Монолог фармацевта. Книга 2

Хюганацу

Монолог фармацевта

Том 2

Пролог

– Я не ослышался, ваше величество? – опешил господин Дзинси и посмотрел прямо перед собой.

Там на длинной скамье удобно устроился мужчина в самом расцвете сил. Его лик украшала благообразная бородка. То был сам государь, и он на вопрос неторопливо кивнул.

Оба пребывали в одном из павильонов Внутреннего дворца. Покои здесь были скромны, обстановка скудна, зато все как на ладони – и мышь не проскочит. Прислугу всю отпустили.

Не скрывая наслаждения от замешательства собеседника, государь сам подлил себе виноградного вина в стеклянную чашу и откинулся на спинку скамьи, которую украшала искусная резьба по слоновой кости.

Что до господина Дзинси, то еще минуту назад он держался в присутствии того, кто стоит превыше всех в империи, довольно непринужденно, пока его не озадачили одним делом…

Дожидаясь ответа, император поглаживал бородку. Уголки его губ приподнялись в усмешке. Господину Дзинси было тошно глядеть на него, однако он не позволял себе в присутствии государя ни тени грубости или непочтения. Несомненно, с его величеством непросто, но таким и должен быть Сын Неба. Одержать над ним верх совершенно невозможно.

– Ну? Что собираешься делать? Ты же мой садовник. Приглядываешь за моим цветником.

В ответ на откровенный вызов императора господин Дзинси едва не усмехнулся, однако сдержался и вместо этого расплылся в неизменной улыбке небесной девы, которая, как думалось, могла растопить любое сердце. Быть может, в этом решении он был самонадеян, но если господин Дзинси во что-то и верил, то в свою неотразимость. Судьба насмехалась над ним, и желаемое вечно ускользало из его рук. Сколько бы усилий господин Дзинси ни прилагал, он ни в чем не обнаруживал выдающихся способностей и лишь мог сказать себе, что умеет идти по жизненному пути с достоинством. В лучшем случае ему удавалось возвышаться над серостью.

Зато злодейка-судьба одарила его несравненной красотой, что затмевает многих. Прежде он не выносил этого дара, но со временем смирился. Раз он не может преуспеть ни в учении, ни в военном деле, значит, должен сослужить службу своему государю при помощи одной несравненной красоты. Так и появился лучезарный евнух, заведующий Внутренним дворцом. Нежный взор, сладкие речи и притягательный облик – все то, чем он был одарен более других мужчин, господин Дзинси направлял во благо.

– Будет исполнено, – подчинился он, изогнув уголки рта в вежливой, но решительной улыбке.

Усмехнувшись, государь поднес чашу к губам. Весь его вид так и подначивал: что ж, попробуй, коль кишка не тонка.

Господин Дзинси прекрасно знал свое место. Он лишь игрушка в руках императора. И потому во всем исполнял его волю, сколь бы безрассудной она ни была. Таковы обязанности, возложенные на него самим владыкой, и в то же время дерзновенная игра с ним. И Дзинси не мог проиграть. Победа в этой игре – единственный путь обрести волю и самому творить свою судьбу. Иных путей для него не существовало, ведь он, как и многие, всего-то простой смертный. Быть может, в этом он ошибся, но выбор давно уже сделан.

Подумав так, господин Дзинси поднес чашу вина ко рту и позволил виноградному привкусу разлиться на языке. Отпив немного, он вернул на уста неизменную улыбку небесной девы – ослепительную и безмятежную.

* * *

– Так-так… Это… И это… Ага, и вот это напоследок возьми!

В руки Маомао шлепнулся очередной сверток. С каждой новой вещью, что ей пытались всучить, она хмурилась все больше и больше. Снабжала ее, разумеется, не кто иная, как неугомонная барышня Мэймэй – одна из трех первых красавиц Малахитового чертога. И они как раз хозяйничали в ее личных покоях.

– Слушай, барышня Мэймэй, мне они без надобности, – попыталась отказаться Маомао.

Сказав так, она потихоньку вернула краску для губ и белила на полку. Поймав ее за этим делом, Мэймэй, досадуя всем видом, укоризненно покачала головой.

– Как это без надобности?! Тебя будут окружать госпожи и сановники в роскошных одеждах, да таких, что ты здесь и не видывала! Не позорься! Уж постарайся выглядеть прилично!

