Северный ветер. Том 1

Глаза были не единственной особенностью местных лошадей. У них было по шесть ног, а между ушами загибались небольшие рожки. Они действительно оказались гораздо крупнее привычных мне скакунов, а их тела были более вытянутыми. Под черными шкурами перекатывались мощные мускулы. Снежинки таяли, лишь коснувшись шерсти. Видимо, температура тел лошадок тоже была значительно выше. Я хотела проверить, даже протянула руку, чтобы коснуться шеи нашего скакуна, но так и не решилась. Один из мужчин заметил это и мелодично засмеялся кивая.

– Dal!

Видимо, разрешал. Но я вымучила улыбку и покачала головой.

Повязки остальные всадники так и не стянули, и их лица я рассмотреть не смогла, но глаза…

Что-то не так с обитателями этого мира. Их радужки чересчур яркие! У всадника с кинжалом – ярко-зеленые, как молодая листва. У всадника с мечом – ярко-голубые, как небо в солнечный день. В моем мире, чтобы добиться такого насыщенного цвета, носят специальные линзы.

Выходит, в этом мире мои обычные глаза – особенные?

Я закуталась в плащ и спрятала нос в меховой опушке. Мужчина склонился к моему уху и, судя по интонации, спросил:

– Ah sal cadaaráh, mõrí?

И тут же досадливо воскликнул, едва не оглушив меня:

– Mar pütõt! Malt lãsairá!

Всадники засмеялись. Зеленоглазый поравнял с нами скакуна и повторил вопрос:

– Ah sal cadaaráh?

Он обнял себя руками и повел плечами. Я озадаченно нахмурилась, и он сказал с нажимом:

– Cad.

И повторил странный ритуал. Я задумалась на секунду и протянула:

– А, кад значит мерзнуть. Нет.

И отрицательно помотала головой. Всадник повторил за мной:

– Нет.

Он повернулся к голубоглазому и что-то ему сказал. Тот стянул повязку на шею. Я невольно вздохнула.

И этот красавчик, каких поискать. То, что он моложе моего спасителя, было очевидно несмотря на то, что темная щетина на щеках прибавляла ему пару лет. Его лицо было не таким мужественным. Скорее изящным – более вытянутое и не такое широкое, губы полнее, нос – у́же и длиннее, а скулы – выше и острее. Взгляд был пристальным, но не настороженным, а заинтересованным.

Мужчина подался вперед и переспросил со смешным акцентом:

– Ah ние́т?

И помотал головой. Я робко улыбнулась и кивнула.

– Да.

И тут же поморщилась. Всадники весело засмеялись.

Я смущенно хмыкнула и сказала:

– Нет.

Помотала головой. Голубоглазый повторил:

– Нет. Nin.

И тоже помотал головой. Я тихо повторила за ним:

– Нин.

И отрицательно мотнула головой. Он радостно улыбнулся и активно закивал.

– Daá.

– Даа́. Почти как у нас. Даа́.

Чтобы выделять ударения, как это делали мужчины, приходилось широко открывать рот. Я потерла челюсть, бездумно отмечая, что она немного ноет. А я лишь два слова сказала! Как я буду разговаривать на их убийственном языке?

– Ah mõrí?

Я посмотрела на всадника с кинжалом. Он стянул повязку на шею, и я даже не удивилась – тоже красавчик, как и его товарищи. С них будто все герои любовных романов были списаны!

Его лицо было открытым, улыбка – нежной и немного грустной. У него были такие же густые брови и шикарные ресницы, как у товарищей, такие же высокие скулы. Но остальные черты лица были более плавными, из-за чего мужчина казался… мягким. Ласковым. Теплым и уютным. Многодневная щетина совершенно ему не шла, добавляя внешности неуместную грубость.

Если бы меня попросили описать всадников ощущениями, про желтоглазого я сказала бы: ему хочется довериться. В нем чувствовались надежность и уверенность в своих решениях и действиях. С голубоглазым хочется провести вечер за высокоинтеллектуальной беседой – его прямой взгляд рисовал образ спокойного, рассудительного и умного человека. А зеленоглазого страшно хотелось обнять и не отпускать. Такие люди, как он, располагают к себе одним добрым взглядом. А как-то иначе они смотреть не умеют.

Всадник с кинжалом прижал руку к груди.

– Saík im zurá salé…

Выдержал паузу и по слогам произнес:

– Dra-há Da-ár.

