
Полная версия:
Монолог фармацевта. Книга 2
Маомао всего лишь исполнила порученное и передала наложницам высшего ранга все необходимые для внутренних чиновников знания. Другое дело, что госпожи встретили их каждая по-своему.
Наложница Гёкуё вся сияла, весело приговаривая: «Долой однообразие!» – пока ее старшая прислужница с извечно усталым видом молча следовала за ней. То и дело украдкой она бросала на Маомао пронзительные взгляды, которые та предпочитала не замечать.
Наложница Лихуа, порозовев от удовольствия, до сих пор сжимала что-то невидимое и шевелила пальцами. Похоже, оттачивала то, чему ее учили на занятии. Пока она упражнялась, ее личная служанка стояла, опустив голову, но даже так было видно, что она густо покраснела и мелко дрожит всем телом.
Хуже всех пришлось наложнице Лишу: спрятавшись в углу залы, она билась лбом о стену со стонами: «Нет… Я так не могу…» Бывшая отведчица, недавно назначенная ее старшей прислужницей, с испугом гладила свою госпожу по спине и всячески пыталась утешить.
Лишь наложница Лоулань безучастно уставилась в пустоту, и Маомао не могла сказать, что у той на уме. Ее прислужница, смущенно пряча взгляд, заворачивала оставленный на столике трактат в заранее приготовленный платок. Она явно не представляла, что еще с ним делать.
«Ну и ладно. Как будет угодно», – подумала Маомао, поглядев на равнодушие новой госпожи.
Она и сама стала собираться. Перетащив поклажу на тележку, она немного отпила холодной воды из поданной ей чаши. Да, она порядком утомилась, зато душу Маомао согревала мысль о серебре, которое ей за наставничество выдадут в наградном конверте.
Вскоре наложницы разошлись, держа при себе полученные трактаты и другие пособия: одни прижимали их к груди как величайшую драгоценность, другие же из брезгливости держали одними кончиками пальцев. Каждую вещь хорошенько завернули в платки так, чтобы невозможно было подглядеть, что несут в руках, ведь Маомао строго наказала никому ничего не показывать. Такие меры, безусловно, вызвали жгучее любопытство у тех, кого на занятия не допустили. Например, у господина Дзинси.
– И все же чему ты учила на этих занятиях? – не выдержав, спросил он.
Маомао, устремив взгляд куда-то вдаль, ответила:
– Почему бы не осведомиться у государя лично?
Она желала оставить те уроки в тайне. Пусть каждый сам догадывается, что там произошло.
Глава 4
Намасу
– Сяомао, позволите вас отвлечь? – окликнул Маомао господин Гаошунь, когда она, закончив уборку, уже направлялась к себе в комнату.
Что до лучезарного евнуха, то он, как поняла Маомао, притомился за день и, как только разобрал бумаги, поспешил удалиться в купальню.
– Да, господин?
Чуть помедлив, будто желая обдумать слова прежде, чем они прозвучат, господин Гаошунь прихватил подбородок и потер его несколько раз. Выждав немного, он наконец произнес:
– Хотел бы вам показать кое-что.
Тем вечером приметная морщина, пролегающая у него между бровями, углубилась больше обычного…
* * *Прежде объяснений господин Гаошунь выложил перед Маомао несколько связанных между собой дощечек с записями и любезно развернул их. Прищурившись, она стала читать некоторые из них. Чуть погодя Маомао спросила:
– Это… записи о старом деле?
На дощечках излагался любопытный случай отравления в купеческом доме, произошедший более десяти лет назад. Среди прочего указали, что купец съел иглобрюха, поданного в составе намасу.
«Ах, вот бы поесть иглобрюха!» – замечталась Маомао и сглотнула набежавшие слюнки.
Но тут она заметила, что господин Гаошунь косится на нее с явным неодобрением, и поторопилась принять серьезный вид.
– Что ж, как выпадет случай, я отведу вас поесть намасу, – немного подумав, пообещал господин Гаошунь, при этом в глазах его читалось: «И нет, мы не будем просить подать печень».
Маомао прекрасно помнила, какое приятное онемение и покалывание во рту вызывает ядовитая плоть иглобрюха, так что на печени не настаивала и видела достойную награду уже в том, что они поедят в хорошем заведении. И она решила взяться за дело всерьез.
– А что от меня требуется? – спросила Маомао, тщательно изучая сведения на дощечках.
