Затвори за собой поднебесье

Тем временем мобильный звенел, рассекая тишину, но Олег не реагировал – решал загадку смены жанра в громкоговорителе.

– Да ответь же ты, наконец! – Светлана буквально всучила заторможенному референту аппарат.

– Слушаю, – прочистив горло, сказал Олег.

– Звоню четвертый раз, – раздался голос секретаря переговоров. – Заставляете волноваться…

– Завтракал, а телефон оставил в номере, – особо не напрягал фантазию Олег.

– По контракту связь прерываться не может, господин Левин… – отчитывал секретарь.

– Завидую вашей компетентности, господин Эшкроу, – садился на своего привычного конька референт. Тот гнал впереди себя целый выводок ехиден.

– Насчет компетентности, дока вы, Олег. – Эшкроу, похоже, рассудил вышесказанное буквально.

– Не преувеличивайте, – несколько смутился референт. Досадовал: почем зря задел прилежного функционера. Хорошо хоть не врубился…

– Кстати о контракте, он завершен, и вы улетаете домой, – быстро проговорил секретарь.

– Как понимать – я уволен? – насторожился Олег. Глаза заметались, передавая сложную палитру чувств: боязни подвоха, сбрасываемого бремени и… разочарования.

– Миссия завершена и на завтра у вас билет в Лос-Анджелес, – более чем буднично оповестил секретарь. Казалось, речь идет о вызове такси.

– Тогда не на завтра, а на послезавтра. Я не в Стамбуле, если помните… – напомнил свои координаты строптивый фрилансер.

– Вольному воля, закажем на послезавтра. А кредитку нашу разрежьте – через два, нет уже через три дня. Билет – в кассе бронирования. Счастливого пути, господин Левин!

Светлана в тревоге уставилась на референта. На его правой вытянутой ладони – мобильный, и ей казалось, что Олег вот-вот выбросит аппарат за борт. Спутница не ошибалась. И правда его мысли роились вокруг сотового. Правда, счеты сводить с ним он не собирался, думая с неподдельной горечью: «Зачем только взял с собой? Один звонок – и сказки как не бывало…»

– Что-то случилось? Лица на тебе нет… – Сблизившись, Светлана опустила руку фрилансера-горемыки.

– Вынужден попросить тайм-аут… – обратился к некоему рефери-невидимке Олег.

– Не говори загадками, в чем дело? – Пассажирка трясла за плечо ушедшего в себя рулевого. С опаской оглянулась, прикидывая расстояние до берега…

– Не помню, когда так сюрпризило… – сетовал на судьбу демобилизованный референт, казалось бы, сей момент обреченный скакать или, по крайней мере, улыбаться…

– Чем-то могу помочь? – Светлана смотрела в очи самого экстравагантного в ее жизни и потому столь влекущего мужчины, в ужасе открывая для себя: ему невыносимо плохо. Но, похоже, причина не сторонняя, а она сама. Именно сейчас, в эти секунды, карабкаясь по скале будущего и сдирая до крови плоть, он пытается определиться. Ничего не выходит, однако…

– Забудь обо мне на минуту и не обижайся… – тихо молвил референт. Увел взгляд в сторону, куда-то в бескрайнюю, не сулившую обретений даль.

Но Светлана обиделась. Усевшись к рулевому спиной, с явным вызовом наводила макияж.

Жизненный опыт референта гласил: худшие новости приносит телефон. И состоявшийся разговор яркий тому довод. Удар – по несущей, под самый дых. Как результат, беспощадное, неумолимое прозрение: событие себя не исчерпало, до финала – еще далеко.

