скачать книгу бесплатно
– Руководство галочку поставит, что внедрим новое, а мы столько работы на себя взвалили.
Ни к чему не обязывающий разговор сослуживцев, и она переходит к тому, что я жду.
– Выклянчила у наших машинное время. Подчищаю хвосты.
– Есть причина раздать долги? – да что это я, в конце-то концов. Обиделся на то, что не встречает меня с цветами после случившегося? Хорошо, что она не знает. Почему вынуждаю её объясняться? Почему не спросил прямо, чего боюсь – отказа? В молодости не боялся, правда и поводов не было, всё получалось. А теперь заставляю переживать того, кого люблю, козёл.
Смотрит на меня.
– Ты сказал… в твоей программе ошибок нет, – в глазах, похоже, недоумение, но она заставляет себя пошутить, – вот и искала в своей.
Беру её маленькую тёплую руку:
– Прости, я перенервничал… билеты заказать на ближайшее время?
– Да, – удивительное слово, самое короткое, а все проблемы снимает одним махом.
Душа трепетала, просилась в полёт, в прямом и в переносном смысле, моя душа. Наконец, мы первый раз действительно вместе. Летим за подарком. Примет ли? Сидим рядом, сидели рядом и раньше, но не одни, а как зрители в театре, это не в счёт. Правда, один раз были вместе в кафе, вот там как раз хорошо, что не одни, а с Ахматовой. В результате мой курс, теперь надеюсь, что наш, на юг, в Геленджик. Отчего туда – вернувшиеся из отпуска приятели сказали: «Народу там мало».
При взлёте, она взяла меня за руку. Я было обрадовался, но выяснилось, что она просто боится летать. Когда узнал почему, всё равно радости не убавилось. Не легко прогнать улыбку – рядом любимая, и я позволяю себе думать, что взаимно. И вот над нами чистое небо. У меня внутри тоже чисто и светло. Внизу леса, реки, города – но, трижды мысленно перекрестился, до них далеко. Томительное и одновременно радостное ожидание праздника.
Упорная, надоедливо общительная, соседка пополняет свои знания – донимает кроссвордами. Человек открывается в общении – Ира показывает мне новую черту, не может не помочь постороннему, даже в мелочах. Заодно удивляюсь эрудиции – практически на все вопросы ответила.
Из аэропорта тороплюсь, едем на такси, сидим на расстоянии друг от друга. Шутку бы сюда, но не идёт. Сидим, как не знаю кто… а ведь так оно и есть, не знаешь – кто ты. В неведении и доехал. Хорошо, что Ира рассказывала про Джулию Робертс в фильме «Красотка» – я не успел посмотреть.
Осень не поздняя, нас не обманули, в смысле отдыхающих, их практически нет. У самой воды – двухэтажная гостиница в зелени, свободные номера. В Ирин я поставил букет хризантем. Почему их – накануне, на её столе из кучки распечаток программ выглядывал сборник японской поэзии, обложку украшали эти цветы. В японском языке Солнце и хризантема пишутся одним иероглифом, и так совпало, что в сентябре отмечается праздник этих цветов. Они олицетворяют счастье и долголетие (надеюсь, что именно последнее мне и понадобится). Стоим, молчим, друг на друга не смотрим, глядим в окно, там море шумит о чём-то своём, и мы стесняемся открыть свои тайны. Прилетела со мной… а я боюсь спугнуть то, что спустилось к нам, вдруг улетит, боюсь не то, что коснуться, – слово сказать. Оно стало далёким и неподъёмным, как со дна этого моря. Странно, с моим-то опытом. Волны бегут, вырастают у берега и с шумом набрасываются на него, спешат смыть захваченную с собой «пену дней». Как много накопилось ненужных встреч – за один раз не убрать. Стараются унести всё в глубину прошлых лет. Не задумывался раньше, сколько там было никчемного.
– Волны всегда торопятся, потому что одиноки, – говорю я о себе, – одиночество в толпе.
– И всегда опаздывают. Когда одна приходит на берег, другой уже нет, – поворачивается ко мне, в глазах вопрос. Тянутся секунды, я не решаюсь, и она продолжает.
– Никогда не поздно уйти из толпы. Следуй за своей мечтой, – потом вспомнил, что так, кажется, советовал Бернарда Шоу. Как он вовремя.
