скачать книгу бесплатно
Смущённая, я не сразу сообразила, что Гришка имел в виду «зональный контроль».
– Вспомни, как ты себя вела, – Гришка сделал негодующую гримасу. – Ты меня позорила на каждом шагу. Сама хватала бутылку и наливала себе коньяк. Сама хватала зажигалку и прикуривала. Сама! Пацан был в ужасе. Когда ты не видела, он бросал на меня взгляды, будто хотел спросить: «Что это за чудище?»
– Я – чудище?
– А кто же ещё? – Гришка пожал плечами.
– А что мне следовало делать? Как себя вести? – Моё возмущение уступило место растерянности. Я чуть не плакала.
– Ждать, ядрёна-матрёна, когда мужчины тебе поднесут зажигалку! – взвился Гришка. – Сидеть смирненько, пока тебе не нальют! Ты ведь не гопница? Ты – леди, ёж твою медь!
Я сидела пришибленная, не зная, что ответить. Истины, гневно поданные Гришкой, как заповеди некоего священного кодекса, которые я нарушила, никогда раньше не приходили мне в голову.
– Ну вот, это был пункт первый, – произнёс Гришка уже более миролюбиво.
– А второй? – жалобно спросила я.
– Ох, ёлы-палы… Получи, раз напрашиваешься. Ты, Вик, одеваешься как свинья.
– Чего? – я не могла поверить своим ушам.
– Ну, что это такое? – Гришка ткнул пальцем в мой свитер. – Что это за хламида? А что это за рейтузы?
– Это легинсы…
– Хрюгенсы, блин! Где строгий костюм? Где причёска деловой женщины? Что это за патлы? – Гришка больно дёрнул меня за волосы.
Я всегда считала, что у меня красивые волосы. Я и сегодня люблю носить их распущенными…
– Короче, свинья ты, Вик. Свинья и есть, – подытожил Гришка.
– Сам ты… – у меня не нашлось слов.
– Ну, девочка, не сердись на своего духовного наставника, – вдруг смиренно проговорил Гришка. И даже губы надул, показывая всем своим видом: как можно на него сердиться?
Злости и обиды как не бывало. Мы сидели и, улыбаясь, смотрели друг на друга…
Вскоре я вышла замуж. Свадьбу справили без особых церемоний. На излёте девяностых в моём кругу не устраивалось банкетов: берегли каждую копейку. Нам с Алексеем к тому же предстояло снимать комнату.
Однако кое-что было приоритетнее жилья. Я не хотела оставаться «свиньёй», а это требовало затрат.
В течение следующих месяцев, перекроив скудный семейный бюджет, я приобрела на Звёздном рынке два «деловых костюма». Один – коричневый, велюровый (бесформенная юбка до колен и однобортный жакет на молнии с подкладными плечиками), второй – серый, букле (широкий свитер с воротником-хомутиком и прямая юбка до середины икры). Я гордилась своими обновами и носила их на работу. А непослушные волосы стягивала в кичку на затылке. Или заплетала французскую косу.
– Вот теперь ты – настоящая леди, девочка, – тепло произнёс Гришка.
И прочувствованно моргнул.
Глава 4
Праздник непослушания
Родители сняли нам с Лёшкой комнату на Пушкинской улице, близ Невского проспекта. Помимо нас, в квартире жила простая, как валенок, зато честная и добрая бабуся.
И началась наша самостоятельная жизнь! Без «долдонов», как выражался Алексей, подразумевая и тех и других родителей. Первое время мы только и делали, что устраивали «оргии» (так называла моя мама наши вечеринки). Глуховатая соседка терпимо относилась к гостям, которые являлись почти каждый вечер.
Однажды я решила пригласить домой Гришку.
Гришка пришёл не один, а с подругой Лидой. Она мне нравилась: интеллигентная женщина лет тридцати, с чувством юмора, полноватая, но миловидная. Симпатизируя Лиде, я мечтала, чтобы Гришка ушёл к ней от жены.
