Вразумление красным и комфорт проживания

1619 – 400 лет – 2019

1897 год. На юге приханкайской равнины, на границе ее перехода в Сихотэ-алинский хребет, у основания вершины древнего вулкана, на вновь построенном Храме, на позолоченный купол возводили Крест. Петиному дедушке только исполнилось три года. Мама, худенькая, с бледным лицом, женщина, держала мальчонку на руках. Он большими карими глазами смотрел на Крест, светящийся чистым золотом, и, казалось, молился со всеми собравшимися. Вот главное предназначение реликвии было исполнено, во славу Господа и повеления царствующих. После молебна все пели. Небо было синее, облака белые. Долина восходила до горизонта. Под цвет черемух дышалось легко и свободно, и, казалось, вечно жить будем. Но все это только казалось. Придут свои красные и иноплеменные разных мастей, будут убивать русских моряков под островом Цусима, и русских солдат на острове Даманском под лозунги из красных цитатников.

Тропарь, глас 1

Спаси, Господи, народ Твой и благослови наследие Твое, победы над врагами даруя, и силой Креста Твоего сохраняя народ твой.

***

Самые продуктивные часы работы нашего бара выпадали на третью смену. Коктейль «Сенсация» оставался самым желанным лакомством среди заплутавших в ночном городе барышень и кавалеров. В зале курили, а вентиляции не было, зато музыка контрабандная, а на стойке телевизор с видиком и нескончаемая «Эммануэль». По всяким устным договоренностям участковые, дружинники и другие подобные не появлялись в этом заведении никогда. Крайние топтались внизу лестницы, далеко от входной двери. Жизнь кипела, как той и положено в городе портовом. Карманники крали, торгаши и фарцовщики барыжничали, шлюхи хохотали, накурившись местного зелья. А бармен в белом с синей бабочкой и гладкой прической, при всем при том – кандидат в члены КПСС. А коктейль с тонкой трубочкой, маленькой вишенкой и большим комом льда, цвета румяно-красного, и был тот кормилец, благодаритель и ограничитель контроля и присмотра. И таких, типа коктейльных, тем было в городе нескончаемое множество, как в третью смену, так и при свете солнечного дня. Там и обком, и управление торговлей, УВД и общественное питание. Все на волнах от тяжелых глубоководных тралов, плавбаз и моряков загранплавания. Сытно раскачивалась туша, которая называлась городом-портом.

На факультете восточных языков учился мальчик, прилежный, как потом выяснилось, сынок первого секретаря одного из сибирских обкомов КПСС. Так вот, он папе звонил по льготному тарифу каждый день и очень хвалил город. Единственное, на что жаловался, что вечером на улицу нельзя выйти, кругом «третья смена». Так вот, тот секретарь спросил у нашего секретаря в курилке, в перерыве заседаний ЦК партии, еще и в немалом присутствии: «Что у тебя за «третья смена», что на улицу вечером выйти нельзя?». Такое вот туше. Но дальше ничего не случилось, с чем воевать и против кого, было крайне непонятно. Он родился и вырос сам в этом течении жизни, да и других проблем хватало.

У нас беда – товарищ мой попал в ужасную аварию. Спас его от смерти один прекрасный человек, хирург-профессор, голову прооперировал. Тот человек – легенда, и имя его Илья Ефремович. Он бился за каждого, в любую ночь выезжая собирать мозги на дорогах и всовывать их обратно, пули доставать, открывать крышки мозгов и закрывать. Умница, интеллигент, поэт и скрипач. Обязанных ему жизнью было не счесть, но это не мешало ему оставаться добрым и всегда доступным. У нашего первого главной проблемой было собственное здоровье, а Илья Ефремович отказался им заниматься, прямо и без обиняков заявив, что тот больной обречен, и он не будет продлевать его страдания. И за откровенность пришла расправа. На его же кафедре в тумбочке стола ответственные работники обнаружили коробку с японскими ботинками за 25 рублей и бутылку коньяка, невесть откуда появившуюся. За то Илья Ефремович был осужден как взяточник и посажен на шесть лет, да еще и ошельмован в местной прессе, как заразная зверюшка.

Мы к нему ездили, возили продукты, приветы и добрые пожелания от людей. А вы видели когда-нибудь, как профессор-хирург топит углями печку в лагерном бараке? Как он пытается шутить и одновременно плачет, и все руки беречь старается, пряча их под телогрейку. Он был прекрасен, интеллектуал, публично отказавшийся лизнуть.

