Одиссея

Песнь двадцатая

Тут приготовил в сенях для себя Одиссей богоравныйЛоже из кожи воловьей, еще не дубленной; покрывшиКожу овчинами многих овец, женихами убитых,Лег он; и теплым покровом его Евриклея одела.5Там Одиссей, женихам истребление в мыслях готовя,Глаз не смыкая, лежал. В ворота, он увидел, служанки,Жившие в тайной любви с женихами, толпой побежали,С хохотом громким, болтая, шумя и крича непристойно.Вся его внутренность пламенем гнева зажглась несказанным.10Долго не знал он, колеблясь рассудком и сердцем, что делать, –Встать ли и, вслед за бесстыдными бросившись, всехумертвить их?Или остаться, дав волю в последний им раз с женихамиСвидеться? Сердце же злилось его; как рычит, ощенившись,Злобная сука, щеняток своих защищая, когда их15Кто незнакомый берет, и за них покусаться готовясь,Так на бесстыдниц его раздраженное сердце роптало.В грудь он ударил себя и сказал раздраженному сердцу:“Сердце, смирись; ты гнуснейшее вытерпеть силу имелоВ логе циклопа, в то время, когда пожирал беспощадно20Спутников он злополучных моих, – и терпенье рассудкуВыход из страшной пещеры для нас, погибавших, открыло”.Так усмирял он себя, обращался к милому сердцу.Милое сердце ему покорилось, и снова терпеньеВ грудь пролилося его; но ворочался с боку он на бок.25Как на огне, разгоревшемся ярко, ворочают полныйЖиром и кровью желудок туда и сюда, чтоб отвсюдуМог быть он сочно и вкусно обжарен, огнем не прижженный,Так на постели ворочался он, беспрестанно тревожасьВ мыслях о том, как ему одному с женихов многосильной30Шайкою сладить. К нему подошла тут Палада Афина,С неба слетевшая в виде младой, расцветающей девы.Тихо к его изголовью приблизясь, богиня сказала:“Что же не спишь ты, из всех земнородных несчастнейший?РазвеЭто не дом твой? Не верною ль в доме ты встречен женою?35Сын же таков твой, что всякий ему бы отцом захотел быть”.Светлой богине ответствовал так Одиссей хитроумный:“Истину ты говоришь мне, богиня; но сердцем я крепко(В том принужден пред тобой повиниться) тревожусь, не зная,Буду ли в силах один с женихов многочисленной шайкой40Сладить? Они всей толпою всегда собираются в доме.Но и другою тревогой мое озабочено сердце:Если по воле твоей и Крониона всех истреблю я –Как мне спастися от мщенья родни их? Подумай об этом”.Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:45“Ты, маловерный! Надеются ж люди в беде и на слабыхСмертных, ни делом помочь, ни совета подать неспособных, –Я же богиня, тебя неизменно всегда от напастиВсякой хранившая. Слушай, понятно и ясно скажу я:Если бы вдруг пятьдесят из засады на двух нас напало50Ратей, чтоб нам совокупно погибель устроить, – при них жеМы бы похитили коз их, овец и быков круторогих.Спи, ни о чем не тревожась: несносно лежать на постели,Глаз не смыкая; твои же напасти окончатся скоро”.С сими словами богиня ему затворила дремотой55Очи, потом на Олимп улетела. И всех усладительНаших тревог, разрешающий сладко усталые члены,Сон овладел им. Супруга ж его, от тревоги проснувшись,Села бессонная в горьких слезах на постели; слезамиВдоволь свою сокрушенную грудь утолив, громогласно60Стала она призывать Артемиду и так ей молилась:“О Артемида, богиня великая, дочь громовержца,Тихой стрелою твоею меня порази и из телаВыведи душу мою. О, когда бы меня ухватилаБуря и мглистой дорогой со мною умчалася в край тот,65Где начинает свой путь Океан, круговратно бегущий!Были ж Пандаровы дочери схвачены бурею. БогиМать и отца погубили у них; сиротами осталисьВ доме семейном они; Афродита богиня питалаИх молоком, сладкотающим медом, вином благовонным;70Гера дала им, от всех отличая их дев земнородных,Ум и красу; Артемида пленительной стройностью станаИх одарила; Афина их всех научила искусствам.Но когда на высокий Олимп вознеслась КифереяТам умолять, чтоб супружества счастие дал непорочным75Девам Зевес громолюбец, который, все ведая в мире,Благо и зло земнородным по воле своей посылает, –Гнусные Гарпии, дев беззащитных похитя, их в рукиПредали грозных Эриний, чудовищам в рабство. О, если бТак и меня олимпийские боги с земли во мгновенье80Сбросили! Если б меня, с Одиссеем в душе, АртемидаСветлокудрявая в темную вдруг затворила могилуПрежде, чем быть мне подругою мужа, противного сердцу!Но и тяжелые скорби становятся легче, когда мы,В горьких слезах, в сокрушении сердца день целый проведши,85Ночью в объятия сна предаемся – мы все забываем,Зло и добро, лишь коснется очей он целебной рукою;Мне же и сон мой терзает виденьями страшными демон;Виделось мне, что лежал близ меня несказанно с ним сходный,Самый тот образ имевший, какой он имел, удаляясь;90Я веселилась; я думала: это не сон – и проснулась”.Так говорила она. Поднялась златовласая Эос.Жалобы плачущей в слух Одиссеев входили; и, слышаИх, он подумал, что ею был узнан; ему показалосьДаже, что образ ее над его изголовьем летает.95Сбросив покров и овчины собрав, на которых лежал он,Все их сложил Одиссей на скамейке, а кожу воловьюВынес на двор. Тут к Зевесу он поднял с молитвою руки:“Если, Зевес, наш отец, ты меня и землей и водоюВ дом мой (хотя и подвергнул напастям) привел невредимо,100Дай, чтоб от первого, кто здесь проснется, мной вещее словоБыло услышано; сам же мне знаменьем сердце обрадуй”.