Электричество разряжается, руки сами касаются любимых плеч, ожидание на лице меняет улыбка – разрешение сделать шаг навстречу. Сколько я его ждал? Обнимаю свою мечту, её губы открылись и потянулись к моим. Не слышу больше волн, не вижу солнца, исчезло всё, кроме любимой. Свершилось чудо. Успел шепнуть на ушко нашу тайну: «Мы всегда будем вместе» – надеясь, что она скоро раскроется.
Ночь оказалась короткой, точнее, её не было, в обычном понимании. Я медленно погрузился в нежность рук, нежность губ, во что-то божественное, и там остался. Ирочкино обаяние поглотило меня целиком. Рассвет подарил удивительное спокойствие, будто раньше его никогда не хватало, а я ждал и ждал. Не утра – спокойствия. Всё, что подспудно хотел, пришло само. Почему такое ощущение? Да потому что её глаза светятся праздником, в жизни ничего другого больше и не нужно. Не напрасно в исламе считают, что через любовь к женщине мужчина познает Самого Бога.
Рядом с гостиницей расположилось кафе, на задней стенке нарисован камин, он предлагает странный здесь уют, на юг приезжают за другим отдыхом. Подальше от входа сидит пара, видно, что приехали как раз для этого и скоро им расставаться, грустные глаза и улыбка улетела, как птица из клетки, насовсем. Даже бармен напоминает набитый мешок, прислонился к стойке, воротник рубашки завязал шнурком – готов к отправке. «Зимой, когда дует ветер, хочется тепла», – читает он мою мысль. Не зря между бутылками лежит захватанный «Инспектор Морс» Декстера. «Увлекаетесь детективами?» – «В жизни не хватает». Начинаем с кофе. Ира без него не обходится. Вот ведь, даже кофе сейчас самый вкусный и крепкий. С этого времени так и будет, когда мы вместе. Она наслаждается, надеюсь, что не только кофе. «Кофе, кофе», – разубеждает меня за спиной тенор бармена. Типун тебе на язык. Кому он доказывает? Оглядываюсь – по телефону, заказ делает. Слава богу, я ведь помянул имя Господа не всуе. Любовь – его начало.
Просим кофе ещё раз, для бодрости. Пока заваривают, за соседним столом нервничает абхазец, ему нужно куда-то лететь, он боится и оправдывает подруге свои опасения случаем из тридцатых годов.
В газете «Гудок» работали Ильф и Петров, Булгаков и Паустовский, да и много кто ещё. Проводили они товарища на самолёт, в смысле выпили с ним в редакции. На следующий день он появился слегка помятый.
– Что случилось?
– Упали.
– И что будешь делать?
– Как что? Завтра лечу, не могут самолёты подряд падать.
– Езжай поездом, надёжнее будет.
Не послушался, улетел. Возвращается через два дня перевязанный.
– Что опять?
– Снаряд в одну воронку – дважды.
Так вот, с тех пор он никогда больше не летал.
Подруга стучит по столу: «Тьфу-тьфу-тьфу, боишься летать? Не психуй, иди на поезд». Бармен – оптимист: «Я бы полетел». Ставит нам дымящиеся чашки и спрашивает меня: «А как вы?»
– Наверное, полетел бы.
С каким чувством смотрит на меня Ира не пойму, с одобрением или с опаской. Выяснять не стал.
Рынок чистенький, многообразная, вкусная снедь разложена аккуратными горками на прилавках, редкие покупатели, среди продавцов выделяются гортанные голоса с характерным акцентом: «Гамарджоба, генацвале!» В пряном воздухе от фруктов и цветов подобным образом выделяются гигантские шары хризантем с расцветками на любой вкус и чуть терпким запахом. С одной стороны, он подаёт надежду, а с другой – горьковатый привкус разочарования, предупреждения. Понимай как хочешь. Так и люди бывают красивые со стороны, а познакомишься – горечь. В Греции хризантемы – символ скорби и печали. Понятно, когда люди уходят и цветы осыпаются, то остаётся боль. На востоке, наоборот, хризантемы – символ всего хорошего, но мы-то православные. Сейчас цветы стоят на подоконнике большущим букетом. Запах обалденный, смешанный с морским. «Это пахнут не водоросли, а дали за горизонтом, – как будто Ира читает мои мысли, – они во все времена притягивали неизведанностью, манили и давали надежду, подобно хризантемам. Как часто она оборачивалась горькой стороной. Но что там на самом деле, всё равно хочет знать каждый».
