Одиссея

Песнь восемнадцатая

В двери вошел тут один всем известный бродяга; шатаясьПо миру, скудным он жил подаяньем и в целой ИтакеСлавен был жадным желудком своим, и нахальством,и пьянством;Силы, однако, большой не имел он, хотя и высок был5Ростом. По имени слыл Арнеоном (так матерью названБыл при рожденье), но в городе вся молодежь величалаИром его, потому что у всех он там был на посылках.В двери вступив, Одиссея он стал принуждать, чтоб покинулДом свой; и бросил ему, раздраженный, крылатое слово:10“Прочь от дверей, старичишка, иль за ноги вытащен будешь;Разве не видишь, что все мне мигают, меня понуждаяВытолкать в двери тебя; но марать понапрасну своих яРук не хочу; убирайся, иль дело окончится дракой”.Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей благородный:15“Ты сумасброд, я не делаю зла никому здесь; и сколько бТам кто ни подал тебе, я не стану завидовать; обаМожем на этом пороге сидеть мы просторно; нет нуждыСпор заводить нам. Ты, вижу, такой же, как я, бесприютныйСтранственник; бедны мы оба. Лишь боги даруют богатство.20Воли, однако, рукам не давай; не советую; стар я:Но, рассердясь, я всю грудь у тебя разобью и все рылоВ кровь; и просторнее будет тогда мне на этом порогеЗавтра, понеже уж, думаю, ты не придешь во второй разВластвовать в доме царя Одиссея, Лаэртова сына”.25Ир в несказанной досаде воскликнул, ему отвечая:“Он же, прожора, и умничать вздумал! Не хуже стряпухиСтарой лепечет! Постой же; тебя проучить мне порядкомДолжно, приняв в кулаки и из челюстей зубы повыбивВсе у тебя, как у жадной свиньи, истребляющей ниву.30Полно ж сидеть; выходи, покажи нам свое здесь уменье,Вот поглядим мы, ты сладишь ли с тем, кто тебя посильнее”.Так меж обоими нищими в бранных словах загореласьСсора на гладком пороге дверей. То приметила преждеВсех Антиноева сила святая. И с хохотом громким35Он, к женихам обратяся, воскликнул: “Друзья, поглядите,Что там в дверях происходит. Подобного мне не случалосьВидеть нигде; нам чудесную Дий посылает забаву:С старым бродягой поссорился Ир, и, конечно, уж скороДрака там будет; пойдем поскорее, нам должно стравить их”.40Так он сказал; женихи, засмеявшись, вскочили поспешноС мест и соперников, грязным одетых тряпьем, обступили.Тут, обратись к женихам, Антиной, сын Евпейтов, сказал им:“Выслушать слово мое вас, товарищи, я приглашаю;Козьи желудки лежат там на угольях; сами на ужин45Их для себя отложили мы, жиром и кровью наливши;Я предлагаю, чтоб тот, кто из двух победителем будет,Взял для себя из желудков обжаренных лучший; потом мыБудем вседневно его приглашать и к обеду; другим жеНищим сбирать здесь столовые крохи вперед не дозволим”.50Так предложил Антиной, и одобрили все предложенье.Хитрость замыслив, тогда им сказал Одиссей многоумный:“В бой выходить с молодым старику, изнуренному в силахНищенской жизнию, трудно, друзья; но докучный желудокНудит меня согласиться, хотя б и стерпеть здесь побои.55Слушайте ж то, что скажу: поклянитесь великою клятвойМне, что, потворствуя Иру, никто на меня не подыметРук и сопернику верх надо мной одержать не поможет”.Так говорил Одиссей; женихи поклялися; когда жеВсе поклялися они и клятву свою совершили,60Слово к отцу обративши, сказал Телемах богоравный:“Если ты сам добровольно желаешь и смело решилсяВыступить в бой с ним, то страха не должен иметь: кто посмеетРуку поднять на тебя, тот с собою здесь многих поссорит.Я здесь хозяин, защитник гостей, и, конечно, со мною65Будут теперь заодно Антиной, Евримах и другие”.Так он сказал. Женихи согласились. Тогда сын ЛаэртовРубище снял и себя им, пристойность храня, опоясал.Тут обнаружились крепкие ляжки, широкие плечи,Твердая грудь, жиловатые руки, и сделала выше70Ростом его, неприметно к нему подошедши, Афина.Все женихи на него с изумленьем великим смотрели;Глядя друг на друга, так меж собою они рассуждали:“Иру беда; за нахальство теперь он заплатит. КакиеКрепкие мышцы под рубищем этого нищего скрыты!”75Так говорили они. Обуяла великая трусостьИра. Его, опоясав, рабы притащили насильно;Бледный, дрожащий от страха, едва на ногах он держался.Слово к нему обративши, сказал Антиной, сын Евпейтов:“Лучше тебе, хвастуну, умереть иль совсем не родиться80Было бы, если теперь так дрожишь, так бесстыдно робеешьТы перед этим, измученным бедностью, старым бродягой.Слушай, однако, и то, что услышишь, исполнится верно:Если тебя победит он и силой своей одолеет,Будешь ты брошен на черный корабль и на твердую землю85К злому Эхету царю, всех людей истребителю, сослан.Уши и нос беспощадною медью тебе он обрежет,В крохи изрубит тебя и собакам отдаст на съеденье”.Так говорил он. Ужасная робость проникнула Ира;Силою слуги его притащили; и подняли руки90Оба. Себя самого тут спросил Одиссей богоравный:Сильно ль ударить его кулаком, чтоб издох он на месте?