Так говорил он, молясь, и Кронион молитву услышал:Страшно ударившим громом из звездно-бестучного небаЗевс отвечал. Преисполнилась радостью грудь Одиссея.105Слово же первое он от рабыни, моловшей на царскойМельнице близкой, услышал; на мельнице этой двенадцатьБыло рабынь, и вседневно от раннего утра до позднейНочи ячмень и пшено там они для домашних мололи.Спали другие, всю кончив работу; а эта, слабее110Прочих, проснулася ране, чтоб труд довершить неготовый.Жернов покинув, сказала она (и пророчество былоВ слове ее Одиссею): “Зевес, наш отец и владыка,На небе нет облаков, и его наполняют, сверкая,Звезды, а гром твой гремит, всемогущий! Кому посылаешь115Знаменье грома? Услышь и меня, да исполнится нынеСлово мое: да последним в жилище царя ОдиссеяБудет сегодняшний пир женихов многобуйных! КоленаМы сокрушили свои непрестанной работой, обжорствуИх угождая, – да нынешним кончатся все здесь пиры их!”120Так говорила рабыня, был рад Одиссей прорицаньюГрома и слова, и в сердце его утвердилась надежда.Тут Одиссеева дома рабыни сошлися из разныхГорниц и жаркий огонь на большом очаге запалили.Ложе покинул свое и возлюбленный сын Одиссеев;125Платье надев, изощренный свой меч на плечо он повесил;После, подошвы красивые к светлым ногам привязавши,Взял боевое копье, лучезарно блестящее медью;Так он ступил на порог и сказал, обратясь к Евриклее:“Няня, доволен ли был угощением странник? Покойно ль130Спал он? Иль вы не хотели о нем и подумать? ОбычайМатери милой я знаю; хотя и разумна, а частоМежду людьми иноземными худшему почести всякойМного окажет, на лучшего ж вовсе и взгляда не бросит”.Так говорил Телемах. Евриклея ему отвечала:135“Ты понапрасну, дитя, невиновную мать обвиняешь;С нею сидя, здесь вином утешался он, сколько угодноБыло душе; но не ел, хоть его и просили. По горлоСыт я, сказал. А когда он подумал о сне и постели,Мягкое ложе она приготовить велела рабыням.140Он же, напротив, как жалкий, судьбою забытый бродяга,Спать на пуховой постели, покрытой ковром, отказался;Кожу воловью постлал на полу и, овчин положившиСверху, улегся в сенях; я покрыла его одеялом”.Так Евриклея сказала. Тогда Телемах из палаты145Вышел с копьем; две лихие за ним побежали собаки.На площадь, главное место собранья ахеян, пошел он.Тут всех рабынь Одиссеева дома созвавши, сказалаИм Евриклея, разумная дочь Певсенорида Опса:“Все на работу! Одни за метлы; и проворнее выместь150Горницы, вспрыснув полы; на скамейки, на кресла и стульяПестро-пурпурные ткани постлать; ноздреватою губкойНачисто вымыть столы; всполоснуть пировые кратеры;Чаши глубокие, кубки двудонные вымыть. Другие жВсе за водою к ключу и скорее назад, поелику155Нынешний день женихи не замедлят приходом, напротив,Ранее все соберутся: мы праздник готовим великий”.Так Евриклея сказала. Ее повинуяся воле,Двадцать рабынь побежали на ключ темноводный; другиеНачали горницы все прибирать и посуду всю чистить.160Скоро прислали и слуг женихи: за работу принявшись,Стали они топорами поленья колоть. ВоротилисьС свежей рабыни водой от ключа. Свинопасом ЕвмеемПригнаны были три борова, самые жирные в стаде:Заперли их в окруженную частым забором заграду.165Сам же Евмей подошел к Одиссею, спросил дружелюбно:“Странник, учтивее ль стали с тобой Телемаховы гости?Иль по-вчерашнему в доме у нас на тебя нападают?”Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:“Добрый Евмей, да пошлют всемогущие боги Олимпа170Им воздаянье за буйную жизнь и за дерзость, с какоюЗдесь, не стыдяся, они расхищают чужое богатство!”Так говорили о многом они в откровенной беседе.К ним подошел козовод, за козами смотрящий, Меланфий;Коз, меж отборными взятых из стада, откормленных жирно175В город пригнал он, гостям на обед; с ним товарищей былоДвое. И, коз привязавши под кровлей сеней многозвучных,Так Одиссею сказал, им ругаяся, дерзкий Меланфий:“Здесь ты еще, неотвязный бродяга; не хочешь, я вижу,Дать нам вздохнуть; мой совет, убирайся отсюда скорее;180Иль и со мной у тебя напоследок дойдет до расправы;Можешь тогда и моих кулаков ты отведать; ты слишкомСтал уж докучен; не в этом лишь доме бывают обеды”.Кончил. Ему Одиссей ничего не ответствовал; толькоМолча потряс головою и страшное в сердце помыслил.185Третий тут главный пастух подошел к ним, коровник Филойтий;Коз он отборных привел с нетелившейся, жирной коровой.В город же их привезли на судах перевозчики, всех там,Кто нанимал их, возившие морем рабочие люди.Коз и корову Филойтий оставил в сенях многозвучных;190Сам же, приближась к Евмею, спросил у него дружелюбно:“Кто чужеземец, тобою недавно, Евмей, приведенныйВ город? К какому себя причисляет он племени? Где онДом свой отцовский имеет? В какой стороне он родился?С виду он бедный скиталец, но царственный образ имеет.195Боги бездомно-бродящих людей унижают жестоко;Но и могучим царям испытанья они посылают”.