
Полная версия:
Малороссийская проза (сборник)
Я за ним; он сел на лошадь и поехал тихою ступою, да не из города, а в город, к дому пани городничихи.
Голова. Зачем ты его не схватил?
Бырка. Как бы я мог один с ним связаться? Он бы перекинулся в собаку, в зверя какого или птицу и ушел бы, а после мне отплатил бы.
Голова. Спрячьте же все подарки вот сюда; теперь не время; давайте ловить Гаркушу; знаете, что нам приказано от пани городничихи. Нуте, братцы, ловите Гаркушу!
Крик. Ловите, ловите Гаркушу!
Все обыватели, сложив в кучу деньги и вещи, бегут кучами в разные стороны, крича: «Ловите Гаркушу!» Вскоре по всему городу раздается тревога, бьют в набат, крик, шум, стук трещотки, беготня по улицам, обыски по домам, и ничего более не слышно, как: «Гаркуша, Гаркуша, ловите, ловите!.. где?.. вон там Гаркуша!..»
При выезде из леса на поляне восемь человек охотников расположились отдыхать и завтракать. Слуги им приготовляют, подают; псари, выкликавши из лесу собак, управляются с ними. Всей прислуги человек двадцать; ружья сложены в кучу. Охотники, сидя на траве, пьют, едят, рассказывают анекдоты, подвиги собак своих – и весело им.
Вдруг на пригорке показался человек верхом, остановился, высматривал во все стороны, начал делать рукою разные знаки: то поднимал ее вверх, протягивал, тряс ею, как будто распоряжал чем-то. Потом, осматривая, заметил вдали отдыхающих охотников, сделал несколько новых знаков и шагом поехал вперед.
Лошадь под ним была добрая, сбруя простая; сам седок был в обыкновенном платье: черкеска, пояс; но ни ножа, как бы следовало, за поясом; шапка казацкая, но не франтовская, а степенная. Лицо обгорелое, усы густые, широкие, недлинные; глаз быстрый, проницательный. Он ехал шагом, казалось, не примечая вовсе охотников. Они заметили его в близком уже расстоянии.
Поравнявшись с охотниками, всадник, будто только тогда их увидевший, снял шапку и, окинув их своим взором, вежливо приветствовал: «Не годится, господа честные, желать вам удачи; охотники не любят этого слышать; но поздравить с добрым днем позвольте».
Охотники. Спасибо, человек добрый! И, ежели не противно, желаем тебе благополучного пути.
Всадник. Пожелайте мне, господа, вместе удачного исполнения в намерении моем; тогда больше буду благодарен вам.
1-й охотник. Если намерение твое благое, желаем тебе успеха.
Всадник. Как не благое? Желается, государи мои, добыть больше денег. Что может быть лучше приобретения денег?
2-й охотник. Лишь бы честным образом.
Всадник. Suum cuique artifcium videtur esse honestum.
1-й охотник. Мы тебя не понимаем.
Всадник. Всякому свое ремесло кажется честным.
1-й охотник. Вашица чем промышляете?
2-й охотник. А не угодно ли вашици сойти с коня и разделить с нами хлеб-соль?
Всадник.(слезая с лошади). Как вы попали на мысль мою. Признаться сказать, выехав сегодня очень рано с ночлега, не привыкши возить с собою ничего запасного, я крепко проголодался, и ваше занятие меня соблазнило до того, что я решился с вами в речь вступить, надеясь быть приглашенным. (Управившись с лошадью, подошел к охотникам, кланяясь всем.) Всей честной компании мой поклон! Усталому позвольте отдохнуть. (Садится к охотникам.)
Подносят ему водку, подставляют закуску. Он пьет и ест порядочно.
3-й охотник. А куда вам путь лежит, и кто вы такой?
Всадник. Я человек, живущий промыслами и оборотами. Еду к Лубнам; туда я должен был выставить три тысячи рублей за купленных овец на сало. Теперь везу их.
4-й охотник. И одни душою, в теперешнее время, без провожатых?
Всадник. А что же? Время благоприятное, дорогу твердо знаю, провожатые не нужны; одному же ехать для меня свободнее: никто меня не стесняет, и я никого не отягощаю своими распоряжениями. Вольный казак.