Или несильным ударом его опрокинуть? ОбдумавВсе, напоследок он выбрал несильный удар, поеликуИначе мог бы в сердцах женихов возбудить подозренье.95Оба тут вышли; в плечо кулаком Одиссея ударилИр. Одиссей же его по затылку близ уха: вдавиласьКость сокрушенная внутрь, и багровая кровь полиласяРтом; он, завыв, опрокинулся; зубы его скрежетали,Об пол он пятками бил. Женихи же, всплеснувши руками100Все помирали от смеха. А сын благородный Лаэртов,За ногу Ира схватив, через двери и портик к воротамДома его через двор протащил; и, его приневоливСесть там, спиною к стене прислонил, суковатую палкуВтиснул ему, полумертвому, в руки и гневное бросил105Слово: “Сиди здесь, собак и свиней отгоняй; и нахальноВластвовать в доме чужом не пытайся вперед, высылаяНищих оттуда, сам нищий бродяга: иль будет с тобоюХуже беда”. Он сказал и, на плечи набросив котомку,Всю в заплатах, висевшую вместо ремня на веревке,110К двери своей возвратился и сел на пороге. А гостиВстретили смехом его и, к нему подступивши, сказали:“Молим мы Зевса и вечных богов, чтоб они совершилиВсе то, чего наиболе теперь ты желаешь, о чем тыМолишь их сам; навсегда ты избавил от злого прожоры115Край наш. Он нами немедленно будет на твердую землюК злому Эхету царю, всех людей истребителю, сослан”.Так женихи говорили; был рад Одиссей прорицанью.С угольев снявши желудок, наполненный жиром и кровью,Подал Лаэртову сыну его Антиной; и, два хлеба120Взяв из корзины, принес их ему Амфином; он наполнилКубок вином и сказал Одиссею, его поздравляя:“Радуйся, добрый отец иноземец! Теперь нищетоюТы удручен; да пошлют наконец и тебе изобильеБоги!” Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:125“Ты, Амфином, благомысленный юноша, вижу я; знатенТвой благородный отец, повсеместно молвою хвалимый,Нис, уроженец Дулихия многобогатый; его тыСын, мне сказали; и сам испытал я, сколь ты добродушен.Слушай же, друг, и размысли, размысли о том, что услышишь:130Все на земле изменяется, все скоротечно; всего же,Что ни цветет, ни живет на земле, человек скоротечней;Он о возможной в грядущем беде не помыслит, покудаСчастием боги лелеют его и стоит на ногах он;Если ж беду ниспошлют на него всемогущие боги,135Он негодует, но твердой душой неизбежное сносит:Так суждено уж нам всем, на земле обитающим людям,Что б ни послал нам Кронион, владыка бессмертныхи смертных.Некогда славен и я меж людьми был великим богатством;Силой своей увлеченный, тогда беззаконствовал много140Я, на отца и возлюбленных братьев своих полагаясь.Горе тому, кто себе на земле позволяет неправду!Должно в смиренье, напротив, дары от богов принимать нам.Вижу, как здесь женихи, самовластно бесчинствуя, губятВсе достоянье царя и наносят обиды супруге145Мужа, который, я мыслю, недолго с семьей и с отчизнойБудет в разлуке. Он близко. О друг, да хранительный демонВовремя в дом твой тебя уведет, чтоб ему на глаза тыЗдесь не попался, когда возвратится в отеческий дом он.Здесь не пройдет без пролития крови, когда с женихами150Станет вести свой расчет он, вступя под домашнюю кровлю”.Так он сказал и вина золотого, свершив возлиянье,Выпил; и кубок потом возвратил Амфиному. И тихимШагом пошел Амфином, с головой наклоненной, с печальюМилого сердца, как будто предчувствием бедствия полный;155Но не ушел от судьбы он; его оковала Паллада,Пасть от копья Телемахова вместе с другими назначив.Сел он на стул свой опять, к женихам возвратяся беспечно.Тут светлоокая дочь громовержца вложила желаньеВ грудь Пенелопы, разумной супруги Лаэртова сына,160Выйти, дабы, женихам показавшись, сильнейшим желаньемСердце разжечь им, в очах же супруга и милого сынаБоле, чем прежде, явиться достойною их уваженья.Так, улыбнуться уста приневолив, она Евриноме,Ключнице старой, сказала: “Хочу я – чего не входило165Прежде мне в ум – женихам ненавистным моим показаться;Также хочу и совет там подать Телемаху, чтоб болеС шайкою их, многобуйных грабителей, он не водился;Добры они на словах, но недобрые мысли в уме их”.Ей Евринома, усердная ключница, так отвечала:170“То, что, дитя, говоришь ты, и я нахожу справедливым.Выдь к ним и милому сыну подай откровенно совет свой.Прежде, однако, омойся, натри благовонным елеемЩеки; тебе не годится с лицом, безобразным от плача,К ним выходить; красота увядает от скорби всегдашней.175Сын же твой милый созрел, и тебе, как молила ты, богиДали увидеть его с бородою расцветшего мужа”.Ключнице верной ответствуя, так Пенелопа сказала:“Нет, никогда, Евринома, для них, ненавистных, не будуЯ омываться и щек натирать благовонным елеем.180Боги, владыки Олимпа, мою красоту погубилиВ самый тот час, как пошел Одиссей в отдаленную Трою.Но позови Гипподамию, с нею пускай АвтонояТакже придет, чтоб меня проводить в пировую палату:К ним не пойду я одна, то стыдливости женской противно”.185Так говорила царица. Поспешно пошла ЕвриномаКликнуть обеих служанок, чтоб тотчас послать к госпоже их.Умная мысль родилася тут в сердце Афины Паллады:Сну мироносцу велела богиня сойти к Пенелопе.