– В то время я по службе расследовал этот случай. Недавно мой бывший сослуживец обратился ко мне за советом. Оказалось, произошло весьма схожее отравление.
«Бывший сослуживец? Значит, еще в те времена, когда господин не был евнухом, а принадлежал к воинскому сословию».
– Схожее? Чем именно? – заинтересовалась она.
Отравленная пища занимала ее куда больше, чем прошлое собеседника.
– Один из высокопоставленных сановников съел намасу с иглобрюхом и лишился чувств. В себя так и не пришел.
«Лишился чувств?» – мысленно повторила Маомао, и ее охватило недоброе предчувствие.
Все-таки уж слишком речист был тем вечером господин Гаошунь, из которого обычно лишнего слова не вытянешь. Маомао покосилась на него, чтобы получше разглядеть, – верный слуга лучезарного евнуха имел все тот же вид труженика, погрязшего в тяжких думах, о чем свидетельствовала глубокая морщина между бровями. И, кстати сказать, он тоже изучающе смотрел на Маомао.
– Позвольте, господин Гаошунь, разве вы не нарушаете семейную тайну?
Тот, не меняясь в лице, лишь медленно покачал головой. Спрятав кисти в рукавах, он промолвил:
– Мне нечего опасаться, вы надежный человек.
Из его уст это прозвучало как «не вздумай болтать лишнего».
– К тому же речь зашла о яде, – продолжил господин Гаошунь. – Неужели откажетесь?
Хитрый ход с его стороны! Прозорливый слуга прекрасно понимал, в чем заключается слабость Маомао.
– Пожалуйста, продолжайте, – попросила она, поморщившись от того, какую важность вдруг напустил на себя верный помощник господина Дзинси.
– На этот раз использовали ошпаренные кожу и плоть иглобрюха. – Господин Гаошунь указал на дощечки. – Именно после этого блюда сановник лишился чувств.
– Плоть? Не потроха?
– Нет.
Яд иглобрюха не растворяется при варке, и особенно много его содержится в печени и других потрохах. В плоти же он, как правило, встречается в малой мере. Поэтому, когда Маомао услышала о том, что сановник, приняв яд, лишился чувств, она предположила, что тот съел печень.
«Неужели плоть оказалась столь ядовитой?» – удивилась Маомао.
Но такое вполне могло быть. Все зависит от вида рыбы и условий, в которых она жила. Маомао иногда попадались такие чрезмерно ядовитые особи. Она сама, порой поддавшись искушению, пробовала их печень, за что приходилось дорого расплачиваться. В таких случаях бабуля поила ее водой до тех пор, пока весь желудок наизнанку не вывернет.
– Я не понимаю, что в этих случаях необычного. Все знают, что иглобрюх – рыба ядовитая, – немного погодя призналась Маомао.
Господин Гаошунь медленно покачал головой и, почесывая в затылке, пояснил:
– Дело в том, что в первом и во втором случае личные повара настаивают, будто бы никакого иглобрюха не добавляли.
Пока господин Гаошунь в растерянности хмурился, Маомао жадно облизывала губы. Дело обещало быть занимательным.
* * *В двух случаях оказалось немало общего. И купец из старого дела, и сановник из нового слыли ценителями изысканных и диковинных яств. Сановник обычно вкушал сырую, пусть и самую свежую, рыбу, хотя в последний раз угощался намасу из ошпаренной плоти и кожи. В сырой рыбе, бывает, водятся паразиты, потому-то сырое обычно не едят, а в иных провинциях подобные кушанья и вовсе под запретом.
Ценители намасу нередко питают особую слабость к иглобрюху. Говорят, встречаются и такие господа, которые, вопреки увещеваниям, нарочно просят у поваров кусочки рыбы, где содержится немного яда, чтобы насладиться характерным покалыванием во рту.
«Сами никогда не пробовали – и осуждают!» – мысленно возмутилась Маомао, подумав о тех, кто может не принимать подобные вкусы. Сама она считала, что нужно быть терпимым к чужим пищевым пристрастиям.
Также в двух случаях, о которых поведал господин Гаошунь, повара утверждали, что ни в чем не виноваты. Однако хозяева, отведав их яства, страшно отравились. Также среди объедков на кухне нашли потроха и кожу иглобрюха. Их взяли в качестве вещественных доказательств. Но поскольку в ходе следствия установили, что все потроха оказались выброшены, было решено, что жертвы не вкушали печень иглобрюха.
