По доброй воле

Я снова застонал, пытаясь успокоиться. Несмотря на тонну обезболивающего в организме, У МЕНЯ ВСЕ ЖЕ СЛОМАНО РЕБРО! Мой командир СЛОМАЛ МНЕ РЕБРО! И пока я пытался унять хохот, Мартин хмурился, а Аарон слабо улыбался.

– И что?

– Хорошая тренировка, парни. В медпункт. Все трое.

Несколько секунд стояла тишина, а потом товарищи расхохотались. Мартин тут же охнул и схватился за челюсть, а Аарон радостно подытожил:

– То ли еще будет, Дэнни.

Я заглянул в искрящиеся серые глаза и сглотнул. То ли еще будет…

В коридорах было неожиданно людно. Мужчины небольшими группами или по одному сновали туда-сюда. Некоторые из них смотрели на нашу порядком помятую троицу, но подобное зрелище было для них явно не в новинку.

Я старательно прятал взгляд, потому что видел, что отличало их от меня – на левом запястье каждого неизменно красовался черный кожаный браслет.

Когда мимо меня прошло двое вольников, о чем-то оживленно переговариваясь и размахивая руками, я обхватил запястье пальцами, почувствовав себя неуместным.

Аарон заметил это. Или радар в его заднице уловил мгновенную смену моего настроения. Он толкнул меня в плечо – я поморщился от боли и рыкнул на него, тратя драгоценный воздух – и тихо спросил:

– Ты чего? Выглядишь так, словно тебе пить запретили.

Я закусил губу, пытаясь решить, стоит ли задавать вертящийся на языке вопрос – я ведь не знаю местных порядков и не удосужился спросить у командира – и все же указал взглядом на его левое запястье.

– Почему Джексон до сих пор не выдал мне браслет?

Идущий впереди Мартин посмотрел на меня поверх плеча.

– Почему ты его Джексоном называешь?

Я озадаченно моргнул, а Аарон махнул рукой.

– Хаммер уже дал тебе имя?

– Какое имя?

Тут же захотелось хлопнуть себя по лбу, но бок снова пробила боль, и мне пришлось прижать ладонь к ребрам.

Имя. Ну, конечно.

Хаммер.

Бенджи.

Хайд.

– Нет, не дал.

– А он смышленый. Уговорил, давай оставим его.

Я повернулся к Майерсу с каменным лицом. Тот хищно улыбнулся, но тут же охнул и обхватил пальцами громко щелкнувшую челюсть.

– Так тебе и надо!

– Не дай повод жалеть, что я не позволил Хаммеру уделать тебя до реанимации!

Я повел плечом. Бок тут же пробила острая боль. Мой командир только что сломал мне ребро. Три недели изнуряющих тренировок, куча ушибов, ссадин, синяков… и вот он, первый перелом. Почему я так спокойно отношусь к этому?!

Странное спокойствие пугало. Словно это стало нормой всего за три недели. Хотя, нет… Словно это было нормой. Всегда.

«Все просто, Стоун. Ты знал, на что шел».

– Почему он до сих пор не дал мне имя?

– Видимо, потому что он его еще сам не знает.

Голос Аарона прозвучал очень странно, и Мартин так посмотрел на товарища, что мне стало не по себе. Словно он его в пол взглядом вбить пытался. Потом бросил:

– Расслабься, Стоун. Я свое получил после третьего задания. Тогда же мне вручили браслет.

– И как он узнает мое имя?

Парни переглянулись и смущенно откашлялись. Ответил гребаный мистер Хайд:

– Хаммер изучает бойцов, смотрит на их… особенности… и дает имя. Кому-то за особые заслуги, кому-то за особенности характера. Всем по-разному. Сам поймешь, когда ближе с отрядом познакомишься.

– И в чем фишка этого имени?

Мартин раздраженно застонал и тут же охнул, хватаясь за челюсть. Я злорадно хохотнул и охнул, хватаясь за бок. Аарон окинул нас мученическим взглядом.

– И как с вами работать? Инвалиды…

Он вошел в двойные двери, ведущие в крыло под громким названием «Медицинский пункт». Вспоминая эти самые пункты в самых разнообразных учреждениях, я вошел следом, окинул помещение скептическим взглядом… и замер.

Передо мной раскинулся полноценный, чтоб его, приемный покой!

Я несколько секунд тупо оглядывался, цепляясь взглядом за детали. На стенах, выкрашенных в приятный бежевый цвет, висели информационные доски, постеры о вреде курения – серьезно?! – и о вреде алкоголя – нет, серьезно?! Вдоль стен стояли удобные стулья. Двери были снабжены табличками с названиями специалистов.