Мы появились на Пушкинской улице одновременно. Я и Лида возвращались с работы, а Гришка – «с объекта» (дежурная отговорка любого мента, оправдывавшая его отсутствие на службе: дескать, «на объекте» был).
Алексей, вероятно, тоже был «с объекта». Он сидел за столом и пил коньяк из гранёного стакана.
– Милый, здравствуй! – преувеличенно радостно воскликнула я, влетая в комнату и целуя мужа в щёку. – А у нас гости. Познакомься: Гриша, Лида…
Лёшка вяло отреагировал на мой поцелуй с приветствием. Лицо его было хмуро. Гришка вырос на пороге комнаты и сразу как-то испуганно обратился к Алексею:
– Лёха, привет! Пошли покурим на лестнице.
Алексей неторопливо повернул голову и окинул Гришку тяжёлым взглядом. Потом спокойно произнёс:
– Ну, пошли.
И вышел вместе со стаканом. Гришка – за ним.
– Надеюсь, не подерутся, – с улыбкой проговорила Лида.
– Ведь вроде не из-за чего, – пробормотала я, радуясь про себя, что Гришка пришёл не один.
– Пошли на кухню, приготовим поесть чего-нибудь, – предложила Лида, как старшая женщина.
Мы готовили ужин, когда в квартиру проник шум драки. Вскоре вошли Лёшка с Гришкой. Первое, что бросилось в глаза: несоответствие между их оживлёнными довольными лицами – и явными следами мордобоя на них.
– Вы чего, ребята? – воскликнула я.
Лёшка не ответил. Он улыбался, прижимая к груди руку, обмотанную окровавленным носовым платком.
– Всё нормально, я Лёху учил удары стаканом отбивать. Приём такой есть, спецназовский, – спокойно отвечал Гришка. Он заметно побледнел и выглядел немного растерянным, но тоже улыбался. Поддерживая Алексея под руку, Гришка препроводил его в ванную. Нас с Лидой они не пустили, потребовав «сообразить чего-нибудь порубать». Мы бросились накрывать на стол.
Ужин получился коротким и вялым. Все жевали молча. Если я заговаривала о чём-то, меня никто не поддерживал. Выпив сто грамм, Гришка вдруг помрачнел и засобирался домой, поторапливая Лиду, которая с удовольствием наворачивала жареную картошку.
– Хватит жрать, родная, поехали.
Алексей не пытался удерживать гостей:
– Что, пора? Ну, счастливо, заходите как-нибудь.
После ухода гостей я заставила мужа показать рану. Устрашающий разрез на ладони, в полсантиметра глубиной, под повязкой продолжал кровоточить.
– Вы идиоты, – не утерпела я. – Нельзя было обойтись без этих штучек? Дешёвые понты, игры для мальчиков-переростков…
Алексей хмуро покосился на меня. И неожиданно улыбнулся:
– А знаешь, правда неплохой он мужик. Тебя уважает. Всё повторял: «Вика меня убьёт…»
На следующий день, после бессонной ночи (у Алексея воспалился рубец и поднялась температура), я пришла на работу. Оказавшись в управлении, сразу ворвалась в кабинет Гришки. Тот сладко спал, сидя в рабочем кресле, примостив голову на папки с личными делами, которыми были завалены и стол, и диван, и подоконник.
Надо сказать, что Гришке в кадрах отводилась особая миссия: он оформлял сотрудникам надбавки за «секретность», и ему даже выделили особый сейф с кодовым замком. В сейфе он должен был хранить неотработанные личные дела. А отработанные – сдавать в архив. Кроме того, в Гришкины руки стекались заключения военно-врачебной комиссии на сотрудников и новобранцев, и именно он готовил приказы на увольнение тех, кого отбраковали по здоровью. Но всё это так, к слову.
Проснувшись, Гришка уставился на меня, словно соображая: кто это? На отлёжанной щеке проступил провокационный «трудоголический» рубец.
– Гришка, тебя убить мало! Ты покалечил моего мужа! – закричала я без «здрасте».