«Расследование провели на удивление дотошно», – заключила Маомао.
Она знала, что на свете полно сановников, готовых выдумать улики и обвинить невиновных.
Личные повара отравленных господ говорили, что подавали иглобрюха с другим блюдом, которое готовили накануне. В зимнюю пору, когда по нескольку дней стоят морозцы, ничуть не удивительно, если объедки подолгу лежат на кухне. И тем более не удивительно, что их обнаружили уполномоченные лица. В намасу же добавляли другую рыбу, и ее остатки тоже нашли в корзине для мусора.
«Нельзя сказать, что сановники выдумали улики, но и поварам нельзя верить на слово», – не без досады подумала Маомао.
К несчастью, свидетелей тоже не нашлось. Слуги доложили, что сановник часто ел один, дабы жена не прознала о его страсти к опасным яствам. Когда повар подавал блюдо на стол, слуги видели его только издали, и с такого расстояния трудно определить, кусочки какой рыбы попали в блюдо.
Сановник, отведав некий яд, рухнул наземь спустя четверть большого часа после того, как доел поданное. Слуга, вошедший с чаем, застал его с посиневшими губами и в судорогах – он едва дышал.
«Действие такое же, как у яда иглобрюха», – отметила Маомао.
Пока что из тех сведений, что добыл господин Гаошунь, полная картина не складывалась, и Маомао решила не строить бесплодных догадок, а послать его выяснить новые подробности.
– Так в чем же дело? – пробормотала она вслух.
Но едва умолкла, как сбоку от нее вынырнуло безупречное лицо лучезарного евнуха – Маомао так и окаменела. Сама она, похоже, не подозревала, что с его появлением у нее напряглись мускулы щек и стали твердыми что камень.
– Ужас на твоем лице так ранит! Я не столь страшен, чтобы так пугаться, – обиделся господин Дзинси.
Пока он говорил, госпожа Суйрэн, ахая, сушила ему мокрые волосы.
Маомао усилием воли вернула лицу привычное выражение. Похоже, при появлении господина у нее отвисла челюсть, и до того, что со стороны казалось: она вот-вот отвалится – такой ужас испытала Маомао.
– На удивление, ты внимательно выслушала все, что сказал тебе Гаошунь, – чуть позже с недовольством в голосе подметил господин.
– Понимаете, люди неизбежно слушают тех, чьи речи достойны внимания.
– А? Так, подожди… То есть мои речи недостойны… – начал было господин с видимым смятением, но Маомао успела отвернуться – ей было решительно все равно.
– Уже поздно, мне пора, – бросила она и поклонилась госпоже Суйрэн, которая все еще сушила волосы своему хозяину. Тот пытался что-то сказать, но старшая прислужница одернула его:
– Сидите ровно, господин.
Выходя от него, Маомао подумала, что от этого дела ей никак не избавиться. Когда речь заходит об отравлениях со смертельным исходом, она вечно не может с собою совладать и сует нос куда не следует.
Уже на пути в комнату она спохватилась, а не получит ли нагоняй от отца, если тот прознает.
* * *На следующий день господин Гаошунь исполнил просьбу Маомао и принес ей поваренную книгу.
– Здесь записаны блюда, что готовил повар для своего господина. Он утверждает, что подавал в основном только то, что описано в ней, – пояснил господин Гаошунь.
Сообщив необходимое, он раскрыл книгу и положил на стол прямо перед Маомао. И первой же попалась запись о приготовлении намасу с ошпаренной рыбой. Почесав подбородок, Маомао склонилась над страницами и принялась читать: «Политую кипятком рыбу добавить к тонко нарезанным овощам и заправить уксусом». Далее способ приготовления укуса был изложен с некоторыми особенностями, но в целом там не нашлось ничего необычного. На страницах было указано, в каких количествах добавлять уксус в зависимости от времени года и вида используемых ингредиентов, но не были названы ни сама рыба, ни овощи.
Задумавшись, Маомао снова почесала подбородок.
– Значит, мы не можем в точности установить, из чего готовили яство.
– Верно, – согласился господин Гаошунь.
Наблюдая за Маомао, в недоумении склонившей голову набок, к ней подобрался недовольный господин Дзинси. Он сжимал в кулаке несколько сушеных плодов лонгана и, чтобы съесть, разламывал их пальцами по одному, обнажая в сердцевине черное семечко. Плоды лонгана, созревающие летом, напоминали уменьшенные личжи, и в сушеном виде их называли гуйюаньжоу. Порой их даже употребляли как целебное средство.