«Норовя из игры себя вывести, ты вторгся в большую, непроницаемую, как космос, игру, – заметался в трюме паники референт. – В схватку больших денег и очень крутых парней. Влез наскоком, без приглашения – никто тебя туда не звал. Разве что обслугой, опорожняющей пепельницы на хозяйском столе. В итоге спутал все карты, развернув состав межконтинентальных амбиций вспять. Разумеется, ежели похерить фактор совпадений… Что теперь? Похвалят, опахалом начнут обмахивать? Разумеется, нет. Как минимум, раздавят твой американский бизнес, точно вошь. За то, что накаркал, хотя бы! Ежели посчитают двурушником, тихая автоавария или рядовой инфаркт – смотря, что сподручнее – гарантированы».

Олег тяжело опустился на палубу, подтягивая ноги к груди и обхватывая их руками.

«Хорошо, если не драматизировать? Что узнал нового, чтобы так в одночасье развезло? Неужели не предчувствовал, что переговоры дышат на ладан? Откуда все страхи? Ведь не предавал и ни одного обязательства не нарушил. Зря паникуешь. Америка не Уганда. Грохнуть мультимиллионера – дважды подумают. Особенно, засветившись в спонсировании контракта с оптовым поставщиком. Не дрейф! Никто не осмелится…»

Референт распрямил ноги, опираясь растопыренными ладонями о палубу. Скосил взор в сторону спутницы – она по-прежнему сидела к нему спиной.

«Теперь Светлана, как с ней? Чем сильнее накатывал прибой влечения, тем чаще докучал вопрос: наш роман – не подогнанная форточка в будущее, или чугунная калитка в прошлое? Столь далекое от дня нынешнего и твоего прочного, уникального места в нем…»

Он был несказанно рад, что за дни медового уикенда она и намеком не отсылала в день грядущий. Ведь услышав «А завтра что?», стушевался бы, сник, поскольку ответить нечего. Призови она хоть к любому ответу, беззаботному погружению в омут услады пришел бы конец.

Как не любить сказку, которую сам сочиняешь, заранее зная, что финал неизбежен, а за ним – не стыкуемых интересов, полный конфликтов мир…

Еще тогда, в аэропорту, когда только всколыхнулось, он воспринял Светлану как залетный, романтичный образ, коими переполнена душа любого свободного (и не только) мужчины. При этом кардинально менять свой обустроенный и до отвращения сытый быт готов не был. Отлично знал, по каким терниям придется пройти, дабы соединиться с человеком из иной системы координат. Колики соблазна, да, мелькали, но в принципиально новое русло не влекли. Конфликт его невероятно яркого, внезапно нахлынувшего чувства с условностями забаррикадировавшегося в своем самодовольством социума, который и сам, играя по правилам, иллюстративно представлял, привносил грусть, как ни диво, светлую, как юные мечты.

Тени – тенями, а чувства – чувствами. Их же в подхватившей Олега каравелле – море разливанное. И занесло то судно на такую высоту, что внезапный звонок буквально вырвал Олега за волосы из опиумной долины счастья.

– Звенел, как тот будильник в семьдесят шестом, и как тогда просыпаться не хотелось… – нарушил неловкую тишину референт. Медленно поднялся на ноги.

– Какой еще будильник? – заинтересовалась Светлана.

– Механический, из общежития по Слесарной 35, –.изрек после глубокого вздоха Олег.

– Что за общежитие, не перегрелся часом? – Светлана придирчиво оглядела референта с головы до ног.

– Студенческое, из него я в армию уходил, четверть века назад… – гонял, точно в пинг-понге, почившие в Бозе реалии референт.

Светлана то блуждала по яхте рассеянным взором, то хмурилась. Быть может, решала загадку, о какой армии речь: советской или американской? Слесарь-то ремесло трансконтинентальное…

Тут Олег спохватился, сообразив, что и впрямь неясно, какие штандарты упомянул. Оттого разъяснил сразу: «Краснозвездную, Света, краснозвездную…» Чуть подумав, развил мысль: «Портянок и кирзовых сапог…»

Светлана поморщилась на дефицит патриотизма спутника, пусть при царе Землеустроителе присягнувшего, но родине все же… Какое-то время дулась, после чего спросила:

– Ты должен уехать?

