Затвори за собой поднебесье

Неким верховным посылом – маршруты посадки рядом, слепят спаренные табло. Здесь, бессловесно разделившись, каждый проследовал в свой рукав – «Москва» и «Лос-Анджелес». Выхватив контрольные талоны, регистрации даже не пожелала счастливого пути.

Тем временем громкоговоритель продолжал долдонить их имена, но уже без интервалов, через запятую. Должно быть, экономил время или глушил финал мыльной оперы, которую уже никто не смотрел…

Глава 14

– У нас тревожные вести, эфенди*, – докладывал премьер-министру глава службы безопасности Турции Юнус Тарик. – Переговоры между «Стандарт Ойл» и Баку сорваны, позавчера обе делегации покинули Стамбул. В эти минуты вылетает последний янки, задержавшийся пока неясно зачем, уточняем… Полный провал, господин премьер-министр. Азербайджанцы сели в галошу, своих обязательств не выполнив.

– Обязательства перед кем, Юнус? – прервал жреца тайных сношений глава правительства Ахмет Бали.

– Разумеется перед нами, эфенди…

Премьер принял пугливо-недоуменный вид, что на Востоке может означать что угодно – целый букет диаметрально противоположных намерений: от пламенного одобрения до замысла сгноить. А каким «цветком» одарят, ломай, обильно потея, голову…

Тем временем Юнус Тарик безостановочно моргал, хоть и застыл, точно статуя. Вскоре доморгался до того, что опавшая ресничка застряла в глазу, доставляя дикое неудобство. Удалить ее он не решался, дабы не нарушить высокого присутственного места этикет. Как-никак в штаб-квартире отца нации, его непосредственного работодателя. Вследствие чего правым глазом мигал пуще прежнего, а левым – пялился что есть сил. Чем-то напоминал обретающего зрение циклопа, разумеется, на второй, прежде отсутствовавший глаз.

– К чему вы клоните, Юнус, не пойму… О каком, вернее, чьем провале речь? Если подчиненной вам службы, то за самокритичность хвалю. Но тешить себя комплиментами не советовал бы. Признание разведчиком ошибки сказывается разве что на размере выходного пособия, случись облагодетельствуют таковым…

– Эфенди, я о другом! Не до маневров сейчас – горит! Всех поставить на ноги! – причитал прозревавший в диких муках циклоп-визитер. Правая рука дернулась к больному глазу и нервически терла веко, обузу лишь усугубляя.

– Что за паника, Юнус? И что у вас с глазом? Нервы шалят? – вытянул губы премьер, будто от брезгливости.

Получив добро на профилактику, хоть и опосредованное, директор TIO* извлек из кармана платок. Прислонил его к глазу, останавливая слезовыделение. Легким пальпированием сдвинул помеху – полегчало. Вскоре гарант безопасности и единомыслия воспрянул, придвинулся к столу. Рассеянно водил головой, словно вспоминая, он должен ответить или черед шефа. Ни к чему путному не пришел и остановился на промежуточном варианте – откашлялся.

– Вот что, господин директор… – возобновил беседу премьер, пристально всматриваясь в главу разведки. При этом особо не тревожил, ибо, судя по прищуру, объект его интереса – раскрасневшийся, все еще слезящийся глаз. – Какова перспектива сбоя, то есть, насколько наша задача под угрозой?

– Не знаю, что и ответить, эфенди…На поле явный избыток игроков. Кстати, как по мне, и двадцать два – перебор. У нас же – сразу четыре состава. Причем, включая вратарей, каждый за самого себя, – развел руками Юнус Тарик.

– Подождите, куда вы клоните? Что, решения нет? Белый флаг на балкон? – семенил в мыслях и чувствах премьер-министр.

– Я бы так не сказал… только предстоит изнурительная, чреватая непрогнозируемым финалом борьба. Признаться, не тянет вляпаться, не говоря уже поджигать фитиль. Дело не в выходном пособии, эфенди, головы лишиться – раз плюнуть! – Юнус Тарик блеснул белками, да так, что сплавил «занозу» и до конца аудиенции о ней не вспоминал.