Я присвистнул и тихо позвал:

– Аарон?

Мужчина вопросительно хмыкнул, провожая товарища взглядом. Мартин завернул за угол, приветливо махнув девушкам за выкрашенной под цвет стен стойкой. Те ответили улыбками, и сразу стало ясно – ребята Джексона здесь частенько бывают.

«Может, не только они, чего ты начал накручивать себя?!».

– У вас здесь целая больница! И на кой хрен ты со своими переломами ходил к…

Внезапно осознав, что именно собираюсь сказать дальше, а точнее, кого упомянуть, я смущенно замолчал. В памяти тут же встала картина трехнедельной давности, которую я упорно гнал от себя, изнуряя на тренировках. Прилипшая к груди девушки блузка, красный бюстгальтер и…

– У нас есть специалисты, которые окажут первую помощь, извлекут пулю и зашьют рану, вправят кости, наложат гипс и сделают еще много чего. Но…

Аарон помрачнел. По его лицу забегали желваки, а глаза потускнели.

– Да к черту, Дэнни. Чего сочинять? Сам знаешь, почему.

Он дернул подбородком и устремился за Мартином. И мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

Я осматривался, читая надписи на дверных табличках. Специалистов в Гильдии было много. Дьявол, тут даже психолог есть!

Пройдя мимо кабинета с табличкой «Уролог», я фыркнул и тут же схватился за бок. Аарон вопросительно уставился на меня. Я отрицательно мотнул головой.

– Нет! Ничего.

Мужчина огляделся, скользнул взглядом по табличке на двери, мимо которой мы только что прошли, и тяжело вздохнул.

– Серьезно?

Я зажал рот рукой и помотал головой. Глаза товарища предательски заблестели.

– Серьезно!? Дэнни! Даже мне не смешно… А ты…

Уже в следующее мгновение он хохотал, согнувшись пополам и прижимая пальцы к вискам…

***

В кабинете доктора Эдисона меня ждал новый повод округлить глаза. Док ушел в небольшую комнатку и спустя минуту вернулся с моей медицинской картой. Среди вложенных в нее листов я безошибочно угадал разноцветные бланки, что выдавали мне предыдущие врачи.

«Впрочем, чему удивляться? Ты же сам все рассказал девушке из отдела кадров. Где родился, где служил, где лечился».

Глядя на довольно пухлую папочку, я был уверен, что в отделе кадров лежит папочка попухлее. Со всеми моими документами, со всеми грязными секретами…

Док, мужчина за сорок с открытым лицом, с которого не сходило чересчур серьезное выражение, с темными вьющимися волосами и задумчивыми карими глазами, быстро просмотрел мою карту. Когда очередь дошла до разноцветных бланков, он бросил на меня внимательный взгляд и углубился в чтение и спустя пару минут озадаченно хмурился.

– Вы принимаете…

– А можно на «ты»?

Мужчина глянул на меня и согласно кивнул.

– Ты принимаешь эти обезболивающие?

Он помахал рецептурным бланком – а он-то здесь как оказался?!

– Да.

Травматолог осмотрел меня и подтвердил то, что было понятно всем – односторонний перелом ребра. Несложный, неопасный, но неприятный. Легкая травма, в общем-то.

Он послушал сердце и дыхание, вколол новокаин и простучал бок под мой протестующий стон, измерил пульс и давление и сделал несколько отметок в больничном листке. После того, как рентгеновские снимки в разных проекциях были готовы, док подвел итог.

– Что ж, жить будешь, а вот с тренировками придется повременить. Опасности осложнений сейчас нет, но еще пара сильных точных ударов – и ребро может сместиться и проткнуть легкое. А ты же этого не хочешь, да?

Я нахмурился, чувствуя себя без футболки страшно неуютно – доктор Эдисон слишком внимательно разглядывал мои синяки всех цветов предрассветного неба.

– Но если командир скажет…

– Новенький, да?

Док окинул меня теплым взглядом и по-отечески улыбнулся.

– Командир не подвергнет твою жизнь опасности. Одна из его задач – заботиться о бойцах.

Он снова посмотрел на мои синяки. Его взгляд потяжелел.

– Даже такими способами. Не сомневайся, он найдет, чем тебя занять, чтобы не сидел без дела.

Прозвучало почти как угроза. Но страшно не стало. Скорее, любопытно.

– Давно ты в Гильдии?