Гришка потянулся, зевнул. Затем отъехал от стола вместе с креслом и красноречиво выставил вперёд ногу.
Я увидела на бежевых брюках вручную сделанный шов. Гришка закатал брючину, под которой обозначился свежий шрам, розовый по краям, с запёкшимися сгустками крови по центру. Эту жуткую гусеницу – о, ужас! – украшали усики хирургических швов, напоминавших лапки.
Я ахнула.
– Подумаешь, – сказал Гришка и закурил. – Фигня.
– Это Лёшка тебя так?
– Да брось. Поговорили по-мужски. Каждодневный эпизод. Слушай, Вик, у тебя бутерброды какие-нибудь есть? Вчера так и не пожрали толком.
– Сейчас сообразим, – я метнулась к выходу.
– Да, чуть не забыл, – Гришка удержал меня за руку. – Нормальный у тебя Лёха. Мужик что надо. Мы с Лидкой заедем к вам как-нибудь на днях.
Этот шрам, украсивший Гришкину ногу, остался пожизненным напоминанием о том вечере. Однажды, когда мы купались в озере, я услышала, как Гришка впаривал доверчивой барышне: «В Чечне, ядрёна-матрёна, пуля зацепила…» Что же касается «пораненных» брюк, то они занимали почётное место в Гришкином гардеробе до конца его жизни.
С тех пор наши сборища происходили раз в неделю, а то и чаще. В основном мы пили и болтали о работе да о просмотренных фильмах. Когда надоедало сидеть взаперти, шли гулять по вечернему городу.
Съёмная квартира в центре Санкт-Петербурга – это роскошь. Круче только собственная квартира в центре; впрочем, о таком мы могли только мечтать.
Я дружила с Лидой. Лёшка и Гришка тоже были неразлучны. Почти как Бивис и Батхед. Однажды, когда Гришка, поскользнувшись в нашем туалете (как он оправдывался), упал на сливной бачок унитаза и разбил его, Алексей выручил друга, разрулив ситуацию. Внук нашей хозяйки работал на заводе, производящем сантехническое оборудование. Он вынес новенький бачок прямиком с производства, а Лёшка, как опер ОБЭП, обеспечил «крышу» со стороны правоохранительных органов.
Впрочем, не все наши бурные встречи заканчивались благополучно. Они носили всё более опасный характер. Как, например, вечеринка, устроенная по случаю присвоения мне звания лейтенанта милиции.
Для тех, кто не в курсе, очередное звание обмывается так. Виновнику наливают стакан водки, на дно которого помещают его новую звёздочку (у меня, как у лейтенанта, их было две). Он пьёт до дна, ловит зубами звёздочку и выплёвывает себе на плечо. А затем обращается к старшему по званию (за нашим столом это был Гришка) и говорит примерно следующее: «Товарищ майор, разрешите доложить! Стажёр Виктория Сергеевна Громова представляется по случаю присвоения специального звания „лейтенант милиции“. Служу Отечеству!» Старший по званию благословляет «летёху» на долгую безупречную службу, и все кричат: «Гип-гип ура! Гип-гип ура! Гип-гип ура, ура, ура!»
Именно эта, уже неофициальная часть чуть меня не угробила! Войдя в раж, Гришка и Лёшка, раззадоренные криками «Ура-a-a!», принялись подбрасывать меня к высокому потолку. Вдруг крики оборвались; какие-то доли секунды я наблюдала, как ко мне приближается паркетный пол.
Вес всех моих пятидесяти килограммов принял железный обогреватель. К его ребру я и приложилась физиономией… Очнулась на кровати. Сквозь красную пелену разглядела три бледных пятна, нависших надо мной. Первое, что воспринял мозг, – это спокойный голос Гришки:
– Всё нормально, Вик. Лицо не повреждено.
Вскочив с кровати, я бросилась в ванную. Зеркало не утешило: длинная багровая полоса украсила бледную физиономию.
