Глориаль

И где же они?

10. Захват

В разуме каждого раскинулся лес. Неизведанный, нескончаемый лес. Каждый блуждает по этому лесу – еженощно, в полном одиночестве.

Урсула Ле Гуин

Магнитные поля – всё равно что резиновые ленты. Они сгибаются и выкручиваются, но не рвутся, кроме исключительных обстоятельств. Редвинг смотрел, как магнитные когти, обозначенные на экране светло-желтым, тянутся к кораблю.

– Нервирует, да? – спросила Вивьен, тронув его за локоть.

– Я пускаю чужаков на свой корабль, – отозвался Редвинг. – Конечно, это нервирует.

– Поля сильные, и их напряженность всё возрастает, – возвестил Клифф.

На мостике царило беспокойство, Редвинг мало кого сюда пускал, отправляя большую часть команды следить за мириадами бортовых устройств из кают. Стоит лишь приоткрыть дверь толпе, как та ее выбьет. Это правило групповой динамики он усвоил на раннем этапе карьеры, когда еще подвизался в астероидных разработках.

Он внимательно оглядывал все экраны. Корабль держался края длинного цилиндра – Паутины. На таком близком расстоянии цилиндрический конструкт казался стеной или, точнее, кисейно-тонкой простыней воздуха, наброшенной поверх бело-зеленых просторов.

«Искательница» пролетела мимо Глории и сблизилась с Паутиной для детального сканирования местности. Этот маневр сам по себе доставил трудность. Система Глории и Чести напоминала два здоровенных мячика на противоположных концах палки, вращающейся вокруг барицентра, – последний располагался в семидесяти семи тысячах километров от центра Глории. Вся конструкция вертелась вокруг этой точки, размещенной в Паутине, на расстоянии десятка с лишним глорианских радиусов (тот составлял почти шесть тысяч километров) от поверхности. Поэтому «Искательнице» приходилось заложить вираж и подняться на более высокую орбиту.

Пока корабль проносился рядом с барицентром, Редвинг отметил крупное скопление объектов, напоминавшее рой взбудораженных пчел. Как ни странно, артилекты определили, что это в основном органика, а не металл или порода. Редвинг попросил увеличение: действительно, что-то похожее на червей, воздушные шары, бахромчатые цилиндры – все эти существа казались живыми, мельтешили, точно бактерии под микроскопом.

По краям Паутины из буйной зелени выдавались блестящие серебристые опорные структуры. Редвинг при виде их вспомнил грандиозные колонны Чаши Небес, построенные из молекулярных листов и способные выдержать чудовищную нагрузку. Кем бы ни были эти глорианцы, а инженерное мастерство их столь же невероятно.

– Капитан, – проговорила Бет, – поверх атмосферы еще один тонкий слой. Очень тонкая пленка. Автоматика и артилекты считают, там сперва озон, потом обогащенный кислородом воздух с обилием азота.

– Гм. Озон?

Архилект корабля, заслышав вопросительный тон Редвинга, обратился напрямую к собравшимся на мостике:

– Озоновый слой Земли, если бы его удалось сжать до атмосферного давления, не превосходил бы толщиной нескольких миллиметров.

Говорил архилект теплым, участливым голосом: Редвинг настроил его тон так, чтобы слова ИИ действовали успокаивающе. Клифф прозвал программу Мамочкой, возражений по этому поводу не возникло: уж больно выражен был акцент хозяюшки с Атлантического побережья.

Бет кивнула.

– Это затем, чтобы ультрафиолет экранировался немедленно, первой же газовой прослойкой, отделяющей воздух Паутины от космоса. Чистая работенка.

Но магнитные поля – не просто резиновые ленты. Они сейчас вцепились в «Искательницу солнц». Желтые линии на экранах притягивали и тормозили корабль, волокли его к верхним атмосферным слоям Паутины. Не пора ли выключить ионоточный двигатель? Он ведь мешает работе магнитных полей Паутины, и наоборот. Редвинг понял, что пора брать быка за рога, – и сделал это. Чувствуя на себе взгляды команды, он отдал соответствующий приказ артилектам: уменьшить интенсивность термоядерной реакции до уровня, обеспечивающего лишь бортовое энергоснабжение. Пинчевые поля, вытягивавшие плазменную пику и подгонявшие ее в стремительном межзвездном полете, ослабели… успокоились… погасли.

