Северный ветер. Том 1

Одни распластались на земле, другие сидели, безвольно привалившись к стене, третьи замерли у кромки черной воды, опустив головы. Абсолютно неподвижные, без единого признака жизни. И уж очень они походили на дымку, что бросилась на меня из воды.

Я прижала дрожащую ладонь к губам и уставилась на Харона. Тени у его лица клубились грозовыми облаками, стекали смолой в горловину плаща.

– Что… они… такое?

– Им требовалось больше времени.

Его голос едва заметно дрогнул. Казалось, Харон искренне сочувствует судьбе этих существ… Но ведь из-за него они здесь оказались!

Горький смешок остудил мою злость.

– Это не мое ремесло – вырывать отмеченных мойрами из их жизней.

Я огрызнулась, украдкой рассматривая сотканную из дыма фигуру в пяти шагах от меня. Она не шевелилась, словно утратившая хозяина тень.

– Прекрати копаться в моей голове!

Харон проследил за моим взглядом и прошелестел:

– Возможно, им видятся те, кого они любили. Мне хотелось бы верить в это.

Я вытерла щеки и посмотрела на него с вызовом.

– Какой еще есть вариант?

Перспектива остаться в этом месте с пусть даже без умолку болтающими стенами и в итоге свихнуться не радовала. Уж лучше… да что угодно!

Харон любовно погладил посох.

– Решись на забвение. Решись забыть себя и все, что было до этого момента.

Да уж. Поспешный вывод насчет чего угодно…

Я уткнулась носом в колени и зажмурилась.

Забыть все и всех. Отпустить прошлое.

– Тебя и все, что произошло здесь, я тоже забуду?

– И все тревоги тоже. Ты сможешь начать с чистого листа…

– …ничего не помня про себя! Я хоть буду помнить, как дышать?!

– Будешь.

Мою иронию перевозчик не оценил. Или он просто не способен на это?

– Это и есть судьбоносный шаг? Забвение?

Я подняла взгляд и вскрикнула – лицо Харона, спрятанное в тени капюшона, оказалось в нескольких дюймах от моего. Чернота шевельнулась, потянулась ко мне. Я подалась назад и врезалась затылком в стену. Светящиеся узоры возмущенно загудели.

– Твой судьбоносный шаг – в Лимане.

– В каком, нахрен…

Харон качнул головой, указывая себе за спину.

– Ты высокомерно окрестила Лиманы лужами.

Я глянула на микроводоемы фута два-три в диаметре и озадаченно нахмурилась – там точно что-то двигалось. Какие-то размытые пятна…

– В них – судьбы тех, кто оказывается на этом берегу.

– Если решусь, что меня ждет?

– Твоя судьба.

Я процедила сквозь зубы:

– А поконкретнее можно?

Ткань капюшона пошла волнами, когда Харон склонил голову набок. Тени дрогнули, обнимая его лицо.

– Лиманы являются к тем, кто способен спасать и губить миры.

Моя нижняя челюсть устремилась к ключицам.

– А не слишком ли большая ответственность для новичка?!

– В конце великого пути стоят те, кто в его начале не решался сделать первый шаг.

Харон выпрямился, возвысившись надо мной. Я поднялась на ноги и пошатнулась, но смотрела на перевозчика решительно. Пусть я была вымотана физически, эмоционально и морально – надежда, которую Харон подвергал гонению, придала сил.

– Хорошо, поняла. Там что-то очень крутое! Судьба мира! Я согласна!

Я с опаской оглядела вновь опустевший клочок суши, пытаясь увидеть пленников пещеры.

– Что бы там ни было, я выбираю это. Не хочу… как эти… с протекшей крышей. Только скажи, что меня ждет! Я ведь все равно забуду, да?