Премьер задумался, невольно переносясь в истоки проекта «Каспийское море – Тбилиси – Джейхан». Лицо благостное, взгляд безмятежен, хоть и обращен в самого себя. Мысли наплывают друг на друга, но не хаотично, а сливаясь в хронологическую цепь.

«Тогда, год назад, мы разыграли даже не спектакль, а целое геополитическое шоу, умудрившись потеснить Вашингтон. Янки столь уверовали в свое могущество, репутацию мирового арбитра, что конкурентов поначалу не воспринимали всерьез. Мол, куда всем вам до нас, цитадели капитала и технологической Мекки, кишка тонка.

Разгром Саддама им влетел в копеечку, ни одного политического дивиденда не явив. Вот и накинулись на авантюрный проект – хоть как-то оправдаться перед общественностью. Смех и грех! Нарочно не придумаешь: тянуть нефтепровод через снедаемую террором, управляемую законами военного времени страну. Русских даже переплюнули! Поворачивая реки, те хоть сомнительную, но все-таки научную базу подводили. На что рассчитывали янки – ума не приложить. Кто в иракский зверинец сунется? Ан нет, за дураков держали всех, до последнего звонка…»

– Ладно, Юнус, – поднял голову премьер, – получается, американцы пронюхали, коль снялись полным составом?

– Разумеется, только проблема не в них, американцы давно статисты. По крайней мере, с тех пор, как подписаны секретные соглашения. С нами – об аренде турецкой территории под нефтепровод, с «Лупойлом» – подряд на его прокладку от грузино-турецкой границы до Джейхана. Только что выяснилось, что у русских был свой интерес в затягивании азербайджано-американского рандеву – черепаший режим переговоров «Лупойлу» явно в жилу. Но какой именно интерес, установить не удалось. Так что, гоняя по кругу, бакинцы, оказалось, подыгрывали и нам и им, посасывая вымя у обоих, а точнее, у троих. Чуть не забыл корову-рекордсменку – американцев. Мы-то рассчитывали, что русские сами разорвут контракт, видя как бакинцы тянут резину, промышляя шантажом. Одним словом, требуется ваше вмешательство, эфенди. Убедите Баку русский состав отцепить…

– И не подумаю! – взорвался премьер. – Они и вправду не могут – прямой вызов Москве. Все, на что удалось их склонить, – хитроумную игру с туманной перспективой одностороннего разрыва русскими! За одно это скормлено уступок целый воз. Казна не поощрительный фонд для хапуг, мы – не американцы.

– Тогда не знаю, эфенди, – обдал тоской Юнус Тарик. – Пусть Объединенная комиссия по трубопроводу и расхлебывает кашу – те, кто ее заварил. Не кто иной, как они, проморгали элементарное…

– Тому есть оправдание, Юнус! – зло перебил госбезопасность премьер. – Нам позарез нужен был нефтепровод, а точнее – те сотни миллионов за аренду, который он принесет. Само собой подразумевалось, что генподрядчик турецкого участка – местная компания. Мы так торопились связать азербайджанцев арендным договором, что не включили параграф о строительном эксклюзиве. Бакинцы нашим промахом и воспользовались. Не успели мы и опомниться, как азербайджанцы торганули к своей выгоде и этим, выхватив из-под нашего носа лакомый кусок. Совершенно ясно: дипломаты, прочие госструктуры свои возможности исчерпали. Слово за вами, Юнус. «Боташ», наш строительный концерн, уже перевооружается, закупая суперсовременное оборудование. Правительство оказало посильную помощь, выдали льготные ссуды и банки…

Госбезопасность потупилась и, казалось, глубоко ушла в себя, но не в осмыслении неких фактов, а отгораживаясь. Мол, как мне все надоело – куда бы податься, прочь…

– Я, признаться, ожидал от вас другого, – тем временем продолжал премьер, – по крайней мере, не призывов драпать от застукавшего на горячем любовника, в панике натягивая на голую задницу штаны. Рассчитывал, на трезвый, взвешенный подход. Здесь не драмтеатр, Юнус. Мы на бойне, именуемой «Мировая политика». Кроме нас с вами, турецкий полумесяц там некому защищать. По ее немудреному уставу оттяпать от наших ляжек кусок пожирнее – в порядке вещей. Кроме того, если благоверная купила несвежую баранину, не повод с ней разводиться. Следующий раз на рынок разумнее сходить самому, на худой конец, прихватив, как подмогу, любовницу.