А горизонт вот он, из окна виден. Теперь нашего окна, наш горизонт. Что там ждёт? Незаметно прошёл день. Мы были заняты друг другом. Вечером волны продолжают шуршать под окном, теперь уже приглашают с собой, как делает осторожный влюблённый, – шёпотом.
Ощущение полной беззаботности. Прошлое осталось где-то далеко-далеко, и нет его. Только мы вдвоём. Время остановилось. Смотрим друг на друга и улыбаемся. Со стороны не всегда видно – улыбка сидит внутри, ей там уютно, и с этих пор она не уходит. Удивительное блаженство. Вокруг всё чего-то ждёт и кажется, что вот-вот вместе с нами сделает вдох. У закатного солнца удивлённое лицо. Оно чувствует себя лишним и торопится отдать нам последнее тепло. Душа, как цветок, в нём нуждается. Когда души вместе – они раскрываются.
– Слышишь музыку?
– Что-то прекрасное.
– Она в душе.
Любить – заставить всё звучать,
Мелодией с душою слиться,
В ладони звуки нежно взять,
В волшебных нотах раствориться,
Богов священный дар принять
И возвратиться синей птицей.
Птица прилетела к нам. Любовался тем, что нравилось, и раньше. Но по-другому. Изменился сам, вместе со мной изменилось всё. Понимаешь вечные истины. Приходит любовь и дарит наслаждение простыми вещами. Мир стал красивым.
Осознаёшь, что такое счастье. В прикосновении и во взгляде, в слове и в молчании, в чистом небе и тёплом море, в чашечке кофе и в каждом цветке хризантемы – его так много, что, кажется, передаётся другим. Бармен приносит, мы не заказывали, в маленьких чашечках кофе покрепче: «За счёт заведения». Постоянные посетители просто здоровались, а теперь стали удивительно приветливы. Это не просто дружеское отношение, а заново возникший, общий мир. В нём мы для них источник радости. Мир стал светлым. Не зря в имени Эйрена заключено магическое, высшая сила.
Купаться ездим на мыс, там почище и людей поменьше. Никогда не замечал, что море может быть таким ласковым. Причина одна – мы вместе. Барахтаемся недалеко от берега, уплывать далеко не хочется, просто наслаждаемся друг другом, прилетели чтобы быть вдвоём, а не с дельфинами. Не известно, что у них на уме. Видно, как они невдалеке выпрыгивают, подходят ближе и ближе. На мелководье есть свои «дельфины», явно не афалины, скорее белобочки, и отличаются они от настоящих московской наглостью. На Иру везде обращают внимание, эти пристают с предложениями обучить плавать: «Вы так не научитесь, давайте поможем» – заметно, что они моложе меня. Выпендриваются, норовят вызвать её интерес, один «учитель» показывает на приятеле, как нужно плавать и поддерживать, когда учишь. Видимо, так истолковали нашу возню. Известно – каждый толкует в свою пользу.
Сегодня заштормило, волны большие, даже слишком. Спасатели прошли вдоль берега, на всякий случай предупредили, хотя никто в воду не лезет: «Не купайтесь!» – выполнили свою работу (правда, её ещё не было) и исчезли. Москвич, который предлагал научить плавать, решил, что ему-то можно, посмотрел презрительно на меня – с этого нечего взять. Затем снизошёл: «Учись, как нужно» – и демонстративно зашагал в отходящей волне. Подкатилась новая, до пояса, он повернулся боком, потоптался, но устоял, победно оглянулся, помахал своим и двинулся дальше. Но за ней поднялась следующая, непомерно высокая, он сразу стал маленьким, повернулся бежать на берег – предыдущая волна отходит, тянет в море. Он помогает себе обеими руками, гребёт изо всех сил, – бесполезно, видит, что не успеет и стал вопить: «А-а-а», – но недолго. Волна подошла и накрыла. Через несколько секунд над несущимся бурным потоком показался мусор – две высунувшиеся до колена ноги, они подыгрались, подыгрались и пропали. Его приятели бросились к берегу. Я кричу: «Возьмитесь за руки!» – на всякий случай тоже поднимаюсь. Встали они цепочкой, с трудом, но слава богу, выловили беспомощное тело. Сели утешать всхлипывающего со страху «учителя». В театре актёры после представления сами снимают маски, у этого сняла волна. Под напыщенной физиономией оказалась жалкая рожа.