Харон замешкался, но взял меня за руку, осторожно, почти нежно. Я вздрогнула от отвращения, когда наши пальцы сцепились в «замок». Перевозчик подался вперед, всматриваясь в мое лицо, шумно выдохнул. Меня обдало потоком воздуха. Неприятным таким, с ощутимым запахом плесени.

– Тебя ждет великая судьба.

Да твою же мать… Как он надоел своими речевыми оборотами!

Стоп… Это что – радость в его голосе?

– А поконкретнее можно?

– Этот мир очень давно ждет тебя. Они… намерены уничтожить его.

– Кого? Мир?

Харон склонил голову набок. Черное щупальце игриво коснулось края капюшона.

– Как сложны ваши языки. Сколько смыслов может быть у одного слова…

– А кто его уничтожить хочет? Кто такие эти «они»?

Харон издал шелестящий звук, отдаленно похожий на смешок.

– Друзья, которые окажутся врагами. Герои, чьими поступками будет смыт позор с имен злодеев.

Я обреченно покачала головой. Отличная подсказка…

– Поняла. Что мне делать?

– Для начала – шагнуть в Лиман.

Он указал на лужу, а я замерла в нерешительности. Как я в нее пролезу с моими-то бедрами?

Харон отметил мое замешательство и вместо уговоров решил припугнуть – махнул посохом, позволяя мне увидеть застывшие на берегу тени. Я со всхлипом ринулась к ближайшей луже, всмотрелась в мельтешащие в воде размытые пятнышки и прошептала:

– Мы когда-нибудь встретимся снова?

Перевозчик засмеялся. Я резко обернулась на мелодичные звуки и округлила глаза.

В десяти шагах от меня стоял красивый молодой мужчина в черном плаще с золотой вышивкой по подолу и низу рукавов. Огромный капюшон лежал на его широких плечах мягкими волнами. В фонаре на вершине посоха горел огонь. Он играл бликами в золотой проволоке, вплетенной в черные волосы мужчины, искрил серьгой в его ухе.

Мужчина улыбнулся, обнажая ровные зубы. Серые глаза лукаво сверкнули. Густые ресницы дрогнули, роняя длинные тени на лицо с высокими скулами.

– Однажды я возьму тебя за руку и поведу за собой. Но ты не сдашься без боя.

Я уставилась на него, забыв, что собиралась сделать, и Харон это понял. Усмехнувшись, набросил капюшон на голову одним грациозным движением руки. Второе завертело волчком воздух, и тот сильно толкнул меня в спину.

Я шагнула вперед, испугалась пустоте под ступней…

…а в следующее мгновение рухнула в снег и вскрикнула от неожиданности.

Мороз ударил со всех сторон разом. Победив желание зарыться в сугроб – в нем наверняка теплее, чем снаружи! – я поднялась на ноги и огляделась. Прямо над моей головой искрили белыми молниями темно-серые тучи. А земля до самого горизонта…

С губ сорвалось:

– Ну, пизд…

Окончание фразы подхватил и унес насвистывающий задорную мелодию ветер.

Меня окружала снежная равнина.

Глава 2

– Чертов Харон! Куда ты меня забросил?!

Я опасливо глянула на отплевывающееся молниями небо и обхватила себя руками в жалкой попытке согреться. Инстинкты вопили без умолку: нужно найти укрытие!

В АРКТИЧЕСКОЙ ПУСТЫНЕ! КЛАССНЫЙ ПЛАН!

Вот теперь ситуация точно стала чрезвычайной. Я оказалась посреди зимы в джинсах, толстовке поверх футболки и тонкой куртке! Благо, хоть ботинки достаточно теплые.

Вот попала! Не хватало еще замерзнуть насмерть в первые десять минут после судьбон…

Я застыла в изумлении, осознав – все помню! И Харона, и жизнь до встречи с ним! Но он ведь сказал, что меня ждет забвение!

«Не самые своевременные мысли! Может, спасаться будем?».

«Может и будем!».