– Что? Затрудняешься? – с трудом сдерживая нетерпение, осведомился господин Дзинси.
Отойдя от Маомао, он уселся за стол и, облокотившись на него, заглянул ей в лицо. Казалось, он всей душой жаждет, чтобы его пригласили к беседе. Наблюдая наглую навязчивость и развязность юного хозяина, Гаошунь грозно сдвинул брови и сверкнул на него глазами, однако вслух замечания не сделал.
«А все же не помешало бы его осадить», – раздраженно подумала Маомао и смерила невоспитанного господина Дзинси ледяным взглядом.
В тот же миг к нему потянулась чья-то рука и мягким, но решительным движением выхватила плоды из пальцев.
– Плохому ребенку сладостей не положено, – сказали за спиной юного господина ласково и почти певуче.
То была госпожа Суйрэн. Она просто стояла и улыбалась светлой улыбкой, но при виде нее Маомао посетило странное чувство. Отчего-то казалось, что за этим светом клубится черная туча. Маомао угадала за мнимой лаской несокрушимую силу воли, закаленную годами и опытом.
– Да, простите, – понурившись, уступил невоспитанный юный господин. Как по приказу, он спустил со стола локоть и выпрямил спину.
Госпожа Суйрэн тут же, удовлетворенно кивнув, вернула ему гуйюаньжоу. Оказалось, что при всей своей мягкости она умеет быть крайне строгой, особо когда дело касается соблюдения приличий.
Но мы слишком отклонились от сути, так что вернемся к главному.
– Второй случай отравления произошел совсем недавно, не так ли? – уточнила Маомао.
– Около недели назад, – с готовностью поправил ее господин Гаошунь.
В намасу обычно добавляют огурец, но стояла зима, и теперь приходилось использовать другие овощи.
– Наверное, это была редька и морковь… – предположила Маомао.
Зимой не так много овощей можно подать на стол. У каждого свой сезон, и едят их в определенное время.
– Говорят, добавляли морские водоросли, – вдруг подсказал господин Гаошунь.
– Водоросли?
– Все так.
Услышав подтверждение, Маомао невольно кивнула. Она знала, что водоросли часто добавляют и в лекарства, и в пищу, а порой даже в намасу.
«Раз уж пострадавший господин питал склонность к необычным яствам, значит, его потчевали редкими водорослями», – вывела Маомао, и ее губы растянулись в усмешке, обнажая острый клык, блеснувший на свету.
Господа Дзинси, Гаошунь и госпожа Суйрэн так и уставились на нее. Прищурившись, Маомао взглянула на господина Гаошуня и попросила, особо не надеясь, что ее просьбу удовлетворят:
– Не могли бы вы отвести меня на ту кухню?
* * *Господин Гаошунь устроил все как можно скорее, и уже на следующий день Маомао оказалась на кухне того самого повара. Назначенные на расследование этого дела чиновники, видно, сочли его раскрытым, а потому разрешение посетить дом пострадавшего господина удалось получить без труда.
Усадьба отравившегося вельможи стояла на северо-западе столицы в окружении таких же роскошных домов. Как известно, на севере в основном проживают высшие сановники, так что богатство усадьбы ничуть не удивило Маомао.
Хозяйка дома, измучившись после случившегося, совсем исхудала и слегла, и вместо нее Маомао встретил и сопроводил на кухню слуга. Он заверил, что получил на все согласие госпожи, а потому препятствия никто чинить не будет. Маомао сразу догадалась, что перед ней человек явно не благородных кровей, и с легким недоумением проследовала за ним.
Всю дорогу ее сопровождал молодой служилый, которого приставил к ней господин Гаошунь. Сей юноша поглядывал на Маомао с подозрением, и, похоже, она пришлась ему не по нраву, только ослушаться приказа он не смел, вот и шел вслед за ней.
Маомао не видела много смысла в том, чтобы заводить с ним разговор, и красноречивое молчание провожатого ее вполне устраивало. К тому же она видела, что он, даром что военного сословия, еще совсем молод, даже зелен. Впрочем, в его движениях не обнаруживалось ни малейшей суеты. Между бровей уже пролег легкий излом, и хотя лицо еще было по-юношески нежным, черты успели заостриться. Вместе с тем проявились непреклонность и суровая сдержанность. Всеми приметами провожатый напоминал Маомао кого-то знакомого, но кого?