Указал пальцем на всадника с мечом.

– Suó im zurá salé Aík Da-ár.

Я ахнула. Зура́ – это имя!

Всадник указал на обнимавшего меня мужчину.

– Suó im zurá salé Gar-dáh Daár.

Я тихо повторила, выделяя ударение:

– Все Даа́р… Братья, что ли?

Голубоглазый радостно улыбнулся.

– Daár, daá. Aík Daár.

– Аи́к Даар.

Я посмотрела на зеленоглазого.

– Драха́ Даар.

Глянула поверх плеча на третьего всадника. В его желтых глазах плясали бронзовые смешинки.

– Гарда́х Даар.

– Ah saís im zurá salé, mõrí?

Я помедлила пару секунд, отмечая – каждый вопрос в их языке начинается с ах – потом прижала ладонь к груди и ответила:

– Зура́… сале́… Дана Торрес.

Странно, наверное, но мое имя звучало… как-то простовато и до глупого чуждо по сравнению с именами всадников. Я повторила, скользя по ним взглядом:

– Аик, Драха и Гардах. Вот и познакомились.

Мужчины переглянулись и засмеялись. Я озадаченно нахмурилась – неужели их имена в моем исполнении звучат так смешно?

Аик повернулся ко мне.

– Да́на То́рэс, áhrinar…

Он повел ладонью, указывая на себя и спутников. Значит, а́хринар – это мы?

Вот уж редкостный «ахрина́р» со мной приключился в виде всего этого мира!

– …sarimás muduá…

Он указал пальцем на свою улыбку, и я медленно кивнула. Сарима́с мудуа́ значит рады. Или что-то похожее по смыслу.

– …sas varimás kal!

Аик протянул руку Драха, и тот обхватил его предплечье пальцами. Я хмыкнула. Сарима́с… Варима́с… А последние слова, видимо, означают… поздороваться? Познакомиться? И как сказать, что я тоже рада?

Я замялась, а потом повернулась и протянула руку Гардаху. Он раскатисто рассмеялся и обхватил мое предплечье пальцами, осторожно сжал и отпустил. Я повернулась к Аику и протянула руку ему. Он подъехал ближе на своей жуткой лошади и с улыбкой сжал мое предплечье. Я посмотрела на Драха. Он кивнул и мелодично рассмеялся.

Еще бы…

Хорошо, теперь я знаю их имена. Не забыть бы. А еще неплохо было бы привыкнуть к тому, что эти красивые мужчины постоянно смеются надо мной. Беззлобно, конечно, но все равно немного обидно…

***

Мы ехали целую вечность. Мои глаза слипались от усталости, а живот урчал от голода. Я пару раз просила у Гардаха воду волшебным словом бёр, но показать, что голодна, не решалась. Да и не могла придумать, как это сделать.

Когда стемнело, я погрузилась в беспокойную дрему, прижавшись спиной к груди всадника и млея от его тепла. Сквозь сон услышала, как Аик издал тихий клич. Его лошадь всхрапнула.

Когда я разлепила ресницы, фигура всадника была уже далеко. Его место рядом с нами занял Драха, снова натянувший повязку на нос. Мы встретились взглядами, и его необычные глаза красиво замерцали, словно листва, обласканная солнечными лучами.

– Dal sünaráh, mõrí.

Я шумно вздохнула и снова уснула, утомленная ужасными приключениями и долгой поездкой. И заснула так крепко, что не почувствовала, как меня сняли с седла…

Глава 3

Проснувшись от настойчивых позывов мочевого пузыря, я несколько секунд пыталась понять, почему над моей головой снег. Да не просто снег, а целый снежный потолок!

Стало жутко стыдно. Это сколько я выпила и в каком сугробе усну…

Воспоминания ворвались в голову хороводом картинок и не выражаемых в цензурных формулировках эмоций. Я резко села и застонала от боли в пояснице.

Ивент-менеджеру, которым я была до нежеланного знакомства с Хароном, приходилось много времени проводить на ногах. Но долго блуждать по снегу и тем более путешествовать верхом – никогда! Странно, что после скитаний по арктической равнине я не простудилась, не маюсь в горячечном бреду и не выплевываю легкие в приступах жуткого кашля. Только мышцы и суставы болят.

Вопрос: «что будем делать дальше?» снова тревожно зазвенел в голове. И ответ на него был тот же: поедем с всадниками. А какой у меня выбор? Кажется, зла они не желают, хоть и потешаются над моими попытками говорить на их языке.