Мужчина неопределенно кивнул.

– Достаточно для того, чтобы по первому взгляду определять принадлежность бойцов к тому или иному отряду. 11-27, верно?

Я охренело моргнул.

– Но как…

– Ваш командир – один из лучших. Отряд – один из самых… результативных. И ваши парни всегда приходят ко мне самые… разноцветные.

Я засмеялся, морщась от боли. Мужчина склонил голову набок, разглядывая шрамы от пуль.

– Как твое плечо?

Я вскинул брови, но тут же махнул рукой. Фигурально, естественно. И чему я постоянно умудряюсь удивляться?

– Более-менее.

– Три перелома, значит? Ловко тебя. Как ты умудрился заработать стойкие боли? Доктор Коппола – потрясающий специалист.

Я с трудом задавил приступ злости, раздувшийся в груди после его слов про ловкость Грина, и раздраженно ответил:

– Я – дерьмовый пациент.

Мужчина недоуменно нахмурился, перевернул пару листков в моей карте и снова углубился в чтение. Спустя минуту он тяжело вздохнул.

– Что ж, кажется, я понял, что именно она упустила.

Под его пристальным взглядом мне стало не по себе. Я вспомнил Алессандру. Не как девушку, которая прижималась ко мне всем телом и просила о близости. Моего доктора. Вспомнил наши бесконечные войны. Мои психи и ругань. И ее твердый суровый тон. Ее прищуренные глаза. И ее чертову «детку». То, сколько сил, моральных и физических, она вложила в мою реабилитацию. То, как радовалась самым крошечным моим успехам. Как сверкали ее глаза, когда ей удавалось вывести меня на эмоции, пробить хренов щит из злобы на весь мир.

Даже если она и упустила что-то, это случилось не по ее вине. И потому в моей груди снова поднялась волна злости, а в голове на повторе громыхало: я больше не допущу эту ошибку, не позволю себе сдаться и все испортить, не позволю себе забыть, ради чего я все это начал.

Я позволил злости разгореться, чтобы сжечь то, что мне успешно удавалось запихивать поглубже. То, что при воспоминании об Алессандре упрямо стремилось на свободу.

Я скучал по ней. Тосковал. Кажется, даже горевал немного.

– Это не ее вина, док. Я действительно был дерьмовым пациентом. Не слушал ее, не пил лекарства, халтурил, а потом решил одним махом нагнать все упущенное и…

– Ты меня прости, Дэниел…

– Дэнни.

– Дэнни. Я понял. Ты меня прости, Дэнни, но люди, получившие тяжелое ранение и вынужденные пройти реабилитацию, редко бывают приятными пациентами.

Я говорил себе то же самое весь год. И что в итоге?

– Когда врач дает клятву – а это, кстати, не шутка для большинства из нас – в том числе он клянется не навредить. И из тех двух предложений, которыми ты описал реабилитацию, я могу вывести несколько предположений.

Док заглянул мне в глаза.

– Либо ты так сильно не хотел выздоравливать, что доктор Коппола не смогла к тебе пробиться, в чем я сильно сомневаюсь, либо с самого начала отдала тебе в руки бразды правления. Либо нарушила одну из заповедей клятвы, что помешало ей делать работу так, как в этой самой клятве сказано.

– Док, я серьезно…

– Я тоже.

Я раздраженно вздохнул. Мужчина говорил то, что думал. И мне не нравилось то, что он думал об Алессандре. Мне не хотелось, чтобы он считал ее виновной в том, что я, редкостный придурок, дважды чуть не угробил шансы на полное выздоровление.

– Хотите кого-то обвинить – меня вините.

– Это уже случилось. Какой смысл искать виновных? Я доктор. Каждый мой день наполнен болью молодых парней и взрослых мужчин. Они ломают конечности, пробивают головы, и я должен сделать все, чтобы поставить их на ноги. Они выбрали эту работу по доброй воле, как и я. И я не могу позволить себе забыть о том, что, если я не справлюсь, они больше не смогут заниматься этим делом.

Мужчина смотрел на мои шрамы так, словно обладал рентгеновским зрением и рассматривал мои сросшиеся кости.

– Каким бы дерьмовым пациентом ты ни был, доктор всегда должен помнить, что ты на первом месте. Ты приходишь к врачу не потому, что у тебя все хорошо. Ты идешь к нему, потому что тебе нужна помощь. И если что-то мешает твоему доктору оказать тебе эту помощь, он должен это понять, принять и проститься с тобой. Я не виню Алессандру Коппола. Я всего лишь говорю, что вижу, что именно она упустила.