– Я же не в «дом цветов» направляюсь, и наряжаться там неуместно, – пробурчала Маомао и отвела от барышни взгляд.

Сама она мечтала поскорее заняться травками, которые нарвала еще вчера. Но только Маомао ушла в свои грезы, как в нее полетела деревянная дощечка для письма – барышня Мэймэй, хоть девушка заботливая, но чересчур вспыльчивая и терпеть пренебрежения не будет.

– Значит, так! Тебя позвали на службу! Место приличное! Не думала, что среди родовитых господ ты и сама должна выглядеть соответствующе? Тебе оказали благодеяние, и ты должна отвечать благодарностью, а не то твой завидный покровитель рано или поздно упорхнет!

– Хорошо…

Как и хозяйка Малахитового чертога, барышня Мэймэй совершенно безжалостно учила Маомао уму-разуму. И ученица не могла не признать: она умеет убеждать.

Маомао неловко подняла с пола брошенную в нее дощечку. Та уже потемнела от времени, и было видно, что ее много раз замазывали лаком и исписывали вновь и вновь. А ныне поверх всех слоев красовались стихи, выведенные умелой рукой.

Барышня Мэймэй была уже в том возрасте, в каком подумывают оставить ремесло, однако гости до сих пор шли к ней толпами, поскольку ей доставало ума развлекать своих благодетелей стихами и игрой в го и сёги. Иначе сказать, она умела угождать не телом, но искусством.

– Рада, что ты нашла хорошее место. Желаю заработать побольше деньжат, – вдруг мягко добавила Мэймэй.

Буйная красавица, способная швыряться дощечками, скользнула в тень, и на свет вышла заботливая наставница. Подойдя к Маомао, барышня Мэймэй бережно коснулась ее щеки накрашенными ноготками и убрала выбившуюся прядь за ухо.

Около десяти месяцев назад Маомао похитили работорговцы и продали во дворец императорских жен, где не хватало дворни. С тех пор минуло множество событий, и вот Маомао вернулась на «улицы цветов»… Но кто бы мог подумать, что ей вновь суждено вернуться на службу при дворе! Пожалуй, всем вокруг казалось, что Маомао несказанно повезло. Вот и барышня Мэймэй так считала, оттого и собирала ее в дорогу со всей строгостью и была придирчивее обычного.

– И я рада… – послушно откликнулась Маомао.

Барышня Мэймэй ответила ей изящной, но в то же время теплой улыбкой.

– Урви себе богатого жениха! Наверняка богачей там пруд пруди! А еще приводи к нам знатных гостей! – не преминула наставить она ученицу, и доброта сменилась легким лукавством.

Маомао между делом заметила, что Мэймэй говорит совсем как бабуля. А как иначе? Девушке для утех не выжить на «улицах цветов», не будь она умна и гибка.

В конечном счете Маомао пришлось покорно взвалить на себя огромный узел, куда барышня Мэймэй уложила наряды и краску для лица. Шатаясь на каждом шагу, Маомао медленно побрела к покосившейся лачуге своего отца.

* * *

Прошло лишь полмесяца с тех пор, как «улицы цветов» облетел слух, будто бы туда пожаловал некий прелестный знатный господин. Приняв за чистую монету небрежные слова, брошенные девушкой для утех, он поступил с поразительной щедростью и, ничуть не сомневаясь, выкупил долги девицы перед Малахитовым чертогом. Он выложил столько серебра, сколько хозяйка и не чаяла увидеть, и в придачу принес редкий гриб, который истинный знаток лекарств никогда не обойдет вниманием. На подписание договора не ушло и четверти большого часа.

Так Маомао вновь оказалась на службе у высокопоставленного сановника при дворе. Уезжать и оставлять отца в одиночестве ей было тревожно. К счастью, условия ее нового договора, насколько она могла судить, стали куда мягче прежнего. И если раньше она просто пропала без вести, то теперь отец знал, где она, что с ней, кому служит. Только, когда отец прочитал договор, лицо его на миг омрачилось, но возражать он не стал и с ласковой улыбкой проронил: «Поступай как знаешь». Одна беда: у Маомао не выходило из головы его выражение лица, когда он просматривал условия…

* * *

– Ох и нагрузили же тебя… – тихо и неспешно, выговаривая каждое слово, заметил отец.