Редвинга точно в живот ударили. Он вспомнил первую свою машину-любимицу, красотку с водородным двигателем: этот корабль также питается острой смесью изотопов с преобладанием водорода. Когда машина испустила дух, Редвинг уже готовился к космическому полету и понимал, что времени насладиться поездками на новой у него не будет. Ощущение возникло удивительно похожее. Он рассчитывал теперь лично ступить на поверхность нового мира. В Чашу он не спускался ни разу, но Паутина мало отличается: такой же исполинский конструкт, построенный для нужд живых существ. Он и представить себе не мог, что в масштабах Галактики планеты покажутся чем-то старомодным.

Ритмичное подрагивание палубы под ногами унялось. Редвинг прислушался к быстрым переговорам артилектов. Те оживленно болтали с глорианскими искусственными разумами, улаживали текущие проблемы стыковки «Искательницы». Проскочив через места, пострадавшие от неизбежных трудностей перевода, Редвинг сосредоточился на физике. Магнитные щупальца переплелись с полями самой «Искательницы», как сплетаются пальцы протянутых навстречу рук в тесном рукопожатии, хотя ни одна частица твердого вещества не соприкоснулась с другой.

Редвинг затормозил корабль почти до неподвижности; они приближались к уширенной части Паутины. «Искательнице» приходилось маневрировать: Паутина в этом месте вращалась со скоростью около двух километров в секунду. Выступающий Бугор – по всей видимости, столь важный, что Редвингу казался заслуживающим упоминания с большой буквы, – был шире остальной Паутины на тысячи километров. На то имелись очевидные биосферные соображения. Здесь, во внешних областях Паутины, вдалеке от сияющих полумесяцев Глории и Чести, гравитация вдоль Бугра падала почти до нуля. Межпланетный транспорт причаливал тут и разгружался, пользуясь тривиальным гравитационным градиентом. Как ни чужды глорианские умы, а простыми преимуществами законов природы пользуются без колебаний.

Бугор замаячил впереди: огромный лабиринт лесов и вод. Низкогравитационные леса чередовались с пузырчатыми голубыми морями, пропуская солнечное сияние внутрь. А вот показались гибкие платформы величиной с материки: пустынного вида, собранные стопками слева и справа от центральной области, воздух и свет проникали через прослойки. Изящные блистающие колонны, то паутинно-тонкие, то утолщенные, скрепляли все эти конструкции воедино. Воздушные арабески, право слово. Глазам землян представали всё новые штабеля равнин, соединенные серебристыми тросами, кое-где поросшие размыто-бархатистыми мхами.

Магнитные когти крепко зацепили корабль. Команда присматривалась к изменчивым контурам поля. Атмосферные пленки тоже зашевелились. Выпятились, точно в робком поцелуе.

Настал момент, венчающий десятилетия межзвездных странствий, годы в Чаше, сложности подготовки новой экспедиции оттуда на Глорию, к которой во мраке следовала смутной угрозой сама Чаша. Ледоразумы, навитые по внешней стороне Чаши, передавали расплывчатые сообщения о Глории, но четко разъяснять ситуацию избегали. Уклонялись и от ответа на вопрос, посещала ли когда-нибудь Чаша эти места. Это раздражало.

Команда на мостике выстроилась плечо к плечу, в безмолвном благоговении взирая на экраны. Редвинг позволял им наслаждаться этим моментом. У него самого работы хватало.

Он медленно, не привлекая внимания, опустил на голову гарнитуру с шумоподавлением. И нашептал артилектам последовательность команд, которая хранилась исключительно в его мыслях. Информацию, которая нигде не записана, нельзя взломать. Даже самим артилектам. Он это усвоил в ранних полетах через облако Оорта два века назад. Старые добрые методы всё еще оправдывали себя.