К великой удаче, кухней, где, скорее всего, приготовили отравленное блюдо, со дня отравления господина никто не пользовался. Но только Маомао собралась переступить порог, как позади рявкнули:
– Как вы сюда вошли?!
К Маомао стремительно направлялся мужчина тридцати лет в дорогих одеждах и с сердито сведенными бровями.
– Кто дал разрешение?! Пошли вон! Сейчас же! Ты их притащил?! – отвернувшись от Маомао, накинулся на слугу он.
Маомао прищурилась, и тут молодой служилый, приставленный к ней господином Гаошунем, вышел вперед и вступился за несчастного:
– Мы получили разрешение от хозяйки дома! И пришли по долгу службы!
Маомао мысленно захлопала в ладоши, услышав, с каким достоинством служилый ответил грубияну.
– Неужели? – переспросил разъяренный мужчина, ослабив хватку на вороте слуги.
Тот же, взятый за грудки, наконец-то глотнул воздуху и закашлялся, а когда закончил, утвердительно кивнул.
– Позволите все осмотреть? Или же будете ставить препоны? – сурово осведомился молодой служилый.
Мужчина недовольно прищелкнул языком и с неохотой бросил:
– Да смотрите, кто вас гонит!
* * *Вместо жены сановника, лишившегося чувств, хозяйство перешло в руки его младшего брата, которым, по всей видимости, и был тот разъяренный мужчина. Когда слуга усадьбы подтвердил догадку, Маомао все тут же стало ясно.
«Вот как…» – подумала она и пожалела, что вообще влезла в семейные дела чужого дома, а потому решила пока держать рот на замке.
Окинув взглядом кухню, Маомао заподозрила, что всю утварь уже вымыли, поскольку та стояла на полках слишком ровно, – очевидно, повара постарались. А вот съестное, за исключением разве что скоропортящихся припасов вроде той же рыбы, оставалось на своих местах.
Маомао обошла кухню, заглядывая в каждую щель, и очень скоро без труда обнаружила на дальней полке именно то, что надеялась найти. Увидев в глиняном горшочке соленые заготовки, она довольно прищурилась.
– Знаете, что здесь хранится? – спросила она у слуги.
Тот, сощурившись вслед гостье, заглянул в горшок и, не понимая толком, что у него спрашивают, покачал головой. Тогда Маомао зачерпнула пригоршню и опустила в кувшин с водой.
– А теперь узнаете?
– А-а! Так это же любимые водоросли господина! – оживился слуга. – Он часто просил добавлять их в пищу. По правде говоря, не думаю, что в них может быть яд.
Слуга, судя по всему, пользовался большим доверием хозяйки, и Маомао не чувствовала, что он врет.
– Вот именно! – рявкнул раздраженный мужчина, стоящий в дверях кухни. – Если закончили, прошу немедленно удалиться!
Его взор был прикован к горшку, который Маомао держала в руках, и в этом пристальном взгляде сквозило явное недовольство.
– Как скажете, – покорилась Маомао, ставя горшочек на прежнее место.
Выгадав время, она незаметно зачерпнула из него пригоршню водорослей и спрятала в рукаве.
– Простите, что побеспокоили вас, – сказала она напоследок, покидая кухню.
Она еще долго чувствовала спиной колючий взгляд нового господина усадьбы.
* * *– Что же ты ему поддалась? – недовольно спросил молодой служилый у Маомао, когда их повозка запрыгала по ухабам.
– Почему обязательно поддалась? – возразила та, а про себя отметила, что провожатый впервые заговорил с ней за все время поездки.
Вынув из рукава засоленные водоросли, Маомао осторожно завернула их в платок. Она знала, что рассол быстро впитывается в ткань, отчего на ней остаются некрасивые разводы, но стряхнуть с рукава остатки так и не решилась, чтобы не раздражать своего попутчика.
– Видите ли, странное дело…. Для этих водорослей еще не сезон, – первым делом пояснила Маомао. – В то же время с прошлого года они бы не сохранились даже в засоленном виде. Думаю, они нездешние. К примеру, их могли привезти торговцы с юга, но кто и где их купил – не скажу.
Глаза служилого широко распахнулись. Видимо, он понял, чем ему надлежит заняться. Остальное же Маомао собиралась сделать сама.