– Верно вы подметили «любовница», – совсем тихо проговорил Юнус, перебивая. – Ведь известно, как по законам шариата обойдутся с ней…

Премьер хлопнул ладонями по столу и, скользя по столешнице, надвигался корпусом. У самого края остановился и скорее прошипел, нежели произнес:

– У вас есть, что предложить мне господин без пяти минут экс-директор или нет? Злоупотреблять своим временем не дозволю.

Госбезопасность вперилась в циферблат, будто физически поглощая бег времени из оставшихся ей трехсот секунд, после чего, все еще глядя на стрелки, спокойно откликнулась:

– Не думаю, что русские завезут все стройматериалы, большую часть закупят у нас. О качестве я позабочусь… Не поможет – теракт на первом километре, якобы затеянный курдами… Струхнут, как пить дать струхнут и смотают удочки.

Юнус Тарик оторвал взгляд от часов, но на премьера не перевел – уткнулся в приставной стол, примыкавший к главной столешнице страны.

Ахмет Бали подхватил почин низкого профиля: сгорбился и беззвучно шевелил губами. Но вдруг, казалось, неожиданно для самого себя, произнес: «Свободны, Юнус». Потянулся к лежавшей слева от него папке.

Премьерский лик резко оживился, передавая удовлетворение и позыв остаться наедине. Уходившему визитеру даже вслед не посмотрел. Весело морщился, косясь на селектор.

У двери Юнус Тарик чуть обернулся, запечатлевая метаморфозу, сотворившуюся с его работодателем. Подумал: «Куда премьер позвонит, даже я не знаю. Но понадобься козел отпущения, сдаст меня с потрохами – местной Фемиде, а то и в Гаагский трибунал».

Глава 15

В бизнес-классе было пусто, впрочем как в мыслях и рецепторах. На заказ третьей двойной порции принесли не початую «Black Lable» – ухмыльнувшись, Олег легким кивком поблагодарил. До Нью-Йорка ее хватило – и тебе ни террористов, ни отказа двигателей, ни самокопания в души склизкой чехарде. Взамен – событийная анемия и заливка всех резцов с провалом в сон через рваные, как тучи, интервалы. Как поменял в «Кеннеди» борт, помнил лишь отчасти, после чего в основном спал. Сон на руку – как-никак шестнадцать часов неба, да целые сутки в дороге.

В LAWA* встречал смутно знакомый заправщик – был командирован Джерри для извоза и переноски багажа. По пути домой позвонил маме, еле упросив перенести встречу на завтра. Поговорил и с Джерри. Уловив неровный слог, компаньон оборвал на полуслове:

– Тебе нужен отдых, завтра поговорим. Заеду.

Покопался в мобильном, извлек на экран Светланин номер, отправил в набор. Разницу в часах представлял слабо, но по ту сторону ответили. Абонент, должно быть, свояк Светланы:

– Слушаю!

– Здрасьте, Светлану можно? – робко попросил Олег.

– А ее нет, – неприветливо буркнула трубка.

– Как нет, не приехала? – дался диву калифорниец, прибывший строго по расписанию.

– Она редко докладывает. Ты, собственно, кто? – пророкотала линия.

– Олег.

– С нефтебазы? – чуть смягчил тональность собеседник.

– Можно так сказать… – нехотя признался Олег, дивясь про себя: «Надо же, как успела?! Дома-то нет…»

Атлантические вояжи – в который раз проверено – мыслительные способности обнуляют. Сколько Олегов должно развестись на Земле Русской, чтобы нефтебазу от заправки отличить?

– Так с нефтебазы или «можно так сказать»? – спохватился совсем не свойский «свояк».

– Перезвоню позже, до свиданья… – Олег дожидался здравницы в ответ, не разъединяясь.