Я оглядела небольшое помещение, в котором проснулась. Стены, пол, потолок, даже застеленная пепельно-серыми лохматыми шкурами «кровать» – все было из снега. В небольшое окошко под потолком проникал утренний хмурый свет. Было довольно тепло, и это не могло не радовать.

Распахнув плащ, я обнаружила себя полностью одетой, и одежда оказалась сухой. Хотя в дороге, когда начало темнеть, я зябко подтягивала ноги, пытаясь укрыть плащом влажные джинсы…

Кто-то из всадников снял с меня ботинки, и те стояли возле «кровати». Я дотянулась до правого, сунула руку в голенище и хмыкнула – сухой. Очень странно, вчера в нем явственно хлюпало. Как стоявшая на снежном полу обувь высохла?

Вдруг вспомнилось живительное тепло, хлынувшее в мою грудь из ладони Гардаха… если, конечно, мне не померещилось. Чутье подсказывало, что нет, хотя разум и не мог объяснить это с ходу. Какие-то карманные технологии обогрева у всадников с кожаными флягами, мечами и кинжалами? Ха-ха…

Вообще не смешно.

Я внимательно осмотрела обмороженные руки. Кожа покраснела и сильно шелушилась. Суставы противно ныли. Я осторожно прошлась кончиками пальцев по лицу – припухло и тоже шелушится. Вокруг губ появилась «бахрома».

Да уж, вид у меня сейчас совсем непрезентабельный. Обидно вот так начинать путешествие по новому миру.

Я никогда не отличалась запоминающейся внешностью. Среднего роста, с совершенно неспортивной фигурой и десятком фунтов лишнего веса, с каштановыми волосами и карими глазами я всегда была… середнячком. Самой обыкновенной девушкой, каких сотни на милю в любом густонаселенном городе. Да, симпатичная, миловидная. Кто-то считал меня красивой. В мои тридцать три мало кто давал мне больше двадцати восьми. Но все же я всегда была довольно обычной. Типичной.

В офис и на важные мероприятия одевалась дорого и стильно, делала укладки и макияжи, маникюр, педикюр и другие процедуры, которые ожидают от ухоженной женщины на должности руководителя команды по организации элитных мероприятий. Но в остальное время я закручивала волосы в «шишку» на затылке и не вылезала из джинсов и толстовок, смертельно уставая от неудобной рабочей «обертки». Повезло, что Харон выдернул меня не с какого-нибудь банкета в юбке и шелковой блузке, а по пути домой из супермаркета…

Натянув ботинки и подхватив полы чересчур длинного плаща, я осторожно выглянула в дверной проем в одной из стен и обнаружила похожую на мою комнату. На выстеленной шкурами «кровати» спиной ко мне спал кто-то из всадников. Я на секунду залюбовалась серебряной вышивкой на черной ткани плаща, в который тот укутался – дракон в окружении замысловатых узоров – и попыталась тихо пройти к следующему дверному проему. Но мужчина зашевелился. Спустя пару секунд я встретилась взглядом с Аиком.

Он сонно улыбнулся, сел, потянулся, глянул на небольшое окошко и недовольно поморщился. Взъерошил и без того растрепанные каштановые волосы и обратился ко мне, приложив раскрытую ладонь тыльной стороной ко лбу, а потом прижав к сердцу кулак:

– Да́на! Avalés in áksast khar. Ah am vasahtü im zült?

Я тяжело вздохнула и развела руками. Только одно слово помимо имени было мне понятно – ах. Он о чем-то спросил.

Я указала на проем и изобразила пальцами шаги.

– Мне нужно… выйти на улицу.

Что-то подсказывало, что в доме вполне может обнаружиться помещение для справления нужды, но делать это при незнакомых мужчинах без двери не хотелось от слова совсем!

Аик мигом поднялся на ноги, оправил плащ и кивнул. Видимо, собирается сопровождать меня. И как объяснить, что мне нужно в туалет и компания не требуется?

– Нин.

Я прижала кулак к губам и изобразила несколько глотков. Аик тут же потянулся к фляге у него на поясе под плащом, но я помотала головой.

– Нин! Я не хочу… бёр, не хочу! Я хочу…

Я провела ладонями по лицу и вспомнила, как выгляжу. Смущение обожгло щеки – мой собеседник очень красив, а я…

«Господь всемогущий, да о чем ты думаешь? Покажи, что тебе нужно, как сделала бы это в своем мире, общаясь с иностранцем».

