Сарматские хроники. Бежать нельзя остаться

Зато выживут остальные. Стая не возвращается за поверженным волком, даже если это вожак. Радомир поступит правильно, а остальные его поддержат – они тоже слышали слова вожака. Богдан выведет драккар из затона, близ пустоши они подберут остальных и уплывут подальше от этих мест, туда, где у оставшейся горстки сарматов будет возможность начать жизнь заново…

Единственное, о чём Майпранг жалел сейчас, так это о том, что море так и останется его мечтой. Когда Аглая предложила идею морского перехода, он сначала не поверил своим ушам. Бред, полный бред!… Но не об этом ли он втайне мечтал, когда приходил украдкой на берег и смотрел на уходящие к горизонту серебристые волны, он – кочевник, потомок древних воинов-волков… Вот о чём он будет думать в оставшиеся часы и минуты своей короткой жизни – о море, об ослепительном солнце, о драккаре с волчьей (кто бы сомневался!) головой и…

…Нет! Мысли о ней он гнал подальше – они заставляли грустить, а это было ему сейчас ни к чему. Но Аглая опять сделала по-своему: бочком-бочком она проникла в его разум, прочно уселась там и уставилась на него серо-зелёными круглыми глазищами. Тут же накатили непрошенные образы и ощущения, которые именно теперь он хотел забыть и отсечь. Её губы под его губами, её тело, запах, её ласковые пальцы на его плечах, повторяющие бесконечные изгибы татуировок, улыбка, насмешливые слова… Она перевернула всю его жизнь, все, казавшиеся такими незыблемыми, устои, и вырвала его душу из плена мрака и отчаяния… И он готов был пойти на любые пытки, лишь бы дать ей возможность спастись, жить…

…У них могли бы родиться волчата… Майпранг печально улыбнулся – почему-то эта забавная мысль пришла в голову именно сейчас, раньше он об этом даже не задумывался…

…Ну, да ничего! Аглая будет жить. Возможно, ей даже удастся вернуться домой, в её загадочные далёкие земли. И быть может, некоторое время будет вспоминать его – волка, вожака. Видел же он у неё на шее кожаный шнурочек с маленькой фигуркой барса – значит, действительно ждала, думала о нём. А теперь пусть уходит…

…Майпранг немного поменял позу и постарался расслабиться, насколько позволяли кандалы. Силы ему ещё потребуются! Как давно он здесь, сколько времени прошло? Пара часов? Вряд ли намного больше – так надолго князь его в покое не оставит…

Точно! Несколько раз лязгнул замок, и дверь отворилась, разнеся по подземелью гулкое эхо. В подвал вошли трое, но князя среди них не было. Света стало больше – принесли ещё один факел.

– Вот он, волчара! Попался! Говорят, вожак ихний…

– Да какой вожак? Мелковат! Вожак – волк матёрый, а этот – мальчишка…

– Не говори! Видел бы ты, сколько этот мальчишка наших завалил да покалечил, пока скрутили его… У, вражина!…

– А что, ребята, не позабавиться ли нам с ним? А, волк? Придёмся мы тебе по нраву?…

Майпранг поднял на пришедших жёлтые глаза, казавшиеся в полумраке почти белыми, и смачно сплюнул сквозь зубы.

– Вот погань! Ну, сейчас я тебя приголублю!…

Один из мужиков шагнул к сармату и, размахнувшись, ударил его кулаком под дых. Дыхание немедленно перехватило, и Майпранг судорожно схватил губами побольше затхлого воздуха.