Но не дождался. Зато глухо донеслось: «Как вдолбить Светке: не давай каждому мудаку номер! Не справочная мы…»

Вдруг Олега пронзил властный, безрассудный импульс: стереть напрочь Светланин телефон, похерив тем самым связь с миром, где он существует. Кинулся было к аппарату, когда услышал:

– Не знал, босс, что вы русский. Никогда бы не подумал…

– Теперь будешь знать, Роджер. Не держи зла, если кличут иначе, – бесстрастно откликнулся босс, останавливая руку.

– Роджер, босс, Роджер, разве вы путаете… – протянул не только октанового нюха заправщик.

Пока авто мерило перекресток за перекрестком, Олег мотал головой, не без интереса рассматривая милые душе пейзажи. В какой-то момент он споткнулся: «Чего это я давеча психанул?» Но «перемотка» спьяну стопорилась, хотя и тужилась, скрипя, порой. Между тем еще порядком беспокоил чей-то хамский, слонявшийся по периферии голос, но после щедрого забора дома «Glenfiddich» последние очажки рассудка, дотлев, погасли.

Проснулся отягощенный продуктами распада, но, приняв душ, несколько взбодрился и мало-помалу стал приходить в себя.

Резко прозвенел телефон, защемляя нежный нерв реабилитации. Олег скривился, подумав: «Очухаться не дадут!»Но взглянув на часы, сообразил: мама, кроме нее, некому. Проворно перевернулся в кресле, доставая аппарат с журнального столика. На экране и в самом деле мамин номер.

– Да, мама. Доброе утро.

– Вся извелась… как можно? – не вняв призыв к добру, начала день с нагоняя мать.

– Что можно, мама? – уточнял Олег.

– Так мучить, – обозначила весьма расплывчатую претензию прародительница.

– Что я сделал? – оправдывался вновь прибывший, теряясь в догадках: до приезда или после?

– Обещал приехать… с утра пью валокордин… – всхлипнула старушка.

Олег вскочил на ноги и босиком, позабыв обуться в тапки, устремился в прихожую. Но спустя несколько шагов остановился и, нервно почесывая ступней одной ноги икру другой, занялся корректировкой:

– Мама, валокордин был в России, ты пьешь что-то другое. К тому же сейчас лишь девять, в чем я виноват?

– Не жалеешь ты меня… – сетовала на извечный конфликт отцов и детей мама.

– Успокойся, а то валокордин буду пить я, – нашелся ушлый предприниматель.

– С пяти утра готовила рыбу… и зачем ты от Полины ушел…

В мамин билдинг Олега не впустили – за время «отпуска» сменились оба вахтера. Пока он не назвал имя жильца, мариновали на ступеньках у входа.

Дверь, наконец, распахнулась, пропуская не заявленного гостя в лобби. Двухметровый афроамериканец взмахом худющей, точно паучья лапа, руки пригласил к стойке секьюрити. Частя шаг, Олег заторопился вдогонку. Старший привратник приподнял трубку внутренней связи, выискивая в телефонном справочнике номер квартиры 106.

– Не трудись, приятель, леди не говорит по-английски, – предостерег визитер.

– Пока не получу о’кей от владельца, пропустить не могу, – стоял на страже должностной инструкции привратник.

– Это пожилая женщина, не понимающая английский… – поделился семейными горестями гость.

– Хорошо, поднимемся в квартиру. Если госпожа распишется в журнале, я не возражаю.

Не возражала и мама, уточнив, правда:

– Ты прочитал, за что я расписалась, Олег?

– Прочитал, мама, – подтвердил долгожданный гость.

– Пособию моему не повредит? – осведомилась владелица апартамента, тянувшего под миллион долларов, хоть и номинальная…

– Не повредит, – заверил, не колеблясь, сын.

– Как хорошо, что ты английский со второго класса учил… – прощалась до следующего раза со страхами советской закваски мать.