«Сказала бы “уборная” на родном мировом языке!».

Я снова прижала кулак к губам, изобразила глоток и указала руками на живот. По лицу мужчины разлилось смятение. Он изогнул бровь и медленно покачал головой.

Да как же… Как же… А!

Под недоумевающим взглядом Аика я скрестила ноги, прижала ладони к паху и пару раз неглубоко присела, проклиная ноющую поясницу. Всадник округлил глаза… и расхохотался, запрокинув голову. Я раздраженно уперла руки в бока.

– Аик! Прекрати смеяться! Мне нужно в туалет!

Он помотал головой и выставил перед собой раскрытую ладонь. Видимо, я слишком сильно его рассмешила, раз он просит дать ему время успокоиться!

– Да чтоб тебя! Аик, ты…

– Avalés in áksast khar, mõrí. Ah am vasahtü im zült?

Я повернулась к вошедшему в комнату Драха. Он отвел кулак от груди, глядя на нас с Аиком по очереди. Я мысленно застонала – теперь ему показывать придется! И он тоже хохотать начнет!

– Мне нужно на улицу!

Я указала на дверной проем и изобразила пальцами ходьбу. Драха медленно кивнул, посматривая на товарища с удивлением.

– Dal, kasráh.

– Нин! Я пойду одна!

Я продемонстрировала ему указательный палец, ткнула себя им в грудь и указала на проем, снова изобразила ходьбу.

– Одна!

Драха перестал улыбаться, когда мой голос зазвенел от раздражения, и перевел взгляд на Аика. Я внутренне сжалась, хотя на лице всадника не было ни намека на злость. Только смятение.

Аик что-то буркнул, не отнимая ладони от лица. Драха понимающе улыбнулся.

– Ah hisaraáh a pis? Dal, kasráh!

Я смерила Аика мрачным взглядом. Он все понял! И это пис точно значит пи́сать!

– Если бы ты понимал меня, я столько всего высказала бы! Я…

Аик перебил меня звонким смехом, заразительным настолько, что я выдохнула… и согнулась пополам в приступе хохота, представив, какую картину ему только что пришлось наблюдать. Мочевой пузырь отозвался на мои движения слабой болью. Я прижала руку к животу, скрестив ноги уже по необходимости, и взглянувший на меня Аик едва не задохнулся от смеха.

– Mar mõrí!

Он рухнул на «кровать», махнув Драха рукой. Тот вопросительно посмотрел на меня.

– Ah kasráh?

Посмеиваясь, я вытерла глаза и кивнула.

– Касра́х, касра́х. И побыстрее, если можно.

Драха радостно заулыбался, услышав родную речь, и поспешил к выходу. Я помчалась за ним, запоминая: касра́х значит идем.

***

Всадники накормили меня вяленым мясом и сыром и угостили приторным вином, от которого по телу разлилось блаженное тепло, а сознание немного затуманилось. И пусть у мяса был странный привкус, а чересчур твердый сыр жевался со значительными усилиями, я поймала себя на мысли, что ничего вкуснее еще не ела. Я так громко урчала за едой, что мужчины смотрели на меня, разинув рты. И смеялись…

После трапезы мы покинули укрытие. Мне показалось, что на улице потеплело, и я даже обрадовалась свежему воздуху. Хотя, может, дело в том, что я отдохнула и плотно поела?

Небо до самого горизонта заполонили тучи. Серо-синие гиганты ворочались, толкая друг друга, и грозили обрушить на нас очередной снегопад. Одинокий дом на фоне бесконечной арктической равнины смотрелся жутко – словно оплот маньяка, в который по сюжету страшилки обязательно должна забрести кучка потерявшихся туристов.

Я окинула изучающим взглядом ровные стены без единого шва. Строение словно было вырезано из огромного монолитного куска снега или выстроено прямо в сугробе. Вот только уровень белого покрова был значительно ниже. Очень странно.

Я приближалась к скакунам, опасливо поглядывая на их клыки. Животные мирно сопели и прядали ушами, будто отгоняя надоедливых насекомых. Но стоило мне приблизиться, троица рогатых монстров синхронно подняла морды. Рубиновые глаза засияли, расплескивая по черным шкурам потеки багрового света.

Сердце уже привычно ринулось в пятки, а в голове застучало: это невозможно! Так не бывает! Глаза не могут светиться!