Док замолчал, ожидая, что я сам спрошу, что именно упустила Алессандра, но я боялся услышать ответ. Потому что если это то, о чем я думаю… Нет. Не хочу знать.

– В любом случае, лекарство работает, боли постепенно уходят и мне лучше.

– Рад слышать. На этой работе тебе понадобится оба плеча и обе руки. Если ты не против, я выписал бы обезболивающие посильнее, но…

– Я против.

Док улыбнулся.

– Я не закончил. Я сделал бы это, но вижу, что ты справляешься. Но будь готов к тому, что оно может понадобиться. Я ведь не викодин предлагаю. И не морфий.

Когда я кивнул в ответ, мужчина отложил мою карту, прошел через кабинет к высокому шкафу и достал оттуда большую упаковку с широким бинтом.

– Пока наложим повязку, потом заменим на тейпы.

Он впечатал в меня, словно кулак, тяжелый взгляд.

– И я говорю серьезно, Дэнни, воздержись от тренировок, если не хочешь получить травму, несовместимую с жизнью. Твой командир понимает это так же хорошо, как я. Не заставляй меня просить его отдать тебе приказ. Придешь ко мне через неделю. Сделаем снимки, проверим процесс заживления, нет ли воспалений. Если будешь соблюдать режим, восстановишься недели за три.

Я округлил глаза. Три недели без тренировок?!

Док правильно оценил мою реакцию.

– Джексон не оставит тебя без дела.

Я тихо спросил:

– Вы хорошо знаете моего командира?

– Мои пациенты – это, в первую очередь, пациенты. И мне не нужно знать о них больше, чем требуется для лечения. А теперь слушай…

***

Я вышел из кабинета, недовольно поводя плечами. Поганый бинт мешался, но делать нечего. Мартина я нашел разговаривающим с девушками в форме мятного цвета. Услышав мои шаги, он обернулся и сверкнул глазами.

– Кажется, Аарон стукнулся головой сильнее, чем сам предполагал. Что поделать, не каждый, упав, может встать без последствий

Я застыл как вкопанный. Перед взглядом тут же пронеслись картинки: Аарон лежит, не шевелясь, встает, покачиваясь, морщится от боли, трет висок, держится за голову, неуверенно шагает.

Желудок сковал лед. Я хрипло выдохнул:

– Он…

Мартин окинул меня ошарашенным взглядом и басовито расхохотался.

– Расслабься, живой! Башка у него крепкая. Просто хорошо приложился. Пару дней проведет здесь по распоряжению невролога.

Мне очень сильно захотелось ударить товарища по уже не щелкающей челюсти.

– Ты в курсе, что ты кретин, Майерс?!

– Есть немного. Ты как?

Поморщившись от досады, я приподнял футболку и показал повязку. Мартин ухмыльнулся с нескрываемым злорадством.

– Зато тебе пить можно в отличие от Бенджи.

И снова громогласный хохот сотряс импровизированный приемный покой. Девушки за стойкой регистрации наблюдали за мужчиной с легкими улыбками. Он им явно нравился.

– Ты, смотрю, лучше всех. Я думал, Джексон тебе челюсть выбьет через затылок.

Мартин ухмыльнулся и повернул голову. Я заметил небольшую припухлость и гематому в том месте, где челюсть соединяется с черепом.

Вот ведь непробиваемый хрен!

– Неужели еще не понял? У командира нет цели покалечить нас!

Я с сомнением потер бок. Каждого из нас Джексон мог прибить, особо не напрягаясь. А уж покалечить… Но мне он преподал урок. Аарона вывел из строя, чтобы справиться с мистером Психом. А его самого… Челюсть на месте, какие вопросы?

– В один день ты поймешь, насколько точно командир рассчитывает удар.

Мартин попрощался с девушками и махнул рукой в сторону выхода.

– Пойдем.

Я двинулся за ним, стараясь дышать ровно, как научил доктор Эдисон.

– Командир дал нам отгул. Видимо, мы его впечатлили на тренировке.

Я едва слюной не подавился, услышав эти слова. Бок тут же пробила нервная боль и я поморщился.

– Ты уверен, что отгул нам дали за то, что мы его впечатлили, а не за то, что нам пришлось медпункт после тренировки посетить?

И снова раздался громкий хохот. Я всерьез забеспокоился за челюсть Мартина – он так широко открывал рот, словно она вообще не крепилась к черепу.

– Ох, Стоун! Умеешь шутить, когда хочешь!