* * *День спустя Маомао через господина Гаошуня попросила подготовить для нее кухню. Ей предложили занять ту, что находилась при одной канцелярии во Внешнем дворце. Она тоже была приспособлена для гостей на случай, если те пожелают остаться на ночь. На той кухне Маомао и занялась тем, что задумала еще с вечера. Нельзя сказать, что она собиралась что-либо готовить, скорее просто вымочить водоросли в воде, дабы смыть с них всю соль. Конечно, ей ничто не мешало напроситься на кухню в крыле господина Дзинси, однако дело было щекотливым, связанным с тяжелым отравлением, и Маомао благоразумно решила занять чужое владение.
Прежде всего, Маомао выставила на столе два блюда. На каждом лежало немного морских водорослей, которые она стащила вчера, только на этот раз вымоченных в воде, отчего они казались особенно зелеными, свежими и сочными.
Вслед за ней на кухню явились господин Гаошунь, его бывший сослуживец, искавший совета по делу об отравлении, молодой служилый, сопровождавший вчера Маомао, и господин Дзинси, пришедший по какой-то прихоти. Поглядев на него, она тут же подумала, что госпожа Суйрэн обязательно потом отчитает юного господина за неуемное любопытство.
– Проверка показала, что водоросли действительно привезли с юга, – сухо доложил молодой служилый. – Мы уточнили у слуги и узнали, что его господин в прежние зимы никогда не просил водорослей. Другие слуги на допросе сказали примерно то же самое.
Сановник, искавший совета по этому делу у господина Гаошуня, покачал головой.
– Мы также опросили повара касательно этих водорослей, – добавил он. – Допрашиваемый заверил, что это та же разновидность, которую всегда брали господину, а значит, яда там быть не должно.
В одном, по мнению Маомао, повар и в самом деле не ошибался: скорее всего, это действительно та же разновидность водорослей. Однако все упускали из виду кое-что важное.
– Это еще не значит, что они неядовитые, – вступила в беседу она и подцепила палочками пучок водорослей из одного блюда. – Вполне возможно, что на юге этот вид водорослей не принято употреблять в пищу. А что, если некий купец, прознав о пищевых пристрастиях одного сановника, вздумал нажиться на этом и повелел южанам засолить те водоросли?
– И что же в этом предосудительного? – не уловил ее намека господин Дзинси.
Сегодня он держался строго, без малейшей небрежности и лени, какие он порой позволял себе в последнее время. Господин Гаошунь и его знакомец поглядывали на лучезарного евнуха с явным смущением.
Поигрывая палочками, Маомао с едва заметной улыбкой заявила:
– Нередко бывает, что яд возможно обезвредить.
Способов много. К примеру, угорь по природе своей ядовит, но стоит выпустить из него кровь или обжарить, как он вполне годится в пищу. Насколько Маомао знала, этот вид водорослей нужно было непременно вымочить в извести, прежде чем подавать на стол.
В обоих блюдах лежали одни и те же водоросли с той лишь разницей, что один пучок вымочили в извести, а другой – нет. Маомао взяла немного из того, что вчера вымачивала в извести, и без тени сомнений отправила в рот.
Ее поступок ошеломил мужчин. Они до последнего отказывались верить своим глазам.
– Эти вымочены в извести, так что не волнуйтесь… если не спутала.
По правде сказать, о способе с известью и то, что он действенный, Маомао знала только по слухам и не была уверена, возможно ли за одну ночь вывести яд из водорослей. Потому ей захотелось опробовать способ на себе.
– А если спутала?! – рявкнул господин Дзинси.
– Не тревожьтесь. Я заранее приготовила рвотное средство, – успокоила его Маомао, хлопнув себя по груди. Для верности она вытащила мешочек со средством и показала своему благодетелю.
– Все-то она просчитала! – так и взвился тот.
Все кончилось тем, что господин Гаошунь схватил ее сзади под мышки, скрутил, а господин Дзинси, вырвав у Маомао мешочек, затолкал его содержимое ей в рот и заставил проглотить. Вкус был несказанно мерзок. Чуть только попадет на язык – нутро выворачивает. Вырываться и сопротивляться было поздно. И спустя миг-другой Маомао уже стояла на коленях и мучительно содрогалась в рвотных позывах, исторгая содержимое желудка. Она и вообразить не могла, что благородные господа посмеют так обращаться с незамужней девушкой. Как можно так унизить?!