5-й охотник. Но теперь опасно пускаться в дорогу, как вы, даже без вооружения.
Всадник. К чему мне вооружение? Я между людьми. Вы, государь мой, знаете по-латыни?
5-й охотник. Нет; и никто из нас не разумеет.
Всадник. Жаль, я бы кстати вам привел стих из Цицерона[331]. Скажу просто: можно ли человеку бояться людей?
6-й охотник. Каков человек, каковы люди. Попадитесь вы этому головорезу в руки, так он даст вам себя помнить!
5-й охотник. Прежде всего отнимет у вас деньги.
6-й охотник. А вас изжарит да съест с своею шайкою.
7-й охотник. Или оборотит в сову или ворону да и пустит гулять по белу свету до Страшного суда.
Всадник.(с удивлением посматривает на всех их). Что вы это, господа, мне рассказываете? Я что-то вас не понимаю.
5-й охотник. Мы говорим, сохрани вас Бог попасться в руки этому извергу, душегубцу, этому Гаркуше, который разбойничает в наших местах…
Всадник. Странно! О каких разбоях вы говорите?
5-й охотник. Неужели же вы ничего не слыхали о Гаркуше?
4-й охотник. Как он всех грабит?
1-й охотник. Сколько людей погубил?
8-й охотник. Сколько детей зарезал и кровь их пил?
7-й охотник. Сколько заколдовал людей? Кого навек оставил невидимкой, кого зверем, кого птицею. Страх берет вспомнить.
Всадник. И это вы все про Гаркушу говорите?
Все охотники. Как же? Это известный разбойник… душегубец… колдун… изверг… оборотень…
Всадник. Постойте, господа честные; полно, правда ли, что вы говорите? Кого он зарезал, убил, скажите?
2-й охотник. Пропасть погубил. Счету нет!
Всадник. Да скажите хоть одного, назовите по имени. Молчание? То-то же. Слушайте. Гаркуша никого не убил и не погубит никого ни за какие блага в мире. Он и не грабит благо нажитого. Одним словом, Гаркуша ни одному человеку безвинно не причинил даже испуга, не только зла. Вся цель Гаркуши исправить людей и истребить злоупотребления.
Голоса охотников. Кто дал ему на то право? Ему ли взяться за это?.. Ему ли разуметь что?.. Он просто разбойник… каторжный… душегубец… сорвался с сибирских цепей и явился у нас. Это диавол!
Всадник. Не горячитесь, господа честные, и не спешите осуждать человека, которого вовсе не знаете. Известно ли вам, что Гаркуша обучался в Киевской академии[332]? И как он учился! Гаркуша в классе философии был из отличных, об этом можно удостовериться из списков академических. На диспутах он побеждал своих противников. И с такими сведениями, познаниями, понятиями как можно, чтобы он вдался в разбойничество, душегубство и еще более подлый грабеж для своей пользы? Не унижайте так человека с такою душою.
Охотники. Но он был в Сибири… Он заслужил каторгу… он ушел оттуда.
Всадник. Все это не так. Будучи одарен чистым, здравым рассудком, видя вещи, как они есть, сострадая угнетенным, не видя благородного употребления даров, случайно людьми полученных, он негодовал, скорбел и, почувствовав в себе призвание пресечь зло, искоренить злоупотребления, дать способы добродетельному действовать по чувствам своим, а у сильного отнять возможность угнетать слабого, он принялся действовать, по молодости и неопытности, без обдуманного плана. Его не поняли, схватили, судили и сослали было на житье в Сибирь. Если бы он мог быть там полезен, он бы остался; но, видя, что ему там нечего делать, он нашел средство возвратиться сюда и начал действовать для пользы общей.
6-й охотник. Не забывая и себя.
Всадник. О, если бы его поняли или открыли бы ему, как лучше действовать для такой цели, он был бы благодарен.
3-й охотник. Вы так подробно описали нам Гаркушу, как будто знаете его коротко.
Всадник. Это правда, что я знаю его очень коротко.
2-й охотник. Знать его может лишь товарищ. Не из их ли вы числа, не в противность вам будь сказано?
Всадник (хладнокровно). Нет, я не из числа их, а я сам Гаркуша.
