Малороссийская проза (сборник)

Хозяин (в большом смущении). Да оно… оно… знаете, пан Гаркуша, я вас очень чту за ваши правила… и потому дозвольте вам сказать самую истинную правду…

Гаркуша. Да, да – самую правду. Пожалуйста, уже хоть передо мною не бреши, пане бунчуковый товарищ.

Хозяин. Нет… вот уже вам всю правду скажу… и пусть это, по-приятельски, останется между нами. Вам известно, как предосудительно нашему брату помещику, и еще с таким достатком, как я имею, быть должным хотя бы сто рублей. Тотчас соседи узнают и разнесут нелепую молву, что я не хозяин, что у меня все в расстройстве, доходов не получаю и по уши в долгах. А когда имение заложено в банке, так и между людей не являйся. Решительно кричат: «Мот, промотал все имение». Вот мне по случаю дочериной свадьбы понадобились деньги, а доходы с имения не подошли. Должен был прибегнуть к крайности, занять, чтоб не упустить выгодного жениха. Занял так секретно, что не только кто, но и шуйца моя, сиречь жена, не знает. А занял у ближнего соседа, Степана Федоровича, рублевиками восемь сот…

Гаркуша (прерывая его). Да он же бедняк. Едва пропитывается.

Хозяин. Не говорите этого, почтенный друг! Он скрытен, а денег у него бездна. Как же он не дает взаймы без залога, то я… ох… избегая одного стыда, впал в другой – заложил ему серебро…

Гаркуша. Будто все три пуда за восемьсот рублей?

Хозяин. Именно. Скряга без того не хотел; да еще ужасный процент насчитывает. Скоро из маетностей получу доходы, в то же время выкуплю, а до того перед зятем изворачиваюсь.

Гаркуша (подумав). И все это истинно?

Хозяин. Честь моя вам порукою. Подвергаю себя вашему взысканию.

Гаркуша. Последнее принимаю, а первое хоть за окно выкинь. Jnfamia mordet dente iniquo ipsam famam. (Честь бесчестна у бесчестного.) Дайте мне записку заложенному серебру. (Хозяин достает.) Хорошо. Покличьте ко мне зятя вашего. (Хозяин хочет идти, Гаркуша удерживает его.) Постойте, исполняйте мои требования буквально; я сказал: «Покличьте», а не «сходите за ним». Вы, конечно, не были в школах, что превратно толкуете предложение. Отпусти вас, так тут же впадете во искушение. Покличьте сюда.

Хозяин. Только, пожалуйста, не открывайте ему…

Гаркуша. Я не вы; я сказал и слово сдержу.

Хозяин кличет несколько раз зятя; наконец он приходит.

Гаркуша. Видите, молодой человек, тут вышло маленькое dimidia intelligentia (недоразумение). Следуемое вам серебро у меня, и вы получите его непременно в эту же ночь. Верный человек доставит вам его, а вы не очень любопытствуйте, не расспрашивайте, откуда и как что произошло. Себе навлечете одни неприятности. Теперь вы, Омельян Никитич, уверились ли, что зять ваш незнаком со мною и никак не подозревает, что я Гаркуша?..

Зять (с большим удивлением). Как?.. Вы?..

Гаркуша. Что же тут удивительного? Не думаете ли меня схватить? Те сть уверит вас, что это отнюдь невозможно. И за что преследуют меня? О, если бы гонящие меня постигли цель и намерения мои!.. Не близки ли вы, господин капитан-исправник, с вашим губернатором?

Зять. Как это?

Гаркуша. То есть, не имеете ли вы от него доверенности, оставя обязанности служебные, говорить ему прямо мысли ваши, догадки, что вы заметили, что слышали?

Зять. Нет, я очень далек от того, и его превосходительство по правилам своим из непосредственно подчиненных ему едва ли позволит кому свободно объясняться с собою.

Гаркуша. Жаль, очень жаль. Давно ищу такого человека, который бы, поняв меня совершенно, передал правительству, кто есть Гаркуша и для чего он так действует. (Ходит по комнате в размышлении; потом вздохнув.) А! не так я начал. Теперь трудно вразумить, очень трудно!.. Ну, прощайте, добрые люди; спасибо вам, пан бунчуковый товарищ, за доверенность; я сделаю еще одно доброе дело. А вы, молодой человек, получите серебро все сполна. Будьте знакомы на будущее время.