Он проговорил с мамой почти до обеда, притом что основным рассказчиком выступала она. В который раз мать чихвостила дальних и близких родственников, наведывающих ее не чаще солнечного затмения, черствых врачей, почему-то говорящих лишь через одного на идиш, пособие S.S.I* – его вот-вот отменят или урежут вдвое, сиделку Ванду, регулярно прикарманивающую муку и салфетки, занятость и невнимание к ней сына и, наконец, чертовый билдинг, третирующий ее безъязыких подруг. Не преминула посетовать, что лучше всего ей жилось в муниципальном доме для неимущих, где каждому могла излить душу и не доводилось тащить сквозь частокол секьюрити гостей. Не забыла пройтись по его коллекции виски, съязвив, что лишь Богу известно, сколько потребляется в месяц, коль только две дюжины про запас. В назидание привела пример Яши, ее брата, пригубившего рюмку лишь на собственной свадьбе, в первый и последний в жизни раз. Тотчас всплакнула, вспомнив его последнее письмо из Сталинграда, полученное одновременно с похоронкой. Закруглив обязательную преамбулу, что есть силы обрушилась: как можно уехать из дому, никого не предупредив?! За компанию досталось и Джерри, без меры забрасывавшего в его отсутствие продуктами. Ну и под занавес знакомый, но унылой пластинки мотив: сколько жить бобылем в вилле из восьми комнат, не беспокоясь ни о будущем, ни о чем? Стало быть, пора вернуться к Полине или жениться вновь, хотя бы на Рейчел, или на любой порядочной другой. Между тем главное в жизни – здоровье, которого у нее никогда не было и нет. Всех же денег, сынок, не заработать и не забрать с собой…

От эмоциональной, но столь живительной перегрузки мама незаметно заснула, и Олег решил ее не будить. Бережно снял очки, укрыл пледом. Написал записку: «Позвони, когда проснешься. Целую». Прикрепил магнитом к холодильнику и был таков. Через сорок минут добрался до дому и первое, что сделал, перенес все спиртное в подвал.

Джерри прибыл после работы ровно в шесть. Его пугливый, растерянный лик встревожил, ведь компаньон парень не робкого десятка. Олег подумал: «Стандарт Ойл» – они, твари, только они. Не только промыли мозги, а, похоже, основательно запугали». Лишь сейчас до Олега дошел смысл слов Хью, прозвучавших у будки пограничного контроля в «Ататюрке»:

– То, что вы в Стамбуле, – никому, включая мать. Ей же можете назвать любой европейский город…

– А компаньону? – всполошился вновь обращенный референт.

– Компаньон и спрашивать не будет…

Он не спросил и сейчас и жался в прихожей, точно приехавший из провинции родственник. Даже намеком не походил на гордого ковбоя, некогда кичившегося, что Америка – форпост свободы и демократия. Неуклюже перебирал кредитку, не ясно с какой целью оказавшуюся в руках. Тем временем Олег сообразил: «Новый оффшорный счет – не дожидаясь, пока вернусь, перекинул мою долю».

Олег распахнул руки, намереваясь выхватить приятеля из мохнатых лап стресса. Но в какой-то момент обнимать передумал – ехидно прищурился и сказал:

– Давай кредитку, давай, отказываться не буду…

Джерри почему-то не отдал, а пристроил на полке головных уборов. Застенчиво улыбнулся и взглядом просигнализировал: «Она здесь, не забудь».

Друзья-компаньоны проследовали в зал, уселись напротив друг друга через журнальный столик. Олег ненавязчиво рассматривал приятеля, размышляя: «Как легко в этой жизни споткнуться, причем среди бела дня, никому не перебегая дорогу. Жили-были два товарища, нужды и отказа не зная, дабы однажды, на ровном месте, шмякнуться об асфальт. Пенять же – на кого угодно, хоть на кривое зеркало судьбы».

– Как всегда бурбон? – возвестил начало приема «отпускник».

– Я перешел на виски, причем сразу после твоего отъезда. – Джерри поглаживал поручни кресла, будто успокаиваясь.

– Прозрение или чувство солидарности с другом, попавшим под грозу? – Олег притворно лыбился.

На слове «гроза», компаньон вновь рассредоточился. Трусливо, как бы из-за угла, поглядывал на виновника торжества и… их внезапного, точно молния, злоключения.

Тем временем Олег извлек из глобуса последнюю не припрятанную заначку и аккуратно разливал.

