Настоящая королева

Кто-то твердо взял его за руку.

– Спускайтесь, – шепнул незнакомый голос.

Он сделал один, второй, третий шаг вниз. В конце концов он насчитал восемьдесят четыре ступеньки, как и в прошлый раз. Затем они несколько раз поворачивали, вдыхая застоявшийся воздух подземелья, потом их остановили и сняли с лиц повязки.

«Возможно, они собираются нас убить, – подумала какая-то совсем маленькая часть Хесперо, пока его глаза привыкали к новой обстановке. – Но тогда зачем завязывать нам глаза, если нам не суждено отсюда выйти?»

Однако другая часть его существа понимала, что это глупые мысли. Таков ритуал, любой разумный, внимательный человек – и, конечно же, любой посвященный в культ Декмануса – сумеет найти отсюда дорогу, даже с завязанными глазами. Только посвященным и тем, кому суждено стать жертвоприношением, разрешен вход в подземелье, в истинный Каилло Ваилламо.

Он начал различать детали в мерцающем свете факелов, закрепленных на стенах. Комната была вырублена в глубине скалы, на которой построили храм, и её природный песочный цвет казался оранжевым в свете факелов. Ряды полукруглых скамеек поднимались амфитеатром, но все были пусты, если не считать трех мест, возвышавшихся в последнем ряду, и трона за ними. Два из них были заняты другими трибицериями, а в следующее мгновение Милтон занял третье место.

Разумеется, на троне сидел Фратекс Призмо.

– Где мы? – спросил брат Хелм.

– Священный Сеназ Хиероваси, – ответил Хесперо.

Неожиданно громко заговорил Фратекс Призмо:

CommenumusPispis post oraumusEhtrad ezois verus Taces est.

– Izic deivumus, – хором ответили все остальные, и Хесперо с удивлением обнаружил, что присоединился к ним.

Ну, он уже довольно долго служит церкви. И многое делает непроизвольно.

Однако Ниро Фабуле был священником дольше Хесперо. Фратексу Призмо уже около восьмидесяти, волосы, спадавшие из-под черно-золотой короны, давно поседели, а глаза, когда-то голубые, выцвели до льдисто-серого цвета. У него был вителлианский нос с горбинкой, а на обвислой левой щеке подергивалась жилка.

– Итак, – проговорил Фабуло с едва заметным вздохом, – ты меня удивляешь, Хесперо.

– В каком смысле, ваша милость?

– Ты явился сюда, несмотря на совершенные тобой преступления. Я думал, мне придется притащить тебя силой.

– В таком случае вы плохо меня знаете, – ответил Хесперо.

– Не наглей, – рявкнул Фабуло и откинулся на спинку кресла. – Мне не суждено понять, что увидел в тебе Ниро Луцио, никогда. Я знаю, что вы вместе принесли обеты, но это было тридцать лет назад.

– Я не понимаю, на что вы намекаете, – сказал Хесперо.

– После колледжа ты отправился в крошечный приход в Бейргсе и не добился там никаких выдающихся успехов. А Луцио остался здесь и занял высокое положение. Став прайфеком, он вызвал тебя и убедил Сеназ сделать тебя ампуло Кротении, а затем и прайфеком.

– Я польщен тем, что вам так много про меня известно.

– Тo, что мне известно, никоим образом тебя не украшает, – сердито заявил он. – Однако я хорошо знал Луцио. Он был в высшей степени предан церкви. И не относился к числу тех, кто помогал друзьям делать карьеру. Я хочу понять, не было ли еще чего-нибудь, кроме дружбы, что позволило тебе занять столь высокий пост.

– А разве то, что я делал с тех пор, указывает на мою несостоятельность?

Ниро Фабуло покачал головой:

– Ни в коей мере. Ты был примером во всех отношениях, по крайней мере, так утверждают наши записи. До прошлого года – или около того, – когда ситуация резко изменилась к худшему. Мне перечислить твои главные неудачи?

– Если это доставит удовольствие вашей светлости.

– Не доставит, но тем не менее я это сделаю.

Он наклонился вперед.

– Ты не смог помешать Уильяму объявить дочь наследницей. Ты обещал исправить свою ошибку и снова потерпел поражение. Одна из дочерей не только жива, она в настоящий момент занимает трон Кротении. Одно это может стоить тебе жизни, Хесперо. Ты не сумел ускорить прохождение священных путей темными лордами в Королевском лесу. Более того… – Он вытер лоб рукавом своего одеяния. – …более того, мой предшественник, твой дорогой друг Луцио, доверил тебе стрелу Айтаса, чтобы ты убил Тернового Короля. И тут ты тоже оказался не на высоте, и теперь у нас нет стрелы.