Он обращался напрямую к низкоуровневым структурам артилектова подсознания. Это обеспечивало немедленное выполнение команд: машинный эквивалент безусловного рефлекса, как при ударе молоточка по колену. Механизмы полного контроля людей над артилектами встраивались со времен принятия Алгоритмического закона Дойча – Тьюринга много столетий назад. Редвингу нужна была самая свежая оценка возможностей глорианцев.

Команда, наученная земным опытом, полагала, что общение с глорианцами окажется похоже на ранние разговоры с ИИ, впоследствии прогрессировавшими до уровня артилектов. Так оно и было.

Алгоритмы артилектоперевода, дополнительно усовершенствованные множеством обновлений с Земли, превосходили способности любого человека. Выжимка смыслов осуществлялась не из детализированной информации, а из миллиардов «документов», которые артилектам охотно предоставляли для чтения глорианцы. Базовая научная информация, прочие культурные материалы. Артилекты никогда не уставали просеивать глорианские символы и картинки. Артилектосеть обучалась так же, как делала это земная сеть века назад, когда опознавала кошек и собак после просмотра миллионов картинок. В конце концов артилекты самостоятельно, не опираясь на программные инструкции, расшифровывали синтаксис глорианских языков.

– Удалось ли улучшить общение с глорианцами? – спросил Редвинг.

С артилектами можно было сразу переходить к делу, не тратя время на светскую болтовню.

– Следует допустить, что по крайней мере несколько наших фраз вызвали у них языкание заплетыков. Глорианские наречия многослойны, смысл их проступает не сразу. Напоминаем вам, капитан, что ваш англишский в конечном счете восходит к попыткам норманнских солдат очаровать англосаксонских хостес. Глорианская узлоречь не столько развертывается, сколько расшнуровывается, спирализуется с постепенным нарастанием сложности на каждом витке.

Артилект повысил голос, имитируя эмоции. У него хорошо получалось подделываться под человека.

– А получится ли вообще наладить устное общение?

– Вероятно. Метаязык оснащен сногсшибательно богатым комплектом суффиксов и префиксов. В целом грамматика чрезвычайно сложна, но не настолько, чтобы мы, артилекты, не справились.

– Гм. Например?

– Во время ранних сеансов связи, когда возникали трудности перевода, глорианцы даже обменивались определениями. Наподобие: Жизнь – антиэнтропийная организация химических или электромеханических систем, которая, будучи предоставлена самой себе, имеет тенденцию к метастазированию с умножением численности и разнообразия. Это верное определение, но для нас недостаточное.

– Для вас?

– Мы полагаем, что высокоуровневая ментальность сама по себе служит свидетельством жизненной активности. Химия в данном случае не принципиальна.

– Гм. А дайте-ка послушать глорианскую речь.

Пулеметно-стремительный трескучий шум.

Редвинг про себя обозвал эту речь брандашмыжной.

– Глорианцы переслали этот комментарий вместе с изображениями важных религиозных фигур, а именно: Будды, Иисуса и святых эпохи Возрождения.

– Зачем?

Артилекты продемонстрировали Редвингу видеопоток через гарнитуру. Фигуры двигались, махали руками, танцевали.

– Эти изображения поступали из многих мест Паутины. Массив фазированных сигналов высокой четкости. Кроме того, приняты изображения планет.

– Их передача раздроблена, распределена по массиву? Почему?

– Вероятно, потому, что нас желает приветствовать вся цивилизация? Они выбрали изображения, резонирующие, по их мнению, с привычными человеку жестовизуальными действиями: догадка глорианцев подтвердилась.

– А что это была за… тарахтелка?

Старший артилект отвечал высоким тенором и слегка наставительно:

– В основном свистящие фрикативные согласные. Вы, люди, производите аналогичные звуки посредством направления воздушной струи языком в сторону края зубов. Фрикативные согласные возникают при продавливании воздушного потока через небольшое щелевидное отверстие в ротовой полости.

– Вы можете общаться с ними посредством звуков?

– Мы пытаемся. Глорианцы тоже учатся. Они запросили самую короткую фразу, какая бы содержала все буквы англишского языка. Наилучший найденный нами вариант в обратном переводе дает «Зефиры неподдельно озадачили туповатую курицу-попрыгушку». Пожалуй, это своеобразное достижение.