***

Должность тестя оставалась свободной, а в марте он и сам позвонил дочке любимой. Вроде, на Старой площади теперь, неизвестно только, в какой роли. Не отдали на разрыв старого партийца, но это, может быть, пока. После своего общения в военной комендатуре у Пети страх не проходил. Он себе казался уже незащищенным номенклатурными буфетами, черной «Волгой» и важными позами на собраниях. В мае XIX съезд ВЛКСМ, Петр Николаевич туда даже не целился, а утром сегодня пришла телеграмма с приглашением в секретариат без объяснения причины вызова. В «Домодедово» туман, встретил юноша, как оказалось, водитель опять же с черной «Волгой», с хорошими номерами. Как-то тревога уменьшилась, и появилась бодрость.

В приемной секретаря пятеро ожидающих. Но Петю уже через человека пригласили. В просторном кабинете с красной дорожкой и портретами вождей, за подставным столиком сидели двое. Секретарь поднялся, пожал руку, предложил присесть. Сам отошел за свой громадный стол, взял папку с гербом, открыл и заговорил:

– В отношении вас, Петр Николаевич, у нас есть коллегиальное решение предложить вам новое место работы. Только с оговоркой, что вы данное доверие должны рассматривать не как аппаратную ротацию кадров, а как партийное поручение. Сегодня вас рекомендуем вторым секретарем областной организации с перспективой возглавить комсомол вашего региона.

Он сделал паузу и добавил:

– Похоже, время грядет непростое, нужны доверенные комсомольские силы.

Петя припотел, его впускали в какую-то большую игру. Сидевший напротив седой мужчина, глядя на Петю, сказал убедительным тоном:

– А у нас с Вами есть договоренность и согласие к сотрудничеству.

Петя закивал, а под ложечкой засосало. Секретарь протянул руку с поздравлением, второй собеседник нейтрально промолчал. Секретарь пожелал быстро отметить командировку и сегодня же назад:

– Наши люди должны быть на местах. Мы, Петр Николаевич, передовой отряд и элита советского народа.

В приемной вручили папки с назначением, рекомендации и билет на самолет. Тот же водитель повез в «Домодедово», на Старую площадь заехать не довелось, но оно, может и не надо. В ночь прилетел назад, спал плохо, опять же, что-то злое и лохматое мерещилось. На машине еще час ехать до своего дома, а в шесть вставать и ехать представляться в обоих обкомах. А Наташа опять была пьяная, у подъезда было слышно, как она орет, на кого-то или что-то, одной ей ведомое. И это чудовище, верно, тоже придется с собой тащить на новое место жительства. Забудешь в ночь закрыться – и покусает. Проснулся в пять и без будильника, лежал и думал, надеть тот синий костюм или нет. На большее голова не варила. Не надел. Побоялся первому в обкоме партии попасться на глаза, того все боялись на всех уровнях. Он приходил всегда рано, и можно было запросто налететь на вопросы. Два часа дороги, центр, обком партии, дежурный. Петя представился, первый где-то с утреца в морском порту, заворг на месте. Того Пете было достаточно. Заворг искренне поздравил Петра Николаевича и как бы вскользь сказал, что у тестя все не так плохо. Ну все, тут определился, теперь родной обком комсомола, там все ясно и знакомо. Все уже были в курсе, предшественница уже давно была на чемоданах, на какую-то республику уходила, наверное, на северную – фамилия и личина у нее были уж очень северные. А с первым Петя нередко попивал, поэтому чувствовал себя уютно. Повезли жилье показывать. Новый дом, а служба и жена те же.

***

Круглый год моряки загранплавания кормили барахолки и сумки фарцовщиков джинсами, мохером, платками, часами пластмассовыми и т.п. Но самое благодатное время было, когда огромные плавбазы парковались у причала. Когда стихали речи и марши, и наступали холодные ноябрьские ночи, тогда все и начиналось. Часам к четырем утра к парковке плавбазы без света, на малых оборотах причалит здоровенный бортовой «ЗИЛ», пять-шесть человек, крадучись, начнут таскать с судна ящики. К шести они нагрузят их уже без малого штук триста, и тем, кто мерзнет за трубами, наблюдая за ними, останется только выкинуть из кабины водителя и уехать в никуда. Вот это добыча. Первый «ЗИЛ» всегда партийно-комсомольского актива плавбазы, для прикорма всего окружения. Последующие «ЗИЛы» для прикорма своего руководства. Десятки тысяч банок левой продукции из лучшего сырья ваялись за время работы в море. Банки с наклейками «морская капуста» или «печень минтая» внутри были наполнены крабовым мясом с промысла и красной икрой с перегрузов. Покупатели с деньгами рвали друг у друга тот товар. Где-то далеко от морских причалов, на праздничных столах объявлялись ароматные крабы и красная-красная икра. А еще была селедка отборная, в здоровенных банках – лучший презент с далеких окраин Союза.