Я натянула капюшон толстовки на голову и спрятала под ним волосы, застегнула «молнию» на куртке до самого подбородка и засунула руки в карманы. Дважды подпрыгнула, пытаясь немного согреться… и провалилась в снег до колен.

– Да твою же мать!

Бранные слова полились рекой. Я даже не думала, что знаю столько нецензурных выражений! И все они были направлены против Харона.

Я оглядела снежную равнину и заметила вдалеке темную точку. Всмотрелась, напрягая зрение до боли в висках. Кажется, небольшая рощица. Может, строение?

Посреди арктической пустыни… Коне-е-ечно!

В любом случае – хоть что-то! Вот только очень уж потенциальное укрытие далеко. Я не умела определять расстояние на глаз, но предполажила, что идти мне до него часа два.

Тихий голос в голове шепнул: не дойду. Я уже порядком замерзла, а с учетом глубины снежного покрова идти буду медленно, быстро выбиваясь из сил.

Я средито шмыгнула носом и встряхнулась, впуская холод под капюшон.

Вперед!

Выбралась из сугроба, сделала шаг и снова провалилась. Выругалась, когда колючий снег набился в голенище, обжег кожу над носками. Холод начал забираться под куртку.

В голове совершенно некстати всплыли конспекты из времен давно оконченного колледжа. Факультативный курс по оказанию первой медицинской помощи.

Переохлаждение наступает при недостаточной защите от холода, ветра и сырости.

Так, все условия соблюдены!

Наиболее часто возникает при длительном пребывании на морозе у заблудившихся, одетых не по сезону людей, выбившихся из сил, истощенных и ослабленных.

Да это же я! Перед шагом в Лиман в меня, вымотанную и морально, и физически, а также совсем не по погоде одетую, сил никто не влил! А когда я в последний раз ела… Память, ты же со мной! Почему не могу вспомнить?!

Масштабный рабочий проект занимал все мое время. Я проводила в офисе по двенадцать часов в сутки при хорошем раскладе, а недоделки брала на дом. Именно поэтому перед тем, как оказаться в лодке Харона, я, уставшая до смерти, но невероятно довольная нашей командой, плелась домой с бутылкой вина – отметить окончание рабства!

Я закричала в бушующее грозой небо:

– Это что, испытание?! Выживу ли в Арктике с пустым желудком? Спасу ли чертов мир с ограниченными ресурсами?! Убью, если встречу!

Страх свился в животе тугими кольцами. Я уткнулась взглядом в снег и побрела сквозь сугробы. А память услужливо вытаскивала из своих глубин давно позабытые факты:

На первой стадии замерзания формируются приспособительные реакции в виде нервно-психического и двигательного возбуждения, усиления деятельности дыхательной и сердечно-сосудистой систем: озноб, учащение дыхания и пульса, «гусиная» кожа, бледность, мышечная дрожь.

Ну все с меня списано!

Все тело трясло, зубы дробно стучали, а мышцы неотвратимо деревенели. Сердце колотилось, как ненормальное. Не успевающий согреться воздух обжигал горло и бронхи. В щеки словно множество маленьких иголочек втыкалось. Пальцы на руках замерзли настолько, что, казалось, больше никогда не разогнутся. Но я шла напролом к цели, игнорируя издевательски серьезный голос в голове:

На второй стадии нервно-психическое возбуждение сменяется заторможенностью, сознание затуманивается, появляется сонливость, общая слабость, усталость, головокружение, головная боль. Речь все еще членораздельная, но тихая и медленная.

Я втянула воздух сквозь зубы, обжигая десны, и помотала головой. Усталость есть, но оно и не мудрено! Общая слабость тоже присутствует. Выругавшись, порадовалась – говорю довольно бодро.

Пока что…

***

Сколько тащилась, сказать наверняка не смогла бы. Периодически поднимала взгляд и машинально радовалась – укрытие приближалось. Я все еще не могла понять, что это. Силуэт будто менял очертания. Но когда холод, окончательно завладев телом, пробрался в мозг, стало все равно, что ждет меня впереди.