– Понравилось? Ну, так я добавлю!…

– Оставь его, Пров! Князь ждёт. Потом покуражишься…

Тот, кого назвали Провом, всё-таки подарил сармату ещё один удар, попав по сломанным рёбрам. Майпранг заскрипел зубами от боли и крепко зажмурился, прогоняя тёмные круги, плясавшие перед глазами…

– Обдай-ка его водой, пусть немного очухается – не волоком же тащить…

Ледяная вода из ведра окатила голову и плечи, смывая кровь и грязь, и Майпранг успел поймать губами несколько влажных капель…

Его тем временем отцепили от стены, однако кандалы не сняли, и повели прочь из подземелья, подгоняя увесистыми тычками в спину. Шёл он, почти не спотыкаясь – ноги целы, и это радовало, а затекшие руки он приведёт в порядок очень быстро – видимо, действительно пробыл прикованным недолго.

– Шагай-шагай, волк! Честь тебе оказана – князь на пир свой зовёт. Заждался гостя дорогого…

***

… – Ну, что, Алп-Хасан, доволен ли ты гостеприимством нашим? – князь, сидя на подушках за накрытым столом, предлагал гостю лучшие куски.

Пир шёл горой. Лилось рекой заморское вино и местное пиво, нескончаемым потоком несли слуги большие блюда с жареным мясом, рыбой и прочей снедью. Приближённые князя, поначалу настороженно косившиеся в сторону половецкой знати, сейчас уже расслабились, меняясь со степняками кубками и чуть ли не братаясь. Повсюду слышался звонкий женский смех – девиц сговорчивых князь повелел пригнать немало, чтобы отвлечь немного и своих, и половецких бойцов от многочисленных потерь в схватке всего с горсткой волков-воинов. Откуда-то сбоку слышалась незатейливая, но бодрая мелодия – музыканты старались вовсю…

– Я доволен буду, когда ты мне голову волчью подаришь! – сквозь зубы процедил половецкий хан, прихлёбывая из золотого кубка.

– Подарю! Да не простого волка голову, а вожака – того, кто нас за нос водил всё это время, над воинами твоими насмехался, да сарматов за собою вёл. Сын твой, Сурбар, от его клинка пал…

– Где этот выродок, князь??? Почему он жив до сих пор??? – хан отшвырнул кубок с недопитым вином.

– Не торопись, Алп-Хасан, голову снять всегда успеешь и с собой заберёшь. Недостоин волк лёгкой смерти, слишком долго над нами куражился…

– Где он???

– Здесь, неподалёку. Приведите зверя!…

Князь прихлебнул вина. Руки немного дрожали – сказывалось напряжение последних дней и лёгкое возбуждение сейчас, когда главный враг был в его власти. Как долго он ждал этого момента, как часто вспоминал жёлтые глаза и нахальную усмешку. Ловок волк, ох, ловок! Да не помогла его ловкость, повернулась наконец удача к князю лицом…

…Он самолично будет пытать молодого вожака, посмевшего бросить ему вызов, будет выжимать с его губ стоны и мольбы о пощаде, раздавит его, сотрёт его в порошок…

…Лязганье цепей возвестило о том, что пленник доставлен. Князь поднялся с места и подошёл почти вплотную, встретившись с немигающим жёлтым взглядом.

Вот он, вожак! Можно разглядеть поближе… Молод, очень молод! Гибкое тренированное тело, затянутое в кожаные доспехи, из-под которых вьются через шею к подбородку тёмные линии татуировок. Всё их тайные сарматские знаки! Копна спутанных тёмно-рыжих волос на голове, виски гладко выбриты – по-воински… Заметный ожог на левой щеке, который, впрочем, лишь чуть стягивает кожу… Жёлтые звериные завораживающие глаза…

…Князь тряхнул головой, сбрасывая наваждение.

…Сарматы! Загадочный магический народ, который он так и не смог ни подчинить, ни уничтожить. Пока… Сейчас воины-волки обезглавлены, и самое время добить стаю… С удивлением вдруг обратил внимание, что вожак тоже его рассматривал – с интересом, изучающе… А потом губы волка дрогнули и расплылись в той самой нахальной усмешке, что снилась князю по ночам и не давала покоя…

Размахнувшись, правитель наотмашь ударил его по лицу, а потом резко развернулся и направился к своему месту за столом.