– Мы должны… – заверил в готовности доставить в точку исхода референт.

– Довезешь, надеюсь. И на полпути не бросишь… – невесело усмехнулась Светлана, уточнив: – Только когда?

– Так уж важна дата? – просыпал раздражение рулевой. Неприкаянно дернулся, в сердцах махнул рукой: мол, к лешему все!

– Ты ведь знаешь, когда… – Глаза Светланы раздались, чуть увлажнились.

Олег подумал: «Страшась разлуки, женщина краше всего: дымчатая бледность, изящество, грация. Так и подмывает заключить ее в объятья и вкушать нежное волнение до утра. А завтра – хоть трава не расти. Вот такие мы, кобели.…»

– Когда – откуда? – нахмурился Олег.

– Что значит откуда? Из Стамбула, разумеется… – Светлана оперлась руками о корму. Ей казалось, что бриз, ласково колышущий на яхте флажки, обходит ее стороной, в то время как тоска, точно помпой, толчками вливается в тело.

– Вылет послезавтра и отложить его не могу… Наверное, второй в жизни раз … – подбавил унынья референт.

– А первый когда? – живо откликнулась Светлана, ничем не выказывая, что только что подавила слезы.

– Когда из Союза с билетом в один конец уезжал. Время было такое… Впрочем, мало что изменилось…Только тебя не было и того, что между нами… Однако вояж в рай отменяется. За пирс, правда, пустили – поплескаться… Время камни собирать, время бросать их за борт… – раскатывал правду души рулевой, правда, с перебором витиевато.

– Рейс послезавтра, а до Стамбула тащится столько… – оборвала монолог иносказаний Светлана.

Рулевой какое-то время безмолвствовал, но по неспокойным глазам угадывалось: он встраивается в тягостный, но осознанный, как неизбежный, формат. В конце концов определился:

– Рулить, по-видимому, не будем – полетим.

– А машину в косметичке спрячем? – ужаснулась пассажирка, зная, что денег у нее – точь-в-точь на вылет из Стамбула домой, ибо билет свой просрочила.

– Юмор – вещь бесценная, но на нем далеко не уедешь. Мы же пока поплывем. – Олег отправился в машинную часть. Спустя минуту мотор яхты взревел, распугав зависших над судном чаек.

Досрочное возвращение «яхтсменов» в пункте проката не прогнозировалось, так что сдать яхту удалось нескоро. Прежде чем заведующий объявился, горе-мореплаватели облазили причал и все сопредельные ангары. Как всегда никто ничего не знал, а точнее, обслуга не говорила по-английски. Следующий сюрприз попортил нервы в регистратуре отеля. Счет за постой проштамповали проворно, равно как и забронировали два билета в Стамбул. Конфуз вышел с заказом билета Светланы в Москву: действуя по шаблону, клерки обилетили из Анталии. Олег пригласил старшего по смене и скорректировал маршрут через него.

В «Hertz» удивились, почему «БМВ» сдают в Анталии, а не, как предписывал ваучер, в Стамбульском аэропорту. Но препятствий чинить не стали – правилами аренды переадресовка не запрещена.

Дальнейшее – рутина, причем крайне утомительная: багаж, такси, досмотр, посадка, взлет, приземление, вновь сумки и опять такси. В лобби стамбульского «Карлтон Риц» ветеран-постоялец и некогда засветившаяся там спутница грешили осунувшимся, опустошенными лицами, будто прибыли из Веллингтона или, по меньшей мере, Бангкока, но никак не Анталии. Впрочем, дела до этого не было никому. Между тем, передавая Олегу ключ, консьерж осведомился:

– Такси на завтра, господин Левин?

– Да, на десять утра – «Ататюрк», – любезно откликнулся гость. – Премного вам благодарен!

Стало ясно: бронь с завтрашнего утра аннулирована.