Неистребима мужская потребность – похвастаться. В детстве без неё никуда, я что, почувствовал себя юношей? Захотелось выступить перед Ирочкой, она же меня не знает. Но это не партия в теннис, где заведомо должен был выиграть. Здесь «соперникам» нос утереть не просто. Сомневаться в себе не стал, выбрал волну поменьше, когда она стала разваливаться, бросил Ире: «Посиди» – и понёсся, чтобы не успела удержать. Некстати вспомнился неандерталец. С каким интересно чувством смотрели москвичи, как не умеющий плавать, во всю прыть, прыжками (в воде так быстрее) гонится за отходящей волной, дальше и дальше.
Поднырнул под следующую, потом ещё раз и ещё, немного отплыл. Пытаюсь с гребня помахать, но волна закручивается, нужно успеть опять нырнуть. Мелькнёт верхушка деревьев и пропадёт в буруне. Не поздно ли дошло, что, может быть, не стоило лезть и лучше, пожалуй, вернуться. Выбрал благоприятную волну, с ней удалось приблизиться к самому берегу, но не тут-то было. Она выросла до непозволительных размеров, пришлось улепётывать в глубину, не то закрутит и… привет. В смысле, «привет» могу уже и не сказать. Единственное что успел – увидеть на берегу рядом с Ирой двоих людей. Они, похоже, следят за моими попытками выйти. И я поторопился, но напрасно, вот уж где нельзя, и во второй раз мои усилия были плачевнее. Не успел вовремя уйти вниз, буруном меня зацепило и придавило ко дну. В таком море отвлекаться некогда. На четвёртый или пятый раз, не до счёта, получилось оседлать подходящую волну, доехать на ней до берега и самому выбраться. Двое оказались спасателями, у них наготове тонкий канат с поплавком. Не вязать, надеюсь, меня, а вытаскивать.
– С ума сошёл! Посадим, будешь знать.
– Вдвоём и в отдельный номер.
Оттаяли, посмеялись. Отговорился тем, что пригласил поужинать. У Иры глаза мокрые, молчит. Кому нужны мои дурацкие оправдания? Пришлось идти вечером в кафе. Привычка, конечно, неудобная – отвечать за данное слово. Она обременительная, но полезная – сеешь семена порядочности. Расстались приятелями. Через день море угомонилось, сидим с Ирой на банке (в лодке скамья так называется) у спасателей, идём (катерочек не плавает, а ходит) осматривать достопримечательности. Она изучает петлю на тросе, поясняю: «Беседочный узел, умели вязать ещё финикийцы. Незамысловатый, как видишь, но заключает в себе главное, то, для чего и завязывается, – петля никогда не затянется, как бы сильно не тянули, а развязать, если захочешь, – просто, достаточно дёрнуть за этот конец. Ты меня к себе так привязала». Ира замечает «пловцов» на новом месте, зрение хорошее, меня же увидела.
– Хвастаться нечем стало.
– Что вы, на них уже жаловались. Хорошо тем, у кого есть свой спасатель, – рулевой глянул на меня, – с такой фигурой.
– А это что за оболтусы? – взглядом показывает Ира на два дома, вылезшие, чтобы испортить красоту зелёного холма.
– Московские.
Не могу не сказать, что первое наше утро обрадовало, а вот вечер, не вечер, конечно, а я, – разочаровал. Что случилось? Обещал подарить Луну и не выполнил первое же обещание, а хвастался, хвастался – неандерталец. Почему? Луны просто не было. Не догадался посмотреть в календарь! Объясняю, оправдываюсь, что вот мол, из-за меня задержались, кто-то опередил. Пусть ему будет удача. Мне придётся ждать следующую. Зато месяц легче довезти, он вырастет и будет у тебя своя Луна с самого рождения. Смешно, но неприятный осадок остался (у одного меня?)
Требовательный стук в дверь, заходит горничная:
– Извините, если помешала, завтра у вас последний день, – вот те раз, неужели?
А я не успел сказал высоких слов, правда, раньше обходился без них. Прожил долго, но как-то не научился, может быть, причины не было. А сейчас? Гляжу на море, на наш горизонт, принесли оттуда грустную весть. Подходит Ира, прижимается к спине, дышит мне в затылок, и – чайки уже летают не сами по себе, а друг за другом с любовью. Нежные руки поворачивают меня к себе. Сколько в её взгляде тоски.