– Приковать!!!…

Пленника отволокли к какому-то подобию дыбы неподалёку от княжеского стола и приковали его руки к перекладине. Майпранг сплюнул сгусток накопившейся во рту крови и огляделся. Несколько десятков пар глаз сейчас таращились на него, висела тишина – музыканты перестали играть. Сармат покачал головой и снова усмехнулся. Ну и обычаи у них! Интересно, пытать его тоже будут здесь, при всех, прямо во время пира??? И они ещё называют волков-воинов, его стаю, зверями…

Князь подал знак, и пир продолжился. Музыканты вновь заиграли весёлую мелодию, гости постепенно перестали озираться на прикованного сармата и продолжили трапезу. Возникшую было тишину разрезали пьяные возгласы и женский смех. Майпранг, однако, особой надежды не питал – помимо пьяных в стельку веселящихся гостей, вдоль стен зала он увидел немало стоявших настороже дружинников. Да и кипчаки, наверняка, околачивались где-то поблизости…

Какой-то шум и движение у открывшейся в палаты двери внезапно привлекли всеобщее внимание. Небольшая кутерьма и заминка, и вот прямо перед княжеским столом вперёд вытолкнули двоих. На миг у Майпранга потемнело в глазах, показалось, что рушатся потолок и стены, и сотни острых гвоздей впиваются в его тело…

В центре зала, на небольшом освещённом пятачке перед князем стояли Аглая с Оргой…

***

…Близ верфи у Богдана оказалась ещё парочка потайных мест, вполне пригодных для пристанища, пусть и временного. Они ютились в маленькой полуразрушенной мельнице, спрятавшейся в густых зарослях орешника. Где-то рядом журчал ручеёк.

…Уцелели все. Все, кроме Майпранга. Одного волка, правда, зацепила-таки степнячья стрела, но рана оказалась пустяковая. Чуть оказавшись внутри обветшалого строения, все, как подрубленные, повалились в мягкую солому, которой вдоль стен было предостаточно. Богдан провёл их узкой, одному ему известной тропой через маленькое, но опасное болотце. Сюда дружинники с кипчаками не сунутся, да и найдут их не сразу! Было время устроить короткую передышку и собраться с силами…

Радомир всё это время не выпускал Аглаю из рук. В тот момент, когда она рванула к толпе врагов, окруживших Майпранга, боярин в последний момент перехватил её и вытащил из этой мясорубки, закрывая собой от стрел. И вот сейчас она беспрерывно плакала, тихо всхлипывая и уткнувшись лицом в его широкую грудь.

Обнимая одной рукой вздрагивающие плечи девушки, воевода думал тяжёлую думу. Одна его часть рвалась прочь из уютного временного убежища, чтобы помочь Майпрангу вырваться из цепких лап князя – хотя бы попытаться. Другая же настойчиво зудела, что всё нужно оставить, как есть. В конце концов, Майпранг сам крикнул ему напоследок: «Уводи стаю!», а воля вожака – закон, тем более – последняя воля… И вот эта дурацкая «другая» часть медленно, но верно одерживала верх…

…Радомир прекрасно понимал, почему это происходит. Где-то в глубине души он был даже немного рад, что всё так случилось, и эта радость его угнетала. Если не будет Майпранга, то появится призрачная надежда завоевать Аглаю. Девушка, меж тем, перестала всхлипывать и, похоже, задремала, прикорнув на его груди. Не в силах с собой совладать, боярин обнял её чуть крепче, прижав к себе, и прикоснулся губами к рыжеватым волосам на макушке…

…Мимолётом в памяти возник образ Чеславы, и Радомиру стало ещё горше. Если бы боярыня не рыдала бесконечно последнее время, обвиняя его во всех бедах, не требовала возвращения домой, забывая о том, что у опального супруга и дома-то теперь нет, не гнала его прочь, отказывая в женской нежности и ласке, быть может, он и не мучился бы сейчас сомнениями. Радомир даже рад был этому небольшому походу, чтобы разлучиться ненадолго с женой и на досуге поразмыслить, как вновь наладить отношения и убедить её сменить гнев на милость. Вот – поразмыслил!…