Охотники (вскочив). Как?.. Гаркуша?.. Это Гаркуша?.. Люди! Бросайте все… сюда все… схватите лошадь его… Кидайтесь все на него… свяжите его!..
Псари и вся охотничья прислуга суетятся, мечутся; лошадь увели в густоту леса. Охотники распоряжают, кричат, приготовляют ремни, пояса, своры, приказывают: «Берите его, все разом нападите на него. Смелее. Он без оружия».
Гаркуша между тем, равнодушно придвинув к себе блюдо с жарким, спокойно ест и потом говорит: «Не советовал бы я вам, господа, так шалить. Покушайте лучше вкусного жаркого, а там разопьем прощальную чарку и расстанемся добрыми приятелями. Не шалите, нуте, полно! Не подражайте тем, кои postea habent seria ludo[333]».
Охотники с людьми кидаются на него, схватывают его сзади, повалили, связали руки, ноги, привязали его к пню дерева.
Гаркуша ни малейше не противится, позволяет делать с собою, что угодно, и только говорит с досадою: «Ах, какие несносные! Любимого моего кусочка не дали доесть. Так ли угощают гостя?»
Охотники в восторге.
1-й охотник. Не прогневайся за угощение. Чем богаты, тем и рады.
Гаркуша (лежа). Если бы ты учился по-латыни, так я бы тебе сказал к этому случаю приличную присловицу.
2-й охотник. Вот будет тебе латынь!
3-й охотник. Эх, братцы, какого мы зверя заполевали!
4-й охотник. Куда думаете представить его?
5-й охотник. В город, прямо в город повезем с торжеством.
Гаркуша. Я должен городничихе своим посещением и сам без ваших хлопот буду у нее на сих днях.
6-й охотник. Ты нас потчевал латынскими поговорками, а мы тебе скажем нашу, собственную: хвалько нахвалится, будько набудется. О! да сколько нам чести и славы! Не везти ли прямо к губернатору?
7-й охотник. Куда-нибудь, только скорее, а то того и смотри, что оборотится в жабу или змею и ускользнет из наших рук.
Гаркуша(к нему с досадою). Слушай ты, дурень! Ты мне пуще всех несносен. Над их глупою радостью и торжеством я смеюся; но ты с своею глупостью просто несносен. В какой науке или книге ты почерпнул, что человек может принимать на себя другой вид? Что есть колдовство, волшебство? Докажи мне, существует ли оно? Probetur mihi logice[334].
1-й охотник. Готово ли?
Охотники. Готово все; как бы нам удачнее поместить нашу добычу?
Другие охотники. В торока его… к лошадиному хвосту… на свору… пусть бежит за нами.
2-й охотник. Берите его разом и взвалите поперек на мою лошадь.
3-й охотник. Мы все кругом около него; а мой Тишка поскачет вперед, чтоб мужики с телегою и кандалами поспешали сюда.
4-й охотник. Заряжены ли ружья в случае нападения?
5-й охотник. У всех заряжены. Куда им сметь напасть на нас? Сколько нас и людей, и все вооруженные! Нуте, поднимите его.
Гаркуша(с тем же хладнокровием). Советовал бы я вам, господа, ехать свободно своею дорогою, а меня хоть и так оставьте. Найдется сострадательный, развяжет меня: misericordia nunquam defuit mundo[335].
Охотники. Мы тебе покажем сострадание. Нуте. (Приступают к нему, чтобы поднять его)
Гаркуша. Не взыщите же, вашицы! (Свищет громко и пронзительно)
Вдруг из-за деревьев и кустов, окружающих место, является двенадцать человек страшного вида и вооруженных; бросаются к Гаркуше, чтобы развязать его.
Гаркуша. Обо мне не хлопочите, я еще полежу, мне тут покойно. Управьтесь-ка с этими молодцами. Перевяжите всех их поодиночке.
Охотники при внезапном появлении разбойников до того оторопели, что стояли как вкопанные и, имея при себе большие ножи, не смели обороняться, а допустили себя перевязать всех. Псари и другие хотели было убежать, но один из разбойников закричал на них: «Стой, ни с места!» – и они остановились и так же, не защищаясь нимало, дали себя перевязать.
