скачать книгу бесплатно
– Не знаю. Предлагай.
Назвав первое, что пришло на ум, – ресторанчик мексиканской кухни «Амиго» – Макс вернул Лешке трубку и вдруг почувствовал себя опустошенным. Н-да, такого с ним еще не бывало.
Во-первых, он никогда прежде не влюблялся так безнадежно.
Во-вторых, девушки его никогда прежде не бывали кандидатами наук и директорами.
То ли он планку повышает, то ли его холостяцкие акции растут…
…Куда-то подевался фен, черт бы его побрал. Последний раз она сушила Фимку, когда та вывалялась в птичьем помете… Общеизвестная Фимкина страсть к экскрементам доканывала Талли и служила поводом для семейных приколов.
– А не знаешь, зачем я ему понадобилась, ба? – Талли бродила с полотенцем на голове по квартире. Фу, ты! Вспомнила! Вот он, на подоконнике.
Фаина Абрамовна плавно перетекала из комнаты в комнату следом за внучкой:
– Максим окончил финансовую академию, но ему, видишь ли, никогда не нравилось работать с цифрами. Я не знаю точно, почему он уволился, но теперь он понятия не имеет, чем заниматься и что делать: дальше тянуть эту лямку или пытаться круто изменить жизнь.
– Каким образом?
– Он помешан на истории.
– Пф! Учителем хочет заделаться?
– Бери выше – хочет податься в документалистику.
– О-о!
– Да. Так или иначе, он хочет уехать в Германию.
Талли была настоящей внучкой свой бабушки и ухватывала суть налету: если мальчишка уезжает, то все ограничится консультацией. Ну и черт с ним.
Талли с удивлением поняла, что ждала большего. Сейчас она бы ухнула в отношения с головой, как в омут.
Лучше омут любви, чем омут сиротства, который она так неосмотрительно пригласила в свою жизнь.
Нет, на любовь она бы не отважилась, а вот интрижка была бы в самый раз. Интрижка отвлекла бы ее, придала сил. Да! Мужчина – вот что ей сейчас показано, а не любовь. Любовь делает больно – так она устроена.
Любовь это… как сильный мороз для бездомного.
Ненужные воспоминания против воли ожили, принялись хозяйничать в памяти…
… Родители спали и видели, что их дочь получит зарубежное образование. Пришлось подчиниться.
Впереди у Талли замаячила разлука с Иосифом.
На память (на вечную память) о себе она проделала все, что проделывает влюбленная нимфетка: соблазнила Иосифа.
Далее последовали клятвы верности, надрывное прощание, самолет и четыре года учебы в университете Тель-Авива.
Ах, какие нежные письма он писал, сколько обещаний в них было! Обещаний вечной любви и неземного счастья. До сих пор рука не поднимается их выбросить.
Возвращаться после университета оказалось некуда.
Родители к этому моменту развелись. Сначала мать, а за ней и отец завели свои семьи, и две половинки души Талли оказались сиротами. По наивности Талли полагала, что Иосиф позовет к себе, но он не позвал.
В разгар лета Талли пробил озноб, когда она увидела Осю с невзрачной носатой девочкой. Парочка обнималась под старым тополем, не обращая внимания на спешащих мимо людей. Слабея, Талли жадными глазами вбирала не ей предназначенную нежность.
Ноги подгибались. Она перестала соображать и видеть тоже перестала: слезы ее ослепили или кольцо с гравировкой на пальце у Оси – ее подарок…
В душе треснуло что-то и с гулом обрушилось. И этот гул обрушения застрял в ушах. «Это трещина, – врала себе Талли, – это не пропасть». Вранье не спасало – пропасть расползалась, и она оказалась на краю.
Не известно, чем бы кончила Талли, если б не бабушка.
…Включив фен, Талли направила теплую струю воздуха на голову – радикальное средство от воспоминаний – и посмотрела на себя отстраненным взглядом.
Даже мокрые, волосы были нежного, светло-рыжего, как осенний лист, цвета.