…Очнувшись от полузабытья, Аглая медленно подняла голову с его груди. В голове было пусто, а внутри поселилось давяще-жгучее чувство тоски и горя. В стоящей вокруг тишине вдруг гневно и отчётливо прозвучал её голос:

– Мы что, так и будем здесь прохлаждаться??? …

***

…Их схватили практически сразу, стоило подойти ближе к княжеским палатам. Отправляясь «на разведку», Аглая не учла то, что, принимая во внимание способность сарматов к весьма успешному маскараду, князь приказал ловить всех незнакомцев без разбора и немедленно доставлять прямо к нему в любое время дня и ночи.

Радомир, конечно, пытался её удержать, ссылаясь на последнюю волю Майпранга. Сарматские же воины напряжённо молчали – стая не возвращается за поверженным волком… Как бы не так! Аглая заявила, что в таком случае пойдёт одна. Хотя бы на разведку… А Орга увязалась за ней – две женщины вызывают меньше подозрений, чем одна…

…И вот сейчас эти две женщины стояли прямо перед князем, и шансы, что они выкрутятся, были ничтожны. Остальная команда даже не в курсе, что их поймали. Мужчины их небольшого отряда были слишком приметны, а потому сейчас в условленном месте дожидались от них вестей…

…Аглая заметила его не сразу. Поначалу всё её внимание было приковано к князю – не каждый день прямо перед тобой восседает правитель местных земель. Впрочем, мысленно она примерно так его себе и представляла – солидный по здешним меркам возраст, высокий рост, плотное телосложение, окладистая борода с заметной сединой, внимательный взгляд из-под густых бровей, чуть надменная манера держаться… Разве что наяву князь выглядел ещё более внушительно. Она беззастенчиво разглядывала его пару минут, а потом… Нет, не увидела – почуяла те сотни мурашек-иголок, впивающихся в кожу под другим взглядом. И перевела глаза чуть в сторону.

И поняла, что умирает, здесь и сейчас…

– Кто такие? Откуда? – суровый голос заставил её вздрогнуть, и она чуть устояла на внезапно ставших ватными ногах.

Князь выжидающе смотрел на них. Эта девица, стоявшая ближе, почему-то привлекла его внимание. Насторожил её взгляд – дерзкий, оценивающий… нездешний. Она совершенно не боялась его, а потом вдруг мгновенно поменялась в лице, и глаза из дерзких стали несчастными и потерянными…

…Что отвечать??? За служанок они теперь вряд ли сойдут – уже понятно, что чужие. Пауза затянулась. Больше всего Аглая опасалась, что кому-нибудь, особо внимательному, приспичит разглядывать Оргу с её тёмными глазами и точёным сарматским профилем – тогда пиши пропало! Поэтому она, собрав волю в кулак, решила основное внимание отвлечь на себя:

– Мы странствующие певуньи-плясуньи. Ходим по городищам да весям, пирам да праздникам. Вот, пир у тебя, княже, – мы и пришли!

– Я-то думал, что скоморошье дело мужское, а девки да бабы по домам сидят – хозяйство ведут, – князь недоверчиво поднял правую бровь.

– А мы из дальних мест, княже! Настолько дальних, что отсюда не видно. Там у нас всё по-другому…

Майпранг, услышав знакомую фразу, против воли улыбнулся. Море, берег, её рука, впервые прикоснувшаяся к его волосам… Зачем она пришла? Почему не ушла вместе с остальными???… Майпранг не желал, чтобы она видела его таким… Но ещё меньше он хотел, чтобы его убивали на её глазах!…

– Певуньи-плясуньи, говоришь? – князь усмехнулся. – Ну что ж, покажите своё умение, раз пришли. Потешите меня и гостей моих – награжу!…