Драха подхватил меня под локоть, когда я испуганно замерла в десяти шагах от скакунов, и медленно подвел к одному из них. Так же медленно положил мою ладонь на черную шею, накрыл своею и провел до попоны, расшитой серебристыми узорами. Я невольно сглотнула, перебирая пальцами короткую жесткую шерсть.

Вопрос: «как они не мерзнут с такой тонкой шкурой?» снялся с обсуждения моментально – местные скакуны были гораздо горячее наших. Настоящие шестиногие обогреватели!

Шестиногие… Твою ж…

Животное выдохнуло облачко пара и мотнуло головой, словно приветствовало наездников и одобряло ласку. Заплетенная грива разметалась по мощной шее, сверкая крупными бусинами. Я подхватила одну косичку, погладила круглое украшение, любуясь изящной резьбой. Какие-то символы…

Драха кивнул на скакуна и похлопал по вытянутому седлу из черной потертой кожи.

– Ah adráh?

Касра́х – это идем. А адра́х значит забирайся? Или что?

Я глянула поверх плеча на Гардаха. Мужчина уже сидел верхом на лошади и наблюдал за нами, с лукавой улыбкой поправляя щекочущую губы опушку. Аик закреплял объемную седельную сумку, пряча улыбку в тени капюшона.

Да что с ними не так?! Они либо улыбаются, либо смеются! Постоянно!

Я повернулась к Драха, ткнула себя пальцем в грудь, указала на него и на лошадь. Он пожал плечами и кивнул на Гардаха. Вполне понятно – решай сама, с кем хочешь, с тем и поедешь.

– Даа́, поехали.

Я примерилась к высокому стремени, не представляя, как засунуть туда ногу, но сделать ничего не успела – мужчина схватил меня за талию и в мгновение ока усадил в седло.

Вот это силища! Один из сугроба рывком вытаскивает, другой забросить может на шкаф!

Я вскрикнула от неожиданности и, потеряв равновесие, вцепилась в гриву лошади. Та повернула морду в попытке посмотреть на меня… и зарычала! Раскатисто, басовито, как хищник, готовый к атаке.

Аик и Гардах расхохотались, а Драха успокаивающе похлопал скакуна по шее и пробормотал ему в ухо:

– Dal, piharáh!

Потом посмотрел на меня и прижал ладонь к груди.

– Mar kahümán, mõrí! Sas hrafáht.

Я поняла по смущенной улыбке – извиняется, подумал, что напугал. Значит, мар кахума́н – это извини?

Господь всемогущий, как же не хватает блокнота с ручкой! Я не успеваю запоминать! А еще лучше было бы найти словарик! Или онлайн-переводчик…

– Нин, все… хорошо.

Я показала ему кулак с оттопыренным большим пальцем. Глаза Драха округлились. Он посмотрел на спутников, и те синхронно пожали плечами, поглядывая на меня с недоумением. Я быстро опустила руку, осознав – либо в этом мире такой жест не используют, либо… он означает что-то совсем другое.

Я прижала ладонь к груди.

– Драха, все хорошо… Мар… кахума́н!

Он тепло улыбнулся и поправил меня:

– Kahümán, mõrí. Ka-hü-mán.

– Даа́, кахюма́н.

Всадники радостно засмеялись, а я отвернулась, пряча пылающее лицо и делая зарубку в памяти – быть осторожнее с жестами. Так обидишь собеседника ненароком… убежишь ли потом?

Драха забрался в седло. Я почувствовала себя крошечной, когда большая ладонь надавила на мой живот, заставляя прижаться лопатками к груди мужчины. Какой же он… крупный!

Гардах поймал мой взгляд.

– Ah adráh?

И указал на лошадь.

Ага. Касра́х – идем, адра́х – едем. Во множественном числе. Отлично!

Вместо меня ответил Аик:

– Dal, adráh.

Даль. Звучит как побуждение к действию вроде нашего «давай!». Хорошо, поняла…

Но как же сильно мне нужен переводчик!..

***

Мы пересекали снежную равнину целую неделю и каждую ночь проводили в абсолютно одинаковых снежных домах.

Каждый вечер с наступлением сумерек Аик подгонял скакуна и уезжал вперед, видимо, чтобы проверить место ночлега. Как сообщал остальным всадникам, что там все в порядке, я не понимала. Мы подъезжали к очередному дому уже в кромешной темноте.

