скачать книгу бесплатно
– Тогда откуда у него на руках синяки?
– Ах, это? – На шее у директрисы проступили малиновые пятна. – Его же приходилось вытаскивать из-под кровати. Он сопротивлялся – отсюда и синяки. Но согласитесь, у педагога просто выбора не было – не оставлять же ребенка под кроватью.
– А как сейчас?
– Да в общем так же, – промямлила воспитательница, назначенная в провожатые.
В спальне, куда проводили комиссию, в два ряда стояли двенадцать идеально заправленных коек.
– Что это? – Детский врач попятилась от порога, ноздри завибрировали. Остальные тоже с беспокойством принюхались: из спальни явственно несло мочой.
– Это Эдька обоссался, – любезно сообщил из коридора сиплый детский голос.
Дамы дружно обернулись и воззрились на худющего белобрысого мальца лет десяти в байковой клетчатой рубашке, размера на два больше, чем требовалось.
– Хорошилов, – прошипела воспитательница, – ты почему здесь околачиваешься?
– Я за ручкой пришел. У меня ручка сломалась, – малец продемонстрировал половинки того, что было шариковой ручкой.
– Быстро бери и быстро возвращайся на урок.
Десант замер в ожидании, пока Хорошилов покинет спальню.
Хорошилов не торопился. Он присел перед тумбочкой и проводил серьезные изыскательские работы.
Наконец, искомая ручка была найдена. Дождавшись, пока белобрысая голова скроется за дверью, Талли обратилась к воспитательнице:
– А где Крупенин?
– А зря Эдьку из психушки выпустили, – светлая голова снова обнаружилась в проеме, – он теперь кусается, ссытся и заикается.
– Да где он? – теряя терпение, повысила голос Алла.
– А вон, – Хорошилов показал кивком на кровать в углу, – под кроватью. Может, помочь?
– Так, Хорошилов, – окоротила волонтера воспитательница, – марш отсюда. Без сопливых обойдемся.
К вящей радости маленького временного коллектива, Эдик откликнулся на зов и выполз из убежища.
Вот тут и выяснилось, что Хорошилов не соврал: вернувшись в интернат, Эдик впал в регрессивное состояние, к привычке спать под кроватью подключились ночной энурез и заикание.
Участницы экспедиции обменялись быстрыми взглядами. Двух мнений быть не могло: поведение Эдика Крупенина говорило о том, что насилие – психологическое, физическое, а возможно, и сексуальное – продолжается.
***
…Был вечер пятницы. Макс как раз закончил первую серию своего эпохального фильма, и ему нестерпимо хотелось отправить ее по электронной почте Талли и поразить ее своим талантом.
В рабочем беспорядке, царившем на столе, Макс отыскал телефон, набрал номер, который в списке номеров был первым.
– Я написал сценарий, – победно сообщил он, ожидая, что Талли прервет его восторженным воплем. Талли молчала. Макс принял это молчание за одобрение и продолжил:
– Это только первая серия. По плану будет двенадцать. Хочешь, я пришлю тебе, почитаешь?
– Пришли, – равнодушно разрешила Талли, и от ее тона у Макса в груди образовалась пустота.
– Тебе не интересно? – глухим голосом спросил он.
– Я устала. Извини.
Сердце у Макса упало. Какое же он чудовище, какой же он эгоист.
– Таллюшка, – ненавидя себя, пробормотал Макс, – может, сходим куда-нибудь?
– Не могу. Я не в городе.
– А когда вернешься?
– На следующей неделе.
Несколько дней Макс скоротал, погрузившись в Смутное время, а когда вынырнул, Талли не отвечала.
Макс вызывал ее номер раз за разом, пока голос оператора не объяснил:
– Абонент выключен или находится вне зоны действия сети…
Макса пронзила страшная догадка: у него есть соперник. Талли встретила мужчину… Может быть, прямо сейчас, в этот момент… встречает…
Воображение точно сорвалось с цепи, эротические сцены одна ярче другой выползали из глубин подсознания, как оборотни в лунную ночь. Ладони вспотели.
Скользкими пальцами набрал Лешку.
Лешка оказался вообще не в курсе командировки сестры, и Макс от разочарования едва не взвыл:
– Позвони и поинтересуйся, где она. Вдруг что-то случилось?
– Да что может случиться? – В трубке отчетливо был слышен зевок.
– Что угодно! Вдруг она познакомилась с каким-нибудь негодяем или маньяком?
Лешка звучно сомкнул челюсти:
– Маньяком? Сам ты маньяк. Дураков нет, чтобы с Талли знакомиться.
– Что ты несешь? – возмутился Макс, – а еще брат называется.
– Ты ее просто не знаешь. Талли ни одному маньяку не по зубам. Сто раз сказал и еще повторю: она тебе не подходит.
– Кончай трепаться. Звони. Только потом меня сразу набери.
Дождаться Лешкиного звонка Максу не хватило терпения – набрал его сам. Линия была занята, и Макс обхватил голову руками, не в состоянии вынести ожидания. Наконец, номер освободился, и Лешка будничным голосом сообщил:
– Все у нее нормально. Я же говорил.
Раздутое воображением напряжение лопнуло, как мыльный пузырь: слава богу, с Талли все в порядке!