Мысли стали тягучими, как хороший мед. Я с тупым безразличием подумала: зачем иду? Очевидно – не доберусь. Но несмотря на смирение продолжала машинально пробивать окоченевшими ногами сугробы.

Я мотала головой, сбрасывая дрему, но с каждым шагом совершать простые действия становилось все сложнее. Холод почти не ощущала – температура тела сильно понизилась. Губы стали непослушными, нечувствительными, как бывает после анестезии у стоматолога. И больше всего на свете мне внезапно захотелось рухнуть в снег, закопаться поглубже и уснуть.

Словно издеваясь, память услужливо вытащила старые записи лекций и фигурально сунула их мне под нос:

На третьей стадии сознание резко угнетено, речь невнятная, взгляд бессмысленный. Выраженных нарушений гемодинамики и дыхания нет. Кожа синеет, наступает окоченение мышц, скованность суставов, кратковременное забытье до потери сознания.

Я попыталась вытащить кисть из кармана, чтобы проверить, разогнутся ли пальцы, но двигаться было слишком тяжело. Даже поднять взгляд на потенциальное укрытие казалось делом почти невозможным!

Погруженная в бессвязные мысли, я начала терять равновесие, принимая как данность – упаду и больше не встану. Сил нет. Да и желания тоже.

Страшно ли мне? Кажется, нет. Больно? Да, было, когда снег оцарапал занемевшее лицо.

Истратив последние силы, я повернулась на бок, подтянула колени к груди и посмотрела сквозь ресницы на снег. Много-много снега. Моя белая могила…

Эта мысль не напугала. В конце концов все, кого я люблю, либо забыли меня, либо мертвы. Вот эта мысль причинила боль, но не слишком сильную. Но бороться после нее расхотелось окончательно.

Я протяжно выдохнула, соскальзывая в блаженную дрему…

…и глухо вскрикнула, когда кто-то бесцеремонно дернул меня за предплечье.

Тело отозвалось острой болью в мышцах и суставах. Пару секунд я не ощущала под собой опоры. Потом меня сильно тряхнуло, сдавило… и окутало блаженное тепло. Ветер перестал кусать обмороженные щеки. Его злой свист стал тише. Я вяло заворочалась и уперлась головой во что-то жесткое… и горячее!

Радость издала слабый писк и упала в обморок.

От внезапной смены температуры тело забила дрожь, да такая сильная, что пришлось сжать зубы, чтобы не откусить кончик языка. Сквозь гул в ушах я разобрала мужские голоса. Звуки смешивались в бессмыслицу, но я распознала тревогу говоривших. И стоило бы мне испугаться, но нервная система решила, что выдержки с нее на сегодня хватит, и отправила страх в нокаут.

Я уронила голову вперед, отметив – сижу. Судя по крепкому захвату на спине и левом боку, меня кто-то обнимает. А судя по кокону благостного тепла… Укутал во что-то? Заботливый какой. Уже люблю!

Холодный воздух пробрался в капюшон вместе со свистом ветра и мужским голосом:

– Sal sädlís athtár, mõrí.

«Да не вопрос! Главное согрей!».

Горячая ладонь прижалась к моей груди чуть ниже ключиц, сместилась влево.

– Sal vahnãrán, mõrí. Ahrá vahnár sas.

Продрогшее до костей тело пробила судорога, когда хлынувшее в меня тепло быстро растеклось по мышцам. Пальцы закололо. Лицо словно кипятком окатили. Одежда прилипла к коже. Кажется, от меня даже пар повалил – настолько жарко стало всего за пару секунд!

То, на чем я сидела, качнулось. Суставы отозвались стреляющей болью. Я глухо застонала.

Кажется, меня куда-то несут. И вопрос: «куда?» потерял значимость на фоне того, что я оказалась в тепле. Читай: спасена.

