
Полная версия:
Глориаль
– А теперь мы становимся еще более странными и, гм, безумными, чем раньше друг другу казались? Что ж, ты честен. – Повинуясь порыву, она наклонилась и поцеловала его.
Ему это понравилось, и следующий час они уделили более важным вопросам. Начиная с длинного сочного поцелуя. Ей нравились опытные мужчины. Морщинки их кожи, перекат мускулов, резковатый мускусный запах, рассудительные улыбки, груз нажитой мудрости за плечами…
Под конец, пока еще оставалось время до дежурства, он сел на койке и проговорил, возвращаясь к привычному деловому тону:
– Я размышлял. Смотри, Чаша летает по маршрутам, которые охватывают значительный сегмент Галактики. Они бы уже большую часть местного спирального рукава могли колонизировать. Но эти Птицы… глубоко консервативный народ. Они не основывают колоний.
– Да? А откуда у них такой интерес к глорианским делам?
– Именно это меня и озадачивает. Возможно, их заинтересовал гравиволновый излучатель.
Вивьен сдвинула брови.
– Гм. Они утверждают, что нежелание покидать Чашу обусловлено ее идеальностью, да? Она-де отвечает всем нуждам разумных динозавров. Тепло, погода предсказуемая, вечный день. Они не хотят улетать. И?
– Тогда кто же занимается исследованиями? Отщепенцы, девианты – вроде Сорвиголов, об отлете которых упомянула Майра. Они сорвались с кромки крутящейся Чаши и рванули к нам. Однако в сравнении с настоящими планетами Чаша – мягкая среда, она способствует изнеженности. Народ не желает этого признавать, но всё ведь ясно. Они пытались основывать колонии, но терпели неудачу за неудачей. После миллионов лет жизни в этом чудесном стабильном окружении – сущий рай, верно? – они разучились адаптироваться к планетным условиям.
Вивьен взглянула на задумчивое, покрытое морщинками лицо капитана и осознала, что действительно его любит, всё еще любит этого трудягу спустя более века после знакомства. Он жалел, что не спустился в Чашу, а сейчас перед ним еще более странная цель, посетить которую лично ему тоже, вероятно, не удастся – командный пост на корабле не позволит. Однако Редвинг по-прежнему излучал нетерпение, предвкушение открытия, радостное предчувствие.
Пожалуй, стоит произнести это вслух:
– Ты же знаешь, я люблю тебя.
Бет понравились слова Редвинга на последнем собрании командного состава: он объяснил, почему выбрал такое имя для светила глорианской системы. Excelsior на латыни часто переводится как «вечно вперед», «еще выше» – таковы и наши цели здесь, сказал Редвинг. Элегантная фраза. Эти возвышенные раздумья помогали коротать время за чисткой туалета.
Бет отвечала за четыре стихии, помогавшие поддерживать жизнь на корабле: воздух, воду, углерод и информацию. Бортовая экология не просто наука – это сама жизнь. В туалетах аккуратно сортировались твердые и жидкие отходы – зря, что ли, природа для них раздельные пути выброса предусмотрела? Моча перерабатывалась: в ней восемьдесят процентов полезных веществ. Кухонные отбросы, конечно, тоже отправляли в утилизатор на переработку. В раннюю космическую эру для процесса переработки и рекультивации придумывали разные эвфемизмы, а остановились в итоге на ОДОД = Отдели Дерьмо От Доходов. Это сокращение быстро стало на Земле модным обозначением утомительной работы. Единственный фокус, который биотехнологам, увы, пока оказался не под силу, – прямая конверсия твердых отходов во что-нибудь полезное для человека или хотя бы не вонючее. Из биогумуса и продуктов переработки органика поступала в корабельные омнипринтеры, способные сооружать всякие полезные штуки – был бы углерод.
Отработав свое в химотсеке санузла, Бет направилась в камеру переработки. Принтеры походили на самогонные аппараты: круглобокие, с высокими горлышками, вытянутые к раскидистой подсветке. Да уж, мощное тут варево гонится: под присмотром духов межзвездного вакуума и атомной перетасовки. Бет жалела, что в конструкции наноперегонных аппаратах не предусмотрены окна. Ей всегда было интересно, как проходит акт творения, – вот бы заглянуть через чистейшие, идеальные алмазные окошки. Хотя, возможно, лучше оставить этот акт в тайне. Атомы, везде атомы: микроскопические механизмы, мельче вирусов, хитроумные узелки заплетаются вокруг углеродных фрагментов, переносят их по фуллереновым каналам к… так, пора перекусить.