Ласковое, интригующее бульканье Джерри, казалось, утешило. Он резко потянулся, подхватывая с журнального столика тяжелый, резного хрусталя стакан. Водил у носа, при этом взбалтывая жидкость и, должно быть, настраиваясь. По-простецки сконцентрировался и одним заходом порцию слопал. Несколько секунд выдувал из себя аромат, после чего, как ни в чем не бывало, поведал:

– У нас стало больше денег, Олег, и в который раз благодаря тебе…

– Снова лесть, как на гей-парти… – «Виновник» с хитринкой наблюдал за компаньоном. Как тому казалось, запечатлеть реакцию на пошловатый юмор. На самом деле Олег высматривал отклик Джерри на виски, думая: «Какой же ты дурак, приятель, некогда травив себя пойлом с псевдоаристократической вывеской «Бурбон». Между тем моя отлучка хоть в чем-то подсобила…»

– Я скучал без твоих шуток, дружище, – простодушно признался Джерри. Прежде чем вернул стакан на столик, вдохнул с донышка аромат.

– Мне не хватало и тебя, дружище, хоть ты и скрытый бисексуал, – напялив маску непроницаемости, откликнулся Олег. Взял пробу скопившейся на журнальном столике пыли, достал платок, протер ладонь.

– Видел бы ты мою физиономию, Олег! – будто вспомнив нечто необыкновенное, впряг пафос компаньон.

– Когда? – бесстрастно осведомился «виновник».

– Когда в приемной с Беном Остином столкнулся, нашим оптовиком! – Джерри на глазах преображался – прежнюю скованность как рукой сняло.

– Несчастная физиономия, не жалеешь ты ее… – пробормотал, как бы про себя «виновник». По-американски двумя пальцами, подхватил бутылку и потащил к себе.

– Come on, Олег, послушай лучше! – беззлобно укорил партнер.

– Валяй, Джерри, валяй… Только не все сразу, макияж побереги, – пробавлялся откровенным паясничанием «отпускник». Сдвинул оба стакана, разлил. Задумчиво взглянул на Джерри, фиксируя шальную, потрясшую до корней волос мысль: «Мое юродствование – вовсе не анальгетик, призванный приятеля умиротворить, а собственная неврастения отчаяния. Разум ведь мечется в неведении, куда стамбульский опыт заведет».

Тем временем Джерри выкладывал свое сокровенное:

– Когда услышал от Сары, что в моей приемной некий Остин, я и усом не повел, спутав Остина с Дорселом – у него, как помнишь, эксклюзив на кейтеринг наших рабочих. Не поверишь, его сопровождал эскорт их трех адвокатов. Ждали, как школяры, пока я не появлюсь!

– Сара, Сара, если бы ты знала, что в твоей приемной побывало княжество Бахрейн, – певуче продекламировал «виновник».

– Олег, не позвонил бы ты в тот вечер, ну… в день твоего отъезда, – компаньон, будто заговорщик, понизил голос, – и не сообщил, что наш контракт с оптовиком пересматривается, то, встретив Бена Остина в приемной, двинул бы кони. Точно. Лишь увидев в контракте твою мудреную подпись, понял, что Остин в моем кабинете не мираж.

– По-моему, ты слишком эмоционален… – заметил вновь прибывший.

– Под новый контракт мы получим любые ссуды! – развивал перспективу события компаньон.

– Для чего? – вытаращил глаза Олег.

– Чтобы купить еще пару заправок! – горделиво взмахнул головой Джерри.

Олег вскочил на ноги и в неуемной, но так и не нашедшей выхода экспрессии жестикулировал. Осекся, махнул рукой, вновь оседлал кресло.

– На примете есть хоть что? – зло проскрипел Олег, усаживаясь.

– В бизнесе нельзя быть пессимистом! – привел непотопляемый довод компаньон. Все же потупил взор, задумываясь…

– Чрезмерный оптимизм, а вернее, бизнес-романтизм, хорошо мне знаком и имя ему – «социализм»! – возразил велеречивый заправщик-гуманитарий.