Рядом с ним в огромном котле кипел отвар из целебных трав. Вместо ответа Маомао с глухим стуком опустила на земляной пол туго набитый узел и принялась разминать плечи.

В ветхой лачуге гуляли сквозняки, хотя все щели они тщательно законопатили тряпками. Очаг едва грел, в единственной комнате было холодно, отчего Маомао с отцом приходилось кутаться в несколько слоев верхних одежд. От холода же ныли старые раны: отец то и дело потирал колено, которое давало о себе знать.

– Мне столько всего подарили, что с собой и не утащишь, – пожаловалась Маомао.

Переведя взгляд на другие собранные пожитки, она стала размышлять, постанывая от досады и морща лоб: «Ступка, измельчитель, мои записи – все это мне непременно надо! Но куда их вместить? И так уже от части исподнего избавилась…»

Пока она укладывала свои сокровища в узел, отец снял котел с огня, поставил куда следует и приблизился к дочери.

– Послушай, Маомао, тебе это все, скорее всего, и брать-то запрещено, – сказал он, вынимая из узла ступки и прочее необходимое – Маомао так и вытаращилась на него. – Тебя не придворным лекарем взяли, а ты хочешь заявиться к ним с утварью для приготовления лекарств. Тебя так подозревать начнут: мало ли что замышляешь?..

– Нет…

– А чего теперь в слезы? Сама же выбрала такую жизнь…

От его справедливого замечания у Маомао подкосились ноги – она так и рухнула коленями на земляной пол. Отец без лишних слов понимал, что она чувствует.

– Ну хватит, хватит, – принялся утешать он. – Может, спустя время и разрешат что-нибудь пронести… Завтра у тебя первый день на службе, так что, как только соберешь узелок, ступай-ка спать пораньше.

– Хорошо…

Маомао неохотно убрала ступку и измельчитель обратно на полку, после чего перебрала узелок с подарками, оставив в нем лишь то, что действительно пригодится. Некоторое время она с прищуром оценивала полезность румян и белил, уложенных в ракушки, и в итоге оставила только румяна, так как места они занимали поменьше.

Среди вещей, что ей уложили в дорогу, нашелся и дорогого полотна халат, набитый хлопком. Вероятно, его забыл в Малахитовом чертоге какой-то богатый гость. Но поскольку узоры на нем были неброскими, ни одна девушка для утех не стала бы такой носить.

Маомао украдкой глянула на отца – тот убирал котел и подкладывал в очаг дрова. Закончив, он, хромая на каждом шагу, подошел к лежанке – тонкой циновке с такой же тонкой тканью поверх. Одеялом служила еще одна такая циновка и старые верхние одежды.

– Когда закончишь, погашу, – предупредил он и поставил поближе жи́рник, наполненный рыбьим жиром.

Закончив увязывать узелок, Маомао по привычке уж было двинулась в другой угол комнаты, к своей циновке, как вдруг что-то вспомнила, подобрала лежанку и подтащила ее поближе к отцовой.

– Давненько ты рядышком не ложилась. Почему теперь решила? Не маленькая уже, – все так же тихо и неспешно, выговаривая каждое слово, заметил он.

– Холодно сегодня, – буркнула Маомао и отвела взгляд.

Отец живо припомнил, что его дочка где-то с десяти лет принялась спать отдельно, и, само собой, задумался, сколько лет уже минуло. А теперь снова кладет циновку рядом…

Пока он размышлял, Маомао развернула подаренный халат, набитый хлопком, и постелила его так, чтобы хватило накрыться ей и отцу. Проделав это, она свернулась клубочком, точно младенец, и медленно сомкнула веки.

– Уедешь – опять скучать без тебя буду, – тихо признался отец.

– Не придется. Я теперь могу тебя навещать когда вздумается, – с прохладцей возразила дочь, чувствуя на спине тепло родной руки.

– И то верно. Навещай почаще, а я тебя всегда буду ждать.

Маомао почувствовала, как ладонь отца стала гладить ее по голове.

Чертами лица отец скорее напоминал старуху, чем старика, и весьма многие отмечали, что душа у него нежная, совсем материнская. Незнакомцам Маомао привыкла смело говорить, что у нее только отец, а матери нет, но это ничего, ведь он с ней по-матерински ласков. А еще у нее есть надоедливая бабуля и веселые сестрицы.