Сон прилетел и ее улелеял, и все в ней утихло.190В креслах она неподвижно сидела; и ей, усыпленной,Все, чем пленяются очи мужей, даровала богиня:Образ ее просиял той красой несказанной, какоюВ пламенно-быстрой и в сладостно-томной с Харитами пляскеОбраз Киприды, венком благовонным венчанной, сияет;195Стройный ее возвеличился стан, и все тело нежнее,Чище, свежей и блистательней сделалось кости слоновой.Так одаривши ее, удалилась богиня Афина.Но белорукие обе рабыни, вбежавши поспешноВ горницу, шумом нарушили сладостный сон Пенелопы.200Щеки руками спросонья потерши, она им сказала:“Как же я сладко заснула в моем сокрушенье! О, если бМне и такую же сладкую смерть принесла АртемидаВ это мгновенье, чтоб я непрерывной тоской пересталаЖизнь сокрушать, все не ведая, где Одиссей, где супруг мой,205Доблестью всякой украшенный, между ахеян славнейший”.Кончив, по лестнице вниз Пенелопа сошла; вслед за неюОбе служанки сошли, и она, божество красотою,В ту палату вступив, где ее женихи пировали,Подле столба, потолок там высокий державшего, стала,210Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим;Справа и слева почтительно стали служанки. КоленаИх задрожали при виде ее красоты, и сильнееВспыхнуло в каждом желание ложе ее разделить с ней.Сына к себе подозвавши, его Пенелопа спросила:215“Сын мой, скажи мне, ты в полном ли разуме? В возрастедетскомБыл ты умней и приличие всякое более ведал.Ныне ж ты мужеской силы достигнул, и кто ни посмотритЗдесь на тебя, чужеземец ли, здешний ли, каждый породуМужа великого в светлой твоей красоте угадает.220Где же, однако, твой ум? Ты совсем позабыл справедливость.Дело бесчинное здесь у тебя на глазах совершилось;Этого странника в доме своем допустил ты обидеть;Что же? Когда чужеземец, доверчиво твой посетившийДом, оскорбленный там будет сидеть и ругаться им станет225Всякий – постыдный упрек от людей на себя навлечешь ты”.Матери так отвечал благомысленный сын Одиссеев:“Милая мать, твой упрек справедлив; на него не могу яСетовать. Ныне я все понимаю; и мне уж не трудноЗло отличать от добра; из ребячества вышел я, правда;230Но не всегда и теперь удается мне лучшее выбрать:Наши незваные гости приводят мой ум в беспорядок;Злое одно замышляют они; у меня ж руководцаНет. Но сражение странника с Иром не их самовольствомБыло устроено; высшая здесь обнаружилась воля.235Если б, – о Дий громовержец! о Феб Аполлон! о Афина! –Все женихи многобуйные в нашей обители ныне,Кто на дворе, кто во внутренних дома покоях, сидели,Головы свесив на грудь, все избитые, так же, как этотИр побродяга, теперь за воротами дома сидящий!240Трепетной он головою мотает, как пьяный; не можетПрямо стоять на ногах, ни сидеть, ни подняться, чтоб в дом свойМедленным шагом добресть через силу; совсем он изломан”.Так про себя говорили они, от других в отдаленье.Тут, обратись к Пенелопе, сказал Евримах благородный:245“О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,Если б могли все ахейцы ясийского Аргоса нынеВидеть тебя, женихов бы двойное число собралосяВ доме твоем пировать. Превосходишь ты всех земнородныхЖен красотой, и возвышенным станом, и разумом светлым”.250Так говорил Евримах. Пенелопа ему отвечала:“Нет, Евримах, красоту я утратила волей бессмертныхС самых тех пор, как пошли в кораблях чернобоких ахейцыВ Трою, и с ними пошел мой супруг, Одиссей богоравный.Если б он жизни моей покровителем был, возвратяся255В дом, несказанно была б я тогда и славна и прекрасна.Ныне ж в печали я вяну; враждует злой демон со мною.В самый тот час, как отчизну свою он готов был покинуть,Взявши за правую руку меня, он сказал на прощанье:“Думать не должно, чтоб воинство меднообутых ахеян260Все без урона из Трои в отчизну свою возвратилось;Слышно, что в бое отважны троянские мужи, что копьяМетко бросают; в стрелянии из лука зорки; искусноГрозно-летучими, часто сраженье меж двух равносильныхРатей решащими разом, конями владеют. Наверно265Знать не могу я, позволит ли Дий возвратиться сюда мнеИли погибель я в Трое найду. На твое попеченьеВсе оставляю. Пекись об отце и об матери милойТак же усердно, как прежде, и даже усердней: понежеБуду не здесь я; когда же наш сын возмужает, ты замуж270Выдь, за кого пожелаешь, и дом наш покинь”. На прощаньеТак говорил Одиссей мне; и все уж исполнилось. Скоро,Скоро она, ненавистная ночь ненавистного сердцуБрака наступит для бедной меня, всех земных утешенийЗевсом лишенной. На сердце моем несказанное горе.275В прежнее время обычай бывал, что, когда начиналиСвататься, знатного рода вдову иль богатую девуВыбрав, один пред другим женихи отличиться старались;В дом приводя к нареченной невесте быков и баранов,Там угощали они всех друзей; и невесту дарили280Щедро; чужое ж имущество тратить без платы стыдились”.Кончила. В грудь Одиссея проникло веселье, понежеБыло приятно ему, что от них пожелала подарков,Льстя им словами, душою же их ненавидя, царица.