Хесперо собрался возразить ему на последнее обвинение, но передумал. По большей части все это было справедливо, особенно то, что касалось Энни. И он мог винить за это только себя, поскольку ему не стоило выбирать таких ненадежных союзников в этом деле. Священные пути не имели большого значения, и Луцио это знал.

Но Луцио мертв, и, скорее всего, он пал от руки человека, который сейчас бросает ему в лицо обвинения. Ниро Фабуло даже близко не подошел к пониманию самой главной неудачи Хесперо.

– И наконец, – заявил тот, – ты трусливо сбежал и бросил свой пост в Эслене.

– Неужели?

– Да.

– Интересно. В каком месяце это произошло – что говорится в ваших донесениях?

– Сразу после Рождества.

– Тогда король Роберт еще сидел на троне, и оставались многие месяцы до того момента, когда Энни собрала свою армию. По-вашему, от чего я бежал?

– Ты не сообщил о своем местонахождении, – сказал Фабуло. – К какому еще выводу мы могли прийти?

– А это разве имеет значение? – спросил Хесперо, и его голос ему самому показался на удивление спокойным и безжизненным. – Вы убили Луцио, а теперь собираетесь уничтожить его друзей. Я один из них. К чему вести пустые разговоры?

– Луцио был глупцом, – заявил Фабуло. – Он никогда не понимал сути пророчеств и не знал, что следует делать. Он принадлежал прошлому. Но мне кажется, вы с ним что-то замышляли. И я хочу знать, что именно.

– Неудачник вроде меня? Что я могу замышлять? – спросил Хесперо.

– А вот это мы и собираемся выяснить, – сказал Фабуло.

Хесперо почувствовал, как во рту у него пересохло, и на мгновение слова застряли в горле, но ему удалось лишь что-то прохрипеть.

– Что? – спросил Фабуло.

Хесперо сделал глубокий вдох и поднял голову.

– Вы действительно это узнаете, но только не тем способом, на который рассчитываете.

Хесперо увидел, что Фабуло нахмурился и открыл рот, собираясь что-то сказать.

«Я Хесперо», – подумал он, сжал зубы, затем расслабился и начал произносить заклинание:

– Прячущиеся в тенях святые, прошедшие по всем дорогам, знающие все священные пути. Придите ко мне.

Он позволил холодным водам, мчащимся в подземном мире, омыть свои ступни, и они онемели. Затем ноги… бедра, живот. Он почувствовал, как перестало биться в груди сердце, и понял, что ему осталось совсем недолго. Затем леденящий холод и онемение добрались до головы, и голоса вокруг стихли. Глаза все еще могли видеть, но фигуры в комнате стали крошечными, а факелы напоминали маленькие медные камешки. Он ощутил себя опустошенным и потянулся к могуществу священного пути, проходящего под ним.

Что он делает? Кто он такой? Лица в его сознании начали исчезать, он взглянул на мужчину, стоящего рядом с ним, не смог вспомнить его имени. Даже место, где он находился, больше не казалось ему знакомым.

Хесперо почувствовал, как его увлек поток, проник в него, а потом покинул тело. Когда он уйдет совсем, он утащит его за собой.

Если только…

Было какое-то «если», но он не мог вспомнить какое… Впрочем, он кое-что увидел в незнакомом пространстве, глаза поведали ему, что это очертания человека и одновременно чего-то еще – река, поток, быстрая, ясная струя. Она была прекрасна, и он потянулся к ней, словно человек, умирающий от жажды.

Все остальное бледнело перед этим головокружительным зрелищем. Весна осталась где-то очень далеко, а напряжение внутри него было таким сильным. Он сообразил, что перестал дышать, и вдруг понял, что ему все равно, он сможет отдохнуть, забыть, уснуть…

«Нет. Я все еще Марше Хесперо, сын…»

Он не мог вспомнить. Слабо вскрикнув, он бросился в лучезарные воды, и что-то в нем дотянулось дальше, чем могло бы его парализованное тело, он ощутил поток, который не был потоком, пальцами, которые не были пальцами, и впустил его в себя, словно пытаясь утолить жажду. Разрыв его тела и души стал не таким сильным и болезненным, и он продолжал делать огромные глотки, полностью открыв себя навстречу новому переживанию, в то время как все остальное вокруг него погрузилось в черный мрак.