В номере царил идеальный порядок – даже брошенные впопыхах баулы Светланы аккуратно сложены у входа. Последние полдня влюбленные в основном дремали – в такси, аэропорту, самолете, снова в такси. Стресс навеял сонливость, но на перекладных выспаться не удалось. Оттого недавние отпускники то и дело зевали, усугубляя свой и без того помятый облик. Растерянность, сомнения и гробовая тишина передавали друг другу эстафету. Бесконечная катушка новостей CNN, за которой референт следил по титрам без звука, атмосферу раздрая лишь подчеркивала – немое, хоть и в цвете, кино. Светлана лежала на диване и грустным взором блуждала по стене напротив, игнорируя что экран, что референта.

Восемь по полудню, до расставания в аэропорту – ночь отбыть. Рейсы на Москву и Лос-Анджелес – смежные, с разрывом в четверть часа.

– Время собираться, Олег. Постирать тебе что? – решила напомнить о себе Светлана.

Референт безлико наблюдал репортаж о иракской герилье и, казалось, обращение Светланы прослушал. Но вдруг резко повернул голову и как-то странно уставился на возлюбленную. Ждал то ли разъяснения, то ли собирался с мыслями. Вновь вернулся к просмотру, после чего, глядя строго на экран, отозвался:

– Собраться духом помоги вначале, взгрустнулось что-то мне…

Хлопая ресницами, Светлана приняла горизонтальное положение, спросила:

– Ты поэт?

– Скорее, прозаик, – заявил на полном серьезе референт. То, что вопрос Светланы навеян ритмикой его предыдущей фразы, Олегу и в голову не пришло. Слова с интонацией, видно, склеились случайно.

– Когда прилетишь, что первым делом сделаешь? – все-таки заглянула в будущее гостья.

– Позвоню… – гундосил, точно отрок, Олег

– Матери, подруге? – сузила диапазон ответа Светлана.

– Позвоню тебе, если дашь номер… – улизнул из навязанного адреса референт. Впрочем, не вполне чтобы…

– Позвонишь? – Голос Светланы дрогнул. – Видишь смысл?

– Какой смысл, не знаю, но, как долетела, принято интересоваться, – обрисовал свой интерес Олег.

– Думаешь, когда-нибудь встретимся? – зрела в самый корень Светлана.

– Не убежден, что захочешь меня видеть…

– Иногда кажется, ты не в себе…

– Я действительно не в себе, – страдальчески произнес Олег, – и мне… хреново… по-настоящему… – Скулы на его лице выступили.

– Не грусти… – Светланы обдала ухажера волной взаимопонимания.

Взгляд Игоря скользнул по бару, где одиноко скучала единственная бутылка, непонятно как пережившая бурю выездного русского романа. Живо вскочил на ноги, извлек емкость с посудой, перенес комплект на журнальный столик.

Несколько маневров и влюбленные забрались в ниши для релаксации, каждый в свою. Светлана изящно приподняла ноги, обвила колени руками, после чего поправила халат. Король бензоколонки обосновался на полу, чуть левее ее ног и, откинувшись на спину, плечом соприкоснулся с возлюбленной.

Какое-то время в комнате через ровные интервалы звучал лишь разливаемый «Tullarmore Dew» да плеск минералки, коей Светлана запивала густое зелье. Каждый погружен в себя, поигрывая клавиатурой сокровенного. Оттенки ликов наплывали друг на друга – когда стремительно, а когда смыкаясь или претерпевая синтез. Сладкой боли и парящей, словно чайка, тоски.