– А что они о себе рассказали?

– Немногое. Мы отослали им подробный курс человеческой истории, не опуская никаких деталей. Они ответили: На протяжении последних эр нашего вида возникло семнадцать империй. Они начали строительство Арки. До них нам дела нет. Их больше не существует. Всё проходит, пока не оставляет след. Это необычная позиция. Но, впрочем, люди известны своим пристрастием к хронологии. Даже песни земных китов сохраняются в популяции максимум на несколько поколений.

– Нас внутри кто-нибудь встретит?

– Нам ответили, что встречающие готовятся. Вероятно, да.

Клифф тронул Редвинга за плечо, капитан сбросил гарнитуру и вопросительно посмотрел на него.

– Гремучая змея? – произнес Клифф. – Или кобра?

– Э?

– Простите, сэр. Это старая история. Помните тренировки ситуаций Первого Контакта на равнинах Центральной Азии? Сценарий «Гремучая змея»: бей первым как можно быстрее. Сценарий «Кобра»: приникни к земле, затихарись, просканируй местность, никаких переговоров или ЭМ-траффика. Докладывай только по лазеру.

Да, на Земле они проделали много изнурительных тренировок: имитация высадки в болоте, лесу, ледяной пустыне, скалистых горах – ведь никто не знал, как в действительности выглядит Глория. Сейчас эти тренировки должны оправдать себя, но Паутину невозможно просчитать до конца: это подлинно чуждая биосфера.

– Скорее «Кобра». Но я бы советовал выбросить из головы всякие мысли о… – Редвинг развернулся к экипажу на мостике и повысил голос: – Сражении. Никакого насилия. Мы разморозили лейтенанта Кэмпбелла и берем его с собой, но это скорее мера предосторожности, которая предписана Землей.

Клифф собирался было продемонстрировать скепсис, но тут влез Эшли:

– Я читал, что при первой высадке в Чашу одна ваша группа попала в плен.

Клифф смерил его взглядом.

– Мы вооружимся.

– Никаких агрессивных телодвижений, – рявкнул Редвинг, – понятно?

– Даже если нас попробуют захватить? – спросил Эшли недоверчиво.

– Даже в этом случае. Бет с Клиффом и остальными, у кого есть опыт высадки в Чашу, пойдут первыми. Вы следом.

Эшли демонстративно поиграл бровями, потом сказал:

– Да, сэр, безусловно, я выполню ваш приказ.

Его тон полностью обессмыслил это уважительное «сэр».

– Приготовиться к посадке, – Редвинг помедлил. – Точнее, к спариванию.

11. Сделайте меня умнее

Эбби Гоулда[14] вывели из анабиоза недавно, однако ему это не мешало. Хирург ранее бодрствовал, когда «Искательница солнц» исследовала Чашу. Он помнил, как выглядели паучары на видео с камеры Бет Марбл: диковинные и устрашающие. Помнил стычки с птицами, которые оказались пернатыми потомками динозавров. Когда девяносто лет спустя его разморозили, присутствие Анорака сперва испугало Эбби, затем повергло в восторг.

Бугристая башка и модифицированная пасть существа, очевидно, работа генетических кудесников Птиценарода. Какие же у них технологии! Эбби размышлял, сумело бы это существо дать приплод.

Интерес не был чисто академическим. На борту хранились и другие генно-модифицированные паучары в форме яиц.

Анорак лежал на операционном столе, сложив лапы. Круглая туша умещалась с трудом.

– Почему мои лапы в этих фиксаторах? – спросил паук. – Я не могу двигаться.

– Мы не знаем, как ты себя поведешь, когда всё закончится, – объяснил Эбби.

– Я не причиню вам вреда, – пообещало существо. – Вы мне будете мозг вскрывать?

– Я тебя вообще не буду резать. Это… – Эбби погладил серебристый индукционный прибор, имевший приблизительно дисковидные очертания. Устройство людям передали в Чаше. Оно должно поместиться за крупными челюстями Анорака, покрыв его расширенный мозг. Как его обозвать? – Эта штука, думаю, работает по принципу электромагнитной индукции. Ты узнаешь больше, когда она закончит записывать тебе в мозг воспоминания Бемора. Но мы не знаем, что в точности ты тогда предпримешь. Вдруг начнешь метаться и себе навредишь?