Зять. Одолжение принимаю, как следует; но тут же, по долгу моему, буду преследовать вас.

Гаркуша. Frustra laboratur[342]. Напрасно будете беспокоиться и в эти восхитительные для вас дни оставлять в скуке молодую жену. Возьмите бумагу и донесите начальству, что, по вернейшим известиям, вы знаете, что Гаркуша из сих мест отправился в Хорольский уезд. На что вернее, когда сам Гаркуша вам сказал? Я и действительно следующую ночь там буду.

Зять. Не знаю, как вы явитесь там? Весь уезд на ногах, и военные команды везде рассеяны.

Гаркуша. Неоднократно проходил я между ними и доселе безбеден. Чего лучше, когда и теперь имею честь говорить с господином капитан-исправником в его уезде и, почитай, в доме? Прощайте, господа, до побаченья. Мне еще предстоят хлопоты.

Ушел. Хозяин и зять его, оставшись одни, долго смотрели друг на друга и, не сказав ни слова, вышли к веселящимся гостям, но не могли ничем развлечься…

Та же ночь. Хутор в степи. Три-четыре крестьянских избы и между ними почти такая же изба, немного больше и несколько опрятнее от прочих. Ее окружает высокий плетень. Ворота изнутри заперты. Ночной сторож, ходя по двору, стучит в ручную доску. Цепная собака, вылезши из конуры, начинает ворчать. Сторож, продолжая стучать в доску, дошел почти к избе, в которой сквозь запертые ставни виден свет.

Мальчик, отворив изнутри сенные двери, выглядывает и кричит сторожу: «Гаврило! не подходи близко к панским окнам. Они от твоего стука жахаются (боятся), и мешаешь им Богу молиться. Разве когда приедет Денис, так тогда под окном застучи крепче. Да еще пан спрашивает, на кого Покот ворчит?»

Сторож. А кто его знает? Известно, собака глупая, всего боится. (Отошед к воротам.) Не хуже, как и сам пан. Сам не спит и нам спать не дает. (Стучит крепко в доску. Собака залаяла горячо, но тут же захрипела и смолкла. Два человека схватили сторожа, не дав ему крикнуть, завязали рот и утащили. Третий выхватил у него доску и начал стучать, подходя к господской хате.)

Мальчик (опять выглядывая). А что, приехал?

«Приехал», – сказал стучавший, швырнул от себя доску, схватил мальчика за волосы и кинул его в руки следующих за ним. Сам вошел в сени и далее в хату вошел свободно.

Изба и расположением, и убранством ничем не отличалась, как бы и у крестьянина, притом еще бедного. За столом сидел старичок небольшого роста, сухенький, плешивый. При сальном огарке он пересматривал тетрадь, в коей вписаны были все должные ему. Против каждого из них он отмечал, сколько по тот день следует получить процентов. На шум вошедшего он снял очки, бывшие у него на носу, и, выглядывая из-за свечи, спрашивает спокойно: «А что, Денис, ты уже и воро-ро-ро-ро»… Увидев незнакомого и вооруженного, он помертвел, дрожит и не может встать с места.

Незнакомый (вошед в избу, по обычаю помолился иконе и, кланяясь хозяину, сказал приветливо). Дай бог вам, Степан Федорович, вечер добрый!

Степан Федорович ни жив ни мертв, протянув руки вперед, разинув рот, не может проговорить ни полслова.

Незнакомый. Дозвольте мне, Степан Федорович, присесть. (Садится у другого конца стола.) Признаться сказать, целый день в пути, так требуется и отдыха.

Степан Федорович (понемногу собираясь с духом). А… кто… вы такой?

Незнакомый. Я? Как бы вам лаконически сказать? Я чистильщик.

Степан Федорович (все дрожа). Чего же вы ко мне?

Незнакомый. Проезжая в окрестности, увидел у вас свет, то и рассудил по-приятельски заехать к вам отдохнуть и по возможности услужить вам.

Степан Федорович. А чем это?

Незнакомый. Видите ли, я сказал вам, что я чистильщик. Так я рассудил поочистить у вас дом от всего, не принадлежащего вам, а чрез то очистится и душа ваша, которая, как знаю, крепко запачкана. (Видя, что Степан Федорович более еще испугался.) Да не беспокойтесь так. Я у вас недолго прогощу. Во-первых, позвольте мне по-приятельски попросить чего поужинать!