«Невозможно», – кажется, сказал кто-то.

Хесперо почувствовал, что ухмыляется, и его зловещая улыбка, точно лунный серп, возникла между двумя мирами.

«Невозможно. Ты не прошел священным путем. Только я…»

– Вы правы, – сказал Хесперо. – Но я на него настроен.

«Но не так, как я».

Неожиданно Хесперо почувствовал, что ледяной холод сменился жаром, и его тело напряглось и начало растворяться.

– Нет, – сжав зубы, прохрипел он.

«Да. Ты меня удивил…»

– Да, – с трудом выговорил Хесперо.

«Но я здесь сильнее».

Хесперо сжал кулаки, но от напряжения пальцы оторвались от ладоней. А в следующее мгновение его плечи поникли, и обе руки отвалились от тела.

– Нет!

Его позвоночник задрожал и начал ломаться, торс медленно рассыпался, колени исчезли. Его тело развалилось на части, и черный поток унес куски прочь.

Дрожа от страха, Хесперо снова ухватился за ослепительное сияние, не обращая внимания на то, что он становится бестелесным, сливаясь с потоком.

«Здесь», – произнес неожиданно голос.

Он ничего не видел, но вдруг ощутил что-то горячее и дрожащее.

– Я помню, – пробормотал он. – Я это помню.

«Тогда поторопись. Ты скоро забудешь».

Голос сказал правду, потому что в тот момент, когда Хесперо коснулся необычного предмета, он уже не понимал, что делает и почему, и…

Послышался крик, а потом, потом…

Откровение.

Сначала появились образы и части образов. Запахи, ощущения, боль и удовольствие, сущность материи, сущность жизни, но отделенная от самой жизни, плывущая по течению.

Нет, не по течению. Внутри него.

Первый поток исходил от Фабуло: страх и возбуждение одновременно. Да, Луцио убили, при помощи утонченного яда, но все это было слишком быстро, жизнь отступила, и возникли яркие вспышки. Ослепительное плетение священного пути святого Диуво, движение женских пальцев, касающихся высоких стеблей пшеницы, удар головой о холодный мрамор в часовне в з’Эспино, он дрожит в лихорадке, ему жарко в удушающих перинах, мягкое белье, удивление, лицо, ставшее целой вселенной, сладкий запах материнского молока, боль, свет…

А потом, надолго, Хесперо лишился способности мыслить, когда перед ним открылся колодец знания, наполнил его и – когда он решил, что силы его иссякли, – снова закрылся.

Возникла сильная боль, и он почувствовал, что его ногти впились в ладони, потом руки сжало, словно тисками, и в груди что-то заколотилось.

«Мое сердце, – подумал он. – Мое сердце».

Он снова содрогнулся, ему больно сдавило грудь.

Затем удар, пауза, два удара, снова пауза и новый удар.

Боль стала не такой мучительной, а в следующее мгновение он испытал облегчение. Задыхаясь, он открыл глаза.

– У вас получилось, – сказал сэр Элдон.

Рыцарь держал его за левое плечо. Брат Хелм вцепился в правое.

Он с трудом поднял глаза на ряд скамеек. Ниро Фабуло скорчился в своем кресле, глаза широко раскрыты, кожа уже начала синеть.

Милтон, раскрыв от удивления рот, отвернулся от мертвого Фратекса Призмо.

– Как? – выдохнул он.

– Святые отвернулись от него, – прохрипел Хесперо. – Они выбрали меня.

– Но вы не прошли по священному пути, – возразил Милтон. – Как вы могли использовать магический источник?

– Святые сообщают свою волю через меня напрямую, – заявил Хесперо.

– Это невозможно.

– Это данность, – с трудом выговорил Хесперо. – Вы все видели. И наверняка почувствовали.

– Да, – сказал другой трибицерий, Л’Оссель. – Разве ты не видишь? Не помнишь? Это правда. Предсказание гласит: «И он возьмет силу святого Диуво, хотя он не прошел его путь».

Потрясенное молчание сменилось всеобщим гулом.

– Он истинный Фратекс Призмо, – продолжал Л’Оссель. – Он тот, кто поведет нас за собой в последние дни.

Хесперо собрал остатки сил и стряхнул руки, которые его поддерживали.