– Мне нужно смотреть в твои глаза, тогда становится спокойно и радостно, ни о чём не хочется думать, и не нужно… почему-то кажется, что всё это сохранится. Никогда со мной такого не было. Боюсь одного – вдруг не смогу посмотреть.
Нежданное, всегда ожидаемое, закончилось? Нет – началось. Стоим у окна обнявшись. Море спокойное, берег чистый, всё улеглось на свои места. Жизнь стала другой, словно в театре открыли занавес, и оказалось, что, на самом деле, мир прекрасен. Непонятно в нём только одно – как мы могли жить раньше? Не иначе, это Бог послал запоздалый дар – возможность сделать счастливым одного человека. И не забыл дать этого человека, спасибо ему.
– Что ты хочешь напоследок?
– Посидеть у камина, знаешь почему он там нарисован?
– Теперь понял – тепло должно быть всегда, а огонь – внутри.
Возвращаемся мы в «пену дней». В самолёте и в такси разговоры ни о чём, точнее, обо всём, кроме того, как жить дальше. Готовая сцена для комедийного фильма. Он хвастался, что всё может, какой он весь из себя. Дошло до дела, и привести любимую девушку некуда. Напрашиваться к ней не хочет, видите ли, может показаться меркантильным, а там ещё мама, и неизвестно, как отнесётся. Она, тем более молчит, вдруг он скажет «спасибо за отдых и… до свидания».
Разумеется, это я должен предлагать:
– Тебе в Гомеле приходилось бывать? – мой вопрос её озадачивает.
– Это обязательно? – и такое в голосе отчаяние, что я, сомневающийся сам, поставил на переезде крест. А там была бы Ира старшим преподавателем на моей кафедре.
Отвожу её домой, благо адрес знаю и подъезд. Этаж не знаю, но лифта нет. Взялся отнести её сумку, поднимаемся. Открывает женщина, близкого к моему возраста, приятная:
– Здравствуй Борис.
В институте ничего не меняем, да и не хотим делать событие. Первому, кому говорю, – тёзке. Он, в буквальном смысле, – он, без семьи, переехал поближе к институту, в смысле, к девушке. Тут не известно, чем всё обернётся. У меня – известно, но не знаю «когда». Боюсь вернуться домой. Сказал жене – по телефону. Стоять и смотреть глаза в глаза, как её наполнятся горем, как польются слёзы, содрогнутся плечи, и рыдания невозможно будет остановить. И всё из-за меня. Попытаюсь утешить – будет ещё хуже. Наверное, я даже останусь на какое-то время, но так будет повторяться каждый день, ведь жить я с ней не смогу. Плохо будет всем.
На работе нас с Ирой чаще видят вместе, иногда, начиная с утреннего кафе. Поклонников у неё много, словно волн в штормовом море, накатываются, молодые, симпатичные:
– Почему Ира с тобой ходит? Она молодая, красивая, – намекают на мой возраст.
– Ребята, во-первых, она – умная. Это нас и объединило, а с вами, именно на этой почве, единства не получилось.
У нас получилось. Ирина подруга, Люба, сказала, что это она подтолкнула случай. В своё время у неё была проблема – боялась читать лекции в институте повышения квалификации. Ира сама читала и её уговаривала, убеждала, затащила послушать на свои, в итоге – та согласилась. Она и поведала о своём убеждении. Стоит Ира за дверью на лестнице-курилке, был такой уголок, дрожит. «Что случилось?» Отговаривалась, отговаривалась, открылась – Борис пригласил слетать к морю. Голова программиста рисует алгоритм: «Что – если – тогда». Душа зачёркивает: «Хочу – боюсь». Подруга убеждала битый час: «Ты свободная, что мешает проверить, попробовать. Если что не так, тогда и будешь думать».
После возвращения на Любин вопрос «как?» Ира без слов подняла вверх большой палец. – Во всём? – Во всём!
Адик сомневается в прочности наших отношений:
– У тебя же, говорят, девушки есть. Что будешь делать?
– Наоборот.
– Что наоборот?
– Не буду ничего делать. Сегодня, например, не пойду играть в волейбол.