Степан Федорович (силится встать). Вот я позову кого-нибудь…

Незнакомый. Я сказал вам, не беспокойтесь. Вы – никого не отыщете. Все ваши люди перевязаны и под надзором моих товарищей. Последнего хлопца вашего я вышвырнул из сеней в кучу.

Степан Федорович (сложив руки, хочет броситься на колени). Помилуйте!.. Умилосердитесь!..

Незнакомый (встав и удерживая его). Да ну-те же, Степан Федорович, не тревожьтесь. Вы и бог знает, что предполагаете. Я прошу у вас прежде всего закусить что-нибудь.

Степан Федорович. Ей! ничего не имею… Такая бедность, такая мизерность!.. едва сам могу пропитываться… чуть с голода не умираю!..

Незнакомый. Ну, и нужды нет. На нет суда нет. Я ужин найду в другом месте. А чтоб нам не скучно сидеть было вечер, так достаньте ваши деньги. Станем скуки ради пересчитывать их.

Степан Федорович. Какие у меня деньги? Божусь вам, что в такой крайности живу, что почти…

Незнакомый. И то правда. Раздавши столько денег, конечно, у вас их немного окажется в наличности. Но вот что, домине… учились вы по-латыни?

Степан Федорович. Куда мне учиться! Едва кусок хлеба имею.

Незнакомый. Жаль мне вас, любезный друг! Позвольте мне хоть договорить с вами дружелюбно. Нехорошо вы сделали, что раздали свои деньги и теперь живете как истинный бессребреник, не имеете не только необходимого для себя, но и чем угостить странника. Жаль мне вас, искренно жаль.

Степан Федорович (ободряясь). Что же делать! Такая моя сострадательная натура. Узнав человека в крайности, я свое последнее отдаю ему.

Незнакомый. Прекрасно, похвально и благородно. Надеюсь, что мой приезд будет не вотще. Знаете ли, любезный друг? Все те, которые вам отдали свое серебро и другие вещи в залог, крепко нуждаются в них и прислали меня просить вас о возвращении.

Степан Федорович. Где, какие вещи? У меня нет ничего.

Незнакомый. Неоднократно прошу вас быть покойным. Вы до того растревожились, что и не знаете, есть ли у вас что или нет. Потрудитесь отпереть вот те сундуки, так мы и сами достанем. Правда, вы крепко встревожены, дрожите; я найду, кому прислужить нам. С позволения вашего, любезный хозяин! (Отодвинув стекло, отпирает ставень и кричит в окно:) А что, дети? Кто есть свободный, идите послужить нам.

И мигом небольшая хата Степана Федоровича наполнилась нежданными гостями. Несчастный хозяин, ожидая скорой смерти, пал на колена и читал молитвы, какие в этом положении только мог припомнить.

Гаркуша. Да ну, старый хрен. Не задерживай моих хлопцев. Им время нужное. Давай-ка, голубчик, ключи.

Степан Федорович (плача и ломая руки). Ох, пощадите!.. Ох, умилосердитесь!..

Гаркуша. Да в чем тут милосердовать? Лиха не будет. Возьмем заграбленное тобою. (Увидев книгу, берет ее к себе.) А вот и записка твоему сокровищу. Всего лучше, примем по описи, как будто судовые. Давай доброю волею ключи, а не то…

Один из шайки, хлестнув Степана Федоровича плеткою: «Давайте же скорее».

Гаркуша (грозно вскрикнул). Кто смеет руку поднимать на – уже и без того – жалкого? (Потом с большим хладнокровием.) Товпыга! отсчитай виновному за дерзость пятьдесят барбар да двадцать прибавь для памяти.

Товпыга, схватя провинившегося за шиворот, вывел его из избы; а Гаркуша между тем, не могши убедить, чтобы Степан Федорович отдал добровольно ключи, приказал разбить замки у сундуков, вынул из них серебро, поверил против тетради, разложил в кучи – и принадлежащее Омельяну Никитичу приказал одному из своих хлопцев немедленно отвезти к нему в деревню и сдать все зятю его со всею исправностью. Потом, обратясь к Степану Федоровичу, сказал: «И все прошу тебя об одном: не беспокойся и не сетуй так много. Кроме отправленного к Омельяну Никитовичу, я раздам все каждому по принадлежности».