– Я не потерплю никаких сомнений, – заявил он. – У нас мало времени, а сделать нужно многое. Если кто-то из вас хочет бросить мне вызов, сделайте это сейчас.

Он вздернул подбородок. Несмотря ни на что, ему удалось справиться со священным путем и с Фабуло. У него больше не осталось сил. Если самый слабый из них бросит ему вызов, это будет конец.

Но они опустились перед ним на колени.

А через несколько дней его назвали Фратекс Призмо Ниро Марко.

Ему нравилось, как это звучит.

Даридж

Стивен резко проснулся, чувствуя, как отчаянно колотится в груди сердце.

– Что? – задыхаясь, проговорил он.

Но ему никто не ответил. Что-то его разбудило – что-то громкое, или яркое, или болезненное, – только вот он не мог вспомнить что: звук, свет или прикосновение. Произошло ли это в реальном мире или за границей сна? Кожу головы и ладони покалывало, и он чувствовал себя как насекомое, застрявшее в патоке.

Затем в открытое окно ворвался порыв ветра, холодного и чистого, и неприятное ощущение прошло.

Он прижал страницу книги, которую читал, сообразив, что заснул, буквально уткнувшись в нее носом, и, когда ужас, испытанный им при пробуждении, прошел, почувствовал, что смеется. Что скажет Землэ?

Она пошутит насчет его одержимости, но она все понимает. Стивен положил в книгу ленточку, чтобы отметить место, где он остановился, а затем перевел взгляд на лежащую рядом с книгой свинцовую пластину с полустертыми надписями. Его привело сюда письмо. Хотя он давным-давно разобрался в шифре, которым оно было написано, он чувствовал, что ему не удалось понять что-то очень важное, скрытое в тексте, и он никак не мог отыскать ключа к мучившей его тайне.

Он встал и подошел к восточному окну, остановился. Разве он не закрыл ставни?

Стивен огляделся по сторонам и пришел к выводу, что в комнате никого нет, а также нет места, где мог бы спрятаться незваный гость. Это было просторное помещение, вырубленное в скале, с огромными окнами, выходившими на все четыре стороны, забранными хрустальными стеклами толщиной в палец. Они были полупрозрачные и, если их закрыть, днем пропускали в комнату приятный рассеянный свет. А когда их открывали, глазам представал восхитительный вид. Насколько знал Стивен, это высокие покои в громадном городе, состоящем из пещер и тоннелей, пронизывающих гору Ведьмин Рог и построенных внутри невысоких каменных наростов на восточной стороне пика, который аттивары – местные жители – называли Кхелан, или «вертел». Он не знал, какое имя они дали верхней горнице, но он окрестил ее «орлиное гнездо». Он любил любоваться отсюда восходом солнца над зазубренными пиками Бейргса, в ясный день ему казалось, что он может разглядеть Средние земли на юге и залив Дефис на востоке, потому что временами у него возникало ощущение, будто он видит влажное мерцание воды, хотя это вполне могла быть игра света.

Стивен пожал плечами. Наверное, он не закрыл задвижку, а ветер распахнул окно.

Уже сгустились сумерки, и гора отбрасывала свою длинную тень в сторону окутанного голубой дымкой горизонта. К северу и югу пики и уступы горы пылали оранжевым сиянием, а на темнеющем небе начали робко появляться первые звезды.

Стивен сделал глубокий вдох облегчения и положил руки на мраморный подоконник, слегка наклонившись вперед.

У него возникло ощущение, будто он коснулся ладонями раскаленной печи, и он, вскрикнув от боли и удивления, сделал неверный шаг назад, в изумлении глядя на свои руки.

Через несколько мгновений Стивен начал успокаиваться. Камень не был настолько горячим, чтобы обжечь его от короткого прикосновения; просто он этого не ожидал. Стивен осторожно вернулся к окну и снова коснулся подоконника. Он по-прежнему был очень теплым.

Тогда Стивен пощупал ближнюю стену, но она оказалась такой же холодной, как вечерний воздух.

Он встревоженно огляделся по сторонам. Что здесь происходит? Может, он невольно выпустил на волю какое-то древнее колдовство сефри? Или вулканические испарения поднимаются внутри горы? Охваченный любопытством, он пошел вдоль стены к следующему окну, а потом к третьему, но не обнаружил ничего необычного. Однако, когда он остановился около каменной лестницы, уходившей вниз, в глубь горы, он выяснил, что перила тоже необычно теплые на ощупь.