Наконец, закинув в себя нужный для размягчения объем, Олег отложил стакан и заговорил:

– Расставшись с женой, думал, впереди простор сладостных открытий и снов. Новизна расшевелила, но в итоге жизнь осталась той же – серой и малоинтересной. Главный же вопрос «Счастье – где оно?» – по-прежнему без ответа. Вокруг внимание, но так, чтобы млеть, таять друг в друге, – кажется несбыточной мечтой. Случайные встречи, забытые назавтра, и даже любовь иногда, опять же случайная, придуманная скорее для гимнастики чувств, чтобы расцветить одиночество. Тут в мою пустоту врываешься ты, твои руки, глаза, твоя стратосфера. Мы тянемся, находим, безумно любим друг друга. Но некая сила расталкивает нас, отторгает. После чего я снова один, в вакууме времени. Да и ты одинока, вокруг тебя ничейная земля, и помочь я ничем не могу.

Олег вдруг резко перекатился, встал на колени перед возлюбленной и, словно в замедленной съемке, погружался в нее, пока не слился совсем. Вскоре раздались звуки, напоминавшие гибрид приглушенных рыданий и причмокивания ребенка. Порывисто дыша, Светлана откинулась на спинку дивана. Ее халат раскинулся рукавами на сиденье и ничего уже не прикрывал.

– Ведь обо мне ты ничего не знаешь… – бормотала в грудь референта Светлана.

Разобрав постель, влюбленные перебазировались в спальню. Время стремительно таяло, перевалив за полночь.

– Знания обогащают лишь духовно…

– Хотелось поделиться, а ты подначиваешь…

– Я располагаю к откровенности? – искренне подивился Олег.

– Есть в тебе какая-то простота… Да и чистый весь, не замаранный, – Светлана пристально взглянула на референта, будто убеждаясь в справедливости оценки.

– Прямо ангел! – выразительно хмыкнул Олег.

– Я много сделала зла, настоящего… – исповедовалась в каких-то грехах возлюбленная.

Эка наивность! Родимых пятен на свете столько, что до скончания века не инвентаризовать. Лучше не начинаться…

– Не понимаю, ты сейчас судья или прокурор? – поморщился референт, казалось, подспудно противясь откровению. Быть может, считал его неуместным в клокочущий эротикой момент.

– Не одному сломала жизнь… – продолжила, невзирая на намек, Светлана.

Референт подтянул ноги, уселся. Привлек Светланину ладонь, поцеловал, после чего с каменной физией молвил:

– Родиться красивой – не вина, а разбитые сердца – не преступление…

– Я продаю ханку, – сообщила Светлана, с укоризной взглянув на референта. Мол, зубы мне не заговаривай…

– Ханка – это производное от «Хана»? – поинтересовался референт.

Ох, уж эти языковеды! Где только розыски свои не ведут…

– Ханка – это героин из Узбекистана, – изрекла, точно выплюнула горечь, Светлана. Под стать выплеску изменилось, обозлившись, лицо. Глаза сузились, казалось, в жестоком самоистязании.

– Так ты pusher… Прости, не знаю, как это по-русски. – Будто не в силах переварить услышанное, Олег несколько раз помотал головой.

– Не напрягайся: «барыга»,– подсказала пушер.

Олег повернулся набок, подпирая левой рукой голову. Пристально обозревал спутницу, но не в осуждении, а, судя по живым глазам, осмысливая, как ее приободрить. В итоге тихо произнес:

– Ты же в разъездах все время…

– Сестра помогает… – приоткрыла преступный сговор пушер. Ее лик резко переменился: ни решимости излить душу, ни самобичевания – все как рукой сняло. Взамен – ползучая маска мольбы: не дави, дай передышку!

– Но у тебя же дети! – не внял призыву Олег.

Светлана вжалась лицом в подушку, несколько секунд молчала. Все же повернулась, откликнулась:

– Причем здесь дети? В неведении они…

– Невольно подставляешь их … – намекнул на невольных заложников опасного промысла Олег.

– Все ты знаешь… не раз уже угрожали… – согласилась вконец обескураженная челночница.

– Света, все из-за денег? – упорствовал докопаться до истины референт.

– А как ты думал? Палец до скончания века сосать да мыкать?