Я недовольно закатил глаза. Когда-нибудь они поймут, что я не шучу?!

Мы вышли из медицинского пункта, который на деле оказался больницей, и пошли по коридору. Мартин насвистывал какую-то мелодию, а я размышлял над словами дока. Насчет командира и его заботы о бойцах. И вспомнил про Аарона.

Так себе забота.

Когда мы подошли к лифту, Мартин прервал мои мысленные дебаты.

– Планкетт вечером зовет в бар. Твои ребра потянут выпивку?

– Майерс, договоришься…

Он беззлобно усмехнулся и хлопнул меня по левому плечу.

– Вот так ты принимаешь заботу, да? Уговорил, больше не буду. Мне нужно заскочить в арсенал, а потом можем выдвигаться.

Я задумчиво огляделся. Как и после каждой тренировки, мне хотелось побыстрее свалить. Но я точно знал – покину здание, и буду страшно хотеть вернуться как можно скорее…

– Я тебя в холле подожду.

– Трусишка Дэнни бежит, поджав хвост?

Я хотел врезать товарищу, но сдержался. Не стоит бить того, кто не очень хорошо справляется с эмоциями и с которым даже Джексону Торпу приходится драться… в ту часть силы, которой меня он прибил бы с легкостью. Да и того, кто прикрывать тебя будет, тоже бить не стоит.

«Кстати, об этом. Интересно, когда меня выпустят на задание?».

«Подумал парень со сломанным ребром…».

«Завались».

Я махнул рукой в неопределенном направлении.

– Вали. Я вниз.

Уже входя в лифт, я задумался: кто такой Планкетт? Это фамилия или прозвище? И почему, интересно, Аарона зовут Бенджи?

«Слишком много думаешь, Стоун. Слишком много».

Спустившись на первый этаж, я прошел через пустой холл к зоне ожидания. Повинуясь внутреннему порыву, остановился на небольшом участке матового пола и повернулся к скульптурам.

Все было так, как говорил Джексон. Я больше не мог их не видеть. Входя в это здание каждый день, я видел то, что было сокрыто в изломах стальных прутьев. Вся суть человеческой натуры в семи статуях. Семь грехов и семь учителей фрилансера.

– Они прекрасны, правда?

Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. В черном кожаном кресле сидел мужчина и с улыбкой наблюдал за мной.

– Простите?

Он указал взглядом на скульптуры.

– Они прекрасны, не так ли?

Я прищурился, разглядывая неожиданного собеседника.

По меркам женщин он был привлекательным, а в молодости наверняка был очень красив. Ему было около пятидесяти, но ему шло все, что обозначало его возраст – седина, посеребрившая густые темные волосы и брови, морщины, разрисовавшие сухую кожу узкого лица узорами жизни. Потускневшие голубые глаза смотрели остро, оценивающе. Я был уверен – мужчина успел изучить меня за те пару секунд, что я смотрел на скульптуры. Его фигуру скрывало черное пальто, но что-то подсказывало, что мой собеседник в прекрасной форме.

Он держался расслабленно, откинувшись на невысокую спинку кресла и сцепив крупные кисти в «замок». Его локти покоились на высоких подлокотниках. И было в его позе что-то притягательное. Мужчина явно наслаждался тем, что сидел в этом холле.

Кто он такой? Один из фрилансеров?

Я внезапно вспомнил свой вопрос про пенсию и с трудом подавил смех. Джексон так и не ответил, но, судя по этому мужчине, пенсия в Гильдии была… весьма относительным понятием.

– Не сказал бы так.

– А как сказал бы?

Голос мужчины звучал мягко и властно одновременно, и меня посетила догадка: передо мной командир. И пусть мой собеседник очень сильно отличался от Джексона, который на мили вокруг себя распространял ощущение опасности – он распространял уверенность, спокойствие и что-то такое, за что его хотелось уважать.

Я снова посмотрел на арт-объекты и тихо ответил:

– Они… впечатляющие.

За моей спиной раздался тихий смех, но я не обернулся. Смотрел на скульптуру, изображавшую предательство. Скулы сводило от кислого привкуса во рту, который появлялся каждый раз, стоило мне увидеть изломанные прутья.

– Впечатляющие тоже неплохо. И чем же они тебя так впечатлили?

– Они – жизнь.

Я ответил, не раздумывая, и кашлянул, поразившись собственным словам. Хотел было что-то добавить, но мужчина опередил меня.

– Прекрасно сказано.