Толстых звездолетчиков не бывает. Мускулистые – бывают: напряжение и скуку лучше сбрасывать, упражняясь в гравицилиндре. А вот избытку калорий взяться неоткуда – это вам не старая добрая естественная еда.
Бет уже давно поняла, отчего команды кораблей так придирчивы к меню, – это единственная оставшаяся связь с естественным миром для тех, кто живет в металлической оболочке. Клифф на это замечал: «А как насчет секса? Нет ничего старомодней и ближе к природе!»
Подали кашицу, отдаленно напоминавшую раздавленную мякоть авокадо. Вивьен скорчила гримасу:
– Брр! Это овощной майонез, что ли?
Бет старалась держаться вежливо со свежеразмороженной коллегой, которая хоть уже и дослужилась до старпома, но толком ничего не знала. Стоило показать меню.
– Значит, вот какое у артилектов представление о высокой кухне, – протянула Вивьен. – Клубничные нотки, послевкусие бузины, сливовый аромат, даже «клубничные нотки с ореховым послевкусием» – они так описывают фальшвино?!
Бет рассмеялась.
– Я к нему подходящего мяска распечатаю, окей, старший помощник?
– Бет, оставь эти ранги. Нам артилект-повара ведь Земля наверняка обновляет. А откуда берется питательная смесь для клеточных культур? Растениям нужны микроэлементы, да, но реалистичный вкус животной пищи требует клеточных линий с мудреными питательными средами.
Бет хмыкнула.
– Гм, ну, там не «мясо» как таковое, а что-то вроде бекона, жаренного ломтиками на сковородке. Ну хоть хрустит, верно? Впрочем, когда выпадала моя вахта по камбузу, посетителей было немного, пока я не придумала скармливать навозных червяков тиляпиям или другим рыбам. В пруду сейчас пустовато, если сравнивать с теми дежурствами. Я сильно занята была на разморозке.
Вивьен поставила на столик бокал вина и начертила в воздухе условный узор. Замерцал график. Кругом поднялись шепотки.
– Я только что получила это от астролекта. Данные детального спектрального анализа того массивного бугра, выступающего из Паутины, или как ее там.
Вивьен сделала паузу: все присутствующие заинтересованно повернулись к трехмерному экрану. Тот удлинился и принял форму треугольной пирамиды, так что каждая группа могла видеть данные на своей грани.
– Там полно молекул, ассоциируемых с биозонами, – проговорила Бет. – А что значит «эффективная высота»?
– Расстояние от внешнего твердого слоя – не стала бы называть его поверхностью, эта вуаль ведь не планета. Будем считать, что высота атмосферы, расположенной выше уровня растительной жизни.
– А это еще что такое? – Бет ткнула пальцем в дальний левый край графика. – Видишь? Озоновый слой. Озон, трикислород, задерживает ультрафиолетовое излучение. Наверняка искусственный. Земной озоновый слой, если его распределить на уровне моря, имел бы толщину не больше пары дюймов. Он тонкий, но жизненно важный. Как видишь, озоновая линия встречается вплоть до высоты сорока километров над растениями. Хорошая изоляция.
– Как похоже на Землю, – заметила Вивьен, приглядываясь к детализированным спектрам. – Высокие растения, а серебристые опоры поддерживают их.
– Возможно, они эту штуку на месте вырастили? – задумалась Бет. – Паутина обладает прочностью на разрыв вдвое большей, чем у стали, а эластичностью – в тридцать раз большей. Только насекомые способны к производству жидких кристаллов такого рода, но в этом масштабе…
– Кто знает, верно? – пожала плечами Вивьен. – Мы прилетели на поиски диковинных чужаков, ну так вот они. Но… вид у тебя встревоженный.
Бет загребла ложкой жареных сверчков с чесноком – еще утром они скакали в инсектарии – и стала задумчиво жевать.
– Когда готовили экспедицию, я среди прочего знакомилась с новостями медицинской микробиологии – помню, как подумала, что людям на долговременной основе не выжить ни в одном уголке Солнечной системы. Мы эволюционировали на Земле, мы к ней приспособлены, поэтому без ее условий нам здоровья не видать, во всяком случае, такого, какое сейчас привычно землянам, – двухсотлетней жизни.