Гаркуша. Теперь распутайте и меня. (Его развязывают) Эки шалуны! Вздумали, что они могут совладеть с Гаркушею! Располагали представить его в город. Подождать было денька два, тогда бы пани городничиха великое спасибо сказала вам. Что же мне с вами делать? Вы наделали мне собою хлопот. Чего желаете? Переколоть или перестрелять вас?
Охотники и люди (их жалким и умоляющим голосом). Помилуйте, помилуйте! не погубляйте нас!..
Гаркуша. А как вы меня честили? а?
Охотники. Мы не знали, что это вы!..
Гаркуша. Homini, quern nescis, nequaquam male dicendum est. (He знавши человека, не должно говорить о нем худо.)
Охотники. Мы вперед не будем! Только не дайте нам безвременно умереть!
Гаркуша(посмотрев на них, с презрением качает головою). Дурни, дурни! Вы еще и теперь думаете, что Гаркуша способен сделать злодеяние? Пропадай ваша голова! Сложите их в кучу; коней их пустите, они прибегут домой и оповестят, что панам их приключилась беда; люди бросятся их отыскивать. Собак всех привяжите подле них, пусть воем извещают об арестантах; тем скорее отыщут. На первый раз довольно с вас и этого. Я о каждом из вас поразведаю, и если узнаю какие шалости за вами, то я вас и дома найду и проучу. Оставайтесь, цур вам! На коней живо! (Хотел было сесть на лошадь и остановился.) Да чего доброго! Эти дурни будут рассказывать, что я их за то повязал, что они нехорошо про меня говорили от незнания. Брешете. Я на ваши слова плюю. А повязал я вас вот за что: вы прирожденные шляхтичи; вы вместо того чтобы исполнить долг дворянина, служить в какой-нибудь службе, вы ведете жизнь праздную, неполезную ни себе, ни обществу. Отняв у родителей сыновей, у семьи кормильцев, у земли работников, рыскаете с ними по полям, развращаете и их, как сами есте развратны. Лежите же до выручки. После этого маленького урока я буду за вами присматривать. Будьте вперед осторожны. Толпыга! Подъезжай ко мне; что слышно?
Один из разбойников подходит к нему и долго что-то рассказывает шепотом.
Гаркуша. Все мешают мне погулять у городничихи. (Командует шайке.) Врознь все. По дороге лубенской направляться от острых могил, сдать коней одному, а самим идти врознь до сухой вербы; там лежать также врознь и ждать свистка. (Гаркуша ускакал вперед, разбойники поехали врознь.)
ДеревняНа высоком крыльце господского дома Марфа Петровна встречает при ехавшего мужа своего Ивана Ивановича, вылезающего из брички. Изо всех людских, коими обстроен большой двор, глядят мужчины, женщины, девки, дети. Вечер наступает.
Марфа Петровна. Насилу-то я вас дождалась! Где это вы так долго пробыли? Сказали, что вчера будете, да вот только что сегодня приехали. Как бы еще немного, так бы уже и вечер.
Иван Иванович(между тем всходил на крыльцо при помощи лакея). Здравствуй, Марфинька! Здорова ли была без меня? Уф, закачало!
Марфа Петровна. Идите скорее в комнату да лягте. Палашка! Скорее самовар. Не видишь, что барин приехал?
Дети выбегают кучею из дома навстречу Ивану Ивановичу, целуют его руки, кричат, прыгают, шумят и провожают отца в дом.
Марфа Петровна. Уж непременно просрочите! Сколько раз случалось, что назначите срок да и не приедете. Замучилась, ожидая вас!
Иван Иванович. Что же, Марфинька? Не мог раньше управиться. То ведь губернский город, и дела там не так идут, как у нас в уезде. Все же у вас благополучно по хозяйству и по дому?
Марфа Петровна. Все идет хорошо, благодарение Богу! Я от вашей записки не отступала ни на волос; всегда приказывала по ней на каждый день. Атаман с своими рассуждениями пустится – то бы лучше делать, то нужнее; но у меня ему один ответ: «Делай так, как приказал барин. Нам с тобою и в десять лет того не выдумать, что он распорядил». Оттого и шло все порядочно. Только не прогневайтесь, никак не могла обойтиться, сделала и свое распоряжение.