Степан Федорович (плача горько). Но мои деньги… мои деньги… пропал я!..

Гаркуша. Отчего же пропадать? Мы и тут тебе поможем. Кроме того, что я, возвращая вещи каждому, напомню о заплате должных тебе денег, а вот тебе еще открытый лист, с которым ты явись к твоим должникам.

И, оторвав от тетради листок, написал:

«Кто должен Степану Федоровичу, прошу возвратить ему половину суммы, а другую взнести в Переяславскую бурсу на вспоможение бурсакам, от них же один позаботится о точном исполнении сего.

Гаркуша,Не советую ожидать от меня напоминания».

Потом, обратясь к Степану Федоровичу, начал говорить: «Не обманывай Бога и добрых людей. К чему ты притворялся нищим и обманул даже меня? Справляясь о жизни здешних панов, о тебе я только и слышал, что ты беднейший, мизернейший. Я и не трогал тебя. Но лишь узнал, что ты имеешь деньги и тайком ссужаешь ими, кому трафится нужда, – ну, это бы еще и ничего: почему не пособить ближнему в горе, – но ты берешь ужасные проценты, насчитываешь большой рост и тем разоряешь вверяющихся тебе. Это не годится. Это не может быть терпимо. Такое зло надобно искоренять. И мне ли оставить это без наказания? Я знаю, что у тебя денег в наличности очень мало; а если бы стоило того, я взял бы их. Впрочем, не сетуй. Должники твои хоть по небольшим частям, но по моей просьбе взнесут. Ты же привык к умеренности, к воздержанию; тебе немного надобно, чтоб докормить себя по смерть. Жить ты не умел и не сумеешь. Еще вот что: продолжай молиться и читать акафисты; но не забывай, что так же свято служить ближнему и во всяком случае быть ему полезным. Прощай, помни слова смиренного Гаркуши. А ну, дети, в путь. Серебро и обоз до случая. Развезем мимоездом».

По большой дороге едет берлин отличной отделки. Шесть коней, одношерстных, породных, в богатых шорах, управляемые одним кучером с бичом, везут его довольно тихо. За берлином четыре человека, легко вооруженных, едут верхами и ведут доброго коня в богатой сбруе, покрытой красивою попоной. В берлине стекла со стороны пыли подняты, а на другую сторону опущены. На роскошных подушках в берлине лежит пан в малороссийском богатом платье. Около него заметны штуцер[343], пара пистолетов и сабля, все в богатой, одно другому отвечающей оправе.

Навстречу едущему берлину показывается толпа крестьян, вооруженных косами, топорами, вилами, дубинами; у весьма немногих есть ружья без кремней, курков, шомполов и тому подобной исправности. В куче между ними идут пятнадцать человек настоящих солдат с ружьями. За всею этою командою идет шагом тройка с колокольчиком. На тележке капитан-исправник сидит и дремлет.

Чтобы дать так пышно едущему пану свободно проехать, команда с дороги своротила в сторону, и когда проходили мимо берлина, то, заглядывая в него, лишь усматривали лежащего пана, то по своему обычаю снимали шапки и почтительно кланялись.

Два казака, едущие верхами по сторонам тележки исправничьей, долгом сочли предостеречь своего начальника, и один из них, наклонясь к исправнику, начал донесение, разбуживая его: «Ваше… ваше благородие. Не во гнев вам будет: неякаясь персона изволят шествовать. Не соблаговолите ли им решпект отдать?»

Исправник поспешил протереть глаза, взглянул вперед и удостоверился, что нечто важное едет ему навстречу, да еще и цугом; поспешил, все на марше, вынуть из коробки свою треугольную шляпу и вздеть на себя по форме; потом начал стягивать с себя дорожный сюртук, чтобы в параде проехать мимо шествующей особы. Пока привел себя в порядок, как уже экипаж его поравнялся с вельможеским берлином. Чтобы оказать видимо знаменитой особе должное уважение, исправник, сняв шляпу, приветствовал его почтительным поклоном и внимательно смотрел, не будет ли удостоен каким отзывом.

И хорошо, что он так был предусмотрителен. Вельможа, заметив исправника, из берлина важно махнул ему рукою, подзывая к себе.