Какая она все-таки хорошенькая. Хорошенькая и несчастная.
Двое преемников Иосифа не нашли отклик в душе. Пожарище оставалось пожарищем, здесь бессилен даже Лешкин друг, сказала себе Талли, каким бы зажигательным он ни был. К тому же эти творческие личности, эти искатели приключений так непредсказуемы, что лучше держаться от них подальше. Она так устала от боли, своей и чужой.
– Так я позвоню Алеше? – Фаина Абрамовна всегда была с внучкой терпелива.
Соглашаться Талли не торопилась – пусть ценят. Она отключила фен, устроила его в предназначенный специально для этого держатель и только тогда ответила:
– Ну… не знаю. Если хочешь. – Сердце отчего-то зачастило, Талли почувствовала, что краснеет и разозлилась: вот что делает одиночество. Она уже готова закрутить с каким-то юнцом, который сам не знает, чего хочет от жизни…
И вообще, это не гуманно – цепляться за первого встречного, чтобы не чувствовать себя мертвой.
Пока Талли препиралась сама с собой, на пороге ванной образовалась Фаина Абрамовна с трубкой в руке:
– Это Макс, – одними губами проартикулировала она.
В самый последний момент Талли почувствовала дыхание судьбы и струсила:
– Ба, – зашептала она, – зачем этот цирк-шапито? Может, он…
Трубка оказалась у нее в руках, и все сомнения пришлось отложить.
– Алло-о? – протянула Талли хорошо поставленным голосом. Таким голосом она разговаривала на телевидении и с родителями – тоном «мисс-само-совершенство».
От трубки исходило замешательство.
Через минуту Талли пришла к твердому убеждению, что Лешкиному другу таки требуется консультация специалиста.
Тот впадал в ступор на ровном месте – еле выдоил «Привет» и, кажется, забыл, что в таких случаях говорят. Еще один чокнутый на ее голову. Впрочем, каким еще может быть друг у ее чокнутого братца?
Наконец, родил идею, пригласил в «Амиго». Видимо, это был плод коллективного разума. А как она должна добираться до этого «Амиго», коллективный разум не придумал. Молокососы. Придется брать управление на себя.
– Максим, передай, пожалуйста, трубку Леше, – проворковала Мисс-само-совершенство.
В трубке возникла какая-то возня, бормотание, наконец, знакомый бас прогудел:
– Да?
– Лешка, – воркование сменилось рычанием, – почему бы вам не приехать за мной и не отвезти в это кафе?
– Да ну, Талька, давай ты сама, – без надежды на успех заныл Лешка, – я не могу, у меня тренировка.
– Леш, ты мне отказываешь?
– Нет, я не отказываю, – сдрейфил Лешка, – но я, правда, не могу.
– Если ты мне не отказываешь, то давай ты нас подвезешь, а потом уже поедешь на свою тренировку. У тебя получится, вот увидишь.
– Ну… это же долго, – затосковал Лешка, – к тебе сначала, потом в кафе, и вообще это в другой стороне от клуба.
Обычно Талли не злоупотребляла манипуляциями, особенно с членами семьи, но тут напустила на себя обиженный вид:
– Алеш, ты мне брат или не брат? И успеешь ты на свою тренировку. Куда она денется? Или вас штрафуют за опоздание?
– Ну, нет, – промямлил Лешка, и вопрос был исчерпан.
…На Лешкиной старенькой темно-серой «Хонде» друзья через десять минут тормозили у подъезда многоэтажки в самом центре города.
– Причешись, – буркнул Лешка.
– Да ладно? – не поверил Макс, но все же отогнул козырек над лобовым стеклом и посмотрелся в узкое зеркало.
– Дай-ка я на тебя посмотрю.
– Да ладно? – еще больше изумился Макс.
– Ты прикидываешься, да? Талька сейчас тебя оценивать будет. – Алексея не покидало чувство, что он привез своего питомца на выставку или без какого-нибудь шанса на успех выставил на бега жеребца-первогодку.