Ей отвечая, сказал Антиной, сын Евпейтов надменный:285“О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,Всякий подарок, тебе от твоих женихов подносимый,Ты принимай: не позволено то отвергать, что дарят нам.Мы же, ты знай, не пойдем от тебя ни домой, ни в иноеМесто, пока ты из нас по желанью не выберешь мужа”.290Так говорил Антиной; согласилися все с ним другие.Каждый потом за подарком глашатая в дом свой отправил.Посланный длинную мантию с пестрым шитьем АнтиноюПодал; двенадцать застежек ее золотых украшали,Каждая с гибким крючком, чтоб, в кольцо задеваясь, держал он295Мантию. Цепь из обделанных в золото с чудным искусством,Светлых, как солнце, больших янтарей принесли Евримаху.Серьги – из трех, с шелковичной пурпурною ягодой сходныхШариков каждая – подал проворный слуга Евридаму;Был молодому Писандру, Поликтора умного сыну,300Женский убор принесен, ожерелье богатое; столь жеБыли нескупы и прочие все на подарки. Приняв их,Вверх по ступеням высоким обратно пошла Пенелопа.С ней удалились, подарки неся, и младые рабыни.Те же, опять обратившися к пляске и сладкому пенью,305Начали снова шуметь в ожидании ночи; когда жеЧерная ночь посреди их веселого шума настала,Три посредине палаты поставив жаровни, наклалиМного поленьев туда, изощренной нарубленных медью,Мелких, сухих, и лучиною тонкой зажгли их, смолистых310Факелов к ним подложивши. Смотреть за огнем почередноБыли должны Одиссеева дома рабыни. И с нимиТак говорить Одиссей хитромысленный начал: “ПодитеВы, Одиссеева дома рабыни, отсюда в покоиВашей царицы, Икария дочери многоразумной;315Сядьте с ней, тонкие нити сучите и волну рукамиДергайте, горе ее развлекая своим разговором.Я же останусь смотреть за огнем, и светло здесь в палатеБудет, хотя бы они до утра пировать здесь остались;Им не удастся меня утомить; я терпеть научился”.320Так говорил он. Рабыни одна на другую взглянулиС громким смехом; и грубо ему отвечала Меланфо,Дочь Долиона (ее воспитала сама ПенелопаС детства и много игрушек и всяких ей лакомств давала;Сердце ж ее нечувствительно было к печалям царицы;325Тайно любовный союз с Евримахом она заключила);Так отвечала она Одиссею ругательным словом:“Видно, совсем потерял ты рассудок, бродяга; не хочешь,Видно, искать ты ночлега на кузнице, или в закуте,Или в шинке; здесь, конечно, приютней тебе; на слова ты330Дерзок в присутствии знатных господ; и душою не робок;Знать, от вина помутился твой ум, иль, быть может, такой ужТы от природы охотник без смысла болтать; иль, осиливБедного Ира, так поднял ты нос – берегися, однако;Может с тобою здесь встретиться кто-нибудь Ира сильнее;335Зубы твои все своим кулаком он железным повыбьет;Вытолкнут в дверь по затылку им будешь ты, кровью облитый”.Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей хитроумный:“Я на тебя Телемаху пожалуюсь, злая собака;В мелкие части, болтунью, тебя искрошить он прикажет”.340Слово его испугало рабынь; и они во мгновеньеВсе из палаты ушли; их колена дрожали от страха;Думали все, что на деле исполнится то, что сказал имСтранник. А он у жаровен стоял, наблюдая, чтоб ярчеПламя горело; и глаз не сводил с женихов, им готовя345Мыслию все, что потом и на самом исполнилось деле.Тою порой женихов и Афина сама возбуждалаК дерзко-обидным поступкам, дабы разгорелось сильнееМщение в гневной душе Одиссея, Лаэртова сына.Так говорить Евримах, сын Полибиев, начал (обидеть350Словом своим Одиссея, других рассмешивши, хотел он):“Слух ваш склоните ко мне, женихи Пенелопы, дабы яВысказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.Этот наш гость, без сомнения, демоном послан, чтоб былоНам за трапезой светлей; не от факелов так все сияет355Здесь, но от плеши его, на которой нет волоса боле”.Так он сказал и потом, обратись к Одиссею, примолвил:“Странник, ты, верно, поденщиком будешь согласен нанятьсяВ службу мою, чтоб работать за плату хорошую в поле,Рвать для забора терновник, деревья сажать молодые;360Круглый бы год получал от меня ты обильную пищу,Всякое нужное платье, для ног надлежащую обувь.Думаю только, что будешь худой ты работник, привыкнувК лени, без дела бродя и мирским подаяньем питаясь:Даром свой жадный желудок кормить для тебя веселее”.365Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:“Если б с тобой, Евримах, привелось мне поспорить работой,Если б весною, когда продолжительней быть начинаютДни, по косе, одинаково острой, обоим нам далиВ руки, чтоб, вместе работая с самого раннего утра370Вплоть до вечерней зари, мы траву луговую косили,Или, когда бы, запрягши нам в плуг двух быков круторогих,Огненных, рослых, откормленных тучной травою, могучейСилою равных, равно молодых, равно работящих,Дали четыре нам поля вспахать для посева, тогда бы375Сам ты увидел, как быстро бы в длинные борозды плуг мойПоле изрезал. А если б войну запалил здесь КронионЗевс и мне дали бы щит, два копья медноострых и медныйКованый шлем, чтоб моей голове был надежной защитой,Первым в сраженье меня ты тогда бы увидел; тогда бы380Мне ты не стал попрекать ненасытностью жадной желудка.