скачать книгу бесплатно
Это может быть совсем не то, о чем ты подумала.
Посудомойка возилась на кухне, гремела алюминиевой посудой. Под это бряканье Талли усадила детей (каждого за отдельным столом), выложила на столы наборы карандашей и попросила что-нибудь нарисовать – что захотят.
Глазенки загорелись, процесс пошел.
Мягко ступая в ботинках на резиновой подошве, Талли прохаживалась между столами, туда – сюда, туда – сюда, наблюдала, как рождаются шедевры.
Закончив громыхать, посудомойка бесшумно удалилась, в тишине стало слышно, как о мокрое окно с видом на огромных размеров лужу трется ветка какого-то деревца.
В луже таяли частые капли.
Мысли унесли Талли домой…
Бедную Фимку пришлось устраивать к максималистке Наталье… В доме, по мнению подруги, либо дети, либо животные. Компромисс Наталья исключала.
Зато когда она вернется из командировки, квартира снова будет напоминать человеческое жилье – в нем будет хозяйничать бабушка. Как только бабуля окажется дома, Наталья в ту же минуту вручит ей Фимку. Хоть на несколько недель семья окажется в сборе.
Улыбнувшись уголками губ, Талли оторвалась от окна, рассеянно взглянула на ближайший столик.
Голова с двумя макушками склонялась над альбомным листом, детская рука в цыпках с синяками на запястье водила карандашом по бумаге. Талли перевела глаза на рисунок…
Черная собака с гениталиями и рядом – патлатый хозяин собаки в брюках. На гульфике большая, хорошо прорисованная пуговица.
Кровь взмыла и тяжело ударила в виски.
Картинка, которую изобразил маленький пациент с двумя макушками, вопила о насилии.
Улыбка застыла, скулы свело. Голова налилась свинцом, а сердце – ненавистью к взрослым.
Талли задержала взгляд на диковатой мордашке:
– Почему пуговица?
– Чтобы снимать брюки.
– Очень предусмотрительно, – пробормотала Талли, – вы пока рисуйте, а я выйду ненадолго.
Кивнула нянечке и деревянной походкой вышла из столовой.
Оказавшись снаружи, Талли привалилась к двери и постояла, прикидывая, как поступить.
К черту дипломатию и политесы.
Она сорвалась с места и ракетой понеслась по коридору, но уже перед кабинетом заведующей сбросила обороты. Ну же, сказала себе, ты же психолог. Думай конструктивно.
Сердце ухало в груди, Талли пришлось сделать несколько глубоких вдохов.
Постучалась и, услышав разрешение, вошла.
Подсознание мельком выхватило кофейный аромат, разлитый в воздухе, и отсутствие помады на бесформенных губах.
– Не помешаю?
– Кофе хотите?
– Да, – быстро ответила Талли, приземляясь на облюбованный ранее стул.
Марина расстелила салфетку, достала из шкафа пакетик (два в одном!), надорвала, высыпала содержимое в чайный бокал и залила кипятком.
Аромат кофе усилился.
Вдыхая притягательный запах, Талли судорожно соображала.
Она, конечно, не криминалист…
– Вы хотели о чем-то спросить? – проявила чудеса догадливости хозяйка.
– О синяках у мальчика. – Маленькая и бестелесная Талли вдруг заняла весь кабинет. – Не знаете, откуда они?
– Разумеется, знаю, – удивилась Марина, – мы же тут не плюшками балуемся.
– Конечно. Простите. – Талли обхватила пальцами бокал.
– Он поступил к нам с синяками.
– Вы позволите полистать его карту? – Бокал жег ладони, но Талли как будто не замечала этого.
– Если для вас это так важно.
– Очень важно.
С видом оскорбленного достоинства заведующая выдвинула ящик стола и перебросила Талли тощую тетрадку.
– Спасибо. – Отставив бокал, Талли смахнула со стола карту, впилась глазами.
Эдуард Крупенин, интернат для сирот №2, значилось на обложке. Талли перевернула лист. Семь лет, мать лишена родительских прав, отца нет. Со слов воспитателей, вдруг стал спать под кроватью и кусать всякого, кто пытался его оттуда извлечь. Отсюда синяки на запястье…
Вдруг стал кусаться? Спокойно, спокойно…
Два дня ты как-нибудь продержишься. И никому ничего не скажешь, потому что бесполезно. Крик поднимать надо не здесь, а… Где? Где?! В Москве, в Гаагском суде, в ООН, в небесной канцелярии? Хороший вопрос. И все-таки – где?!
***
…Программистка, как и Лешка, Аня оказалась интровертом. Разговаривать с ней было все равно что разговаривать с портретом: слушает и молчит. О чем думает – не поймешь.
Макс разразился зажигательным спичем о Смутном времени, о Борисе Годунове, о Богдане Бельском, живописал его почетную ссылку на воеводство в Великий Новгород, пересыпал все фактами и датами, как драгоценную парчу жемчугом…
Аня слушала рассеянно, не перебивала.
От этого рассеянного внимания на десятой минуте монолога Макс почувствовал себя дураком, а какому парню приятно чувствовать себя дураком рядом с девушкой?
От свидания остался стойкий неприятный осадок. Настолько неприятный, что Макс чуть не заболел от расстройства: с Анями ему не везло. Как и с Виками. И с Олями, кстати, тоже…
В институте была одна Аня… Красивая. Отец – моряк дальнего плавания. Судьба у моряка была драматическая: женился он по большой любви на женщине с ребенком. Бросив двоих детей, через три года жена сбежала с другим, моряк остался с двумя девочками – своей и чужой. Вот такая у Ани была семейная история.