– Kharád! Dal, adráh!

Голос мужчины зазвучал резче. Я чувствовала вибрацию виском. Значит, головой я утыкаюсь ему в грудь…

***

Я очнулась, чувствуя легкую тошноту от мерных покачиваний. Разомлевшее тело было вялым. В голову словно ваты набили. Страшно хотелось пить.

Пара секунд потребовалась, чтобы вспомнить, где я, и еще несколько, чтобы взять себя в руки и не заорать. Я прислушалась к происходящему вокруг и своим ощущениям.

Снаружи свистел злой ветер, но в моем «коконе» было тепло. Влажные джинсы липли к ногам, в ботинках хлюпало, кисти горели, лицо щипало, а нижняя губа болела – лопнула на морозе. Но мне было… хорошо. И вполне спокойно!

Ох, ну конечно, весьма успокаивающие обстоятельства – едва не умереть на заснеженной равнине в чужом мире, в который меня отправил сам Харон, чтоб ему икалось до конца всего сущего, а потом оказаться в руках незнакомого мужчины!

От спасителя исходило тепло и легкий мускусный аромат. Он обнимал меня одной рукой поперек спины. Под щекой размеренно билось его сердце.

Я осторожно открыла один глаз. Незнакомец закутал меня во что-то большое, мягкое и очень теплое. Я скользнула взглядом по короткому меху, которым был отделан «кокон» изнутри.

Это одежда. Судя по материалу, длине и размеру – зимний плащ, вероятно, мужской. Может, моего спасителя? А сам он тогда в чем?

Взгляд зацепился за источник слабого света и свежего воздуха, своего рода вентиляционное окошко. Сквозь длинные «перья» меха я разглядела черную одежду незнакомца с серой опушкой на капюшоне… и поняла, что не представляю, что делать дальше.

С одной стороны, мне было тепло, уютно и спокойно! Да, черт возьми! После всего, что произошло, я чувствовала себя в относительной безопасности хотя бы на время! И эта передышка подарила прекрасную возможность восстановить силы и все обдумать. А с другой… Судя по мерным покачиваниям, мы едем на лошади.

Господь всемогущий, сначала лодка, теперь лошадь!..

Куда меня везут? А вдруг засунут в тюрьму и будут пытать? Попытаются выяснить, как я оказалась на равнине. А вдруг узнают, что я «не местная» и убьют из страха? Вдруг решат, что я – угроза?

Нет. Незнакомец не стал бы меня спасать, если бы я хоть кому-то угрожала! Мог просто бросить в снегу. Я и так почти умерла.

Отогревшиеся мысли испуганно заметались в голове, и я шикнула на них, пытаясь понять, что предпринять – бежать или дождаться, пока довезут… хрен пойми куда. Сидеть мирно-спокойно в тепле и восстанавливать силы или снова брести в неизвестность через снег по жуткому холоду в мокрой одежде?

Прекрасная возможность получить Премию Дарвина4! Я ничего не знаю про мир, в который меня забросил Харон! Да чтоб его лодка утонула!

Я спешно зарылась в память и в убедилась, что он что-то сделал не так, толкнув меня в Лиман. Я читала, что мозг записывает новую информацию поверх старой, ненужной. И пусть проблемами с памятью я не страдала, сложилось впечатление, что я открыла огромный шкаф СО ВСЕМИ моими воспоминаниями. Я не только ничего не забыла, но и, кажется, могла любой прожитый день вспомнить! Любую прочитанную статью! Жуть какая… В чем подвох?

Может, дело в том, что Харон ТОЛКНУЛ меня в Лиман? Что я не самостоятельно сделала последний шаг. Или, может, Харон не ошибся, и так задумано? Чтобы освоилась в другом мире, помня, кто я.

Другой мир… Как бредово звучит!