Вивьен кивнула, предугадав направление разговора.
– Я тоже помню. Преобладавшая в те времена точка зрения. Мы, дескать, дети старой доброй Земли и полностью от нее зависим. Чрезмерно длительное пребывание при низкой гравитации вредит здоровью. Эмбрионы нормально развиваться не будут и всё такое. Это действительно могло бы оказаться серьезным препятствием…
Бет осознала, что они ходят вокруг да около.
– Итак, сумеем ли мы адаптироваться к этой совершенно незнакомой среде и размножаться там? В этом и загвоздка, да?
Вивьен похлопала Бет по плечу.
– Тут я полагаюсь на нашего старшего биолога.
Бет мягко рассмеялась.
– Я копалась во всём, что приходит с Земли: тысячи новостных выдержек, научные статьи, даже политические заметки… и отыскала кое-что реально важное.
– Да?
– Ты помнишь, как обстояли дела, когда мы улетали. Землей управляла ООН. Они контролировали Луну, флот у них был крупный, хотя и старенький. Ну, они по-прежнему самая влиятельная сила в системе, но похоже, что ООН вступает в период упадка. Ключевой аспект в том, что людям так или иначе нужно посещать Землю, проводить там год-другой для, гм, калибровки биостандартов. В противном случае продолжительность жизни уменьшается. Земля на этом свою экономику построила – полеты туда обходятся дорого, но у ООН монополия на земные условия.
– Ага, но в анабиозе-то с нами ничего не случилось. И что?
– И Марс объявил себя независимым. Они построили более современные корабли для дальних полетов, цивилизация у них очень дружная. Они даже ищут средства на запуск амбициозного проекта терраформирования планеты!
– Отлично! Пора бы уже.
– Но марсианам и астерам на Землю теперь не надо. Они разработали собственные биомы и воспроизвели земные биологические условия.
Вивьен поняла:
– И мы тоже…
– Можем использовать для этого бортовые чаны и органические принтеры. Мы теперь знаем достаточно.
– Превосходно! – Глаза Вивьен сверкнули, она радостно всплеснула руками.
Бет подумала, что каждую женщину на корабле наверняка донимает эта мысль. Но они помалкивали: бортовой распорядок не привечает бесконтрольных беременностей. Радость Вивьен была достаточно красноречива.
– Я набросаю проект, представлю его на совещании, попрошу биолектов поработать над общим планом адаптации к… условиям этой Паутины. И…
– У нас будут дети!
– Да. В Солнечной системе этот вопрос по-прежнему болезненный. Конфликты вокруг технологий, подчас настоящие войнушки в Поясе.
– Когда мы улетали, марсиане и астеры костерили землян на чем свет стоит. Они-де загадили единственную нормальную планету системы так, что голубого неба не видно, а теперь медленно убирают за собой мусор. Приятно знать, что мы этот этап можем пропустить.
Бет, которая раскапывала накопившийся за десятилетия архив земных диатриб, сочла реакцию Вивьен проявлением оптимизма и вызова одновременно. И немного отвлеклась, убедившись, что новость разнеслась по всему камбузу, а отголоски уже слышны в кают-компании. Как и планировалось. Теперь она в основном слушала болтовню окружающих и размышляла.
Чаша позволила заглянуть в прошлое не на столетия и даже не на тысячи лет, а увидеть историю в величайшем масштабе, эволюционном. Быть может, таким окажется главный, неочевидный результат путешествия «Искательницы» среди звезд.
Узреть времена, озаренные мерцающим неверным светом памяти. А оттуда рвануть на Глорию, в мир иной, где творятся дела даже более странные.
8. Оживленные
Вивьен наблюдала, как порхают над клавиатурой руки «Джама» Джамбудвипы: они с Айян Али заступили на дежурство по мостику. Джам был заразительно подвижен, не уставал сыпать шуточками, энергично гримасничать и кидать многозначительные взгляды окрест. Смех заводил команду еще сильнее.
Отлично. Раз Джам оттаял и в форме, то сможет присоединиться к первой экспедиции в Паутину. Минимально необходимая группа набралась.
– Это не высадка на планету, – сказала Вивьен, обращаясь к Бет, – но, впрочем, и Чаша не была планетой.
Та скривила губы.
– Нет. Поэтому, надо думать, мне остались должны.