С Аней закончилось все неожиданно: девушка бросила институт и исчезла. Как испарилась. Была, и нет.
И телефон «вне зоны».
По домашнему номеру ответила младшая, сводная сестра, сказала, что Аня подалась куда-то на юга – завербовалась на сезон то ли официанткой, то ли горничной.
Потом уже, когда все отболело, Макс понял, что бог отвел. Аня в мать, вертихвосткой уродилась. С хорошими парнями ей было скучно, а Макс (это он знал о себе так же твердо, как и то, что его зовут Максим) по определению был хорошим парнем.
Макс еще продолжал бы страдать, но начался учебный год, мама взяла дело в свои руки, и Аня отошла на задний план, откуда благополучно переместилась на задворки памяти. Там ей и место.
С Викой вообще все вышло криво. Оказалось, она замуж собирается, и Макс был для нее последней гастролью. Боковым прыжком. Тоже исчезла, тоже искал. Нарвался на жениха – вспоминать противно…
Оля – та вообще уехала учиться в Германию. Вот тогда, кажется, он и заболел немецким.
Программистка Аня пополнила список неудач. Еще один щелчок костяшек. 4:0.
Узнав об этом, Алексей испытал жестокий приступ неуверенности: вдруг не прав? Вдруг он встал поперек счастья сестры и лучшего друга?
К счастью, у Талли гостила бабушка Фаина. Разделить ответственность за судьбу друга кроме бабушки было не с кем, и Алексей позвонил и напросился якобы на чашечку чая.
К чаю был традиционный рыбный пирог, который, кажется, у бабушки не переводился никогда. После второго куска Лешка не вынес собственного коварства и откровенно признался в причине визита:
– Бабуль, Макс хочет, чтоб я устроил ему встречу с нашей Талли.
– Алеша, я тебя умоляю. В чем проблема? – Фаина Абрамовна посмотрела на внука внимательным взглядом поверх очков со сложными линзами. Большую часть жизни она занимала солидный пост в краевой администрации, и научилась не волноваться по пустякам.
Насколько помнил Лешка, Фаина Абрамовна расплакалась только однажды, когда Талли принесла первую зарплату.
Загипнотизированный третьим куском пирога, Лешка предпринял жалкую попытку оправдаться:
– Ба, если у них ничего не выйдет, я останусь виноватым.
– Полный бред. Макс ведь не дурак?
Лешка энергично замотал головой – отвлечься от пирога было категорически невозможно.
– Ба, они совсем не подходят друг другу, – завел шарманку Лешка, покончив с очередным куском.
Фаина Абрамовна задавила вялую аргументацию внука фактами:
– Нашей Талли никто не подходит, так что ж теперь? Вешаться?
Был вечер пятницы, и бабушка Фаина, недолго думая, постановила:
– Завтра суббота? Вот завтра их и познакомим.
План знакомства возник тут же, и креативным его назвать было нельзя даже с натяжкой:
– Я скажу Талли, что Максу нужна консультация психолога.
– Бабуль, неудачное начало, – обеспокоился Алексей, – она решит, что у него с психикой нелады.
– Спорим, она сразу решит, что Макс хочет на нее посмотреть.
– Тогда зачем придумывать какую-то консультацию?
– Алексей, – внушительно произнесла Фаина Абрамовна, – мы должны оставить Максу путь для отхода. Талька наша все-таки сложный человек… А консультация – это еще не предложение руки и сердца, правда?
Промокнув рот салфеткой, Лешка приложился к дряблой щеке благодарным поцелуем: с души свалился камень, все-таки не зря он пришел советоваться с бабушкой Фаиной.
…В субботу Фаина Абрамовна, как договорились, позвонила внуку и сразу взяла быка за рога:
– Макс у тебя?
– Да, бабуль, у меня.
– Тогда я передаю Талли трубку.
И Макс не успел глазом моргнуть, как с Лешкиной трубкой возле уха он оказался втянутым в интригу.
На том конце связи кто-то тихо сопротивлялся и шипел: «Ба, что за цирк-шапито? Он же…».
– Алле? – игриво позвал мягкий интеллигентный голос, но ни игривость, ни интеллигентность не скрыли, а, скорее, подчеркнули сексуальность тембра.
Макс вдруг разволновался. По телу прошла горячая волна, а голова предательски опустела. Нужно было что-то сказать, но что – Макс не мог сообразить, хоть убей. Заказное знакомство, как ни крути, смахивало на сватовство. Ему двадцать семь, ей – тридцать. При таких исходных данных у кого угодно возникнут матримониальные мысли. У Макса возникли. Внутренним слухом он даже услышал марш Мендельсона…
– Алле-о! – проявила нетерпение трубка.
– Привет! Талли? – Макс очнулся и набрал воздуха в легкие. – Это Максим.
– Максим? – Голос Талли дрогнул.
– Да, друг Алексея. Мы учились вместе. Может, ты даже помнишь меня.
– Да-да, припоминаю, – отозвалась трубка.
– Ты можешь со мной встретиться?
Максу показалось, что Талли молчала слишком долго для сестры друга. Инициатива неуловимо ускользала.
– Вообще-то могу, – наконец, последовал ответ.
– Отлично. Где?