Мигом соскочил исправник с тележки и со всех ног подбежал к берлину, придерживая одною рукою треугольную шляпу, едва держащуюся на голове, а другою болтающуюся у бока шпагу, чтобы не мешала ему бежать с явным почтением.

Остановясь у берлина и поклонясь почтительно, спросил: «Что угодно приказать вашему…», далее не договорил, не зная, как возвеличить такого барина. Генерал ли он, князь или граф? Кто его знает, а что-то очень непростое; и потому, чтобы не унизить и не возвеличить, титулующее слово пропустил сквозь зубы, чтобы вельможа не услышал и не прогневался, если в случае не к ладу будет сказано.

Пан, не снимая шапки, потягиваясь и зевая, как будто после сна, важным голосом спросил исправника: «Не чиновник ли вы нижнего земского суда?»

Исправник. Капитан-исправник здешнего уезда.

Пан. Что это у вас за команда, и куда вы с нею следуете?

Исправник. По предписанию начальства отрядился искать злодея Гаркушу.

Пан. А-а-а! Сколько в команде вашей людей? Да вижу, и военные есть?

Исправник. Точно так-с. Сто семьдесят человек мужиков из ближних селений, да от военного начальства прислано ко мне пятнадцать человек при унтер-офицере, для примера и порядка.

Пан. Скажите, пожалуйста, разве Гаркушина шайка так значительна, что с таким многолюдством надобно преследовать его?

Исправник. В каком числе шайка его, совершенно неизвестно. Иные говорят, что он имеет человек пятьдесят, а другие утверждают, что не более двадцати. Но он сам ужасно хитер! Сколько раз – это было в других уездах, а не у меня – совсем его окружат, захватят на месте, и только чтобы взять его, он тут подпустит какую хитрость, то переоденется, то произведет в стороне тревогу, развлечет внимание и уйдет из рук. Поверите ли, ваше… ство: до сих пор ни одного из шайки его – нигде не схватили. Их трудно настигнуть, а еще труднее схватить. Словно вода из рук уплывают, так пишут ко мне соседние исправники. Увидим, как-то он станет от нас отделываться. (Последние слова исправник проговорил с насмешкою.)

Пан. Признательно скажу вам, г. исправник, о Гаркуше я не имею никакого понятия. Что он, разбойник, душегубец, грабитель?

Исправник. Сказать о нем этого нельзя. Не слышно, чтобы шайка его где убила кого. Главные его действия – наезжает внезапно к помещику; под предлогом, что деньги нажиты кем-либо неправедно, он оберет их, вещи и все ценное; а потом слышно, наделил кого из бедных и недостаточных.

Пан. Но… как слышно, наезжая на проезжающих, останавливает их?

Исправник. Всего случается. Во всех почти уездах здешних наместничеств наделал столько тревоги, что иначе не смеет никто выезжать, как в препровождении значительного конвоя. Везде его преследуют, ловят; но как все без плана, без соображений, то и не удается никому схватить его. Посудите, как действуют мои товарищи, исправники других уездов: лишь заслышат, что в уезде их показался Гаркуша, они, собрав толпу крестьян, преследуют его по пятам, а он идет себе свободно вперед. Правда и то, что он неуловим и трудно заманить его; сегодня он здесь, завтра слухов нет никаких, нигде не проходил, никто не видал ничего, могущего дать подозрение. Вдруг узнают, что он в Конотопском уезде и проказничает свободно. Не знаю, долго ли удастся ему шалить. Дали мне знать, что он намерен побывать в моем уезде, и я взял свои меры.

Пан. Как же вы поступите с таким хитрецом, который, не замечаем нигде, является везде, переряжается, ускользает?..

Исправник. Хоть бы он чертом – извините – нарядился, я его везде узнаю. Описаны все приметы, по чем можно узнать его. У меня своя диспозиция. Я собрал людей поболе, вооружил их, чем мог, вытребовал военную команду и смело иду на него. Недалеко отсюда, верст десять, подметили мои собирающихся в лесу конников. Вот я и нагряну на них, окружу своими и по рукам их разберу. Самого же молодца Гаркушу непременно схвачу. Я его везде узнаю.

Пан. Там ли он еще, где вы предполагаете? Быть может, пока вы собрались, он уже перекочевал?