– Но я же стану умнее.

– Да. – У Эбби были свои сомнения.

– Тогда выполняйте.

Анорак смотрел старые развлекательные передачи. Казалось, здоровенному чужаку этот способ усвоения людского социального этикета дается легче всего.

Эбби кивнул. Устроил прибор на панцире Анорака и закрепил его биосовместимыми скобками. Анорак дернулся, лапы его задрожали. Пауку и Эбби едва хватало места в операционной; налапники прикрепили к стене резиновым клеем.

Заглянул капитан. Эбби обратился в слух.

– Приветствую вас, капитан Редвинг, – проговорил Анорак.

– Я заглянул посмотреть, всё ли у вас в порядке, – сказал Редвинг. – Доктор Гоулд?

– Отлично. Мы готовы начинать.

Редвинг аккуратно коснулся паучьей лапы.

– Тогда вперед. Анорак, мы с тобой потом поговорим.

Бет наблюдала за Эшли Трастом, красивым самой что ни на есть банальной мужской красотой. На Земле ему бы это помогло, но с Бет он шансов не имел. Она предпочитала грубовато-потрепанный стиль Клиффа. После рутинного подката отшить Траста оказалось тем проще.

Эшли привыкал к работе с бортовой аппаратурой, усовершенствованной артилектами и сильно улучшенной по сравнению с тем, какой была она в пору его земных тренировок. Он стоял, накинув гарнитуру внешнего вида, и следил за приближением Паутины. Одной из вспомогательных специальностей Траста была метеорология; тут эта новая игра наконец запустится.

Он ощутил на себе взгляд Бет, но, похоже, не просек, что за его успехами попросил проследить Редвинг.

Сделав туманный жест рукой, Эшли проговорил:

– А знаешь, топографические особенности часто так и притягивают к себе облака. Видишь – вон те разнообразные облачные слои на переднем плане? Каждая зона со своей текстурой, погодой и составом облаков. Более темные участки соответствуют пропастям между облачными массами. Мы смотрим на стопку огромных платформ радиально, а локальная гравитация перпендикулярна направлению нашего движения – сбоку. Вау!

– Никто себе и представить такого не мог, – дипломатично отметила Бет.

– Как и той Чаши, которую вы посетили.

– Ага, там тоже было полное безумие.

Эшли показал пальцем:

– Видишь? Их солнечный свет как бы поворачивается в небе, следуя орбитальному периоду – несколько больше семи наших дней. Единственный промежуток настоящей ночи наступает, когда вся Паутина погружается в тень. Итак, то, что нам известно о планетах – в смысле тепловые градиенты между океанами и континентами, всё такое, – здесь неприменимо. Среда достаточно стабильна, и только гравитация изменяется по всей длине Паутины. Различия, однако, значительны. Здесь ветра не прерываются горными грядами, потому что воздушный поток способен попросту обтекать платформу, на которой воздвигнуты невысокие горы.

– А как насчет бурь? – Бет раздумывала, возможно ли предсказать непогоду в полевых условиях.

– О, на Земле джеты – своего рода ясли ураганных воронок. Здесь… не знаю.

Она посмотрела сверху вниз на облачные структуры величиной с континенты. В той области Паутины, куда они причалили, на Бугре, гравитация была минимальна: водяные пузыри размером с океаны поблескивали в солнечном свете. Всё это скрепляла сеть серебристых тросов и растяжек, напоминавших сухожилия. Словно змея, перебросившая между мирами свое тело. В каком-то смысле место это было еще удивительней Чаши Небес.

Эшли постарался как можно быстрее взяться за подготовленный артилектами курс. Он скучал по обилию информации, обыденному для доанабиозных времен. Как ему не хватало легкодоступной компьютерной сети, возможности быстро выяснить, где, кто, что, когда и зачем! Хотя он уже полностью оттаял, физических перемен тело не претерпело, и выглядел Эшли совершенно прежним, самочувствие его полностью изменилось. Он испытывал странное чувство свободы, задавая людям вопросы. Входящие потоки информации пересохли, он не знал в точности, сколько сейчас времени и где он находится. Примитивная жизнь.