– Эй, у Чаши площадь поверхности больше, чем у жалких планетенок, на… сколько, три порядка величины?
– Не то же самое. В Чаше настоящей погоды нет…
– Послушаем, что Редвинг скажет.
Бет усмехнулась.
– Я обо всём уже договорилась. Я отправляюсь с первой группой.
Вивьен моргнула. Ну да, если ты спишь с кэпом, этого еще недостаточно, чтобы бортовую политику определять.
– Значит, в твое отсутствие Айян Али за пилота останется?
– Думаю, ей особо негде будет развернуться. – Бет Марбл показала на боковой экран, где теперь была четко обрисована дуга поверхности Глории. – Нам нужно пристыковаться вон к тому бугру Паутины. Как сохранить неподвижность, понятия не имею.
– А Редвинг? Может, в тех таинствненных глорианских сообщениях содержалось какое-нибудь указание?
Клифф Каммаш вошел на мостик, услышал последнюю фразу и фыркнул.
– Капитаны – это такие люди, которые не доросли до понимания своей божественности.
Они хмыкнули, покивали, потом Бет сказала:
– Клифф отправляется со мной. У нас опыт экспедиции в Чашу есть.
Вивьен согласилась, понимая, что годы, проведенные в Чаше, отделили элиту от новоразмороженных, а она не на той стороне этого раздела, чтобы спорить.
– Кто еще? Вы этого паука на полном серьезе решили забрать? В смысле он же еще растет.
– Такие пауки в Чаше живут, но с его генами поработали. Его зовут Анорак. Тут спорить нет смысла. Птицы бы нам не позволили из Чаши улететь, не договорись мы с ними об этом. Другие жители Чаши нам тоже понадобятся. Но, Вивьен, не получится толком собрать экспедиционную группу, пока четкого плана не разработаем.
На этом разговор окончился.
Редвинг наблюдал, как увеличивается система Глории на экраностене. Вальс двух миров был ритмичен и изящен: они обращались вокруг центра масс и, в свою очередь, летели по орбите вокруг звезды.
Астроартилект комментировал успокаивающим дружелюбным голосом с предпочитаемым Редвингом среднеатлантическим акцентом.
– Ранее считалось, что при столкновениях крупных небесных тел такого рода единственными результатами могут стать аккреция или выброс – то есть два тела либо разделятся, либо сольются воедино; не исключалось, что останется диск обломков. Сравнительно недавно на Земле выяснили, что допустима и еще одна альтернатива – образование двойной планеты. Объекты остаются практически невредимы, но обращаются после этого по связанным орбитам.
Редвинг собирался было перебить, но ИИ продолжил:
– В некотором смысле родной мир человечества именно таков. Луна стабилизирует вращение Земли и регулирует биологические циклы. Две планеты примерно одинаковой массы станут выполнять друг для друга аналогичную функцию. Впрочем, их идеальное расположение на общей эксельсианской орбите подталкивает к построению новой гипотезы.
– Ты хочешь сказать, что система искусственного происхождения, – проговорил Редвинг, когда артилект сделал многозначительную паузу.
– Действительно. Итак, мы снова, как и в Чаше, имеем дело с крупным искусственным проектом.
Редвинг поразмыслил.
– В нашей культуре многое определяет наша собственная маленькая Луна. Мифы, религиозные концепции, предания, в конечном счете – наука. Всё это было связано с мрачным соседним миром. Насколько обширнее соответствующий культурный слой у глорианцев? Они ведь в небе должны видеть океаны, континенты и леса. Каждую ночь, невооруженным глазом.
Довольно. Пролет заканчивался, дальше придется иметь дело со множеством проблем: модуль логистики, капсулы-инкубаторы, оживление новых спящих, биотех-палубы, управление маневрами парковки. Для всего этого требуются запчасти и техподдержка, но старых добрых атомов в обрез.
Магнитные поля «Искательницы солнц» имели форму исполинской пасти диаметром более сотни километров. За последние годы, проведенные в неустанном торможении, они исполняли функцию зонтика или парашюта, противостоящего буре. Корабль сбрасывал энергию, летя в пять тысяч раз стремительнее первых путешественников, возвращавшихся с Луны на Землю. Космонавты древности могли рассчитывать на содействие атмосферы, торможение о которую переводило момент импульса в тепло. «Искательница солнц» полагалась только на кисейно-тонкую плазму. Но кисея эта раскинулась на световые годы. В межзвездном пространстве таранник заглатывал ежедневно добрую тонну водорода, ионизировал, разогревал, изрыгал с противоположного конца. Более тяжелые ионы поступали внутрь, использовались в принтерах и для построения бортовой биосферы. Однако, если принтерам требовался, скажем, индий, могли возникнуть проблемы: этот элемент редок. Как, в общем, и почти все тяжелее азота.