Исправник. Там; знаю наверное, что там. Куда бы ни обратился, где бы ни явился, я тотчас буду знать.

Пан. Похвальна ваша деятельность и сметливость. Заранее поздравляю вас с успехом. Будучи в Чернигове, не премину сказать о вас губернатору. (Исправник благодарит за лестное внимание.) Но… позвольте сказать вам, г. исправник, о моем беспокойстве. По делам моим я еду, и здесь со мною все… понимаете вы меня, что должно разуметь под этим? К огорчению моему, я выехал в ваш уезд, когда в нем такой страшный гость. Согласитесь, что очень неприятно впасть в его руки и видеть все, решительно все свое состояние им отнятое. Мне воротиться невозможно, вперед ехать опасно. Ну что если Гаркуша с шайкою уже впереди меня, и я, где-нибудь далеко от вас, попадусь ему в руки? В отвращение такой беды не можете ли вы меня снабдить хотя небольшим конвоем?

Исправник. Весьма охотно, ваше… ство. Десять человек сейчас отделю. Извините, что пешие, конных при мне нет. Вы изволите тихо ехать, а они за вами будут следовать до первого села. Туда и далее по дороге дам приказание, чтобы вас двенадцать человек конвоировали до границы моего уезда. Далее не имею власти. Где вы изволите отдыхать? Я сам туда явлюсь и доставлю приказания.

Пан. Я буду кормить лошадей вон близ того леска, что видно. И что же вам самим беспокоиться? пришлите.

Исправник. Помилуйте, ваше… ство, я за счастье поставлю, что имел честь встретиться с вами и могу оказать вам хотя малую услугу. Люди дойдут до назначенного места, станут отдыхать, а я, написав, что нужно, прискачу к вам.

Очень усердно благодарил пан за внимание к нему исправника, а тот в восторге, что так легко приобрел себе милостивца, покровителя, заступника пред его превосходительством г. губернатором, отделив десять лучших мужиков с своим вооружением, приказал препровождать генерала и отправился за командою.

Берлин тронулся, и поезд нога за ногою, чтобы конвойные имели возможность следовать, подвигался вперед. Вершники, препровождавшие берлин, встали с коней и, смешавшись с конвойными, вступили в разговор, и скоро речь спала на Гаркушу. Люди едущего вельможи пересказывали все, что слышали по дороге о Гаркуше; как его совсем было окружили, но он своих товарищей превратил в волков и приказал разорвать на куски ловивших его. В другом месте вышли против Гаркуши три полка. Он махнул рукою – где взялись реки, и полки потонули до одного человека. Однажды вот его, казалось, и поймали; исправник сам связал и вел на веревке; вдруг и Гаркуша, и исправник стали воробьями и полетели себе. Гаркуша же нашелся после, как Гаркуша, а исправник где-нибудь и поныне воробьем летает, и бедного, его не знает никто.

«Цур же этому Гаркуше и с его шайкою! – вскрикнули конвойные, выслушавши такие и подобные рассказы. – Дай бог благополучно довезти вашего пана, то мы тотчас и уйдем в домы, и уже нас исправник ни за что не вышлет на войну с Гаркушею. И, не видавши таких див, а только слушая про них, можно умереть; так страшно!»

Подвигаясь все далее и далее, берлин со всею свитою достиг леска, при коем пан рассудил отдохнуть и дождаться вечерней прохлады. В тени для пана разостлали богатые ковры и мягкие подушки, на коих он и лег роскошно. В стороне люди развели огонь и принялись стряпать из имевшейся у них провизии. Конвойные, не оставляя оружия, легли в куче, ожидая обещанной от пана порции.

Часа через два прискакал исправник и почтительно донес пану, что он нашел указанное ему место и что по всем приметам Гаркуша должен находиться там с шайкою. Он тесно окружил это место и поспешил просить у его… ства человек двух верховых в помощь к своим казакам, чтобы в случае, когда разбойник прорвется сквозь цепь, так догонять его. «При вас же останутся конвойные, и вам будет безопасно», – примолвил он, располагая на ковре писать что-то.

«Bene, domine»[344], – сказал пан и тут же приказал своим двум человекам приготовиться.

Между тем исправник, расположив все для писанья, вежливо спросил пана: «Приказание о препровождении вашем готово, оставлен только пробел для вписания титула и почтенного имени вашего. Как прикажете?»