Я постаралась вытащить из обогатившейся памяти все фантастические сценарии, которые встречала в книгах и фильмах, и осознала наличие очень серьезной проблемы в реальности: спасший меня мужчина говорил на неизвестном языке. Как я буду с ним общаться? А с остальными жителями этого мира?!

Паника накатила удушающей волной, и я глубоко вздохнула, пытаясь угомонить ее.

Пусть так. Хорошо, что хоть память со мной.

А может, я начну терять ее постепенно?

От этой мысли стало по-настоящему дурно. Одно дело – потерять воспоминания разом и не мучиться! Ты просто не знаешь, что должен страдать, утратив что-то немыслимо ценное. Но совсем другое – засыпать, не представляя, что или кого забудешь, проснувшись!

Я мысленно перебрала лица родственников, друзей, коллег. Тоска больно ужалила сердце, и я громко выругалась в адрес Харона. А после застыла сусликом, потому что обнимавшая меня рука ощутимо напряглась.

Незнакомец услышал брань и понял, что я в сознании.

– Mõrí vürfaaís.

На этот раз его голос звучал тихо, и в нем я распознала облегчение.

Мёри… Это слово я уже слышала. Кажется, так он ко мне обратился, когда из сугроба вытащил. А что значит второе слово? Очнулась, да?

Иностранные языки давались мне большим трудом, но я упорно зубрила их – по долгу работы приходилось общаться с клиентами из других стран. Я всегда радовалась, что на моем родном языке говорит почти полтора миллиарда человек. Но знают ли его здесь? Маловероятно…

Второй мужчина заговорил, и у меня чуть мозг не заклинило от обилия грубых звуков.

– Lüsaráh, ah salé kahtahrí?

Какой ужасный язык! Каждый звук будто бьет по лицу!

– Ah lüs? Ah hisaráh, sãh hrafáft sãr?

Я поморщилась, страстно желая прочистить ушные каналы и искренне недоумевая – как крепятся челюсти мужчин к их черепам, раз они могут выговорить ТАКОЕ?

Раздался смех. В отличие от речи, он был мелодичным. Я замерла, вслушиваясь в приятные звуки, и едва не получила акустическую травму.

– Dal, daaráh, pütõt!

– Mar kassaáh!

Уже несколько мужчин смеялось. Судя по голосам, их было трое. В мозгу зажглось неуемное любопытство. Я потянулась к «окошку», но уткнулась лбом в грудь мужчины, когда перед глазами возникла затянутая в черную перчатку кисть.

Холодный воздух, проникший под плащ, приятно остудил горящее лицо.

– Ah mõrí?

Что ж, я оказалась права. Мёри – обращение ко мне. Ура…

Ладонь незнакомца осторожно прошлась по моей руке от локтя до плеча.

– Sal vahnãrán. Sas malt tühãr.

Его голос звучал ласково, и жуткий набор звуков почти не резал слух. Знать бы еще, что он говорит. Судя по интонации, пытается успокоить.

Я неуверенно повернула голову и наткнулась на дружелюбный взгляд мужчины.

Нижнюю часть его лица до самых глаз скрывала черная повязка. Из-под капюшона с меховой опушкой выбились пряди каштановых волос. В густых ресницах, какие природа дарует лишь представителям сильного пола, запутались снежинки. На первый взгляд – мужчина как мужчина, ничего необычного… если бы не ярко-желтые радужки с россыпью бронзовых искр ближе к зрачку.

– Ah am vasahtü im zült?

Его глаза невероятного цвета сузились, а от их уголков к вискам протянулись морщинки – мужчина улыбнулся.

Я обреченно выдохнула:

– Я тебя не понимаю.

Мой спаситель замер. В его межбровье залегли глубокие складки, выражавшие озадаченность. Мужчина отстранился, посмотрел на спутников, покачал головой и снова склонился ко мне.

– Ah assthá sepaaráh?

– Я не понимаю.