Стивен вернулся к восточному окну, опустился на колени и потрогал пол. Вот оно, теплое пятно. И на расстоянии чуть больше королевского ярда еще одно – получился след, который вел к лестнице…

Волосы у него на голове зашевелились.

Кто вошел в окно? И кто прокрался мимо него, пока он спал?

Он уже пожалел, что хотел побыть один и не позволил кому-нибудь из аттиваров пойти вместе с ним.

Кто бы это ни был, он не обратил на Стивена внимания, когда тот был полностью уязвим. Значит, он не причинит ему вреда и впредь.

Стивен напряг свои благословенные святыми чувства, но ничего не услышал, только уловил едва различимый аромат горящей сосны, приправленный мускусным животным запахом.

Он снова выглянул в окно на крутой склон, тянувшийся на двести королевских ярдов. Тот, кто сюда забрался, должен уметь летать.

Стивен посмотрел на лестницу и вдруг вспомнил, что там, куда направилось неизвестное существо, находится Землэ. Может, оно не стало его трогать, потому что он спал, но если она бодрствует…

Неожиданно он услышал, как залаяли собаки – гончие Землэ, – и все вокруг лишилось своих красок и поблекло.

По природе своей Стивен не был воином, но он пожалел, что не взял с собой оружие, хотя бы нож.

Поклявшись себе, что теперь он всегда будет ходить вооруженным, Стивен схватил фонарь и помчался вниз по лестнице.

Собаки вдруг прекратили лаять.

«Орлиное гнездо» было не единственной комнатой в Кхелане. Это был маленький замок, или особняк, или, что более похоже на правду, башня колдуна. Через пятьдесят семь ступенек Стивен оказался в следующей комнате, которую они с Землэ называли «спальней колдуна». Ее вырубили в высокой пещере, и, хотя здесь не было окон как таковых, ее освещали полосы света, попадавшие сюда сквозь многочисленные прорези с разных сторон – в зависимости от времени суток. Они не только давали свет, но и служили чем-то вроде световых часов.

Диковинный запах на лестнице стал сильнее, мешая Стивену дышать, а когда он влетел в комнату, его охватила паника. Три громадных пса Землэ стояли в дальнем конце, глядя на площадку, откуда лестница уходила вниз. Они не издавали ни звука, но шерсть у них на загривках встала дыбом.

– Землэ!

Он видел, что она лежит на кровати, а из-под одеяла выглядывает обнаженная нога. Она не пошевелилась и не ответила на его крик. Стивен бросился к ней.

– Землэ! – повторил он и принялся ее трясти.

Она с трудом открыла глаза.

– Стивен? Что случилось? – нахмурившись, спросила она. Пытаясь отдышаться, он сел на кровать, Землэ тоже села и потянулась к его руке.

– Ничего. Я… мне показалось, здесь кто-то – или что-то прошел. Я испугался, что он тебя обидел. Ты разве не слышала собак?

– Они заволновались, – пробормотала она, потирая глаза. – Так часто бывает. Их пугает это место. – И тут, казалось, она поняла, что он сказал. – Что-то?

– Я не знаю. Я заснул наверху…

– Уткнувшись носом в книгу.

– Ты поднималась?

– Нет, догадалась. Если бы ты решил лечь спать, думаю, ты бы спустился ко мне. – Она пожала плечами. – Или я себе льщу?

– Нет, конечно не льстишь.

– Ну, рассказывай.

– Понимаешь, подоконник был горячий.

Она приподняла одну бронь:

– Горячий?

– Я имею в виду, по-настоящему горячий. Почти обжигающий. А еще перила лестницы и пол в некоторых местах, как будто что-то очень горячее прошло через комнату.

– Что прошло?

– Не знаю. Но, если вспомнить все эти древние мерзости, с которыми мне довелось познакомиться в последнее время – всякие там греффины, уттины и ваурмы, – это может быть все, что угодно. Возможно, саламандра.

Она погладила его по руке:

– Ну, оно не причинило тебе вреда, и меня тоже не тронуло, верно? Даже не обидело собак. Может, это дружелюбное огненно-невидимое существо.

– Может, конечно. Или такое же дружелюбное, как Фенд.

– Фенд не сделал ни одного неверного движения или шага, – заметила она.

– Он попытался меня убить.

– Я имела в виду с тех пор, как стал Рыцарем Крови и поклялся тебе в верности.