– Так это… я тоже к ней буду прицениваться.
– Вот здесь ты ошибаешься: прицениваются они, то есть девчонки, а мы тупо демонстрируем себя, – авторитетно заявил продвинутый Лешка.
Полную инвентаризацию другу Алексей произвести так и не успел – из подъезда стремительно выпорхнула сестра.
Из горла Макса вырвался нечленораздельный звук, рот от удивления приоткрылся.
Дьявол! Макс почувствовал себя обманутым. Как он мог забыть? Мягкие черты лица, загадочные глаза под чуть припухшими веками, плавная линия подбородка, тронутые улыбкой губы… именно такие, какие ему всегда нравились…
Лешкино шипение раздалось у самого уха:
– Быстро! Выскакивай и встречай!
Макс неуклюже вывалился из салона навстречу Мечте:
– Здрасти. – Наверное, от волнения к нему приклеилась дурацкая улыбка.
– Привет, – Талли раздвинула в улыбке матовые губы.
Ища поддержки, Макс оглянулся на Лешку и бессознательно отметил сходство между братом и сестрой. Сходство было фамильным, но цвет волос… Оба были рыжими, как грибы лисички.
– Дверь ей открой, – сделав страшные глаза, прошипел Лешка. Угораздило же его вляпаться в эту скользкую историю. Вот чем он сейчас занимается? Не то сватовством, не то сводничеством. А если у них ничего не получится, – а внутренний голос отчетливо, без запинок суфлирует, что ничего у них не получится, – то он, друг и брат, окажется между двух огней.
Макс поспешно выполнил указание. Получилось не очень элегантно, но он пажеских корпусов не оканчивал – был такой грех.
Талли впорхнула на заднее сиденье, и Макса легко контузил аромат спелой дыни.
Поймав взгляд сестры в зеркале заднего вида, Лешка пробубнил:
– Привет.
– Привет.
Совершенно деморализованный, Макс продолжал торчать перед открытой дверцей.
– Максим, – окликнул его ласковый голос, – так мы едем?
Частично придя в себя, Макс устроился на заднем сиденье, рядом с Мечтой.
Талли мило улыбалась, и невротическая улыбка на физиономии Макса приобрела более естественное выражение, и мысли потекли оптимистичные, с уклоном в эротику. И случилось то, что не могло не случиться: Макс влюбился.
Он даже не пытался сопротивляться – сопротивляться было бессмысленно, – он просто вверил себя судьбе.
…Ресторан с мексиканской кухней вполне годился для кандидатов наук и директрис.
Чувствуя всю полноту ответственности, Макс пропустил свою спутницу вперед.
Сделав несколько шагов, Талли оглянулась. Встретив вопрос в глазах, Макс спохватился, припустил к угловому столику у окна. Талли с достоинством проследовала за кавалером. Испытывая замешательство, Макс плюхнулся на стул, не оставив даме выбора.
Одна бровь на хорошеньком личике поползла вверх: «Валенок», – мысленно заклеймила Лешкиного друга Талли.
Однако это было не совсем так. Лешкино беспокойство передалось Максу, он старался изо всех сил, выказывал воспитание.
Увы. Воспитан Макс был мамой-феминисткой. Он через раз вспоминал, что мужчина входит в лифт первым, не подавал даме руку при выходе из транспорта, пальто при выходе из дома и так далее. То ли потому, что мама не считала эти проявления галантности истинной культурой, то ли потому что была слишком независима, только она никогда не дожидалась внимания ни со стороны мужа, когда он имелся, ни со стороны сына.
Стремительно и без посторонней помощи надевала пальто, выпрыгивала из автобуса и влетала в лифт прежде, чем Макс успевал сообразить, что к чему.
Талли была другой – это было очевидно. Она не просто ждала проявления внимания, она требовала его. Требование это было молчаливым, и тем острее чувствовалось.
От переживаний, что сделает и скажет что-то не так, Макс даже взмок.
Чтобы избавиться от чувства неуверенности, сразу сел на спасительного конька – исторического.