– Другие-то как-то живут…

– Вот именно как-то… тем же детям сколько всего… Жалею, что открылась…

– Открываться – не крысятничать, не жалей…– плел свои самотканые афоризмы Олег.

– Я не только продаю… иногда и вожу.

– Из Средней Азии?

– По России… и даже в Китай.

– Оговорилась, наверное, через Китай в Россию.

– Ничего не оговорилась… – Светлана хотела нечто добавить, но, судя по нахлынувшему отрешению, передумала.

Притих и Олег, смирно вытянув вдоль тела руки. Стеклянные взоры влюбленных устремились в потолок. Казалось, они боятся пошевелиться. Длилось это, правда, недолго. Олег подал голос:

– Между нами все по-прежнему, не изменилось ничего.

Светлана, точно ужаленная, одним махом запрыгнула на колени и прильнула к лицу воздыхателя, страстно целуя. Референт поначалу, как безмолвный сфинкс, выплеск принимал, после чего деликатно прижал возлюбленную к себе. Светлана попыталась было отстраниться, но сдалась на милость умелому любовнику.

В ближайшие четверть часа по стенам скользили спаренные тени – то выписывали чарующие фигуры, то неистовствовали, то сливались воедино. Дивный, подкупающий экспрессией танец сопровождался разноголосицей звуков: шорохи, трения, шепот, стоны. Звуковой фон окреп, обращаясь в крещендо, и, наконец, кульминация. Наступила тишина.

– Знала, что поймешь! Настоящий ты… и еще не трус… – наконец молвила Светлана.

– Не трус – это точно! – живо откликнулся референт. – Где наркотики – там кровь, насилие… Если серьезно, то брось это занятие, брось. Оправданием не служат ни хаос перепутья, где погрязла наша с тобой отчизна, ни одиночество, ни бедность. Поверь мне как человеку, познавшему и бедность, и успех. Жизнь – единственное мерило преуспевания. Остальное: чушь собачья, чешуя. Смерть наркокурьера или наркоторговца даже не расследуют, а финал у всех один – до старости никто не доживает.

Олег запнулся, издавая походящий на спазм ужаса звук.

– Что с тобой?! – опустила ладонь на лоб референта Светлана,.

– Лик смерти… в ресницах застрял – глаза не закрыть. Жуть такая, что не описать…

– Дай приласкаю …

– Да, конечно…

– Сейчас – лучше?

– Лучше, еще как лучше…

Олег проснулся, когда рассвет вовсю дубасил глухую ночь, заполняя спальню платиновыми бликами. Он замер не в силах пошевелиться. Между тем не волшебство рождения дня приковало его внимание, а нежные контуры спавшей рядом пассии. Провалившись в эстетическую нишу, он сантиметр за сантиметром путешествовал по линиям ее тела, не зная устали и печали. Светлана спала, не двигаясь, не двигался и он. Время замерло, физически будто замораживая рассвет. Лишь его набухшие, скользившие по периметру совершенства очи увлажняли воздух, а через него – и плоть Светланы.

Олег незаметно заснул вновь и радугу услады точно занавесил кто-то. Вскоре за ширмой сна обозначился некий господин, чем-то ему знакомый, но пока неузнаваемый. Тот сидел перед мудреным пультом с крутившимися бобинами. На голове наушники, повернут к Олегу спиной. Руки снуют по кнопкам, регулируя что-то. Движения – ладные, полуавтоматические. Со временем они ускорились, подсказывая: сеанс заканчивается. Наконец оператор встал на ноги, небрежно отключил последний датчик. Олег увидел, что повернувшийся к нему анфас, не кто иной, как Джеффри, зам. начальника службы безопасности «Стандарт ойл». Их взгляды встретились. Джеффри улыбнулся, но улыбка отнюдь не дружественная, а надменно-победоносная. Растворяясь, Джеффри помахал Олегу рукой. Цепко держал в ней бобину с пленкой.