Но человек ты надменный; твое неприязненно сердце;Сам же себя, Евримах, ты считаешь великим и сильнымЛишь потому, что находишься в обществе низких и слабых.Если б, однако, не жданный никем, Одиссей вам явился –385Сколь ни просторная плотником сделана дверь здесь, она быУзкой тебе, неоглядкой бегущему, вдруг показалась”.Он замолчал. Евримах, рассердясь, на него исподлобьяГрозно очами сверкнул и слово крылатое бросил:“Вот погоди, я с тобою разделаюсь, грязный бродяга:390Дерзок в присутствии знатных господ, и не робок душой ты;Видно, вино помутило твой ум, иль, быть может, такой ужТы от природы охотник без смысла болтать, иль, осиливБедного Ира, так сделался горд – берегися, однако”.Так он сказал и скамейку схватил, чтоб пустить в Одиссея;395Но Одиссей, отскочивши, к коленам припал Амфинома;Мимо его прошумев, виночерпия сильно скамейкаВ правую треснула руку, и чаша, в ней бывшая, на полГрянулась; тот, опрокинутый, навзничь упал, застонавши.Начали громко шуметь женихи в потемневшей палате;400Глядя друг на друга, так меж собою они рассуждали:“Лучше бы было, когда б, до прихода к нам, этот незваныйГость на дороге издох, не завел бы у нас он такогоШума. Теперь мы за нищего ссоримся; пир наш испорчен;Кто при великом раздоре таком веселиться захочет?”405К ним обратилась тогда Телемахова сила святая:“Буйные люди, вы все помешались; не можете болеСкрыть вы, что хмель обуял вас. Знать, демон какой поджигаетВсех на раздор; пировали довольно вы, спать уж пора вам;Может, кто хочет, уйти; принуждать никого я не буду”.410Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы,Смелым его пораженные словом, ему удивлялись.Тут, обратяся к собранью, сказал Амфином благородный,Нисов блистательный сын, от Аретовой царственной крови:“Правду сказал он, друзья; на разумное слово такое415Вы не должны отвечать оскорбленьем; не трогайте болеСтарого странника; также оставьте в покое и прочихСлуг, обитающих в доме Лаэртова славного сына.Пусть виночерпий опять нам наполнит вином благовоннымКубки, чтоб мы, возлияв, на покой по домам разошлися;420Странника ж здесь ночевать в Одиссеевом доме оставим,На руки сдав Телемаху: он гость Телемахова дома”.Так Амфином говорил, и понравилось всем, что сказал он.Тут Мулион, дулихийский глашатай, слуга Амфиномов,Муж благородной породы, вина намешавши в кратеры,425Кубки наполнил до края и подал гостям; совершившиИм возлиянье блаженным богам, осушили все кубкиГости; когда ж, совершив возлиянье, вином насладилисьВдоволь они, все пошли по домам, чтоб предаться покою.

Песнь девятнадцатая

Все разошлися; один Одиссей в опустевшей палатеСмерть замышлять женихам совокупно с Афиной остался.С ним Телемах; и сказал он, к нему обратяся: “Мой милыйСын, наперед надлежит все оружия вынесть отсюда.5Если ж, приметив, что нет уж в палате, как прежде, оружий,Спросят о них женихи, ты тогда отвечай им: “В палатеДымно; уж сделались вовсе они не такие, какимиЗдесь их отец Одиссей, при отбытия в Трою, покинул:Ржавчиной все от огня и от копоти смрадной покрылись.10Также и высшую в сердце вложил мне Зевес осторожность:Может меж вами от хмеля вражда загореться лихая;Кровью тогда сватовство и торжественный пир осквернится –Само собой прилипает к руке роковое железо”.Так он сказал. Телемах, повинуясь родителя воле,15Кликнул старушку, усердную няню свою Евриклею;“Няня, – сказал он, – смотри, чтоб служанки сюда не входилиПрежде, покуда наверх не отнес я отцовых оружий;Здесь без присмотра они; все испорчены дымом; отца жеНет. Я доныне ребенок бессмысленный был, но теперь я20Знаю, что должно отнесть их туда, где не может их портитьКопоть”. Сказал. Евриклея старушка ему отвечала:“Дельно! Пора, мой прекрасный, за разум приняться, и домаБыть господином, и знать обходиться с отцовым богатством.Кто же, когда покидать не велишь ты служанкам их горниц,25Факелом будет зажженным тебе здесь светить за работой?”Еи отвечая, сказал рассудительный сын Одиссеев:“Этот старик; не трудяся, никто, и хотя б он чужой был,В доме моем, получая наш корм, оставаться не должен”,Кончил. Не мимо ушей Евриклеи его пролетело30Слово. Все двери тех горниц, где жили служанки, замкнулаТотчас она. Одиссей с Телемахом тогда принялисяМедные с гребнями шлемы, с горбами щиты, с остриямиДлинными копья наверх выносить; и Афина ПалладаИм невидимо, держа золотую лампаду, светила.35Тем изумленный, сказал Телемах Одиссею: “Родитель,В наших очах происходит великое, думаю, чудо;Гладкие стены палаты, сосновые средние брусья,Все потолка перекладины, все здесь колонны так ясноВидны глазам, так блистают, как будто б пожар был кругом их, –40Видно, здесь кто из богов олимпийских присутствует тайно”.Так он спросил; отвечая, сказал Одиссей хитроумныйСыну: “Молчи, ни о чем не расспрашивай, бойся и мыслить:Боги, владыки Олимпа, такой уж имеют обычай.Время тебе на покой удалиться, а я здесь останусь;45Видеть хочу поведенье служанок; хочу в ПенелопеСердце встревожить, чтоб, плача, меня обо всем расспросила”.