– Лучше скажи, о чем ты с нею разговаривал? – проявил интерес Лешка.
– Об истории.
– Ну ты даешь, Макс! С девушкой – об истории? Мог бы о чем-нибудь другом поговорить.
– О чем это, интересно? – совершенно искренне удивился Максим.
– Ну, там, о фильмах, о книгах, стихи Талька любит – можно было о стихах.
– Ты хоть что-нибудь знаешь о своей сестре? – надменно поинтересовался Макс. – Она сказала, что любит историю.
– Не настолько, чтобы битых два часа лекцию слушать.
– В чем проблема? Это же слушать, а не говорить.
– Я понял, – сдался Лешка. – Давай, удачи тебе.
Радости от того, что с Талли все в порядке, хватило ненадолго. Макс снова набрал сакральный номер – с тем же результатом.
Вопрос «почему?» сводил с ума. Почему она не хочет с ним разговаривать? Почему?
Макс хватал и снова отшвыривал трубку, наконец, написал сообщение: «Талли, что происходит? Ты не хочешь со мной разговаривать?».
Трубка слабо звякнула, проинформировав: «Сообщение не было доставлено…»
***
…Эдик Крупенин, педагоги, дети, няни, повар, медсестра, сторож – были опрошены все.
Из отдельных бесхитростных свидетельств складывалась даже не трагедия, а просто – жуть.
Семилетнего Эдика Крупенина изнасиловали в туалете два старшеклассника – четырнадцатилетний Роман и тринадцатилетний Александр.
Малолетки с порочными лицами блеяли что-то о согласии Эдика, в пустых глазах не просматривалось ничего, кроме животных рефлексов.
После контактов с подростками Талли не могла отделаться от навязчивого желания часто и подолгу мыть руки.
От всей этой истории тошнило, будто она каждый день на завтрак съедала кусок несвежей колбасы.
Тошнота из желудка поднималась в голову и парализовала мозг.
О матери Эдика Талли не могла думать иначе, как непечатным текстом.
Сознание, что именно она обрекла сына на весь этот ад, доводило до исступления. Где носит эту дуру, эту шваль, эту биксу подзаборную? Какая замечательная у нее жизнь – в неведении. Стерилизовать таких надо. А еще лучше – за волосы и в костер.
Соратницам по борьбе было легче: дома их ждали дети – обожаемые существа, которые на фоне бесприютного сиротства выглядели баловнями судьбы.
Талли же сама была несчастлива и никого не сделала счастливым, и собственное одиночество вступило в химическую реакцию с одиночеством Эдика Крупенина и породило беспросветный мрак.
Днем Талли еще как-то справлялась с собой, но ночью…
Как только в номере гас свет, бесы принимались за дело, нашептывали о безысходности и невозможности изменить ход вещей.
Звонок Макса пришелся на третий день, когда Талли уже преследовали ощущения в духе хоррор: ей стало казаться, что мерзость двух человеческих детенышей вселилась в нее и пожирает изнутри.
– Я написал сценарий, – сообщил ликующий голос.
Слова до такой степени выпадали из контекста последних событий, что показались незнакомыми. «Что? – пронеслось в голове, – какой еще сценарий? О чем это он?».
Ликование на другом конце провода продолжилось:
– Это только первая серия. По плану будет двенадцать. Хочешь, я пришлю тебе, почитаешь?
Вот оно что! Сценарист-надомник приглашает разделить с ним радость творца!
Эгоистичное, жалкое существо. Такие не имеют понятия, каково это – оказаться парией в семь лет. Таким все безразлично, кроме собственных ничтожных переживаний, не стоящих выеденного яйца. Он будет носиться со своими никому не нужными идеями, со своей никому не нужной любовью, с собой. Мужчины. Сильный пол. Защитники. Тьфу!
Талли стиснула челюсть, чтобы не заорать, не затопать ногами, не запустить в стену графин, олицетворяющий гостиничный уют.
Ничего этого она не сделала.
– Я устала и хочу спать, – сквозь зубы процедила она и, кажется, даже извинилась.
…Настоящий ужас только начинался.
Марина с готовностью объявила Эдика Крупенина невменяемым, а районный прокурор принял сторону дирекции интерната.
Ощущение собственной бесполезности достигло пика, и неожиданно для себя Талли не смогла пройти мимо церквушки – скромного деревянного сооружения, чудом уцелевшего с конца восемнадцатого века.
Вечерняя служба окончилась, в церкви было тихо и пусто.
Единственная лампочка горела в притворе, придел тонул в тенях, от пустых подсвечников веяло унынием.
С неясным чувством Талли постояла, привыкая к полумраку, и прошла к центральному аналою.
Сбоку от алтаря под распятием темнели три фигуры, в одной угадывался священник.
– Теперь вы в ответе за это чадо. Как можно чаще приносите его к причастию. Если в душе нет Бога, там поселяется дьявол – третьего не дано, – услышала Талли, подойдя.
Двое его собеседников стали кланяться, батюшка благословил каждого, отпуская. Талли упорно не сводила глаз со спины, обтянутой сутаной.
Батюшка живо обернулся, их взгляды встретились.