Тут к Одиссею, приветствие правою сделав рукою,Ласково он обратился и бросил крылатое слово:“Радуйся, добрый отец чужеземец; теперь нищетою200Ты удручен – но пошлют наконец и тебе изобильеБоги. О Зевс! Ты безжалостней всех, на Олимпе живущих!Нет состраданья в тебе к человекам; ты сам, наш создатель,Нас предаешь беспощадно беде и грызущему горю.Потом прошибло меня и в глазах потемнело, когда я205Вспомнил, взглянув на тебя, о царе Одиссее: как ты, он,Может быть, бродит в таких же лохмотьях, такой же бездомный.Где он, несчастный? Еще ли он видит сияние солнца?Или его уж не стало и в область Аида сошел он?О благодушный, великий мой царь! Над стадами коров ты210Здесь в стороне кефалленской меня молодого поставил;Много теперь расплодилось их; нет никого здесь другого,Кто бы имел столь великое стадо коров крепколобых.Горе! Я сам приневолен сюда их водить на пожраньеЭтим грабителям. Сына они притесняют в отцовом215Доме; богов наказанье не страшно им; между собоюВсе разделить уж богатство царя отдаленного мыслят.Часто мне замысел в милое сердце приходит (хотя он,Правду сказать, и не вовсе похвален: есть в доме наследник),Замысел в землю чужую со стадом моим, к иноземным220Людям уйти. Несказанное горе мне, здесь оставаясь,Царских прекрасных коров на убой отдавать им; давно быЭту покинул я землю, где столько неправды творится,Стадо уведши с собою, к иному царю перешел быВ службу – но верится все мне еще, что воротится в дом свой225Он, наш желанный, и всех их, грабителей, разом погубит”.Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:“Видно, порода твоя не простая, мой честный коровник;Сердцем, я вижу, ты верен и здравый имеешь рассудок;Радость за то объявляю тебе и клянуся великой230Клятвой, Зевесом отцом, гостелюбною вашей трапезой,Также святым очагом Одиссеева дома клянусяЗдесь, что еще ты отсюда уйти не успеешь, как сам онЯвится; можешь тогда ты своими глазами увидеть,Если захочешь, какой с женихами расчет поведет он”.235Кончил. Ему отвечал пастухов повелитель Филойтий:“Если ты правду сказал, иноземец (и Дий да исполнитСлово твое), то и я, ты увидишь, не празден останусь”.Тут и Евмей, свинопас благородный, богов призывая,Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея.240Так говорили о многом они, от других в отдаленье.Тою порой женихи, согласившись предать ТелемахаСмерти, сходились; но в это мгновение слева поднялсяБыстрый орел, и в когтях у него трепетала голубка.Знаменьем в страх приведенный, сказал Амфином благородный:245“Замысел наш умертвить Телемаха, друзья, по желаньюНам не удастся исполнить. Подумаем лучше о пире”.Так он сказал; подтвердили его предложенье другие.Все они вместе пошли и, когда в Одиссеев вступилиДом, положивши на гладкие кресла и стулья одежды,250Начали крупных баранов, откормленных коз и огромных,Жирных свиней убивать; и корову зарезали также.Были изжарены прежде одни потроха, и в кратерыВлито с водою вино. Свинопас двоеручные кубкиПодал, потом и в прекрасных корзинах коровник Филойтий255Хлебы разнес; а Меланфий вином благовонным наполнилКубки. И подняли руки они к приготовленной пище.Но Одиссею, с намереньем хитрым в уме, на порогеДвери широкой велел Телемах поместиться; подвинувК ней небольшую, простую скамейку и низенький столик,260Часть потрохов он принес, золотой благовонным наполнилКубок вином и, его подавая, сказал Одиссею:“Здесь ты сиди и вином утешайся с моими гостями,Новых обид не страшася; рукам женихов я не дам ужВоли; мой дом не гостиница, где произвольно пирует265Всякая сволочь, а дом Одиссеев, царево жилище.Вы ж, женихи, воздержите язык свой от слов непристойных,Также и воли рукам не давайте; иль будет здесь ссора”.Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы,Смелым его пораженные словом, ему удивлялись.270Но, обратись к женихам, Антиной, сын Евпейтов, воскликнул:“Как ни досадно, друзья, Телемахово слово, не должноК сердцу его принимать нам; пускай он грозится! Давно бы,Если б тому не препятствовал вечный Кронион, его мыЗдесь упокоили – стал он теперь говорун нестерпимый”.275Кончил; но слово его Телемах без вниманья оставил.В это время народ через город с глашатаем жертвуШел совершать: в многотенную рощу метателя верныхСтрел Аполлона был ход густовласых ахеян направлен.Те же, изжарив и с вертелов снявши хребтовое мясо,280Роздали части и начали пир многославный. ОсобоТут принесли Одиссею проворные слуги такую жМяса подачу, какую имели и сами; то былоТак им приказано сыном его, Телемахом разумным.Тою порою Афина сама женихов возбуждала285К дерзко-обидным поступкам, дабы разгорелось сильнееМщенье в гневной душе Одиссея, Лаэртова сына.Там находился один, от других беззаконной отличныйДерзостью, родом из Зама; его называли Ктесиппом.Был он несметно богат и, гордяся богатством, замыслил290Спорить с другими о браке с женою Лаэртова сына.Так, к женихам обратяся, сказал им Ктесипп многобуйный:“Выслушать слово мое вас, товарищи, я приглашаю:Мяса, как следует, добрую часть со стола получил ужЭтот старик – и весьма б непохвально, неправедно было,295Если б гостей Телемаховых кто их участка лишал здесь.