– Ну, тут ты права, но… поверь мне на слово, он обязательно что-нибудь сделает. В любом случае прошло меньше месяца. Я уверен, что он задумал какую-то гадость.

Землэ пожала плечами:

– Ты хочешь отправиться за своим чудовищем? Мне нужно одеться.

Он заморгал, неожиданно сообразив, что она сидит, не прикрывшись одеялом, совершенно обнаженная.

– Мне ужасно не хочется тебя об этом просить, – пробормотал он.

– К тому же такая просьба очень нехарактерна для мужчины, – ответила она.

– И все же…

– Подожди.

Землэ спустила с кровати стройные ноги и подошла к рубашке, валявшейся на полу. Когда она натянула ее через голову и ее тело скрылось под ней, Стивен почувствовал сильное желание. Почему, когда она одевалась, это получалось гораздо соблазнительнее, чем когда раздевалась? Но это было именно так.

Стивен тряхнул головой, прогоняя наваждение. Землэ надела высокие ботинки со шнуровкой, и они отправились на поиски призрака в сопровождении собак, молча шагавших у нее за спиной. Стивену стало интересно, поверила ли ему Землэ или просто выказывала уважение, как все аттивары и Фенд. Он надеялся, что это не так; ему нравился ее независимый, сильный характер, а не уступчивость. На самом деле в самом начале их отношений власть была в ее руках, теперь же ему иногда казалось, что главным стал он. Это внушало ему такое же беспокойство, как любая неизвестность, особенно учитывая почтение, с которым, казалось, к нему относились остальные аттивары.

«Казалось», потому что они привели его сюда силой, и он этого не забыл.

Но с тех пор ничего даже отдаленно похожего не происходило. Его слово было законом, и, насколько он мог судить, он имел право бывать в любой части горы.

Кроме тех, которые не мог отыскать.

– Что-то не так?

Его смущало то, с какой легкостью Землэ угадывала его настроения.

– Смотри под ноги, а не на меня, – пробормотал он.

– Да ладно, тебя что-то беспокоит.

– Просто я в очередной раз пытаюсь понять, почему аттивары не знают, где находится Алк, – сказал Стивен. – Он считается сердцем, сокровищницей этого места, но никто не может указать мне дорогу к нему, несмотря на то что я пришел сюда именно в поисках его.

– Ну, сокровищницы обычно хорошо спрятаны, или их хорошо охраняют, или и то и другое, – заметила она. – А аттивары тоже пришли сюда не слишком давно.

– Верно, – не стал спорить он.

Они добрались до следующей площадки и череды галерей, которые, возможно, когда-то были бальными или банкетными залами, такими большими и величественными они выглядели.

Стивен прислушался, но его когда-то сверхъестественный слух пострадал во время взрыва несколько месяцев назад. Он по-прежнему слышал лучше обычных людей, но сейчас не уловил ничего необычного. И, проведя рукой по стенам, не сумел нигде обнаружить ни одного теплого пятна.

– Ну, отсюда он мог выбрать с десяток разных путей, – проговорил он. – Может, мне стоит предупредить стражу.

– Именно для этих целей она и существует, – заметила Землэ.

– Пойду отыщу их, – кивнув, сказал он. – Они внизу, в одном пролете лестницы. Возможно, они даже его видели. А ты возвращайся наверх.

Она улыбнулась:

– Хорошо. Я собираюсь снова раздеться. Ты ко мне присоединишься?

Стивен заколебался, и она закатила глаза:

– Мы найдем Алк, Стивен. Ты же сам сказал, что прошло меньше месяца. Ты всю прошлую ночь провел за книгами. Еще одна такая ночь, и я начну сомневаться в собственной привлекательности.

– Просто… это очень срочно. Ревестури рассчитывают, что я обнаружу здесь знание, которое поможет спасти мир. Это накладывает на меня определенную ответственность. А теперь еще… кто-то сюда заявился.

Она улыбнулась и слегка приспустила рубашку.

– Жизнь коротка, – сказала она. – Ты его найдешь. Такова твоя судьба. Пойдем в постель.

Стивен почувствовал, что его щеки заливает краска.

– Я скоро поднимусь, – сказал он.

Леоф

Леовигилд Акензал откинулся на ложе из теплого клевера и закрыл глаза. Он глубоко вдохнул наполненный ароматом цветов воздух и расслабился в лучах теплого солнца. Его мысли начали путаться, когда сны, прячущиеся в зеленой траве, крадучись на цыпочках, пробрались в его разум.