«Теперь-то я могу заглянуть домой когда угодно!» – засыпая, радостно подумала она.

А отцова ладонь, сухая, что ветка дерева, все гладила и гладила ее по волосам, пока Маомао незаметно для себя не уснула.

Глава 1

Служба во Внешнем дворце

– Думала, меня вернут во дворец императорских жен, – не удержавшись, сказала Маомао.

Теперь она носила не грубый лен, а добротный хлопок, что само по себе говорило о значительной перемене ее положения. Грубый лен – удел низших служанок без ранга, а на новой службе она стоит повыше них, следовательно, относились к ней куда уважительнее.

– Вас сняли со службы приказом, вернуть прежнее место будет непросто. Отныне вы будете служить во Внешнем дворце, – разъяснил ей Гаошунь, личный слуга господина Дзинси.

Он водил Маомао по угодьям Внешнего дворца и любезно показывал, где и что расположено. Внешний дворец простирался широко, и в нем было столько приказов и канцелярий, что и пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы все перечесть.

Да, теперь Маомао служила не во Внутреннем, а во Внешнем дворце, – здесь располагались различные приказы и службы, где трудились многочисленные сановники. А во Внутреннем дворце проживали сугубо императорские жены и другие родственники государя.

– Далее пролегает Восточное крыло, там размещены служилые. Прошу обходить его стороной, – предупредил господин Гаошунь.

Маомао в ответ лишь кивнула. Сама она бегала глазами по саду, выискивая и определяя, что растет в нем.

«В угодьях Внутреннего дворца целебные травы растут почаще», – спустя время не без сожаления подумала она.

Видно, стараниями ее отца, травника Ломэня: он явно пронес немало семян и саженцев, оттого и выбор был побогаче, даром что земли маловато.

Пока господин Гаошунь водил ее всюду и знакомил с новым местом службы, Маомао затылком чувствовала, что кто-то следит за ней, – так и прожигает взглядом! Скосив глаза, она заметила несколько дев, приставленных к Внешнему дворцу. Они неотрывно глядели на нее и господина Гаошуня, но посылали недобрые взгляды сугубо ей.

Как среди мужчин бывают вещи, понятные лишь им одним, так и между женщинами существует нечто особое и незримое, но ощутимое. И если мужчины склонны решать разногласия в прямом столкновении, то женщины предпочитают действовать скрытно, одними намеками, что проникают в душу и тревожат разум.

Взгляд тех дев был испытывающим. Они явно изучали пришлую.

«Что-то у меня дурное предчувствие…» – подумала Маомао, высунув кончик языка так, чтобы увидели только девицы, и поспешила за господином Гаошунем – тот направлялся к следующему ведомству.

* * *

В итоге обязанности Маомао во Внешнем дворце ничем не отличались от тех, что положены низшей служанке во Внутреннем: от нее требовалось прибирать кабинеты и комнаты да бегать по мелким поручениям, но не более того. Изначально господин Дзинси хотел устроить ее на другую должность, только ничего не вышло, поскольку Маомао не сдала экзамен.

– Скажи-ка на милость, отчего ты провалилась? – когда это стало известно, потребовал объяснений он.

«А с чего вы взяли, что я сдам?» – едва не вырвалось у Маомао.

Ее провал в одинаковой мере неприятно поразил и господина, и его верного слугу. Видимо, оба без тени сомнения решили, что она легко пройдет отбор, и оба же не учли, что Маомао выросла на «улицах цветов» и получила скудное образование. Ее обучили только чтению, письму и поэзии. С другой стороны, она сдавала не государственный экзамен, известный как кэцзюй, так что испытание было посильным, – достаточно хорошенько подготовиться.

«Уж простите великодушно…» – мысленно покаялась она, пока намывала скрипучую раму в коридоре канцелярии господина Дзинси.

Павильоны Внешнего дворца казались куда скромнее иных покоев Внутреннего, но отличались высокими потолками. Стены так и алели киноварью – похоже, краску исправно обновляли раз в год.

Маомао потерпела неудачу еще и потому, что не любила постигать науки. Все, что не касается лекарств и снадобий, она запоминала хуже, и ничто другое не пробуждало в ней любопытство. История? Какой прок изучать? Законы? К чему запоминать, если их завтра же перепишут? Иначе сказать, в постижении наук она уступала всякому и экзамен не сдала оттого, что имела скудные знания. Нет, она пыталась осилить книгу, которую дал ей господин. Просто та была до того мудреной, что Маомао, пусть и засиживалась до самого утра, все равно ничего в ней не понимала.