Так он сказал. Телемах из палаты немедленно вышел;Факел зажженный неся, он пошел в тот покой почивальныйГде по ночам миротворному сну предавался обычно.50В спальню пришедши, он лег и заснул в ожиданье ДенницыТою порою один Одиссей в опустевшей палатеСмерть замышлять женихам совокупно с Палладой остался.Вышла разумная тут из покоев своих Пенелопа,Светлым лицом с золотой Афродитой, с младой Артемидой55Сходная. Сесть ей к огню пододвинули стул, из слоновойКости точеный, с оправой серебряной, чудной работыИкмалиона (для ног и скамейку приделал художникК дивному стулу). Он мягко-широкой покрыт был овчиной.Многоразумная села на стул Пенелопа. Вступивши60С ней белорукие царского дома служанки в палату,Начали всё убирать там: столы с недоеденным хлебом,Кубки и множество чаш, из которых надменные гостиПили; и, выбросив на пол золу из жаровен, наклалиНовых поленьев туда, чтоб нагрелась палата и был в ней65Свет. А Меланфо опять привязалась ругать Одиссея:“Здесь ты еще, неотвязный? Не хочешь и ночью покояДать нам, бродя здесь как тень, чтоб подметить, что в домеслужанкиДелают. Вон! Говорю я тебе, побродяга; наелсяЗдесь ты довольно! Уйди, иль швырну я в тебя головнею”.70Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей хитроумный:“Что ж так неистово ты на меня, сумасбродная, злишься?Или противно тебе, что в грязи я, что, в рубище бедномПо миру ходя, прошу подаянья? Что ж делать? Я нищий.Жребий такой уж нам всем, безотрадно бродящим скитальцам.75В прежние дни я и сам меж людьми не совсем бесприютноЖил; и богатоустроенным домом владел, и доступенВсякому страннику был, и охотно давал неимущим;Много имел я невольников, много всего, чем роскошноЛюди живут и за что величает их свет богачами.80Все уничтожил Кронион – так было ему то угодно.Ты, безрассудная, так же (кто знает, как скоро!) утратишьВсю красоту молодую, которою так здесь гордишься;Станешь тогда ты противна своей госпоже; да и можетСам Одиссей возвратиться – надежда не вовсе пропала;85Если же он и погиб и возврата лишен, то еще здесьСын Одиссев, младой Телемах, Аполлонов питомец,Здравствует; знает он все поведенье служанок домашних,Скрыться не может ничто от него; он из детства уж вышел”.Так он сказал. Пенелопа, услышав разумное, слово,90Речь обратила свою, раздраженная, к дерзкой служанке:“Ты, как собака, бесстыдница, злишься; меня ж не обманешь;Знаю твое поведенье; за все головою заплатишь.Разве не слышала ты, как сюда пригласить я велелаЭтого странника, мысля, что может сказать мне какую95Весть о супруге моем, о котором давно так я плачу?”Тут, обратись к Евриноме, сказала она: “Евринома,Стул пододвинь поскорее, покрытый овчиною мягкой;Должно, чтоб здесь иноземец покойно сидел, и свои намВсе рассказал приключенья, и мне отвечал на вопросы”.100Так говорила она. Евринома немедленно гладкийСтул принесла и покрыла его густошерстной овчиной;Сесть приглашен был на стул Одиссей богоравный женою.Так, обратяся к нему, начала говорить Пенелопа:“Странник, сначала тебя я сама вопрошу, отвечай мне:105Кто ты, мой добрый старик? Кто отец твой? Кто мать? Гдеродился?”Так, отвечая, сказал Одиссей, в испытаниях твердый:“О царица, повсюду и все на земле беспредельнойЛюди тебя превозносят, ты славой до неба достигла;Ты уподобиться можешь царю беспорочному; страха110Божия полный и многих людей повелитель могучий,Правду творит он; в его областях изобильно родитсяРожь, и ячмень, и пшено, тяготеют плодами деревья,Множится скот на полях и кипят многорыбием воды;Праведно властвует он, и его благоденствуют люди.115Ты же, царица, меня вопрошай обо всем; не касайсяТолько отчизны моей, и семьи, и семейного дома:Горе мне душу глубоко проникнет, когда говорить здесьБуду, о них вспоминая; страдал я немало. В чужом жеДоме, в беседе с людьми, предаваться слезам неприлично.120Слезы напрасны: бедам не приносят они исцеленья.Может, притом, и на мысли прийти здесь рабыням, сама тыМожешь подумать, что слезы от хмеля мои происходят”.Так Одиссею, ему отвечая, сказала царица:“Странник, мою красоту я утратила волей бессмертных125С самых тех пор, как пошли в кораблях чернобоких ахейцыВ Трою, и с ними пошел мой супруг, Одиссей богоравный.Если б он жизни моей покровителем был, возвратясяВ дом, несказанно была б я тогда и славна и прекрасна;Ныне ж в печали я вяну; враждует злой демон со мною.130Все, кто на разных у нас островах знамениты и сильны,Первые люди Дулихия, Зама, лесного Закинфа,Первые люди утесистой, солнечно-светлой Итаки,Нудят упорно ко браку меня и наш дом разоряют;Мне ж не по сердцу никто: ни просящий защиты, ни странник,135Ниже глашатай, служитель народа; один есть желанныйМной – Одиссей, лишь его неотступное требует сердце.