А в Союзе началась антиалкогольная истерия. Вслед за Андроповым Горбачев решил, что главная причина общего упадка морально-нравственных ценностей строителей коммунизма и халатного отношения к труду – массовый алкоголизм. Красные конники набросились на виноградники. А в городе водка сначала на треть подорожала, а потом и вовсе исчезла с продажи. Ее раскупали спекулянты по прямым разнарядкам из горторга, а в вечерних сумерках реализовывали по ценам дикого рынка сухого закона. Таксисты, швейцары, официанты, все виды и подвиды буфетчиков тайно и героически помогали страждущим гражданам, морякам и рыбакам, вернувшимся из морей. В городе нашенском, где трезвость стала нормой жизни, астрономически росли теневые доходы и коррупция. К тому же, из продажи исчез сахар. Но, однако, даже у газетного киоска, если очень настойчиво моргать, то вполне возможно желанное приобрести. А в тех киосках висели обложками модные журналы, художественное творчество окончательно и без сожаления расставалось с социалистическим реализмом.

Экономические и социальные проблемы достигли такой глубины, что грозили принять необратимый характер. Был ли приход к власти Горбачева, как некая «реформаторская сила» по переустройству страны? Нет уж, это был результат чисто аппаратной борьбы внутри советского руководства. Ему благоволил Андропов, который уже на смертном одре выдвинул лозунг «Больше социализма». И в этом смысле ранний Горбачев был верным андроповцем. Речь не шла об изменении основ социалистической системы, она как бы по-прежнему оставалась правильной. Надо было лишь включить «дополнительные резервы» и преимущества социализма. Но я-то видел и реально ощущал, что все это скоро закончится, красные знамена будут спущены. Что я, зря учился, что ли?

***

А Петя все еще в 1982 году, при плановой экономике и в новом жительстве. Утром 11 ноября на страну вместе с известием о кончине Брежнева, обрушились потоки гнетущей траурной музыки. Официальный траур длился с 12 по 15 ноября. Атмосфера была чрезвычайно гнетущей и давящей. В день похорон, 15 ноября, были отменены занятия в школах. В 12:45 гроб был закрыт и опущен в могилу. Весь водный транспорт нашего моря дал трехминутный салют гудками. А над городом грянул оружейный залп.

И пришло явление Андропова. «Темно и скромно» происхождение нашего героя, человека без биографии, но он точно из секретарей ЛКСМ с замечательным трамплином в виде «венгерской трагедии» 1956 года и пятнадцатилетним председательством в КГБ СССР. Вот это капитал! При нем райотделы КГБ со штатом сотрудников курировали практически все предприятия и организации. И Петра Николаевича, как он понимал сейчас, активно надзирали. Но в связи с такими переменами во власти, Петя стал думать о них как о советчиках и помощниках. Ему казалось, что власть партии крепнет и усиливается в союзе со спецслужбами. Андропов начал чистку партийного аппарата. За пятнадцать месяцев его правления было сменено 37 первых секретарей обкомов. Петя тоже информировал органы, что для него не было особо обременительным. Новый правитель избавлялся от старой команды. Он удалял от власти всех брежневских людей. Внутренняя политика заключалась в следующих направлениях: борьба с коррупцией, прежде всего, на партийном уровне и наведение жесткого порядка внутри страны.

В городе происходили курьезные и совершенно бестолковые истории. Милиция устраивала облавы на людей в магазинах, кинотеатрах и других общественных учреждениях, требовали объяснений, почему не на работе. Тех, кто не мог объясниться, передавали на воспитание в коллектив. Петр Николаевич сам неоднократно участвовал в таких товарищеских судах и разборках. Смешнее всего были группы милиционеров вкупе с активистами-комсомольцами, которые высматривали в бинокли на льду замерзшего залива рыбаков, а их порой собирались сотни. А как их воспитывали и выпроваживали трудиться, надо было видеть! Но зато в городе появился новый водочный хит сезона 1983-1984 года. Цена бутылки водки с зеленой этикеткой без названия была на 10 % меньше, чем любой другой. Она поступила в продажу с 1 сентября 1983 года и тут же была наречена «андроповкой».