«Искательница солнц» семьдесят лет от Чаши до Глории пролетела отнюдь не герметичной. Она собирала урожай. За века до того высокоэнергетическая промышленность разработала технологии сбора желаемых ионов в термоядерных реакторах. «Искательница» скопировала этот подход и масштабировала его на колоссальные расстояния: серебристая, изящная, словно рыба длиною более четырех сотен метров, она просеивала плазму и нейтральную материю, сортировала и запасала определенные молекулы в приемниках корабельных принтеров. А опасный мусор отбрасывала в межзвездные бездны. Всем этим занимались артилекты, чья эволюция тщательно направлялась в сторону аналогии такого занятия с человеческой рыбалкой. Своего рода спортом.
Артилектам нравились плотные потоки солнечного ветра, которые теперь пропахивали корабль: жирные, вкусные ионы так и сыпались в разверстые пасти ловушек. К счастью, «Искательница солнц» начала спуск к орбитальной плоскости в момент сильной солнечной бури: концентрированная плазма одновременно обогащала бортовые накопители и помогала торможению.
Всё же запасы «Искательницы» подходили к концу. Придется постучаться к глорианцам и униженно выставить перед собой шляпу для сбора милостыни.
Эшли Траст был худощав и мускулист, несмотря на долгое пребывание в анабиозе. Непримечательное, пусть и симпатичное, V-образное лицо, внимательные глаза, которые оживились при виде танца двух миров на стене. Вся команда старалась визуально расширить тесные каюты панорамами, но вокруг Эшли транслировались новые данные в реальном времени.
Редвинг приветствовал его формальным тоном, предложив хрустящих жареных кузнечиков и пресную фруктовую смесь. Он решил придерживаться манеры поведения своих коллег, капитанов кораблей раннего периода: жесткая выправка, пронзительный взгляд. Тем приходилось десятки лет управлять звездолетами на окраинах Солнечной системы, и жесткость приносила плоды. С Земли сообщали, что около трети запущенных к настоящему моменту – то есть за два с лишним века – кораблей ни разу не доложили о себе и считаются потерянными. Нескольким экспедициям удалось обнаружить миры земного типа и приступить к медленной адаптации под их условия, порою весьма странные. И никому, кроме «Искательницы солнц», не повезло установить контакт с разумным видом.
Эшли задал ожидаемые вопросы вежливым и чуть скучающим тоном. Следуя традиции, он остался стоять и серьезно кивнул в ответ на приказ Редвинга изучить вводный курс для свежевозрожденных, который капитан подготовил совместно с артилектами. Затем настало время перейти к более сложной теме.
– Я получил обновления с Земли, и там говорится о вас.
Эшли улыбнулся.
– Мне прислали весточку от родственников, если вы об этом. Хотя сейчас средняя продолжительность жизни за полтораста лет перевалила, я всё равно отделен поколениями от…
– Я не об этом.
– Ага. – По равнодушному лицу, лишенному морщин, пробежала тень тревоги и быстро исчезла.
– Ваша подноготная наконец вскрылась – спустя десятки лет после нашего отлета.
– Ага.
– Похоже, вы занимались промышленным шпионажем, проникли в какие-то государственные тайны, применили свои знания и средства, чтобы заполучить место на этом корабле. Должен признать, вы многое отдали, чтобы рискнуть жизнью.
– Приключение что надо, сэр.
– Я разморозил вас так рано, поскольку мне стали известны эти факты. Вы получите шанс искупить свои проступки.
– Благодарю.
Эшли был достаточно умен, чтобы немедленно отказаться от попыток вымолить прощение. Значит, он это продумал.
– Вы ожидали, что правду предадут огласке.
Кивок.
– Так или иначе, история оставляет за собой последнее слово. Я прикинул, что у меня от года до трех, прежде чем финразведка прижучит. Мне бы впаяли пожизненное, а может, и несколько – для верности. Я не мог бы сбежать на внешние планеты – меня бы и там достали. А эта экспедиция обеспечивала надежное убежище.