Густые брови мужчины поползли вверх, глаза округлились, а радужки…

Я даже моргнула несколько раз, чтобы убедиться, что мне не показалось!

Насыщенная желтизна осенней листвы замешалась с бронзой и растеклась по белкам расплавленным золотом. Глаза засветились, бросая отблески на скулы.

Желудок сделал виртуозное сальто и рухнул в пятки. Я открыла рот, но не смогла выдавить ни звука.

Незнакомец нетерпеливо махнул рукой, подзывая спутников, и медленно стянул черную повязку на шею.

Он оказался красавчиком. Мужественное лицо, мощная челюсть с четким абрисом, нос с небольшой горбинкой, широкие скулы, темная щетина на щеках и волевом подбородке, тонкие губы с яркими границами. В золотых глазах – удивление вперемешку с растерянностью.

Я попыталась выпрямиться. Затекшее тело отозвалось болью в мышцах, и я поморщилась. Незнакомец угадал мои намерения, помог сесть и стянул с моей головы капюшон. Холодный ветер тут же обжег лицо и растрепал волосы, юркнул под воротник толстовки. А когда я свесила ноги, схватил острыми пальцами икры под влажными джинсами.

Я оказалась права – мы путешествовали по все той же арктической пустыне верхом. Черные лошади с заплетенными в косы гривами и в попонах почти до земли показались неправдоподобно большими. Я вгляделась в морду ближайшей и застыла, задавив изумленный возглас. Вероятнее всего – нецензурный.

Из-под верхней мохнатой губы животного торчали желтые клыки, а глаза были насыщенного рубинового цвета. И тоже светились!

Это какая-то особенность местных живых организмов – светящиеся глаза?!

– Mõrí, avalés in áksast khar!

Я перевела взгляд на подъехавших к нам мужчин, с трудом сдерживая дрожь волнения. Страха почти не испытывала – видимо, он все еще был в обмороке.

Спутников у моего спасителя оказалось двое. Объемные плащи укрупняли их фигуры, но что-то подсказывало, что всадники и без них отличаются немалыми габаритами. Нижняя часть их лиц была защищена от ветра и мороза черными повязками, а глаза прятались в тени капюшонов. Один мужчина прижимал к груди зажатый в кулаке кинжал с изогнутым клинком в полторы ладони длиной. За плечом другого виднелась рукоять меча.

Сердце застучало быстрее.

Я что, стала героиней средневекового романа? Куда, черт возьми, Харон меня засунул?!

– Ah mõrí?

Я повернулась к бережно обнимавшему меня мужчине. Он подал мне кожаный мешок с пробкой… Бурдюк! Ну точно средневековье!

– Ah hisaráh a bёr?

Я опасливо покосилась на подношение.

– Я не понимаю.

Всадник успокаивающе улыбнулся и глотнул из фляги.

– Bёr.

– А-а-а… Пить. Бёр значит пить. Да. Хочу.

Я сделала несколько глотков и блаженно зажмурилась, наслаждаясь вкусом воды.

– Ah kãs malt lãshráh?

Я посмотрела на мужчину, вытирая губы, но обращался он не ко мне.

Всадники обменялись напряженными взглядами – их глаза замерцали в тени капюшонов – и одновременно ответили:

– Daá.

И что-то было такое в их голосах, что мне захотелось плакать.

***

Довольно долго мы ехали, сохраняя молчание.

Теперь я сидела в седле, как типичный наездник, прижимаясь спиной к груди незнакомца и наслаждаясь исходившим от него теплом даже через два толстых плаща. Мужчина обнимал меня одной рукой за талию, а второй держал свободно провисшие поводья.

Ветер постепенно стихал и наконец перестал бросать нам в лица пригоршни снега. Арктической равнине это привлекательности не прибавило, но видимость стала идеальной до самого горизонта. Плохо, что разглядывать было особо нечего – панорама представляла собой бесконечные снега. А потому я украдкой рассматривала наш необычный транспорт.