Петр Николаевич и на новой должности по своей холопской натуре старался соответствовать директивам партии руководства. Изобличал диссидентов и сектантов, потихоньку писал кураторам на сильно разжиревших коллег-чиновников. Пришлось вникать в мелиорацию и разведение риса и сои. Старался в новое русло выводить порученные ему территории из брежневского застоя. А когда пришел Черненко, тогда многие чиновники, смещенные Андроповым, были возвращены на должности, так как поддержали новую линию партию. Петя стал областным чиновником и дальше двигаться собирался. Все вокруг не менялось, только одна видимость. Социализм креп и мужал, а комсомол был в авангарде новой общности людей.

***

26 апреля 1986 года, суббота как суббота. Вечер был теплый, весна делала людей, может и не добрее, но привлекательнее точно. День принес ужасные новости – авария на Чернобыльской АЭС. Как бы ни пытались в СМИ «причесать» случившееся, но было понятно, что рвануло. Не знаю почему, нежданно пришло решение идти в университет. В понедельник с утра пригладился и отправился с хорошей долей волнения в учебную часть, без всяких докладов и заходов к руководству. Начальник учебной части – полная женщина в ярком трикотиновом платье с большой костюмной брошкой. Без видимого особого внимания к моей персоне выслушала мое желание восстановиться заочно. Попросила написать заявление по форме на имя ректора и прийти через неделю. Такой наглый ход, без характеристик и рекомендаций, казался мне сейчас реальным для достижения цели. И ведь сработало! Через неделю, там же, в учебной части, мне выдали учебный план и приказ о зачислении меня на пятый курс заочного отделения. Жизнь становилась интереснее, надо было досдать один экзамен и два зачета, и те не по нашим кафедрам. Справился без особых усилий и понял, что к заочникам относились без лишних придирок. Теперь надо идти в деканат за темой диплома и руководителем. Надо сделать паузу-передышку, настроиться на общение.

Вокруг хоть и медленно, но как-то все менялось. Напруга андроповская потихоньку исчезала из каждодневной жизни. Люди вновь ходят по улицам без озадаченных производственными планами лиц. И разговаривать стали громче у кинотеатров и газетных киосков. Вроде как знали, что в ноябре выйдет закон «Об индивидуальной трудовой деятельности», а в декабре А. Сахарова вернут из ссылки в Москву. Город чувствовал, что не за горами новые отношения, и начинал под них раскачиваться, готовясь реализовать свой коммерческий опыт. Репрессивный аппарат резко сбавил обороты. Эти рожи перестраиваются. Теперь они каждое утро просыпаются новыми личностями, более гуманными и совершенными. И до того досовершенствуются, что видя из окон Лубянки, как на шею Железного Феликса накидывают петлю, останутся с холодными сердцами, но только с потными руками. Это только гиляки хранили верность своим идолам и умирали, чтобы идолы жили дольше. Гиляки считали, что предавшие веру предков, Отечества не имеют.

В тот год моряки советских еще флотов начали в город завозить тему, которая станет достоянием и лицом города на долгие годы. То там, то здесь стали появляться первые праворукие автомобили. Несмотря на строгие коммунистические принципы, уже никто всерьез не сравнивал «Жигули» и «Тойоту».

А мне, наивному, уже взрослому, все еще хотелось учиться. Хотелось пройти этот путь до конца. И в очередной понедельник, к девяти утра, я заявился на факультет. В деканате не было ни одного знакомого лица, декан уже был пару лет проректором, а новый вообще какой-то доцент из другого вуза. Эта часть прошла обыденно, возвращения блудного сына не получилось. Записали, отправили на кафедру, дали список рекомендуемых тем для дипломной работы. Выбрал, тут же назначили руководителя. Бац! – хорошо знакомый доцент, еще действующий, но в настоящее время хворает. Тот самый доцент из той самой колхозной командировки. Ситуация с дипломом становилась понятной и предсказуемой. Жил он в шаговой доступности, и я пошел к нему домой с бутылкой советско-армянского коньяка. Он меня увидел и, вроде, тоже не удивился. Долго тряс руку и как-то торопливо просил кого-то за кого-то простить. Человек он был умный, хотя и пьющий. Я боюсь, что умных не было не пьющих.