Иван Иванович. Что же такое? Не насчет ли того куска, что я приказал оставить не пахавши? Неужели приказала вспахать?
Марфа Петровна. И сохрани меня, Мати Божия, передумывать то, что вы придумали! А я вот что сделала: страх мною овладел от этого проклятого разбойника Гаркуши! Только и слышно что про него! Да это чудно: в одно время, в одну ночь был там и там; тех ограбил, тех побил. Ужас, да и полно. Так я, душечка Иван Иванович, детей ради, чтоб не боялись, приказала… не знаю, хорошо ли?.. чтобы на каждую ночь было для караула из деревни мужиков десять с дубинами… только я их после потчую водкою и кормлю.
Иван Иванович. Ну, это ничего. Впрочем, и своя дворня управилась бы, если бы и вздумал Гаркуша показаться к нам. Ведь человек сорок наберется таких, что могут с дубинами управляться. Ничего, что назначала сторожей, тебе было отраднее. (Марфа Петровна сделалась веселее, что муж извинил ее распоряжение.) А этот Гаркуша, правду сказать, не дает никому покою. Никак не могут схватить его.
Ключница (стоявшая у дверей). Как вы думаете и схватить его? Ну, ну; таковской, чтоб отдался. Там где-то, говорят, у какого-то барина как набежал с своею шайкою и забирает все, а дворовые да с мужиками и приободрились; да как вошла ватага в кладовую, в анбар, в погреб, они их там и заперли; а сам-то главный их, Гаркуша, выбирал из сундука все господское добро, а сундук пребольшенный, да и добрался до дна, да и влез туда, а его тут и накрыли… Что же, бестия, сделал? Перекинулся в мышь, прогрыз сундук и выскочил, да на средину двора, и стал куковать кукушкою, все слышали. Только-таки что в третий раз кукукнул, так все разбойники из запертых мест вылетели воробьями и скрылись, а сам-то он, кто его знает, где и девался! Божился человек, что всему этому правда; а это он рассказывал кузнецу, что ездил в город покупать уголья, не знаю, из какого-то села; а кузнец рассказывал Ульяне Ведмедихе; я таки ее и не знаю, и не видала, а говорят, немного запивает; однако же она, тверезая бывши, рассказывала в нашей слободе, не знаю-таки именно кому. Так, говорят, после и разбойники тем людям, что поймали было их, отплатили добрым порядком. Будут помнить!
Иван Иванович (слушавший все с большим вниманием). Что же они им сделали?
Ключница. Не знаю, что именно, а уж, верно, не без чего было. Как и вспомнишь, так мороз по коже рассыпается!
Иван Иванович. Теперь не бойтесь ничего, я приехал, не допущу ни до чего.
Марфа Петровна. Бог с ними, душечка Иван Иванович! Поберегли бы свою жизнь и здоровье, для ради меня и детей наших! Придет, откупимся, чем можем. Лишь бы не мучил.
Иван Иванович. Чтоб он не дождал и волосом у меня попользоваться! Не мешай он только своего волшебства, я бы его как раз схватил! Против колдовства, конечно, сила человеческая ничего не может. Вот как и там, что ключница рассказывает: схватили, было, всех и заперли; так поди же с колдуном! И в городе всякий раз городничиха поймала бы его; явится, каналья, и объявит – я, говорит, Гаркуша; бросятся все, крик, гам, тревога; а он тут же кошкою, собакою или невидимкою промежду народом и скроется. Нарочно дразнит городничиху, в разных видах является; раз скотарем, и гнал скот через город. Идет и говорит: «Скажите пани городничевой, пусть ловит меня, я Гаркуша; а не то я сам побываю к ней». Пока сюда-туда, пока соберутся, а он и вышел из города, а если и станут преследовать, так он за волшебство. (С жаром.) Нет, не употребляй он волшебства, я гунстват[336] буду, когда бы его сразу не поймал. Уж я не дал бы себя так дурачить, как наш городничий или городничиха.