Я ж и свою для него приготовил подачу, чтоб мог онЧто-нибудь дать за купанье рабыне иль должный подарокСделать кому из рабов, в Одиссеевом доме живущих”.Тут он, схвативши коровью, в корзине лежавшую ногу,300Сильно ее в Одиссея швырнул; Одиссей, отклонившиГолову вбок, избежал от удара; и страшной улыбкойСтиснул он губы; нога ж, пролетевши, ударила в стену.Грозно взглянув на Ктесиппа, сказал Телемах раздраженный:“Будь благодарен Зевесу, Ктесипп, что удар не коснулся305Твой головы чужеземца: он сам от него отклонился;Иначе острым копьем повернее в тебя бы попал я;Стал бы не брак для тебя – погребенье отец твой готовить.Всем говорю вам: отныне себе непристойных поступковВ доме моем позволять вы не смейте; уж я не ребенок,310Все уж теперь понимаю; все знаю, что надобно делать.Правда, еще принужден я свидетелем быть терпеливымЗдесь истребленья баранов, и коз, и вина, и богатыхНаших запасов, – я с целой толпою один не управлюсь;Новых обид мне, однако, я вам не советую делать;315Если ж намеренье ваше меня умертвить, то, конечно,Будет пристойней, чтоб, в доме моем пораженный, я встретилСмерть там, чем зрителем был беззаконных поступков и видел,Как обижают моих в нем гостей, как рабынь принуждаютЗлым угождать вожделеньям в священных обителях царских”.320Так он сказал; все кругом неподвижно хранили молчанье.Но Агелай, сын Дамасторов, так отвечал напоследок:“Правду сказал он, друзья; на разумное слово такоеВы не должны отвечать оскорбленьем; не трогайте болеСтарого странника; также оставьте в покое и прочих325Слуг, обитающих; в доме Лаэртова славного сына.Я ж Телемаху и матери светлой его дружелюбноДобрый и, верно, самим им угодный совет предложу здесь:В сердце своем вы доныне питали надежду, что боги,Вашим молитвам внимая, домой возвратят Одиссея;330Было доныне и нам невозможно на медленность вашуСетовать, так поступать вам советовал здравый рассудок(Мог после брака внезапно в свой дом Одиссей возвратиться);Ныне ж сомнения нет нам: мы знаем, что он невозвратенМатери умной своей ты теперь, Телемах благородный,335Должен сказать, чтоб меж нами того, кто щедрей на подарки,Выбрала. Будешь тогда ты свободно в отеческом домеЖить; а она о другом уж хозяйстве заботиться станет”.Кротко ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:“Нет, Агелай, я Зевесом отцом и судьбой Одиссея340(Что бы с ним ни было жив ли, погиб ли) клянусь перед всемиВами, что матери в брак не мешаю вступить, что, напротив,Сам убеждаю ее по желанию выбрать, и многоДам ей подарков; но из дома выслать ее по неволеЯ и помыслить не смею – то Зевсу не будет угодно”.345Так говорил Телемах. В женихах несказанный АфинаСмех пробудила, их сердце смутив и рассудок расстроив.Дико они хохотали; и, лицами вдруг изменившись,Ели сырое, кровавое мясо; глаза их слезамиВсе затуманились; сердце их тяжкой заныло тоскою350Феоклимен богоравный тогда поднялся и сказал им:“Вы, злополучные, горе вам! Горе! Невидимы сталиГоловы ваши во мгле и невидимы ваши колена;Слышен мне стон ваш, слезами обрызганы ваши ланитыСтены, я вижу, в крови; с потолочных бежит перекладин355Кровь; привиденьями, в бездну Эреба бегущими, полныСени и двор, и на солнце небесное, вижу я, всходитСтрашная тень, и под ней вся земля покрывается мраком”.Так он сказал им. Безумно они хохотать продолжалиТут говорить женихам Евримах, сын Полибиев, начал:360“Видно, что этот, друзья, чужеземец в уме помешался;На площадь должно его проводить нам, пусть выйдет на свежийВоздух, когда уж ему так ужасно темно здесь в палате”.Феоклимен богоравный сказал, обратясь к Евримаху:“Нет, Евримах, в провожатых твоих не имею я нужды;365Две есть ноги у меня, и глаза есть и уши; рассудокМой не расстроен, и память свою я еще не утратил.Сам убегу я отсюда; я к вам подходящую быстроСлышу беду; ни один от нее не уйдет; не избегнетСилы ее никоторый из вас, святотатцев, губящих370Дом Одиссеев и в нем беззаконного много творящих”.Так он сказал, и, поспешно палату покинув, к ПиреюПрямо пошел, и Пиреем был с прежнею ласкою принятТою порой, поглядевши с насмешкой один на другого,Начали все Телемаха дразнить женихи, над гостями375Дома его издеваясь, и так говорили иные:“Друг Телемах, на отбор негодяи тебя посещают;Прежде вот этот нечистый пожаловал в дом твой бродяга,Хищник обеденных крох, ни в какую работу не годный,Слабый, гнилой старичишка, земли бесполезное бремя;380Гость же другой помешался и начал беспутно пророчить.Выслушай лучше наш добрый совет, Телемах многомудрый:Дай нам твоих благородных гостей на корабль крутобокийБросить, к сикелам отвезть и продать за хорошие деньги”.Так говорили они; Телемах, их словам не внимавший,385Молча смотрел на отца, дожидаясь спокойно, чтоб подалЗнак он, когда начинать с беззаконною шайкой расправу.В горнице ближней на креслах богатых в то время сиделаМногоразумная старца Икария дочь, Пенелопа;Было ей слышно все то, что в собранье гостей говорилось.390Весел беспечно, и жив разговором, и хохотом шуменБыл их обед, для которого столько настряпали сами;Но никогда, и нигде, и никто не готовил такогоУжина людям, какой приготовил с Палладою грозныйМуж для незваных гостей, беззаконных ругателей правды.