***

Петя считал, что Наташа только пьет с Люсей, той, что местным Ювелирторгом командует. Так у них еще и любовь в активной фазе, ночью Петю разбудили. Он думал, что они порнуху смотрят, а они орали на весь номенклатурный дом. Папаша ее еще был при хорошей власти в партконтроле Союза. Пережил андроповский кадровый зуд. Особых указаний по методам приспособления к новым реалиям не было. И потому Петр Николаевич всегда ходил на службу с важным лицом, руководству непременно поддакивал, а с подчиненными был строг, но не груб, с оглядкой наперед. С первым как бы близко не сошелся, но тот был в дрожи перевода в Москву, и казалось, весь рабочий день сидел на телефоне, болтая со столичным бомондом. Все перемешалось, но явно шло к неозвученному лозунгу: «Комсомол, сабли – в ножны, в руки – калькулятор!».

13 января постановление СМ СССР «О порядке создания на территории СССР и деятельности совместных предприятий с участием советских организаций и фирм капиталистических и развивающихся стран». Это было началом образования частных предприятий. 28 января на пленуме ЦК принято решение о поддержке развития кооперативов. В феврале освободили из тюрем 140 диссидентов, восстановили Б. Пастернака в Союзе писателей. 15-18 апреля 1987 года готовился XX съезд ВЛКСМ. Первый секретарь улетал в Москву с расчетом там остаться. XX съезд принял новый Устав, который значительно расширил права первичных комсомольских организаций, в том числе, в экономической сфере. Совет министров предоставил комсомолу серьезные налоговые льготы, что вызвало бурный рост молодежных хозрасчетных организаций. Комсомол стал полем обкатки рыночного механизма в стране. В то же время комсомолу предоставили право выдвигать своих депутатов в Верховный совет СССР. От нашего региона им и стал первый комсомольский секретарь, а Петя стал исполняющим обязанности первого секретаря, явно не без поддержки своих влиятельных друзей.

Петя был готов плюнуть на все, за что боролся, страдал и агитировал все прошлые годы: «За что сейчас бороться и агитировать?». Ответ был прост и нагляден. И пришла работа – центры НТТМ (научно-технического творчества молодежи). Следовало создавать эти центры при райкомах комсомола. Это сейчас стало главным, к чему Петю и вели. Средства НТТМ могли вкладываться только в производство. Но негласно было распоряжение ориентировать их на различные формы коммерческой деятельности, особенно на перепродажу сырья, закупаемого по госцене. Центры пользовались большими льготами и не платили никаких налогов. Получив право обналичивать деньги, центры стали колыбелью российской «бизнес-элиты». Вот оно, ключевое слово. Деньги.

В начале мая Петр Николаевич, уже в ранге исполняющего обязанности первого секретаря, проводил совещания в присутствии всех первых секретарей районных и городских организаций и тех, что были на правах райкомов. Кроме документов по созданию НТТМ, их формах и задачах, было много сказано в простой устной форме. Через месяц Петр Николаевич ждал доклад по движению в этом направлении и открытии счетов для перечисления подъемных сумм, но из каких резервов – Петру Николаевичу самому пока было неясно. Но явно из государственных фондов. Государство через комсомол начало запускать деньги в коммерческий оборот и обкатывало скорость. Петя опять на острие первейших задач строительства, но уже капитализма. Себя он в этой картинке видел очень наглядно. Взалкал Петя, захотелось ему богатства. И представлялось ему, что те будут зарабатывать, а он присутствовать в распределительном звене с правом решающего голоса. Так начиналась комсомольская экономика. Пришло время переодеваться.

***

В 1986 году арестовали самого главного из красных, что были в «третьей смене» – первого зама начальника регионального УВД. Всего через год он вышел на волю, отсидев еще какое-то время в психушке. «Третья смена» выросла в брежневскую эпоху строительства развитого социализма. Красные принципы эксплуатации стали претворяться в жизнь сильными и наглыми. Они перераспределяли криминально нажитый капитал. Капиталы теневой экономики создавались коррумпированными госчиновниками и правоохранителями.

