложная, – думал он, – были и посложнее. Хотя на такой совсем открытой местности ему до этого времени не приходилось работать. А тут еще один негативный фактор появился – это кочевье. Если здесь шум поднимется, там наверняка будет не только все слышно, но и видно. Небо опять облаками начинает закладывать, может хоть какую-то скрытность обеспечит. Обязательный сеанс связи пропустили, так что теперь уже свяжемся, возможно, только после работы, если она состоится…, тьфу, тьфу, тьфу, – сплюнул он на всякий случай, – или уже в восемь утра.

Так, думая о деталях предстоящего спецмероприятия, Сергей незаметно задремал. Проснулся он от тонального вызова УКВ-станции. Галимов, находившийся в подгруппе наблюдения, передал, что слышит со стороны границы шум работающей техники, а еще через пару минут – о прохождении одного грузовика с боевиками.

Казанцев глянул на часы, – двадцать три пятнадцать. Не может быть, чтобы духи пустили только одну машину с людьми. Минут через десять – пятнадцать надо ждать и груз. Но и эту тоже придется уничтожить, иначе не дадут работать.

– Орлов, – окликнул он сержанта, – давай сигнал готовности. Кажется, что-то начинается.

Шум мотора слышался все более отчетливо, и вскоре показались включенные габариты тяжело идущего грузовика.

– Медленно идет – это хорошо, – мелькнуло в голове, и Сергей дал заранее условленный сигнал Корнилову.

При подходе тяжело идущего от перегруза грузовика почти вплотную он и Корнилов с обеих сторон запрыгнули на подножки машины и практически мгновенно из ПБ бесшумно убрали не успевших ничего сообразить водителя и второго духа. Здесь же быстро отогнали грузовик с дороги и, окружив его бойцами группы, потребовали через Гаджиева от сидящих в кузове и, по-видимому, спящих и ничего не подозревавших боевиков сдаться. При отказе же машину пригрозили забросать гранатами и сжечь вместе с ними.

Те, кидая на землю оружие, стали по одному выпрыгивать из кузова.

– Молодежь, не обстрелянные еще, – подумал Казанцев о плененных ими моджахедах, наблюдая, как его бойцы чуть в стороне укладывали их вниз лицом, а потом уничтожали, кто из бесшумного оружия, кто просто ножом по горлу, – было не до выбора.

Всего оказалось двадцать восемь трупов. Оружие забросили опять в кузов машины. Перед полной расправой допросили одного из душманов и выяснили, что те в большинстве своем были иранскими наемниками иехали на кочевье, где их уже ждали для переброски в район Герата и дальнейших действий по проведению диверсий в данной провинции. Моджахед также сказал, что за ними следует еще три грузовика – один с оружием, боеприпасами и взрывчаткой, в двух других же, как и у них, около тридцати боевиков с оружием и командир вводимого на территорию Афганистана духовского отряда. Вводил же отряд, ехавший в кабине только что захваченной спецназовцами машины, офицер пакистанской разведки.

– Жаль, – подумал Казанцев, – он бы мог сказать намного больше.

Окинул взглядом своих ребят. Ночь была не совсем темная, периодически из-за облаков появлялась луна, и тогда местность освещалась почти как днем. Его парни, перемазанные кровью боевиков, сдавали Орлову найденные при обыске трупов документы, карты, деньги и прочее имущество. Тот пытался сразу здесь же их сортировать.

– Брось, днем потом в них разберемся, – сказал Сергей сержанту. – Давайте пошустрее отгоните грузовик, сейчас опять гости будут, – добавил он, а сам, наблюдая за действиями своих подчиненных, подумал о том, как тяжело им придется в Союзе, хотя этого они пока не осознают, об этом еще не догадываются. Из одиннадцати бойцов только один Корниенко новичок, практически не обкатанный в бою. Остальные же побывали в таких переделках, что, не дай бог, кому подвернуться им под горячую руку «на гражданке». Да, отбор в спецназ должен быть особым. Сюда надо брать людей только на контрактной основе и уж, конечно же, не с восемнадцати – девятнадцати лет. Выпускать в общество только-только достигших двадцати лет еще не сформировавшихся морально молодых людей со смертельно опасными навыками и опытом боевой работы – это более чем неразумно. Последствия как для них самих, так и для общества могут быть самые непредсказуемые. Любая война калечит человека не только физически, но и извращает человеческую психику.

Для большинства из этих молодых ребят, как и для него самого, война, к сожалению, стала уже ремеслом, обыденной работой, только кровавой, как у мясника на бойне. Только мясник знает, что и сегодня и завтра, и через месяц он так и останется мясником, а забиваемое им животное – его жертвой. Его же бойцы сами не знают, кто станет жертвой уже через минуту-другую – их противник или они сами, улетев с этой, такой неуютной и чужой им афганской земли в «черном тюльпане» «грузом 200», а может быть и оставшись в ней навсегда.