Песнь двадцать первая

Дочь светлоокая Зевса Афина вселила желаньеВ грудь Пенелопы, разумной супруги Лаэртова сына,Лук женихам Одиссеев и грозные стрелы принесши,Вызвать к стрелянию в цель их и тем приготовить им гибель.5Вверх по ступеням высоким поспешно взошла Пенелопа;Мягкоодутлой рукою искусственно выгнутый медныйКлюч с рукоятью из кости слоновой доставши, царицаВ дальнюю ту кладовую пошла (и рабыни за нею),Где Одиссеевы все драгоценности были хранимы:10Золото, медь и железная утварь чудесной работы.Там находился и тугосгибаемый лук, и набитыйМножеством стрел бедоносных колчан. Подарен ОдиссеюЭтот был лук со стрелами давно в Лакедемоне гостемИфитом, богоподобного Еврита сыном. Они же15Встретились прежде друг с другом в Мессене, где нужно обоимДом посетить Ортилоха разумного было. В МессенеТяжбу с гражданами вел Одиссей. Из Итаки мессенцыМелкого много скота увели; с пастухами оттудаТриста быков круторогих разбойничье судно украло.20Их Одиссей там отыскивал; юноша, свежести полный,Был он в то время; его же послали отец и геронты.Ифит отыскивал также пропажу: коней, и двенадцатьДобрых жеребых кобыл, и могучих работников мулов.Ифиту иск удался; но погибелью стала удача:25К сыну Зевесову, славному крепостью силы великойМужу, Гераклу, свершителю подвигов чудных, пришел он, –В доме своем умертвил им самим приглашенного гостяЗверский Геракл, посрамивши Зевесов закон и накрытыйИм гостелюбно для странника стол, за которым убийство30Он совершил, чтоб коней громозвучнокопытных присвоить.Ифит, в Мессену за ними пришед, Одиссея там встретил.Евритов лук он ему подарил; умирая, великийЕврит тот лук злополучному сыну в наследство оставил.Ифита острым мечом и копьем одарив длиннотенным,35Гостем остался ему Одиссей; но за стол пригласить свойДруга не мог: прекратил сын Зевесов, Геракл беспощадный,Жизнь благородному Ифиту, Еврита славного сыну,Давшему лук Одиссею и стрелы. И не брал с собоюИх никогда Одиссей на войну в корабле чернобоком:40Память о госте возлюбленном верно храня, их берег онВ доме своем; но в отечестве всюду имел при себе их.Близко к дверям запертым кладовой подошед, ПенелопаСтала на гладкий дубовый порог (по снуру обтесавшиБрус, тот порог там искусно уладил строитель, дверные45Притолки в нем утвердил и на притолки створы навесил);С скважины снявши замочной ее покрывавшую кожу.Ключ свой вложила царица в замок; отодвинув задвижку,Дверь отперла; завизжали на петлях заржавевших створыДвери блестящей; как дико мычит выгоняемый на луг50Бык круторогий – так дико тяжелые створы визжали.Взлезши на гладкую полку (на ней же ларцы с благовоннойБыли одеждой), царица, поднявшись на цыпочки, рукуСнять Одиссеев с гвоздя ненатянутый лук протянула;Бережно был он обвернут блестящим чехлом; и, доставши55Лук, на колена свои положила его Пенелопа;Сев с ним и вынув его из чехла, зарыдала, и долго,Долго рыдала она; напоследок, насытившись плачем,Медленным шагом пошла к женихам многобуйным в собранье,Лук Одиссеев, сгибаемый туго, неся и великий60Тул, медноострыми быстросмертельными полный стрелами.Следом за ней принесен был рабынями ящик с запасомМеди, железа и с разною утварью бранной. Царица,В ту палату вступив, где ее женихи пировали,Подле столба, потолок там высокий державшего, стала,65Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим;Справа и слева почтительно стали служанки. И, словоК буйным своим женихам обратив, Пенелопа сказала:“Слушайте все вы, мои женихи благородные: дом нашВы разоряете, в нем на пиры истребляя богатство70Мужа, давно разлученного с милой отчизною; праваНет вам на то никакого; меня лишь хотите принудитьВыбрать меж вами, на брак согласясь ненавистный, супруга.Можете сами теперь разрешить вы мой выбор. ГотоваБыть я ценою победы. Смотрите, вот лук Одиссеев;75Тот, кто согнет, навязав тетиву, Одиссеев могучийЛук, чья стрела пролетит через все (их не тронув) двенадцатьКолец, я с тем удалюся из этого милого дома,Дома семейного, светлого, многобогатого, где яСчастье нашла, о котором и сонная буду крушиться”.80С сими словами велела она свинопасу ЕвмеюЛук Одиссеев и стрелы подать женихам благородным.Взрыд он заплакал, принявши его; к женихам он пошел с ним;Лук Одиссеев узнав, зарыдал и коровник Филойтий.К ним обратяся обоим, сказал Антиной, негодуя:85“Вы, деревенщина грубая, только одним ежедневнымЗанят ваш ум! Отчего вы расплакались? Горе ль усилитьВ сердце хотите своей госпожи? И без вас уж довольноСкорбью томится она бесполезною в долгой разлукеС мужем; сидите же тихо и ешьте; а если хотите90Плакать, уйдите отсюда, оставя и лук ваш, и стрелыНам, женихам, на решительный бой. Сомневаюсь, однако,Я, чтоб легко натянул кто такой несказанно упорныйЛук. Многосильного мужа такого, каков Одиссей был,Нет между нами. Его я в то время видал – и поныне95Помню о нем, хоть тогда и ребенком еще был неумным”.Так говоря про других, про себя уповал он, что сладитС луком, натянет легко тетиву и все кольца прострелит.Бедный слепец, он не думал, что первою жертвою будетСтрел Одиссея, который им в собственном доме так дерзко100Был оскорблен, на которого там и других возбуждал он.Тут к женихам обратясь, им сказал Телемах богоравный:“Горе! Конечно, мой разум привел в беспорядок Кронион!Милая мать, столь великим умом одаренная, слышу,Здесь говорит, что с супругом другим соглашается светлый105Дом мой покинуть; и я, тем довольный, смеюсь, как безумец.Час наступил; женихи, приготовьтесь к последнему делу.В целой ахейской земле вы такой не найдете невесты –Где б ни искали, в священном ли Пилосе, или в Аргосе,Или в Микенах, иль в нашей Итаке, иль там, на пространстве110Черной земли матерой, – но хвала не нужна; вы довольноЗнаете сами; пора начинать нам свой опыт; беритеЛук Одиссеев и силу свою окажите на деле.