«Все закономерно», – мысленно подытожила она со вздохом и принялась вновь натирать раму.

Спустя время Маомао с неудовольствием заметила: «Грязи тут многовато». Хотя грязь-то не удивляла: потолки в канцелярии были высокие, не до каждого места достанешь. Да и кто захочет прибираться тут?

Дворцовые девы занимают свои должности не просто так. Их служба едва ли походит на службу дев-чиновников Внутреннего дворца. Каждая дева, трудящаяся во Внешнем, вышла из знатной семьи и получила соответствующий чин. Все они славятся ученостью и держатся с достоинством.

«Конечно, не в их положении браться за тряпки…» – справедливо рассудила Маомао.

Дворцовые девы скорее писцы, обыкновенно занимающиеся канцелярскими делами. В их обязанности не входит черная работа, как у низших служанок. Но это ведь не значит, что надо жить в грязи!

Еще при почившем императоре во дворец перестали брать рабынь, и всю грязную работу выполняли низшие служанки без ранга, нанятые высокопоставленными лицами на службу. Так что теперь Маомао служила, будучи в непосредственном подчинении у господина Дзинси. Она не знала, правильно ли делит служанок, и все же считала, что во Внутреннем дворце служат девы-чиновники, а во Внешнем – дворцовые девы. По крайней мере, господин Дзинси и господин Гаошунь говорили об этом так, и Маомао просто повторила за ними.

«Что ж, а теперь…» – и она стала размышлять, куда бы пойти дальше.

Наконец Маомао направилась в просторный и строго обставленный кабинет господина Дзинси. Она знала, что ее хозяин – человек занятой и редко бывает в канцелярии, так что наводить у него чистоту вовсе не трудно.

Вдруг в спину Маомао прилетел чей-то оклик и вспорол звенящую тишину канцелярии:

– Кем ты себя возомнила?!

Думая о своем, Маомао не заметила, как ее окружили какие-то дворцовые девы. Все были крупнее нее, а одна из них – и вовсе на целую голову выше.

«Вижу, чем лучше питание, тем крупнее „дыньки“», – оценила чужие прелести Маомао, перейдя с роста на кое-что пониже.

Что ж, дворцовая дева, заступившая ей путь и вздумавшая кричать, и впрямь ладно сложена.

– Слышишь, что тебе говорят?!

Кажется, Маомао, забывшись, предалась не вполне приличным мыслям, и ее равнодушие разозлило дворцовую деву не на шутку. А ведь она и без того гневалась на пришлую!

Суть недовольства дворцовых дев, окруживших Маомао, сводилась к одному: они, хоть убей, не могли взять в толк, как так вышло, что безродная девка теперь ходит в служанках у сиятельного господина Дзинси. И что Маомао могла на это ответить? Господин ее нанял, вот и все. Будь у Маомао броская внешность, как у наложницы Гёкуё, или пышные формы наложницы Лихуа, или соблазнительная прелесть барышни Пайрин, никто бы и слова ей не сказал, да и не посмел бы. Но Маомао была убогой и страшно худой – точь-в-точь общипанная тощая курица, одна кожа да кости, – к тому же ее лицо пятнали крупные веснушки. Как раз такая незавидная наружность невообразимо взбесила дворцовых дев. Им не давала покоя мысль, как можно, чтобы такая уродина была вхожа к прелестному господину Дзинси! Любая бы с радостью заняла ее место.

«М-м, даже не знаю, что им сказать…» – растерялась Маомао.

С ранних лет она не отличалась красноречием, умела размышлять, но не говорить. Бывало, что в голове Маомао вертелись дельные мысли, но слова отчаянно не шли на язык. Теперь же молчать тем более не к месту, ведь это бы разгневало дворцовых дев еще пуще.

– А-а… Вы что… завидуете? – ни с того ни с сего брякнула Маомао.

Ее слова, уподобившись камню, брошенному в пруд, подняли рябь на водной глади. Ответом была звонкая пощечина. Но только после удара Маомао догадалась, что, пожалуй, сказала что-то лишнее.