По пути в аэропорт влюбленные не проронили ни слова, ибо каждого из них загарпунил свой комплекс. Перекинувшись в прошлое, Олег отчаянно спорил с мамой. Когда-то, в юности, поддавшись ее нажиму, бросил без памяти влюбленную в него девушку, которую, наверное, любил и сам. Будущего для смешанной пары мать не видела, считая, что семейное счастье – удел людей одной крови.

В последнее годы он не раз возвращался к тому проступку, как ему ныне виделось, неискупимому предательству с его стороны. Но, в общем и целом, ни о чем не жалел. Ретроспектива достигнутого им на Западе, по экономическим меркам, – настоящая латифундия, хоть и стоившая адского труда, гасила колики зуда совести. Ничего подобного, он внушал себе, на родине достичь не смог бы, даже с учетом свершившихся там преобразований.

Как и Олег, Светлана копалась в днях давно минувших: переживала горечь подмочивших отрочество слез – в школьные годы считалась дурнушкой. Расцвела нежданно-негаданно, после семнадцати, причем так ярко, что одноклассники порой проходили мимо, не узнавая. Но слезы не забылись и с возрастом все чаще напоминали о себе, предвещая скорую осень, а за ней – и зиму бабьих лет.

Кассу бронирования пассажиры искали недолго и, получив билет в Лос-Анджелес, двинулись на регистрацию. Выглядели ужасно: меловые, напряженные лица, заскорузлые, неприкаянные жесты – несть им числа.

Минуты три Олег вносил в свой аппарат номера телефонов Светланы – руки и мысли скрючились. Долго искал и визитку. Найдя, просунул в сумку возлюбленной. Сбивчиво, эмоционально заговорил, по виду, оправдываясь или нечто втолковывая. Светлана, казалось, не слушала, будто отупев от перегрузок. Застывшие черты, растрепанная копна волос, полный душевный цугцванг.

Все же в секторе посадки их лица ожили, мало-помалу возвращая естественный оттенок. Воскресла и свобода движений, скинули невидимые путы чувства. Тонко сопереживая драму, они сомкнулись ладонями и ласкали друг друга кончиками пальцев. Казалось, капилляры льнули, переплетаясь в пароксизме обожания.

Сновавшие взад-вперед пассажиры их не замечали – кресла пары заслоняла массивная колонна. Киоскерша случайно взглянула в их сторону, да так и застыла, бросив прежнее занятие – просмотр мыльной оперы. Вскоре потянулась за платком – роса умиления размывала макияж.

Вновь взоры влюбленных застыли, выказывая затмение, пустоту. Лишь убеленный сединой знаток человеческих душ мог распознать окунувшуюся в вечность грусть и, видно, кое-что другое…

Осциллограф референта очнулся, воспроизводя ломаную звуков. Голоса по всему периметру, а точнее, один голос, тиражируемый множеством громкоговорителей. Поначалу гудеж забавлял, и губы даже искривились в подобии улыбки. Позже лик отяготился раздумьем, но не основательным, так – чуть-чуть. Наконец Олег расслышал свою фамилию, повторявшуюся неким центром каждые тридцать секунд. Переварив открытие, чертыхнулся про себя: «Знаю, что Левин, чего распинаешься?!»

Между тем интерес к именам собственным резко пошел в гору, когда зазвучала фамилия Светланы, и тоже через небольшие интервалы. Здесь Олег озадачился: «А почему?» И, наконец ощутив под собой бренную землю, вник: их разыскивают как пассажиров, не поднявшихся на борт и задерживающих вылет лайнеров.

Увлекая Светлану за руку, Олег вскочил на ноги и бросился на посадку, минуя колонну, давшей их любви последний приют. Из последних мгновений запечатлел лишь скользнувшую по плечу головку возлюбленной и изумленные глаза клерков предполетной регистрации.