Я ж и себя самого испытанью хочу здесь подвергнуть.Если удастся мне лук натянуть и стрелою все кольца115Метко пробить, удаление матери милой из домаС мужем другим и мое одиночество будет сноснееМне, уж владеть небессильному луком отца Одиссея”.Кончив, он с плеч молодых пурпуровую мантию сбросил;Встал и, с мечом медноострым блестящую перевязь снявши,120Жерди в глубоких для каждой особенно вырытых ямках,Их по снуру уравняв, утвердил; основанья ж, чтоб прямоВсе, не шатаясь, стояли, землей отоптал. Все дивились,Как он искусно порядок, ему незнакомый, устроил.Стал Телемах у порога дверей и, схватив Одиссеев125Лук, попытался на нем натянуть тетиву; и погнул онТрижды его, но, упорствуя, трижды он вновь разогнулся.Им овладеть, нацепив тетиву, уповая, в четвертыйРаз он готов был с удвоенной силой приняться за дело;Но Одиссей по условью кивнул головой; отложивши130Труд, обратился к отцу и сказал Телемах богоравный:“Горе мне! Видно, я слабым рожден и останусь бессильнымВечно; я молод еще и своею рукой не пыталсяДерзость врага наказать, мне нанесшего злую обиду.Ваша теперь череда, женихи, вы сильнее; пусть каждый135Лук Одиссеев возьмет и свершить попытается подвиг”.Так говоря, ненатянутый лук опустил он на землю,К гладкой дверной половинке его прислонивши; но рядомС ним и стрелу перяную он к ручке замочной приставил.Сел он на стул свой потом, к женихам возвратяся беспечно.140Тут, обратясь к женихам, Антиной, сын Евпейтов, сказал им:“С правой руки подходите один за другим вы, начавшиС места, откуда вино подносить на пиру начинают”.Так Антиной предложил, и одобрили все предложенье.Первый, поднявшийся с места, пошел Леодей, сын Ейнопов,145Жертвогадатель их был он и подле кратеры на самомКрае стола за обедом садился. Их буйство противноБыло ему; и нередко он их порицал, негодуя.Первый он должен был взяться за лук роковой, наблюдаяОчередь. Став у порога дверей, он схватил Одиссеев150Лук; но его и погнуть он не мог; от напрасных усилийСлабые руки его онемели. Он с горем воскликнул:“Нет! Не по силам мне лук Одиссеев; другой попытайсяКрепость его одолеть; но у многих мужей знаменитыхДушу и жизнь он возьмет. И, конечно, желаннее встретить155Смерть, чем живому скорбеть о утрате того, что так сильноНас привлекало вседневно сюда чародейством надежды.Все мы теперь уповаем, во всех нас пылает желаньеБрак заключить с Пенелопой, женой Одиссея; но каждый,Лук испытав Одиссеев и силу над ним утомивши,160С горем в душе принужден за другую ахейскую девуСвататься будет, подарки свои расточая; она жеВыберет доброю волей того, кто щедрей и приятней”.Так говоря, ненатянутый лук опустил он на землю,К гладкой дверной половинке его прислонивши; но рядом165С ним и стрелу перяную он к ручке замочной приставил.Сел он на стул свой потом, к женихам возвратяся беспечно.Гневно к нему обратившись, сказал Антиной, сын Евпейтов:“Странное слово из уст у тебя, Леодей, излетело,Слово печальное, страшное; слышать его мне противно.170Душу и жизнь, говоришь ты, у многих людей знаменитыхЛук Одиссеев возьмет, потому, что его не способенТы натянуть. Но бессильным от матери был благороднойТы, без сомненья, рожден, не могучим властителем лука;Многие будут в числе женихов, без сомненья, способней175Сладить с ним”. Кончил. Потом, козовода Меланфия кликнув,“Слушай, Меланфий, – сказал, – здесь огонь ты разложишь;к огню жеБлизко поставишь покрытую мягкой овчиной скамейку;Жирного сала потом принесешь нам укруг, чтоб могли мыИм, на огне здесь его разогревши, помазывать крепкий180Лук Одиссеев: тогда он удобней натянут быть может”.Так он сказал. И Меланфий, огонь разложив превеликий,Близко поставил скамейку, покрытую мягкой овчиной;Сала принес напоследок укруг; и, растаявши сало,Начали мазать им лук женихи; но из них никоторый185Лука не мог и немного погнуть – несказанно был туг он;Взяться за опыт тогда в свой черед Антиной с ЕвримахомБыли должны, меж другими отличные мужеской силой.В это мгновение, разом поднявшися, из дома вместеВышли Евмей свинопас и коровник Филойтий; за ними190Следуя, залу покинул и царь Одиссей; он, широкийДвор перейдя, за ворота двустворные вышел. ПозвавшиТам их обоих, он ласково-сладкую речь обратил к ним:“Верные слуги, Евмей и Филойтий, могу ль вам открыться?Или мне лучше смолчать? Но меня говорить побуждает195Сердце. Ответствуйте: что бы вы сделали, если б внезапно,Демоном вдруг приведенный: каким, Одиссей, господин ваш,Здесь вам явился? К нему ль, к женихам ли тогда б вы пристали?Прямо скажите мне все, что велит вам рассудок и сердце”.Кончил. Ему отвечал простодушный коровник Филойтий:200“Царь наш Зевес, о, когда бы на наши молитвы ты отдалНам Одиссея! Да благостный демон его к нам проводит!Сам ты увидишь тогда, что и я не остануся празден”.Тут и Евмей, свинопас благородный, богов призывая,Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея.205В верности сердца и в доброй их воле вполне убедяся,Так им обоим сказал наконец Одиссей богоравный:“Знайте же, я Одиссей, претерпевший столь много напастей,В землю отцов приведенный по воле богов через двадцатьЛет. Но я вижу, что здесь из рабов моего возвращенья210Только вы двое желаете; я не слыхал, чтоб другой ктоЗдесь помолился богам о свидании скором со мною.Слушайте ж, вам расскажу обо всем, что случиться должно здесь:Если мне Дий истребить женихов многобуйных поможет,Вам я обоим найду по невесте, приданое каждой215Дам и построю вам домы вблизи моего, и, как братья,Будете жить вы со мною и с сыном моим Телемахом.