С этого времени можно выбирать страницы из нашей повести, внезапно подаренной судьбой. Почему-то мы оба уверены, что иначе и быть не могло. Пусть встреча задержалась, ничего с этим не поделаешь, но всё что было прежде, стало совсем неважным. История наша долгая или короткая, как считать. Для нас – короткая, потому что её можно описать одним словом – любовь. Никто, думаю, не будет спорить, что без любви и жизни настоящей нет.
Человек приходит на Землю, чтобы любить. В Эдеме живут двое и горизонт у него – влюблённость, влюблённость той, только что начавшейся любви. Горизонт, за который ушёл неандерталец. До этого горизонта, как теперь известно, не дойти. Мы идём, за ним открывается следующий, такой же горизонт любви, он не меняется. И так до конца, не горизонта – жизни. Потому что не замечаешь и не знаешь сколько времени шли, оно остановилось.
Если пройдёт любовь, останется привычка – исчезает и горизонт. Идти некуда и, главное, – не за чем. Время побежит. Не догонишь. Каждая женщина мечтает, чтобы ради неё совершались подвиги. Хотя бы… дарили Луну. Художественная литература держится на любви. Да и Библия, по сути, тоже книга о любви.
Настоящее счастье – когда даришь. В любви ты даришь себя. Подарок ждут, как ждут чуда. Хочется сказать каждому: «Посмотри на себя». Не в зеркало в ванной, когда бреешься, и не в зеркало в коридоре, когда прихорашиваешься. А в зеркало жизни. Посмотри внимательно, и не глазами – сердцем. Радует ли твой подарок того, с кем живёшь? Подарок парадоксальный. Чем больше ты отдаёшь, тем больше остаётся. Закон сохранения не действует на возвышенную материю – любовь. Это замечательно! Но не каждый замечает, а напрасно. Отдавая, становишься богаче. Если, конечно, есть что отдавать, без этого «что» у любимой нет жизни – ты для неё всё. Тебя нет – ничего нет. Любовь, как воздух, ты спешишь к любимой, чтобы она могла дышать. Когда она просыпается и тянет к тебе руки, она тянет их к своему счастью. Цветаева знает:
Жизнь: распахнутая радость
Поздороваться с утра
* * *
Радость – это прекрасно, но должно быть место, где утром можно поздороваться. Ира с мамой вдвоём жили в трёхкомнатной квартирке, но такой маленькой, что втроём не разойтись, есть на кухне нужно по очереди.
Они поменяли на двухкомнатную побольше, но район похуже. На самом деле, неважно, где жить, главное – на что мы свою жизнь тратим. Что может принести ещё не разведённый мужчина в новую семью – любовь.
– По закону ты можешь забрать свою долю в прежней квартире – советуют приятели.
– По Библии – «Не желай дома ближнего твоего», и – по совести. Мы себе сможем купить, не сразу, конечно, а там этой возможности теперь нет.
Ира готовила на кухне закуску:
– Борис знает, что я не поеду в такую квартиру.
– А если бы жена ушла? – допытываются приятели.
– Ей бы оставил. Кто виноват, что ушла?
В новую квартиру нужно пригласить старых знакомых. Ходим с Ирой по книжной ярмарке. Перебираем книги, перебираем, где они добрые друзья? В магазине их нет и тут не видно, как вдруг они сами заговорили тем самым, ушедшим слогом, мы даже опешили. Оглядываемся, пара, он и она, подчёркнуто аккуратно одеты, внешне обычные, но вот язык. «Простите, вы откуда?» – «Из Гётеборга». И рассеивают наше недоумение: «Мы русским языком занимаемся». По лицам видно, что они тут давненько, притомились, Ира предлагает фику (вы знаете, что это такое? Я – нет), шведы соглашаются, значит, что-то приятное. Как она умудряется запоминать всякие мелочи? На самом деле, никогда не угадаешь, что может пригодиться. Идём, как оказалось, пить кофе. Перед этим заглянули в туалет, на входе реклама туалетной бумаги; реклама есть, бумаги нет. Швед смеётся: «Теперь реклама будет преследовать вас везде и всегда, начиная от противозачаточных средств и заканчивая ритуальными услугами. Она есть, когда нас ещё нет, и останется, когда нас уже не будет».
Для фики обязательны булочки с корицей, Ира, кстати, их любит. Она напоминает, что в Швеции с малознакомыми людьми начинают разговор с погоды тем более, что сегодня она пакостная. Шведы соглашаются:
– Когда у нас летом солнце, то с работы отпрашиваемся позагорать.