Марфа Петровна. Ох, Иван Иванович! не накликайте на себя беды. Цур ему! Чтоб не было и с вами – сохрани нас Бог! – того же, что с одним кем-то, не знаю, и где это было, и того не знаю, а только мне рассказывал кто-то, не помню; так, говорит, хвалился – я сякого-такого Гаркушу поймаю, я ему то и то сделаю. Ну, и ничего. Вдруг приходит нищий, а тот-то, что хвалился на Гаркушу, и вышел к нему и стал разговаривать. Тут, должно думать, нищий что-нибудь сделал, потому, что тот, что хвалился, вдруг исчез, невидимкою стал. (При сем Иван Иванович весь в лице изменился и сотворил крестное знамение.) Вот, ей-богу, не лгу! Невидим и невидим. С ним жена и дети разговаривают и все, а его не видят. Плачет, сердечный, что навек погиб! Так я против того, Иван Иванович, говорю, что не раздражайте его похвалками на него.
Иван Иванович. Конечно, что его затрагивать! Но при случае не лишнее и пригрозить; вот как и сегодня случилось мне с ним встретиться…
Марфа Петровна. Как, душечка! Вы с ним встречались?
Иван Иванович. Встречался – и ничего.
Марфа Петровна. Как же это? Расскажите.
Иван Иванович (хвастливо). Вот, еду дорогою, смотрю – он идет в виде чумака. Я таки немного струхнул, как пришла мне мысль: не Гаркуша ли это? да скорее за ружье, что всегда со мною. Оно не заряжено, но нужды нет, я его начал оправлять. Подъезжаю, смотрю, он точнехонько!
Марфа Петровна (в большом испуге). Что же он вам?
Иван Иванович. Ничего. Видит, что у меня ружье, и ничего; снял шапку, поклонился и идет своею дорогою. Я тоже поехал и думаю: «Вот как вас надобно учить! О, если бы я был городничий!»
Марфа Петровна. Скажите же мне на милость, разве вы его видали прежде когда?
Иван Иванович. Никогда не видал, но хоть где узнаю. Городничиха так живо описала все его приметы, что нельзя не узнать. Да и зла же она на него!
Слуга. Какой-то барин к вам пришел.
Иван Иванович. Барин? Пришел?
Слуга. Да, пешком пришел.
Иван Иванович. Знакомой или незнакомой?
Слуга. Так что больше незнакомой.
Иван Иванович. Отоприте же гостиную и свечу зажгите. Проведи туда его, а мне подайте сюртук.
Вошел гость лет сорока с небольшим, лицо смуглое, загорелое, запекшееся на солнечном жару; волосы на голове подстрижены, как обыкновенно в то время у малороссиян; усы широкие, густые, черные; глаза быстроглядящие и проницательные; одет в малороссийское платье, скромное, т. е. темного сукна и без блестящих выкладок; рукава верхней черкески не закинуты назад, но вздеты на руки. Один только обыкновенный нож на цепочке за поясом, как должно, и никакого больше оружия, т. е. сабли при боку, пистолетов за поясом, по обычаю дорожных, ничего этого не было.
Хозяин встречает его.
Гость голосом чистым, звонким, приятным говорит свободно, без замешательства, свойственного при первом знакомстве: «Не откажите, почтенный хозяин, в странноприимстве заезжему человеку и великодушно извините грубость его, что он беспокоит вас собою».
Иван Иванович. А кого имею удовольствие видеть у себя в доме? Позвольте узнать.
Гость. Проезжий из-за Новгорода-Северска; имею там именьице, а потому и дела. Еду в Киев или в Чернигов приискать благонадежного и искусного поверенного. Коли желаете знать даже до моего мизерного имени, то я Роман Степанов сын Гоневский.
Иван Иванович. Фамилия мною малослышанная, но нужды мало: прошу присесть. (После некоторых церемонностей гость садится. По приемам его видно, что ему известно светское лучшее обращение.) Чем могу служить вам?
Гость. Благосклонным вашим приемом. Проезжая вашу деревню и узнав, что далек переезд до ближнего селения, я решился здесь ночевать. Но, остановясь, признательно вам доложу, скука взяла меня смертная! Не имея с кем слово сказать и даже никакой книги, я не знал, что и делать. Узнав же о доброте души вашей, что вы не отринете странного, решился быть дерзким и, явясь у вас персонально, просить позволения провести с вами вечер в приятной беседе и сократить время.