Вам же и признак могу показать, по которому ясноВы убедитесь, что я Одиссей: вот рубец, вам знакомый;Вепрем, вы помните, был я поранен, когда с сыновьями220Автоликона охотой себя забавлял на Парнасе”.Так говоря, он колено открыл, распахнувши тряпицыРубища. Те ж, рассмотревши прилежно рубец, им знакомый,Начали плакать; и, крепко обняв своего господина,Голову, плечи, и руки, и ноги его целовали.225Головы их со слезами и он целовал, и за плачемИх бы могло там застать захождение солнца, когда быИм не сказал Одиссей, успокоившись первый: “ОтритеСлезы, чтоб, и из дому вышедши, кто не застал вас, так горькоПлачущих тем преждевременно тайна откроется наша.230Должно, чтоб снова – один за другим, а не вместе – вошли мыВ залу, я первый, вы после. И ждите, чтоб мной был вам поданЗнак. Женихи многобуйные, думаю я, не позволятВ руки мне взять там мой лук и колчан мой, набитый стрелами;Ты же, Евмей, не дождавшись приказа, и лук и колчан мне235Сам принеси. И потом ты велишь, чтоб рабыни немедляЗаперли в женские горницы двери на ключ и чтоб, еслиШум иль стенанье в столовой послышится им, не посмелаТронуться с места из них ни одна, чтоб спокойно сиделиВсе, ни о чем не заботясь и делом своим занимаясь.240Ты же, Филойтий, возьми ворота на свое попеченье.Крепко запри их на ключ и ремнем затяни их задвижку”.Так говорил Одиссей им. Он, в двери столовой вступивши,Сел там опять на оставленной им за минуту скамейке.После явились один за другим свинопас и Филойтий.245Лук Одиссеев держал Евримах и его над пылавшимЖарко огнем поворачивал, грея. Не мог он, однако,Крепость его победить. Застонало могучее сердце;Голос возвысив, кипящий досадой, он громко воскликнул:“Горе мне! Я за себя и за вас, сокрушенный, стыжуся:250Нет мне печали о том, что от брака я должен отречься, –Много найдется прекрасных ахейских невест и в Итаке,Морем объятой, и в разных других областях кефалленских.Но столь ничтожными крепостью быть с Одиссеем в сравненье –Так, что из нас ни один и немного погнуть был не в силах255Лука его, – то стыдом нас покроет и в позднем потомстве”.Но Антиной, сын Евпейтов, воскликнул, ему возражая:“Нет, Евримах благородный, того не случится, и в этомСам ты уверен. Народ Аполлонов великий сего дняПразднует праздник: в такой день натягивать лук неприлично;260Спрячем же лук; а жердей выносить нам не нужно отсюда.Пусть остаются; украсть их, конечно, никто из живущихВ доме царя Одиссея рабов и рабынь не помыслит.Нам же опять благовонным вином пусть наполнит глашатайКубки, а лук Одиссеев запрем, совершив возлиянье.265Завтра поутру пускай козовод, наш разумный Меланфий,Коз приведет нам отборных, чтоб здесь принести Аполлону,Лука сгибателю, бедра их в жертву. Согнуть он поможетЛук Одиссеев; и силы над ним не истратим напрасно”.Так предложил Антиной, и одобрили все предложенье.270Тут для умытия рук им глашатаи подали воду;Отроки, светлым кратеры до края наполнив налитком,В чашах его разнесли, по обычаю справа начавши;Вкусным питьем насладились они, сотворив возлиянье.Хитрость замыслив, тогда им сказал Одиссей многоумный:275“Слух ваш ко мне, женихи Пенелопы, склоните, дабы яВысказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.Вот вам – тебе, Евримах, и тебе, Антиной богоравный,Столь рассудительно дело решившие, – добрый совет мой:Лук отложите, на волю бессмертных предав остальное;280Завтра решит Аполлон, кто из вас победителем будет;Мне же отведать позвольте чудесного лука; узнать мнеДайте, осталось ли в мышцах моих изнуренных хоть малоСилы, меня оживлявшей в давнишнее младости время,Или я вовсе нуждой и бродячим житьем уничтожен”.285Кончил. Но просьбы его не одобрил никто. ИспугалсяКаждый при мысли, что с гладкоблистающим луком он сладит.Слово к нему обративши, сказал Антиной, сын Евпейтов:“Что ты, негодный бродяга? Не вовсе ль рассудка лишился?Мало тебе, что спокойно, допущенный в общество наше,290Здесь ты пируешь, обедая с нами, и все разговорыСлушаешь наши, чего никогда здесь еще никакомуНищему не было нами позволено? Все недоволен!Видно, твой ум отуманен медвяным вином; от вина жеВсякой, его неумеренно пьющий, безумеет. Был им295Некогда Евритион, многославный кентавр, обезумлен.В дом Пирифоя, великою славного силой, вступивши,Праздновал там он с лапифами; разума пьянством лишенный,Буйствовать зверски он вдруг принялся в Пирифоевом доме.Все раздражились лапифы; покинув трапезу, из залы300Силой его утащили на двор и нещадною медьюУши и нос обрубили они у него; и рассудкаВовсе лишенный, кентавр убежал, поношеньем покрытый.Злая зажглась оттого у кентавров с лапифами распря;Он же от пьянства там первый плачевную встретил погибель.305Так и с тобою случится, бродяга бессмысленный, еслиЭтот осмелишься лук натянуть; не молвою прославленБудешь ты в области нашей; на твердую землю ты будешьК злому Эхету царю, всех людей истребителю, сослан;Там уж ничем не спасешься от гибели жалкой. Сиди же310Смирно и пей; и на старости силой не спорь с молодыми”.Он замолчал. Возражая, сказала ему Пенелопа:“Нет, Антиной, непохвально б весьма и неправедно было,Если б гостей Телемаховых кто здесь лишал их участка.Или ты мыслишь, что этот старик, натянувши великий315Лук Одиссеев, на силу свою полагаясь, помыслитМной завладеть и свою безрассудно мне руку предложит?Это, конечно, ему не входило и сонному в мысли;Будьте ж спокойны и доле таким спасеньем не мучьтеСердца – ни вздумать того, ни на деле исполнить неможно”.320Тут Евримах, сын Полибиев, так отвечал Пенелопе:“О многаумная старца Икария дочь, Пенелопа,Мы не боимся, чтоб дерзость такую замыслил он, – этоВовсе несбыточно; мы лишь боимся стыда, мы боимсяТолков, чтоб кто не сказал меж ахейцами, низкий породой:325“Жалкие люди они! За жену беспорочного мужаВздумали свататься; лука ж его натянуть не умеют.