Это также значило, что он вынужден будет полагаться на органическую память в мелочах вроде имен других людей. О, как несовершенна человеческая память без ассистентов! Он и позабыл, каково это – быть Первозданным Человеком.

Приходилось подключаться к тренировочному коммлинку, чувствуя себя голым и уязвимым.

– Вот по-о-о-тому-то-о-о вы все-э-э-э, нов`чки, не успеваете жир нагулять, – пошутила женщина по имени Джилган, растягивая «о» и проглатывая «и», точно оборачивала губы вокруг слов.

Она сообщила, что сама «с Юга». Ее акцент Эшли ни о чем не говорил.

Он вынужден был повторять фразы, чтобы артилекты выучили его голос и затем использовали оверлей при переговорах команды при экспедиции в Паутину. Или общении с глорианцами, когда те покажутся.

Акценты в многовековой экспедиции оказались нешуточной проблемой – они менялись, сдвигались, значения путались, как обычно в беглой речи людей. На Земле выработалось что-то вроде базовой нормы произношения, которая от зубов должна была отскакивать: в обществе, распространившемся по всей Солнечной системе, без такой не обойтись. Она сгладила акцентуальные различия. Но Эшли втайне порадовался, обнаружив, что «э-э-э», самое обычное междометие, которое люди машинально вставляли между фразами, давая себе время подумать над ответом, в человеческом звуковом ландшафте по-прежнему присутствует. Натаскав артилекты на его употребление, он слегка приободрился.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Супруга Грегори Бенфорда. (Здесь и далее примечания переводчика.)

2

 Название земной суши и иногда Земли как мира людей в целом в индуистской космологии.

3

 В Корабле-звезде Бет и ее муж Клифф изъявляют желание остаться в Чаше Небес, а не лететь на Глорию. Возможно, здесь авторская или редакторская оплошность.

4

 Зд.: мусор (франц.).

5

 В оригинале – «детектор»; исправлено по смыслу.

6

 Совершенно неясно, почему в таком случае людей повергло в растерянность присутствие диафанов на звезде Чаши в Корабле-звезде: рассуждая логически, они имели бы все основания полагать, что Струя Чаши управляется аналогичными формами плазменной жизни, см. также повесть А если звезды – это боги? за соавторством Грегори Бенфорда со сходным мотивом разумных плазменных структур на Солнце. Возможно, здесь авторская или редакторская оплошность.

7

 У авторов «двести километров», что является явной ошибкой и исправлено по смыслу.

8

 Так у авторов. Не вполне ясно, шутка это (в традициях «красной угрозы», культивируемой в США) или же Редвинг намекает на какую-то реставрацию Советского Союза/коммунистической идеологии на территории России и сопредельных стран.

9

 Вообще говоря, термоядерник с таранной ловушкой Буссарда, работая на протонно-борной реакции, разогнаться до такого темпа не может – его предельная теоретическая скорость ограничена приблизительно 0.04 скорости света Однако можно предположить, что усовершенствованная диафанами конструкция это позволяет.

10

 Различные оценки четвертой космической скорости в близких окрестностях Солнечной системы дают 490–590 км/с (около 0.002 скорости света), то есть в шесть-семь раз выше, чем получается у авторов (около 0.00026 скорости света).

11

 Здесь расхождение с сюжетом Корабля-звезды, где нижецитируемое послание слышит Тананарив Бэйли. Впрочем, не исключено, что и Бет на «Искательнице» также могла его принять.

12

 Здесь расхождение с сюжетом Корабля-звезды, где эти слова приписаны Ледоразумам.

13

 Отсылка к реплике Горацио из «Гамлета» (акт V, сцена 2, пер. Н. П. Россова).

14

 Здесь и далее везде употребляется имя Эбби, хотя в первых двух книгах цикла и списке персонажей настоящего романа его зовут Терри. Причина расхождения неясна, возможно, ее следует отнести на счет авторской или редакторской ошибки.