Спустя какое-то время опять послышалось надрывное урчание моторов, и через несколько минут показались габариты идущих друг за другом большого грузовика и двух грузовых «Симургов».

– Теперь уже без шума не обойтись, – подумал Казанцев и дал команду «приготовиться».

При подходе машин на расстояние уверенного поражения, Казанцев, как и было условлено, первым открыл огонь из автомата, а за ним и остальные разведчики. Ударили по кузовам машин из РПГ-18 и гранатометчики. Первый грузовик взорвался сразу же и, охваченный пламенем, как факел озарил всю округу. Из других на дорогу посыпались боевики, но, не успев рассредоточиться и что-нибудь толком сообразить, падали под огневым воздействием спецназовцев.

Установка была на полное уничтожение живой силы, другого варианта не предусматривалось. Когда все стихло, Орлов взял шестерых бойцов и добил раненых духов. Остальные обыскивали трупы, собирая содержимое, – в основном документы и карты, – в подобранный Гаджиевым небольшой чемодан, брошенный, по-видимому, кем-то из боевиков.

Вдруг со стороны, противоположной той, откуда пришла душманская колонна, опять послышался какой-то шум.

– Эх, не успеваем. Все-таки духи на кочевье услышали бой и решили подскочить, помочь своим, – понял Сергей. – А сколько их там – неизвестно.

Луна полностью вышла из-за туч и, кажется, совсем не собиралась уходить, изредка подмигивая своим предательским желтым глазом, как бы спрашивая, – Ну, что вы теперь предпримите, ребята? Неужели еще что-нибудь придумаете?

– Как некстати, – подумал Казанцев и посмотрел на часы, – два часа пятьдесят минут. Подозвал к себе ребят. Они все еще выглядели бодро, хотя и устали. Понимая, что их положению сейчас не позавидовали бы даже мертвые, все с надеждой смотрели на командира. Ведение открытого боя на равнине, где на десятки километров – ни кустика, да еще с превосходящим, по крайней мере, в несколько раз по численности противником – это уже не спецназовская тактика, это работа для мотострелковых подразделений, да и то – с окопами, траншеями и блиндажами. Но все знали уже не по первому выходу, что знаний, умения вести боевые действия в любых условиях и, самое главное в такой ситуации – характера в бою, их командиру не занимать.

Сергей держался спокойно и уверенно. Он понимал, что от этой его уверенности зависит и то, как поведут себя в предстоящей неравной схватке эти парни, практически еще юноши, сверстники которых сейчас сидят где-нибудь в студенческих аудиториях, заняты на производстве, ухаживают за девушками или спят в теплой уютной постели. Ребята верили ему и ждали дальнейших его распоряжений и указаний.

Говорить лишние слова, подбадривать их он не стал. Лишать совсем надежды на спасение в таких условиях тоже нельзя, но и основной нитью проходить в голове у бойцов должно все-таки не желание спастись любой ценой, а строгое выполнение задуманного командиром плана. Поэтому буквально несколькими фразами дав оценку обстановки и поставив задачу боевым порядкам, он просто тихо сказал, – Мужики, ситуация, мягко говоря, хреновая, но не безнадежная. Через пару часов начнет светать, так что, если уходить отсюда, то это в данной ситуации бесполезно, пёхом далеко не уйдем, только силы растратим на эту беготню. Да и сейчас даже достаточно светло, – и дня не надо, – чтобы нас как зайцев по полю гонять и с машин расстреливать. Поэтому давайте в любом случае готовиться к серьезному бою здесь, в этом поле и ждать подхода наших вертушек.

Дав команду занять боевые позиции, он задержал возле себя сержантов.

– Ты, Женя, – обратился он к Гаджиеву, – возьми сейчас Корнилова, он у нас лучший спец по технике и посмотри с ним, в каком состоянии оставшиеся духовских машины. Все, иди.

– Если хоть один на ходу, на технике рванем, – крикнул он уже вслед кинувшемуся выполнять приказание младшему сержанту и повернулся к старшему радисту. – Основная надежда на тебя, Володя. Делай все возможное и невозможное, но как можно быстрее организуй связь с Центром и «дави семерки» – на срочную съемку. Ночью летуны вряд ли вылетят, но хоть шевелиться начнут, да и наши их не оставят в покое, а там и до утра недалеко – даст бог, продержимся. Наши координаты у тебя есть.

– Ну а ты, Саша, – повернулся он к Орлову, – свою задачу знаешь. Идем, проверим позиции бойцов и по местам. Я сам буду на правом фланге, ближе к центру, а ты пойдешь на левый. И Корниенко возьми с собой, приглянешь за ним. Скоро здесь будет жарко. Вон уже, кажется, и фары их машин видны.