Вот посетил их наш брат побродяга, покрытый отрепьем;Легкой рукой тетиву натянул и все кольца стрелоюМетко пробил он”. Так скажут. И будет нам стыд нестерпимый”.330Кончил. Разумная старца Икария дочь возразила:“Нет, Евримах, на себя порицанье и стыд навлекаютЛюди, которые дом и богатства отсутственных грабят,Правду забывши; а тут вам стыда никакого не будет;Этот же странник, и ростом высокий, и мышцами сильный,335Родом не низок: рожден, говорит он, отцом знаменитым.Дайте же страннику лук Одиссеев – увидим, что будет.Слушайте также (и то, что скажу я, исполнится верно),Если натянет он лук и его Аполлон тем прославит,Мантию дам я ему, и красивый хитон, и подошвы340Ноги обуть; дам копье на собак и на встречу с бродягой;Также и меч он получит, с обеих сторон заощренный,После и в сердцем желанную землю его я отправлю”.Ей возражая, сказал рассудительный сын Одиссеев:“Милая мать, Одиссеевым луком не может никто здесь345Властвовать: дать ли, не дать ли его, я один лишь на этоПраво имею – никто из живущих в гористой ИтакеИль на каком острову, с многоконной Элидою смежном.Если придет мне на ум, здесь никто запретить мне не можетСтраннику стрелы и лук подарить и унесть их позволить.350Но удались: занимайся, как должно, порядком хозяйства,Пряжей, тканьем; наблюдай, чтоб рабыни прилежны в работеБыли; судить же о луке не женское дело, а делоМужа, и ныне мое: у себя я один повелитель”.Так он сказал; изумяся, обратно пошла Пенелопа;355К сердцу слова многоумные сына приняв и в покоеВерхнем своем затворяся, в кругу приближенных служанокПлакала горько она о своем Одиссее, покудаСладкого сна не свела ей на очи богиня Афина.Тою порою, взяв стрелы и лук, свинопас к Одиссею360С ними пошел. На него всей толпой женихи закричали.Так говорили одни из ругателей дерзко-надменных:“Стой, свинопас бестолковый! Куда ты бредешь, как безумный,С луком? Ты будешь своим же собакам, которых вскормил здесьСам, чтоб свиней сторожить, на съедение выброшен, если365Нам Аполлон и блаженные боги даруют победу”.Так говорили они. Свинопас, оглушенный их криком,Лук, оробев, уж готов был поставить на прежнее место;По Телемах, на него погрозяся, разгневанный, крикнул:“С луком сюда! Ты, Евмей, ошалел; уж не хочешь ли воле370Всех угождать? Не трудись, иль тебя, хоть и стар ты, я в полеКамнями сам провожу: молодой старика одолеет.Если бы силой такой я один одарен был, какуюВсе совокупно имеют они, женихи Пенелопы,В страхе тогда по своим бы домам разбежалися разом375Все они, в доме моем беззаконий творящие много”.Так он сказал им. Они неописанный подняли хохот.В сердце, однако, у них на него присмирела досада.Волю его исполняя, Евмей, через залу прошедши,Лук и колчан со стрелами вручил Одиссею; потом он,380Кликнув усердную няню его Евриклею, сказал ей:“Слушай, тебе повелел Телемах, чтоб рабыни немедляЗаперли в женские горницы двери на ключ и чтоб, еслиШум иль стенанье в столовой послышится им, не посмелаТронуться с места из них ни одна, чтоб спокойно сидели385Все, ни о чем не заботясь и делом своим занимаясь”.Кончил. Не мимо ушей Евриклеи его пролетелоСлово. Все двери тех горниц, где жили служанки, замкнулаТотчас она; а Филойтий, покинув украдкою залу,Вышел на двор, обнесенный оградой, и запер ворота;390Был там в сенях корабельный пеньковый канат; им связал онКрепко затвор у ворот и, в столовую снова вступивши,Сел там опять на оставленной им за минуту скамейке,Очи вперив в Одиссея, который, в руках обращаяЛук свой туда и сюда, осторожно рассматривал, целы ль395Роги и не было ль что без него в них попорчено червем.Глядя друг на друга, так женихи меж собой рассуждали:“Видно, знаток он и с луком привык обходиться; быть может,Луки работает сам и, имея уж лук, начатой имДома, намерен его по образчику этого сладить;400Видите ль, как он, бродяга негодный, его разбирает?”“Но, – отвечали другие насмешливо первым, – удастсяОпыт уж верно ему! И всегда пусть такую ж удачуВстретит во всем он, как здесь, с Одиссеевым сладивши луком”.Так женихи говорили, а он, преисполненный страшных405Мыслей, великий осматривал лук. Как певец, приобыкшийЦитрою звонкой владеть, начинать песнопенье готовясь,Строит ее и упругие струны на ней, из овечьихСвитые тонко-тягучих кишок, без труда напрягает –Так без труда во мгновение лук непокорный напряг он.410Крепкую правой рукой тетиву потянувши, он еюЩелкнул она провизжала, как ласточка звонкая в небе.Дрогнуло сердце в груди женихов, и в лице изменилисьВсе – тут ужасно Зевес загремел с вышины, подаваяЗнак; и живое веселие в грудь Одиссея проникло:415В громе Зевесовом он предвещанье благое услышал.Быструю взял он стрелу, на столе от него недалекоВольно лежавшую; прочие ж заперты в тесном колчанеБыли – но скоро их шум женихам надлежало услышать.К луку притиснув стрелу, тетиву он концом оперенным,420Сидя на месте своем, натянул и, прицеляся, в кольцаВыстрелил, – быстро от первого все до последнего кольца,Их не задев, пронизала стрела, заощренная медью.Тут, обратясь к Телемаху, воскликнул стрелец богоравный:“Видишь, что гость твой тебе, Телемах, не нанес посрамленья.425В цель я попал; да и лук натянуть Одиссеев не многоБыло труда мне. Еще не совсем я, скитаясь, утратилСилы, хотя женихи и ругаются мной беспощадно.Должно, однако, покуда светло, угощенье иноеИм приготовить; и пение с звонкою цитрой, душою430Пира, на новый, теперь им приличнейший лад перестроить”.Так он сказал и бровями повел. Телемах богоравныйПонял условленный знак; он немедля свой меч опоясал,В руки схватил боевое копье и за стулом отцовымСтал, ко всему изготовясь, оружием медным блестящий.