– Вы подкупили нескольких, чтобы обзавестись фальшивыми документами о квалификации.
Эшли извинительно улыбнулся, склонил голову, пожал плечами с подчеркнутой невинностью.
– Это мне дорого обошлось.
– В целое состояние?
Новая улыбка сожаления.
– Почти всё. Межзвездные путешествия – это как смерть и налоги – всего с собой не заберешь. «При старте корабля все долги оплачены». Хайнлайн.
Редвинг смутно припоминал, как проводил собеседование с Эшли – одним из сотни отправлявшихся в анабиоз.
– Ваша затея сработала. Прессе она понравилась. Пусть вас хранят хоры ангелов[13]. Теперь игра начинается заново.
Эшли мимолетно нахмурился, не поняв отсылки.
Редвинг махнул рукой, отпуская его.
– На этот раз не жульничайте.
Клиффа порадовало, что Эшли убрался с мостика. Этот парень напрягал. Эшли предлагал называть его просто Эш и хотел знать мнение Клиффа по всем вопросам – не только насчет Чаши и всего с нею связанного, а и о жизни команды, о том, как вести себя с чужаками, и так далее. Всё это – с приятельским видом, хотя такого отношения Эш пока ничем не заслужил. Клифф отвечал только:
– За этим к Редвингу. Остальное приложится.
Он не хотел сближаться с этим парнем и вежливо закончил:
– Пока, Эшли.
Потом нацепил командирскую гарнитуру, предпочтя общение с артилектами: Доктором Опсом, главным по хозяйству, и другой, отслеживавшей поведение цели рандеву, – эта предпочитала называться Бабулей. Прежде чем синхронизироваться, Клифф внимательно прислушался к стонам и скрежетам «Искательницы солнц», перемежаемым долгими нотами на грани инфразвука, подобными органным. Первое правило мостика: всегда прислушивайся к своему кораблю. «Искательница» сбрасывала скорость уже долгие годы, а сейчас тормозила по полной, широко разведя поля магнитной ловушки и поглощая солнечный ветер. Повезло угодить в высокоэнергетическую бурю плотной солнечной плазмы, и корабль активно замедлялся, направляясь к Глории. Столетия, чтобы добраться сюда…
Магнитная носовая оконечность, перепахивая уплотнившуюся плазму, наливалась огнем на дисплеях. На правах старшего вахтенного Клифф отслеживал пульсирующий танец линий магнитного поля – желтые фонтаны брызгали по боковым стеноэкранам. Артилекты извлекали электроэнергию посредством индукции, дополнительно накачивая тормозную струю. Эти силы выкручивали «Искательницу», заставляли палубы скрипеть, наклоняли корабль навстречу гравитационному колодцу.
Клиффу нравилось слушать ворчание и скрип шипастых плазменных волн: это было похоже на песню кита, пропущенную через странный автопереводчик и снабженную фоном из ударов дождевых капель о раскаленную жаровню. Сбрасывая скорость у магнитосферы газового гиганта, «Искательница» миновала большой спутник, затянутый облаками. Бет обнаружила, что атмосфера луны богата кислородом. И биосигнатуры присутствуют. Интересно. Редвинг приказал Клиффу запустить туда робофлиттер и наблюдательный дирижабль. Те передали изображения крупных птиц и газовых мешков в верхних слоях атмосферы. Однако не время сейчас отвлекаться на эти жизненные формы. Стремительная дуга траектории корабля нацелилась на Глорию.
Артилекты мониторили все планеты системы, обновляя и уточняя архивные данные земных наблюдений. Большая часть этих миров была непригодна для человека, хотя кое-где попадались химические вещества, ассоциируемые с жизнью, и даже микробы в высоких облачных слоях. Маленький мирок, скалистый, марсоподобный, был покрыт растительностью – точно гидропонная ферма – и лишен океанов, на поверхности искрилось лишь несколько озер.
Система Эксельсии разительно отличалась от Солнечной. В окрестностях земного светила, помимо обычных планет и Плутона, имелось еще более десятка «крытых миров», где под защитной ледяной коркой бурлила жидкая вода. На Титане роль крыши играла метановая атмосфера, под слоем которой метановые озера лизали навощенные берега. Но жизнь не зародилась нигде, несмотря на столь перспективные условия. Возможно ли, чтобы на ледяных спутниках глорианской системы она возникла? Как на других мирах…