– Это царапина! Шрама не будет! – орал Гришка, колотя в дверь.
Ему вторил поддатый Алексей:
– Ты сильная! Ты – римлянка!
И Лида, вклиниваясь в этот хор, просила:
– Викуся, выйди, рану надо смазать йодом!
Всю оставшуюся ночь муж и друзья прикладывали лёд к моей распухшей физиономии, обрабатывали глубокую царапину. А утром я позвонила добрейшему начальнику Сергею Петровичу.
– Сергей Петрович, я приболела, можно отлежаться денёк? – проныла я в трубку.
– Приболела, значит? – Сергей Петрович рассмеялся. – Что же будет, Викочка, когда вы полковника получите? Ну, хорошо, отлежитесь.
Сергей Петрович, интеллигентный бородатый мужчина пятидесяти лет, был человеком редкой доброты. Такой доброты в принципе не требуется милицейскому руководителю. Ему иногда пытались «сесть на шею» нахальные подчинённые. Он долго терпел, но иногда выдавал вспышки ярости – неожиданные для всех, зато действенные. Меня Петрович искренне любил.
Ко мне в отделе вообще тепло относились, считали умницей, девочкой-отличницей. Вот только, беспокоились сотрудники старшего поколения, дружба с Гришкой Стороженко до добра не доведёт… В ответ я жёстко щурилась и отмалчивалась: дворовое воспитание, привычка стоять за друзей, как бы больно ни били, чем бы ни умасливали.
– Дай мне трубку, – влез Гришка. – Петрович, а я тоже… кхе-кхе… приболел…
Не знаю, что сказал начальник, но Гришка тут же понёсся на работу галопом, даже кофе не попил.
У меня, как и у Гришки, шрам остался навсегда. Он почти незаметен, но я о нём помню и, когда нервничаю, почёсываю нос с правой стороны.
Глава 5
Наследники Кафки в погонах
В нашей кадровой службе особым удовольствием считалось уничтожение ненужных документов под Новый год. Поскольку нам случалось работать и тридцать первого декабря, и даже отчёты в Москву отправлять в этот день.
Мы с Гришкой сидели в его кабинете и разбирали старые бумаги. В основном это были рапорты, накопившиеся за год. Кое-что я оставляла себе на память, прочую макулатуру Гришка скармливал допотопному агрегату – «Машке, которая жрёт бумажки». Эта машина, похожая на сейф, объёмная и обшарпанная, стояла в углу его кабинета и, поедая документы, противно скрежетала. После Машкиной «трапезы» полагалось вытряхивать выдвижной поддон, заполненный бумажными «макаронами».
– Ну и куча, – сказал Гришка и даже головой покачал. – Я, ёперный театр, и не помню таких залежей. А говорят, якобы уменьшаем бумагооборот…
– Что там ещё? Снова рапорт? Дай сюда. – Я протянула руку и отняла у Гришки листок, исписанный от руки мелким почерком. – Да, видимо, в отделе у них полтора компьютера, и те у начальника…
– А может, они просто не умеют работать на компьютере, – предположил Гришка и фыркнул. Он гордился тем, что освоил компьютерную грамоту, тогда как его кореш Валерка Фролов по-прежнему стучал на машинке, словно дятел.
Я разгладила ладонью листок и вслух прочла:
«Докладываю, что по факту проводимой по мне служебной проверки свою вину отрицаю. Поскольку, находясь в трезвом виде, сменившись с дежурства, я в форме поехал домой и, вымотанный после суток, уснул в электричке. Однако на подъезде к станции Новый Петергоф проснулся от удара по голове куском чугунной трубы, от чего потерял сознание и очнулся на конечной станции Калище без служебного удостоверения и без денег».
Гришка кивнул.
– Его действительно нашли на платформе в Калище. Без документов и пьяного. Даже «мяу» сказать не мог… Судом чести судили, – добавил Гришка важно.
– Это не уничтожай, себе возьму, – сказала я. – Когда-нибудь книжку буду писать.