– Ну и каторга иметь друга-философа, да еще зарабатывать с ним на кусок хлеба! – Джерри вклеил в лицо ладонь, сгибаясь.

– Скажи, а кого вообще интересует будущее нашего предприятия, кроме вьющихся вокруг нас подружек и твоих племянников, разумеется? – сослался на низкий уровень интересантов Олег.

– Ведь знаешь, что управлять девятью и одиннадцатью заправками – практически одно и то же, – не унимался оптимист.

– Только степень риска иная, при этом цель не видна. Тебе не кажется? – нудил внутренний ревизор-инквизитор.

– Цель проста: заработать денег и поднять авторитет компании.

– «Эксон» или «Бритиш Петролеум» мы не станем, и тебе это, Джерри, известно!

– Кто знает? – вил кольца мечтаний Джерри, таинственно вглядываясь в глобус.

«Ревизор» распрямился, подчеркнуто медленно поднялся и, ухмыляясь, молвил:

– Похоже, нам кофе пить пора, и по-турецки…

Олег хлопал створками, силясь вспомнить, где у него на кухне что припрятано. За два месяца позабыл, да и на сорока квадратах черт ногу сломит. Но, повозившись, все необходимое сгруппировал. Запустил кофеварку и дожидался завершения цикла, правой ногой притоптывая, будто отстукивал знойной души метроном.

Каскадом накатили воспоминания: забористые, блеклые и едва уловимые. Звали к себе, отторгали, а порой и вгоняли в стыд.

Нагулявшись, многофигурный хаос слепился в емкий шар. Сфера пришла в движение и, ускоряясь, покатилась к истоку. Рубежу, открывшему шлюзы скучновато предсказуемой, зато впервые обретшей ориентиры жизни, ни много ни мало двадцать лет назад.

Он вспомнил, как главой семейства прибился к американскому берегу. Профессиональный английский значил мало, если имел вес вообще. Зато требовалось work permit*, коим за день-другой не обзавестись. Посему устроился лишь заправщиком, пополнив многомиллионную армию нелегалов. Глаголами ведь семью не прокормишь… Вкалывал сутками и был замечен хозяином – так продвинулся на должность кассира. На почве «пропустить стаканчик под аккомпанемент советского фольклора», в своей незатейливости схожего с американским, они сблизились. Спустя год – многотрудное, стоившее добрую половину заработка work permit – адвокат беззастенчиво, под крышей лицензии, точно жилы, тащил. В поиске лучшей доли засобирался в Сиэтл (вычитал объявление «Аэрокосмической компании требуется переводчик»), когда… подвернулся его Величество Случай. За неделю до расчета ворвался дышавший, будто гончая, хозяин – тот самый Джерри, скучающий ныне в гостиной. Затараторил о каких-то закладных, ссудах и deadline* до обеда и не получалось взять в толк, с какого боку поденщик-кассир адресат. Наконец, уже в машине, выяснилось: если к обеду не вернуть некоему заимодавцу двадцать тысяч, заправку конфискуют. Искренне ужаснулся, спросив: «Нельзя застопорить?» «Нельзя»– заверил взмыленный Джерри, – «Вся надежда на тебя». Долго приноравливал язык, прежде чем вымолвил: «Причем здесь я, иностранец, к банку и ссудам?». Услышал: «Все на мази, дело за малым – подписать». Возопил, будто сел на противень: «Что подписать?!» Джерри просветил: «Контракт о банковской ссуде». После чего продолжил: «За месяц-другой верну, а тысяча – тебе навар. Знаешь ведь: заправка процветает, оступился случайно». Парировал: «Что с Калифорнией – закрылась на карантин?», Джерри ответил: «Сестра умерла, а племянники – желторотые студенты». Упорствовал, допытываясь: «А друзья и родственники?» – «Среди друзей и родственников не принято». Тут, чуть подумав, вывел: страны, в которых довелось пожить – заповедник системной логики по сравнению с вываленной Джерри абракадаброй, и Америка – на всю голову nuts*, коль единственное покрытие ссуды – полуистершийся семисвечник* с его паспорта. Но это шанс! Немедля им воспользоваться – другого такого не будет!