Аик был единственным, кто не брал меня в седло. Я не настаивала – Драха и Гардах везли меня по очереди. Всего лишь отметила, что он сам ни разу не предложил, а попроситься к нему я стеснялась. Да и не рвалась особо – его огромный меч немного пугал.

Однообразный пейзаж вгонял в депрессивное состояние. И пусть ветер смилостивился и перестал хлестать по обмороженным щекам, снегопады не замедляли путешествие, а всадники и кони служили неплохими обогревателями, мне было невыносимо тоскливо.

Когда в один из дней на горизонте показались темные силуэты, растянувшиеся линией на несколько миль, я радостно улыбнулась. Заметивший мою реакцию Гардах усмехнулся, но и в его взгляде читалось облегчение. Видимо, не мне одной надоел бесконечный снег.

А может, это означает, что путешествие подходит к концу? Я пока не знала, радоваться или бояться. Страх все еще был в глубоком обмороке.

Темная линия оказалась лесополосой. Я вспомнила меняющий очертания силуэт, который увидела, оказавшись в этом мире, и внезапно поняла – это была троица всадников на необычных скакунах. И мы двигались навстречу друг другу…

Они заранее знали, что я окажусь здесь? И если да, откуда? Приехали специально, чтобы спасти меня? И как разыскали в арктической пустыне? Неужели Харон всех в одно место скидывает, предварительно сообщив координаты местным?

Я вспомнила молнии, рвавшие небо над моей головой. За прошедшую неделю гроз не было… Да и какая гроза зимой?! Может, это сигнал Харона? И по нему они меня и нашли…

Вопросов было много, а ответов – ни одного. И как выведать их у спутников я не знала.

Я вспомнила искреннее недоумение, когда они поняли, что я не знаю их язык. Значит ли это, до меня здесь оказывались иномиряне, которые понимали язык всадников? Наверняка я не первая, кого Харон через Лиман сюда скинул. Что он там говорил?

В ушах прошелестело: тебя ждет великая судьба, этот мир очень давно ждет тебя, они намерены уничтожить его.

По спине побежали мурашки. Кто такие эти «они» и почему хотят уничтожить мир, Харон не сказал. Как и не объяснил, что за судьба меня ждет. Пока что ясно было одно – я должна этот мир спасти.

Ну и задание в его чертовом квесте для игроков начального уровня!

Хорошо, чтобы выполнить его, нужно обладать информацией. А чтобы раздобыть ее, нужно полноценно общаться с всадниками.

Для этого я понемногу учила их язык, безустанно повторяя и старательно запоминая каждое слово, в значении которого была уверена. И пусть память внезапно обогатилась воспоминаниями, новые знания удерживались в голове с большим трудом. И не из-за моей слабой способности усваивать иностранные языки! Знаниям словно что-то мешало. Словно для них не было места…

Я пыталась разговаривать с всадниками. В первые дни челюсть нещадно болела, но постепенно привыкла, и язык больше не казался отвратительно грубым. Произношением он походил на смесь немецкого и турецкого, а грамматикой – на итальянский и французский.

Всадники подсказывали и поправляли, когда я допускала ошибки, делали акценты на ударениях и произношении. Наверняка потому что в их языке есть слова, которые немного различаются звучанием, но обозначают разные вещи.

Я узнала, что мужчины называют себя мьари́вами, но не представляла, как это переводится. Зато отметила, что это слово созвучно с обращением ко мне, которое правильно произносилось как мьори́.

Спустя пару дней пути я научилась правильно просить воду, еду и отдых, поблагодарить забавным словом мюрика́с и выяснила, что Авале́с ин а́ксаст кхар – это приветствие, связанное с небом. Приветствуя друг друга и меня, мужчины сначала прижимали раскрытую ладонь ко лбу, а потом кулак к сердцу. Когда я сделала так же, они смеялись. Громко и радостно.

Вопросом: ах ам васахтю́ им зю́льт? они интересовались, как у меня дела. Странно, но отвечать на него нужно было даа́, если все хорошо, и нин, если плохо. Я всегда говорила даа́ несмотря на то, что чувствовала себя отвратительно. Просто как сказать: «нормально» или «средне» я не выяснила. Всадники обменивались озадаченными взглядами, когда я пыталась объяснить это жестами. Казалось, что в их языке просто нет такого понятия, словно дела могли идти либо отлично, либо… никуда не идти, потому что ты – труп.