…Отчаяние накрывало с головой и не давало дышать. В груди стоял комок, а из глаз вот-вот готовы были брызнуть слёзы… Какие песни? О чём они вообще здесь поют???… Как назло, из головы вылетели все народные мелодии, которые мало-мальски подходили к случаю, да и не знала она их особо…

– Ну? Что оцепенела?…

Она старалась не смотреть в сторону прикованного Майпранга. Страх и безысходность в какой-то момент зашкалили, окончательно задвинув куда-то глубоко осторожность и здравый смысл…

– Едем-едем в соседнее село на дискотеку-у12… , – душевно затянула Аглая в наступившей тишине – ничего разумнее и «народнее» в тот момент в голову просто не пришло…

…Пропев первые несколько строк а капелла, она уже была готова к оглушительному провалу, но растерявшиеся было поначалу музыканты вдруг вполне сносно подхватили простую мелодию, и дальше дело пошло веселее.

– Едем-едем, со двора угнав папину «Победу-у»… , – поворачиваясь в такт песне, Аглая с изумлением увидела, как Орга сзади добросовестно изображает подтанцовку: умница – сразу сообразила, что к чему, и подыграла!

Песня, меж тем, подходила к концу. По сути Аглая знала только навязчивый припев – его и повторяла бесконечно, чтобы потянуть время. Вряд ли кто-то на пиру понимал слова, но необычная мелодия пришлась кстати. Кое-кто из пьяных гостей даже начал пританцовывать.

– Ну, угодили, угодили! – князь, казалось, тоже был доволен…

…Но одни глаза продолжали смотреть на неё зло и недоверчиво. Алп-Хасан, секунду помедлив, вдруг резко встал со своего места и направился к прикованному сармату.

– Как твоё имя, волк? – мягко, даже ласково спросил хан.

Вожак молчал, не отводя жёлтого взгляда исподлобья от тёмных раскосых глаз половца.

– Назови своё имя! – уже более настойчиво повторил Алп-Хасан.

– Его имя Майпранг! Так его называли, – выступил вперёд Борислав. – Я был там, я слышал.

– Пранг… На древнем языке «барс» означает… Верно ли воевода княжеский молвит? – вновь обратился хан к сармату, потом сгрёб того за волосы и оттянул его голову назад, заставляя смотреть себе в глаза. – Отвечай!!!

Майпранг зло усмехнулся и смачно плюнул прямо в лицо половцу. Алп-Хасан замер на мгновение, а потом резко и сильно ударил воина в живот.

– Мы тогда у других спросим, – загадочно улыбаясь, хан подошёл к Аглае. – Ну-ка, девица, поведай нам – знаешь ли волка этого?

– Я вообще волков не знаю, только людей, – буркнула Аглая, лихорадочно пытаясь сообразить, где подвох.

– Точно ли? – хитрая улыбка ей очень не понравилась.

– Ты, Алп-Хасан, что сказать хочешь? – нахмурился князь.

– Я? Я историю поведаю, – продолжая безмятежно улыбаться, произнёс половец. – Известны ли тебе, княже, обычаи сарматские? Что воины-сарматы себя звериными именами величают, а потом фигурки тех зверей из дерева вырезают, да при себе носят. А иногда фигурки те носят пары их – побратимы да супружницы…

С этими словами Алп-Хасан бесцеремонно рванул воротник Аглаи и вытащил кожаный шнурок, на котором болтался маленький деревянный зверёк.

– Гляди-ка, и тут барс! – хан торжествующе рванул шнурок с шеи девушки и ткнул в неё пальцем. – То волчица вожака пред тобой, князь! …

Глава 12

… – Да, девица! Вот теперь и правда угодила! – князь, не веря в такую удачу, стоял рядом с Аглаей, пристально глядя ей в лицо.

Девушка глаз не отводила – смысл? Играть в гляделки она умела – часто тренировалась на работе в той, прежней жизни, и обычно побеждала… Сейчас победой и не пахло! Все пути спасения были отрезаны, и Аглая вяло размышляла, кого из них убьют сначала – её или Майпранга…

Князь ухватил её за руку повыше локтя и подтащил прямо к дыбе.