Уникальность «третьей смены» заключалась в том, что она могла возникнуть только в портовом городе. «А волна до небес раскачала МРС, но пока еще никто не утонул…», – любимый музыкальный репертуар вечерне-ночных посиделок в закуренных залах местных ресторанов. Очень любили морские гулять, а так как больше показывать было нечего, то показывали деньги. Пускались в пляс и лохматили над головами пачки советских рублей. На них сначала были швейцар и гардеробщик, потом официантки, натренированные как пограничные овчарки. Бывало, девочка не поступит в вуз, не возвращается домой, приходит в ресторан худенькая, замученная, в стоптанных туфельках, устраиваться на работу. Конечно, к директору, на особых условиях. Через год ее уже не узнать, зад и перед вырастают вширь и в объеме, голос становится, как у ротного старшины, а на пальцах-сосисках по четыре-пять колец из красного советского золота, что было признаком жизненного успеха.

Моряков они грабили по отработанной схеме, в процессе обслуживания и расчета. Если самого жирного не удавалось утащить в ближайшую гостиницу для жарких объятий, то сдавали его дружкам, что ждали в фойе на выходе. Там с ними общались примитивными, но надежными методами. А проскочивших ждали таксисты со своими приемами работы на колесах. И при всем этом все вечерние и ночные заведения общепита города каждый вечер были забиты до приставных табуреток. Бутылка водки, бутылка коньяка, кальмар под майонезом и шницель с макаронами. «… А-а крокодилы, бегемоты, а-а, обезьяны, кашалоты, а-а и зеленый попугай…», – и палуба не качается, и барышни вокруг ласковые, с приветливыми красногубыми улыбками, в синем табачном дыму. Это все отдыхают главные производительные силы города и его окраин на родном берегу.

***

А с дипломом, как я теперь понимал, возможно было все решить не столь торжественно, но быстро, при том что мой учебный план был выполнен. До июня с дипломом можно было закончить и все-таки защититься. Так планировал доцент, а тему предложил поменять. Она должна быть любимой и давно зацелованной профессурой. И он бы мог в ней редактироваться. Без большой радости я согласился на его условия. Если все так получится, на день рождения поеду к маме, покажу ей заветную книжку с большим гербом на обложке. Ну, теперь и за работу, привычную и когда-то любимую. Доцент просил в главном не ошибиться, в списке использованной литературы должно быть не менее 25 % классиков марксизма-ленинизма, факультет-то политический, а политика, по большому счету, текла в том же красном русле. Меня понуждали славить красное.

***

1 мая 1987 года вступил в силу закон об «Индивидуальной трудовой деятельности», 30 июня того же года – «Закон о государственном предприятии». «Закон о кооперации» впервые со времен НЭПа. Ст. 10 гласила: «Вмешательство в хозяйственную или иную деятельность кооперативов со стороны государственных органов не допускается». И это в обществе, где партия более полувека направляла и руководила всем: от посадки морковки до написания стихов. Надстройку в виде кооперативов водрузили на фундамент планового хозяйства, в котором все виды сырья не продавались, а распределялись по фондам. В разнарядках Госплана и Госснаба никаких кооперативов, разумеется, не значилось.

Райкомы ВЛКСМ на местах были нацелены Петром Николаевичем на помощь директорам в создании на заводах и организациях кооперативов из доверенных лиц. Выпускать продукцию из дешевых материалов с использованием государственных производственных мощностей электроэнергии и в дальнейшем продавать ее по свободным ценам, присваивая себе сверхприбыли. Запускался механизм номенклатурной приватизации. Понятно, что запустить такой бизнес без высоких покровителей было невозможно. Петя искал эти ходы и находил, хотя работа в частном секторе по найму оставалась для коммунистов эксплуатацией человека человеком, а, следовательно, недопустимой ересью. Но Петя как-то старался не думать о вчерашних догмах, он себя находил в новых правилах игры и чувствовал уверенность. Но номенклатура вокруг видела угрозу своей власти, и слова «непродуманные решения» в устах партработников были очень распространенными. Лидер страны и сам явно колебался, то заявляя, что «переменам нет альтернативы», то вспоминал про социалистический выбор, который сделал его дедушка. А граждане, в своем большинстве, всего боялись. И самое распространенное высказывание было «их всех скоро пересажают». Но Петя так не думал, он был элитой, а не простым гражданином. Любовница его жены изымала весь дефицитный товар из своего торга и реализовывала через свой же кооператив «Поцелуйчик», права на открытие которого получила за пять рублей и со смешным налогом в 3 % от выручки. Такие директорские кооперативы, паразитирующие на госпредприятих занимались еще и обналичиванием денег.