Те же твердят непрестанно о браке; прибегнуть к обмануЯ попыталась однажды; и демон меня надоумилСтан превеликий поставить в покоях моих; начала я140Темно-широкую ткань и, собрав женихов, им сказала:“Юноши, ныне мои женихи – поелику на светеНет Одиссея, – отложим наш брак до поры той, как будетКончен мой труд, чтоб начатая ткань не пропала мне даром;Старцу Лаэрту покров гробовой приготовить хочу я145Прежде, чем будет он в руки навек усыпляющей смертиПарками отдан, дабы не посмели ахейские женыМне попрекнуть, что богатый столь муж погребен без покрова”.Так я сказала; они покорились мне мужеским сердцем.Целый я день за тканьем проводила; а ночью, зажегши150Факел, сама все, натканное днем, распускала. Три годаДлилася хитрость удачно, и я убеждать их умела.Но когда, обращеньем времен приведенный, четвертыйГод совершился, промчалися месяцы, дни пролетели –Все им открыла одна из служанок, лихая собака;155Сами они тут застали меня за распущенной тканью:Так и была приневолена ими я труд мой окончить.Способа нет уж теперь избежать мне от гнусного брака;Хитрости новой на ум не приходит: меня все родныеНудят к замужеству; и сын огорчается, видя, как дом наш160Грабят; а он уж созрел и теперь за хозяйством способенСам наблюдать, и к нему уваженье Зевес пробуждаетВ людях. Скажи ж откровенно мне, кто ты? Уж верно, не отрасльСлавного в древности дуба, не камень от груди утеса”.Ей возражая, ответствовал так Одиссей богоравный:165“О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,Вижу, что ты о породе моей неотступно желаешьСведать. Я все расскажу, хоть печаль и усилит рассказ мойВ сердце моем. Так бывает со всяким, кто долго в разлукеС милой семьей, сокрушенный, как я, меж людей земнородных170Странствует, их посещая обители, сам бесприютный.Но отвечать на вопросы твои я с охотою буду.Остров есть Крит посреди виноцветного моря, прекрасный,Тучный, отвсюду объятый водами, людьми изобильный;Там девяносто они городов населяют великих.175Разные слышатся там языки: там находишь ахеянС первоплеменной породой воинственных критян; киконыТам обитают, дорийцы кудрявые, племя пеласгов,В городе Кносе живущих. Едва девяти лет достигнув,Там уж царем был Минос, собеседник Крониона мудрый,180Дед мой, родитель великого Девкалиона, которыйИдоменея родил и меня. В корабле крутоносомИдоменей, многославный мой брат, в отдаленную ТроюПоплыл с Атридом; мое ж знаменитое имя Аитон;После него родился я; он старший и властью сильнейший.185В Крите гостил Одиссей; и он мною, как гость, одарен был.В Крит же его занесло буреносною силою ветра:В Трою плывя и у мыса Малеи застигнутый бурей,В устье Амнисия ввел он свой быстрый корабль и в опаснойПристани стал близ скалы Илифийской, богами спасенный.190К Идоменею он в город пришел, утверждая, что гостемБыл он царю, что его почитал и любил несказанно.Но уж дней десять прошло иль одиннадцать с тех пор, какпоплылЦарь в кораблях крутоносых в троянскую землю. Я принялВместо царя во дворце Одиссея, и мной угощен был195Он дружелюбно с великою роскошью; было запасовМного у нас; и сопутники все Одиссеевы хлебом,Собранным с мира, и огненноцветным вином, и прекраснымМясом быков угощаемы досыта были; двенадцатьДней провели богоравные люди ахейские с нами:200В море идти не пустил их Борей, бушевавший с такоюСилой, что было нельзя на ногах устоять и на суше;Демон его разъярил; на тринадцатый день он утихнул.В море пустились они”. Так неправду за чистую правдуОн выдавал им. И слезы из глаз их лилися; как тает205Снег на вершинах высоких, заоблачных гор, теплоноснымЭвром согретый и прежде туда нанесенный Зефиром, –Им же растаенным реки полнеют и льются быстрее, –Так по щекам Пенелопы прекрасным струею лилисяСлезы печали о милом, пред нею сидевшем, супруге.210Он же, глубоко проникнутый горьким ее сокрушеньем(Очи свои, как железо иль рог неподвижные, крепкоВ темных ресницах сковав и в нее их вперив, не мигая),Воли слезам не давал. И, насытяся горестным плачем,Так напоследок ему начала говорить Пенелопа:215“Странник, я способ имею, тебя испытанью подвергнув,Выведать, подлинно ль ты Одиссея и спутников, бывшихС ним, угощал там в палатах царя, как теперь уверяешь.Можешь ли мне описать ты, какое в то время носил онПлатье, каков он был видом и кто с ним сопутники были?”220Ей отвечая, сказал Одиссей, в испытаниях твердый:“Трудно ответствовать мне на вопрос твой, царица; уж многоВремени с этой поры протекло, и тому уж двадцатыйГод, как, мою посетивши отчизну, супруг твой пустилсяВ море; но то, что осталося в памяти, вам расскажу я:225В мантию был шерстяную, пурпурного цвета, двойнуюОн облечен; золотою прекрасной с двойными крючкамиБляхой держалася мантия; мастер на бляхе искусноГрозного пса и в могучих когтях у него молодуюЛань изваял; как живая, она трепетала; и страшно230Пес на нее разъяренный глядел, и, из лап порываясьВыдраться, билась ногами она: в изумленье та бляхаВсех приводила. Хитон, я приметил, носил он из чуднойТкани, как пленка, с головки сушеного снятая лука,Тонкой и светлой, как яркое солнце; все женщины, видя235Эту чудесную ткань, удивлялися ей несказанно.