Пять дворцовых дев сомкнули кольцо плотнее и стали теснить чужачку все дальше и дальше. Несомненно, в какой-нибудь ближайший безлюдный уголок, так сказать, подальше от любопытных глаз. Маомао не хотелось, чтобы они устроили над ней самосуд и разорвали в клочья. Опасаясь расправы, она попыталась объясниться как умела:

– Глупо считать, что господин ко мне особо расположен.

На этих словах лица дворцовых дев перекосило от гнева, и Маомао торопливо продолжила:

– Такого просто не может быть, он ведь прекрасен, словно небесная дева. На такую уродину, как я, он даже не взглянет.

Все это она пробормотала, смиренно склонив голову. Но у дворцовых дев от ее скромных речей лишь ярче разгорался гнев – аж щеки подрагивали.

«Получится ли?» – гадала Маомао, пока спешила изложить завистницам, окружившим ее, суть происходящего:

– Стал бы господин довольствоваться тощей курицей, когда его взор услаждают изысканные яства? Вы как морские ушки или сочное мясо вепря, и я вам не чета. Влечение к обратному во всех отношениях нездорово!

Последнее слово она выделила особо, и от ее тона и намека соперниц заметно передернуло.

– Как можно, чтобы господин с его улыбкой и красотой небесной девы испытывал столь нездоровое влечение!

– Конечно! Невозможно! – выкрикнула одна из стайки.

– Очевидно! – поддакнула другая, и злопыхательницы разом пришли в смятение.

Поначалу Маомао показалось, что ее затея удалась, возражения приняты, однако она жестоко ошиблась. Одна из дворцовых дев не спешила ей верить.

– Почему же господин нанял тебя? – спокойно потребовала объяснений та.

Она единственная оставалась невозмутимой. Выше всех прочих, сия дворцовая дева также отличалась ясным лицом с несколько сухими чертами. Взгляд внимателен, тон сдержан. Еще в начале нападок Маомао обратила на нее внимание и увидела, что высокая дева не спешит присоединяться к другим, а как будто держится чуть в стороне, предпочитая наблюдать, но не действовать. Быть может, она вынужденно примкнула к стайке злопыхательниц, а теперь видит, что от ее согласия одни заботы да хлопоты.

«Что ж, если словам больше не верят…»

Маомао рассудила, что гораздо действеннее привести существенное доказательство.

– Вот почему! – выпалила она.

И выставила напоказ левую руку. Закатав на ней рукав, Маомао стала разматывать тугую повязку, и с каждым витком глаза дворцовых дев округлялись все больше и больше. Показались многочисленные глубокие шрамы. Завидев их, злопыхательницы так и застыли, будто громом пораженные. Одна из них не удержалась и вскрикнула.

«Недавно я, испытывая мазь для заживления, получила ожог, так что рука и впрямь выглядит скверно», – мысленно согласилась с ужасом и отвращением своих соперниц Маомао. Безусловно, утонченные барышни из хороших семей сочтут подобное тошнотворным.

– Господин не только красив, но и милосерден, словно небесная дева, – загундосила Маомао, попутно заматывая искалеченную руку. – Даже безродную простушку вроде меня готов кормить со своего стола… – Под конец она не забыла отвернуться и задрожать всем телом, словно едва сдерживает рвущиеся рыдания.

– Пойдемте… – утомившись этим зрелищем, позвала подруг одна из дворцовых дев.

Потеряв к Маомао всякий интерес, те начали расходиться, и только одна, самая высокая, на миг обернулась и поглядела на нее неотрывно, но затем, так ничего и не сказав, поспешила удалиться по своим делам.

«Фу-ух, еле отделалась…» – с облегчением выдохнула Маомао.

Похрустев шеей и так размяв ее, она крепче сжала тряпку для уборки и уж было засобиралась в вверенный ей кабинет, как вдруг, подняв глаза, обнаружила самого хозяина комнат. Тот стоял, навалившись на стену головой и плечом.

– Что вы здесь делаете, господин Дзинси?

– Ничего… И часто к тебе цепляются? Как пристали эти дворцовые девы? Скажи на милость, зачем ты руку задрала?

– Дев на службе здесь гораздо меньше, чем во Внутреннем дворце, так что не пропаду. Лучше скажите, отчего же, скрестив руки, прислонились к стене?