– Что? Не знаешь волка этого? Никогда не встречались???…

Серо-зелёные глаза встретились с янтарными.

«Зачем? Зачем ты пришла???»

«Прости! Я не смогла оставить тебя…»

«Отрекись от меня! Спасай себя!»

«Ни за что!»

«Уходи!»

«Я люблю тебя!»…

– Что молчишь, красавица? Ты, я смотрю, вовсе не волчьего роду будешь. В бога распятого веруешь… , – князь взял Аглаю за подбородок, ещё раз пристально взглянув в глаза, и кивнул на серебряный крестик, видневшийся в разорванном вороте её рубахи.

– Жизнь наша, княже, не на роду написана, судьбу мы сами выбираем. А боги ко мне благоволят – и свои, и чужие, – спокойно ответила Аглая и усмехнулась, совсем как Майпранг. Ну, почти…

– Что ж, посмотрим, какие боги тебе на сей раз помогут! – сузив глаза, князь оттолкнул от себя девушку.

– Погоди-ка, княже! Есть мыслишка одна… , – Алп-Хасан со своей хитровато-загадочной улыбкой, встав из-за стола, направился к ним.

Его Аглая опасалась намного больше. Что на уме у князя – более-менее было понятно, а кипчак, ослеплённый к тому же бесславной потерей обоих сыновей, мог придумать что-нибудь поизощрённее…

– Я вот что, княже, думаю: хорошие дары ты мне преподнёс, щедрые, – начал хан. – Решил и я в долгу не остаться, преподнести тебе подарочек. Молва идёт, что волк этот в ближнем бою искусен непомерно, равных себе не знает. Так давай проверим – так ли это, или лгут люди зачем-то… Ставлю против него десяток своих лучших воинов – пусть праздник наш поединком славным украсят!

Князь усмехнулся:

– Что скажешь, волк? Готов ты нас умением своим ратным потешить да удивить? Тебе всё одно умирать, а волчицу твою я, быть может, и помилую, если десяток кипчаков уложишь и победителем выйдешь!

Но сползла усмешка с лица князя, и противный холодок пробежал меж лопаток, когда на последних его словах сузились зрачки и почти белыми стали глаза вожака, смотрящие на него…

Хан, меж тем, вновь повернувшись к сармату, приобнял за плечи Аглаю и приставил к её груди небольшой тонкий кинжал, богато украшенный самоцветами:

– А волчица твоя, вожак, с нами за столом посидит, да на искусство твоё полюбуется…

***

…В центре княжеских палат освободили достаточно приличную площадку для предстоящего зрелища, отодвинув к стенам столы и лавки вместе с подвыпившими гостями. Принесли побольше факелов, и зал осветился ярким светом. Получившаяся своеобразная арена оказалась аккурат напротив возвышения, где под навесом стоял княжеский стол, за которым восседали князь, Алп-Хасан, а теперь, волей-неволей, и Аглая.

Девушка сидела на атласных подушках, судорожно сжав кулаки и глядя блестящими сухими глазами на степняков, бряцающих оружием в освещённом факелами круге. Десять здоровых, хорошо обученных, жестоких и опытных бойцов во всеоружии – против порядком измученного волчьего вожака, которому, разумеется, не дали даже кухонного ножа…

…И всё же они боялись – его, избитого, с затёкшими после дыбы руками. Когда Майпранг, потирая запястья после кандалов, вступил в круг, бывалые половецкие воины аккуратно сгрудились на почтительном расстоянии. Сармат дружелюбно им улыбнулся, потом с усилием поднял руки и убрал спутавшиеся тёмно-рыжие волосы с бритых висков на макушку и затылок, скрутив их в «хвост». Подойдя вплотную к княжеской «ложе», он смерил правителя взглядом, взял со стола кубок с вином и с наслаждением утолил жажду.