Я прожигал взглядом седьмую фигуру. Она была моей жизнью. Одним моментом, который перевернул все с ног на голову.

Незнакомец встал рядом со мной, и я скользнул по нему взглядом. Он был ниже меня дюйма на три, но казался гораздо выше. Внушительнее. Я чувствовал исходившую от него силу. Рядом с ним я казался себе незначительным, неважным.

«Точно командир».

Мужчина со спокойным интересом смотрел на скульптуры и казался простым прохожим, но я невольно проникся к нему уважением. Джексон вызывал похожее чувство. Хотя… Нет. Джексона я опасался. А для того, чтобы зауважать его, мне потребовалось перенести крепкую трепку и понять, насколько он сильный противник. Осталось понять, насколько он хороший командир.

Почему-то эта мысль показалась кощунственной…

Мой собеседник тихо заговорил:

– Эти скульптуры создал слепой мужчина. Он не художник, не скульптор и к творчеству имеет такое же отношение, как баретта к букету полевых цветов.

Я невольно засмеялся и поморщился от дискомфорта в боку.

– Отличное сравнение.

– Он военный, знаешь ли. Был военным. Взрыв лишил его зрения и карьеры. Но до этого он многое успел повидать. И эти семь скульптур…

Мужчина обвел холл взмахом руки. Я заметил браслет на его левом запястье и вздохнул, ощущая себя… голым.

«Терпение! На Хаммера должно снизойти озарение. И ты получишь такой же».

– …он создал, вспоминая ужасы войны. И посмотри на эти скульптуры! Слепой мужчина, прошедший через ад и решивший выразить его в суровом металле, создал нечто… впечатляющее, как ты сказал!

Мужчина подмигнул мне, и я осторожно засмеялся, памятуя о сломанном ребре. Потом снова посмотрел на седьмую скульптуру, и улыбка медленно сошла с моего лица. Собеседник заметил это.

– Ты пришел сюда, потому что тебя предали?

Я медленно кивнул, чувствуя, как разгорается в груди злость. Незнакомец сочувственно улыбнулся и похлопал меня по предплечью.

– Пройти через это суждено каждому из нас. Но не каждый вынесет урок.

Я ощутил его пристальный взгляд и сглотнул, внезапно почувствовав себя так, словно сдавал жизненно важный экзамен, ни разу не заглянув в учебные материалы. И незнакомец был моим экзаменатором.

– А ты? Смог вынести урок?

Я в сотый раз увидел в скульптуре себя, сломленного и униженного. И Грина, возвышавшегося надо мной.

– Нет.

Мужчина удовлетворенно хмыкнул.

– Всему свое время…

Он замолчал. Я повернулся к нему и встретил вопросительный взгляд.

– Дэниел. Дэниел Стоун.

Мужчина протянул мне руку.

– Джон. Джон Смит. Рад с тобой познакомиться, Дэниел Стоун. Где твой браслет?

Я резко отвернулся от него, снова почувствовав себя неуместным. Одна чертова полоска черной кожи с едва заметной гравировкой – и столько неприятных ощущений из-за ее отсутствия на моем левом запястье!

«И откуда только берется в одной голове столько комплексов?!».

– Мой командир еще не дал мне имя.

– А ты расскажи ему свою историю.

– Какую?

Джон ткнул меня в плечо одним пальцем. Я невольно засмеялся, покачнувшись.

– Ту, что привела тебя в Гильдию. Я очень люблю истории. Они – самое ценное, что у нас есть. И тоже хотел бы услышать твою, но всему свое время, Дэниел. Урокам, событиям, историям. Все случится в свое время. Не стоит торопить жизнь. Иначе ее может не хватить на все, что задумал.

Я рассматривал его, пытаясь ответить что-то умное, но мысль упорно ускользала. И чувствовал себя глупым юнцом. Но я ведь не глуп! И совсем не юнец!

Да уж, все вокруг только и делают, что выливают на меня жизненный опыт и мудрость. И мне нечего сказать в ответ. И это бесит.

Дьявол! Слишком многое меня бесит…

До моего слуха донесся голос Мартина:

– Он ждет нас где-то здесь.

Мой собеседник повернулся на звук. Я последовал его примеру и увидел товарищей. Они заметили нас, и выражения их лиц изменились. На одно мгновение они вытянулись, а потом стали настолько серьезными, что захотелось рассмеяться. Но когда я оценил их восхищенные взгляды, направленные на Джона Смита, стало не по себе. Видимо, он очень крутой командир. И не последнее лицо в Гильдии.