Аглая оцепенела. «Тебе всё одно умирать», – звучали в ушах слова князя, и теперь безысходность и отчаяние вновь накрывали с головой. Даже в поединке с Катиаром был призрачный шанс, а сейчас… А сейчас Аглая отчётливо понимала, что как только Майпранг будет повержен, в следующую секунду она сама воткнёт себе в грудь кинжал Алп-Хасана…

Волк сверкнул глазами в сторону насторожившихся половцев и вновь ступил в круг. Вокруг стояла тишина: музыка давно смолкла, и даже нетрезвые гости сейчас не шумели, в каком-то оцепенении заворожённо наблюдая за разворачивающимся действом.

Вожак поднял жёлтые глаза вверх, к высоким сводам княжеских палат, потом медленно повернулся к противникам и… сделал молниеносный выпад. Первый из кипчаков, попавший «под раздачу», был заколот своим же собственным коротким мечом, а Майпранг обзавёлся оружием. И началось…

Выпад, ещё выпад, подкат… Ещё выпад… И град быстрых, точных ударов, жертвами которых стали ещё два противника… Ни одного лишнего движения, да и сами движения скупы, не размашисты. Поначалу даже складывалось неверное впечатление, будто волк почти неподвижен по сравнению с половецкими воинами, что кружили вокруг него, размахивая клинками и подбадривая друг друга яростными выкриками. Обманувшиеся враги, на короткое время решившие было, что поразить его будет легко, исходно выбрали неправильную тактику боя и принялись активно атаковать. Вожак же раз за разом виртуозно уходил с линии атаки, не пропустив до сих пор ни одного удара. Все удары приходились вскользь и, благодаря прочным доспехам из хорошо выделанной кожи, не наносили ему особого вреда. Уходя с траектории, казалось бы, неминуемо смертоносных вражеских клинков, Майпранг умудрялся время от времени сближаться с противниками, не позволяя им развить максимальную силу атаки, сам, меж тем, имея возможность наносить разящие удары с невероятной частотой.

Оставшиеся семеро половцев попытались было взять волка в кольцо. Но разве можно окружить или зайти с тыла того, у кого этого тыла нет? За движениями и поворотами Майпранга уследить было практически невозможно. Бог рукопашного боя и холодного оружия! Сейчас он как никогда оправдывал это звание…

Шестеро… Пятеро… Четверо… Больше половины противников лежали сейчас в круге истекая кровью. Аглая покосилась в сторону сидящих с ней рядом мужчин. Князь не сводил взгляда с арены, с каждой минутой мрачнея всё больше и больше. Алп-Хасан нервно сжимал рукоять кинжала, глаза его превратились в узкие злобные щёлки…

Но… Как метко сказано было когда-то: только мечи не знают усталости13… Перевес всё же был на стороне кипчаков, а силы Майпранга, несмотря на его мастерство и умение вести долгий бой, изматывая противника, были не безграничны. Он продолжал виртуозно обороняться, но в наступление больше не переходил. Осмелевшие половцы начали потихоньку теснить сармата, пропустившего к тому времени пару ощутимых скользящих ударов вдоль рёбер.

Один из врагов, особенно активно наседая в атаке, размахивал кривой саблей, наподобие той, которой обзавелась Аглая после стычки в лесу. На миг ей захотелось зажмуриться и не видеть происходящего на арене, однако затем пришла в голову навязчивая мысль: вот бы Майпрангу удалось заполучить сейчас это оружие! Какие пируэты он выделывал тогда на поляне!…

Словно услышав её, сармат, сделав неожиданный подкат из совсем уж немыслимого положения, вышел из-под очередного удара половца и сшиб того с ног, несколькими ударами ножа закончив начатое. «Кривая сабля», или как она там называлась, была теперь в руках Майпранга. Аглая чуть в ладоши не захлопала от радости – почему-то ей казалось, что именно этот клинок поможет вожаку наконец одержать победу.