Я же – заметь ты – не ведаю, где он такую одеждуВзял? Надевал ли уж дома ее до отбытия в Трою?В дар ли ее получил от кого из своих при отъезде?Взял ли в подарок прощальный как гость? Одиссея любили240Многие люди; сравниться же мало могло с ним ахеян.Меч медноострый, двойную пурпурную мантию, с тонким,Сшитым по мерке хитоном ему подарив на прощанье,С почестью в путь проводил я его в корабле крепкозданном.С ним находился глашатай; немного постаре годами245Был он; его и теперь описать вам могу я: горбатый,Смуглый, курчавые волосы, черная кожа на теле;Звали его Еврибатом; его всех товарищей болеЧтил Одиссей, поелику он ведал, сколь был он разумен”.Так говорил он. Усилилось горе в душе Пенелопы:250Все Одиссеевы признаки ей описал он подробно.Горестным плачем о милом, далеком супруге насытясь,Так напоследок опять начала говорить Пенелопа:“Странник, до сих пор одно сожаленье к тебе я имела, –Будешь отныне у нас ты любим и почтен несказанно.255Платье, которое мне описал ты, сама я сложилаВ складки, достав из ларца, и ему подала, золотоюБляхой украсив. И мне уж его никогда здесь не встретитьВ доме семейном, в отечестве милом! Зачем он, зачем онНас покидал! Неприязненный демон его с кораблями260В море увел, к роковым, к несказанным стенам Илиона”.Ей возражая, ответствовал так Одиссей богоравный:“О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,Нежной своей красоты не губи сокрушеньем; не сетуйТак безутешно о милом супруге. Тебя укорять я265В этом не буду: нельзя не крушиться жене об утратеСердцем избранного мужа, с которым в любви родились ейДети; красой же богам Одиссей, говорят, был подобен.Ты успокойся, однако, и выслушай то, что скажу я:Правду одну я скажу, ничего от тебя не скрывая,270Все объявив, что узнал о прибытии к вам ОдиссеяВ области тучной феспротов, от здешних брегов недалекой.Жив он; и много везет на своем корабле к вам сокровищ,Собранных им от различных народов; но спутников верныхВсех он утратил; его крутобокий корабль, виноцветным275Морем от знойной Тринакрии плывший, Зевес и блестящийГелиос громом разбили своим за пожранье священных,Солнцу любезных быков – все погибли в волнах святотатцы.Он же, схвативший оторванный киль корабля, был на островВыброшен, где обитают родные богам феакийцы;280Почесть ему оказали они, как бессмертному богу;Щедро его одарили и даже сюда безопасноСами хотели его проводить. И давно б уж в ИтакеБыл он; но, здраво размысливши, он убедился, что преждеРазные земли ему для скопленья богатств надлежало285Видеть. Никто из людей земнородных не мог с ним сравнитьсяВ знании выгод своих и в расчетливом, тонком рассудке –Так говорил мне о нем царь Федон благодушный, которыйПосле, бессмертным богам совершив возлиянье, поклялсяМне, что и быстрый корабль уж устроен, и собраны люди290В милую землю отцов проводить Одиссея; меня жеОн наперед отослал, поелику корабль приготовленБыл для феспротов, в Дулихий, обильный пшеницею, шедших;Мне и богатство, какое скопил Одиссей, показал он.Даже и внукам в десятом колене достанется много –295Столько добра им оставлено было царю в сохраненье.Сам же, сказали, пошел он в Додону затем, чтоб оракулТемносенистого Диева дуба его научил там,Как по отсутствии долгом, в отчизну, в желанную землюМилой Итаки ему возвратиться удобнее будет.300Жив он, ты видишь сама; и, конечно, здесь явится скоро;Верно, теперь и от милых своих, и от родины светлойОн недалеко; могу подтвердить то и клятвой великой;Зевсом, метателем грома, отцом и владыкой бессмертных,Также святым очагом Одиссеева дома клянуся305Вам, что наверно и скоро исполнится то, что сказал я.Прежде, чем солнце окончит свой круг, Одиссей возвратится;Прежде, чем месяц наставший сменен наступающим будет,Вступит он в дом свой”. Ему отвечая, сказала царица:“Если твое предсказание, гость чужеземный, свершится,310Будешь от нас угощен ты как друг и дарами осыпанСтоль изобильно, что счастью такому все будут дивиться.Мне же не то предвещает мое сокрушенное сердце:Нет! И сюда Одиссей не придет, и тебя не отправимВ путь мы отсюда: недобрые люди здесь властвуют в доме;315Здесь никого не найдется такого, каков Одиссей был,Странников всех угощавший и всем на прощанье дарившийМного. Теперь вы, рабыни, омойте его и постелю,Мантией теплой покрытую, здесь приготовьте, чтоб мог онСпать, не озябнув, до первых лучей златотронной Денницы.320Завтра ж поутру его вы, в купальне омывши, елеемЧистым натрите, дабы он, опрятный, за стол с ТелемахомСел и с гостями обедал. И горе тому, кто обидетьВновь покусится его непристойно: ему никакогоМеста вперед здесь не будет, хотя б он и сильно озлился.325Иначе, странник, поверишь ли ты, чтоб хоть мало от прочихЖен я возвышенным духом и светлым умом отличалась,Если я грязным тебя и нечисто одетым за стол нашСесть допущу? Нам ненадолго жизнь достается на свете;Кто здесь и сам без любви, и в поступках любви не являет,330Тот ненавистен, пока на земле он живет, и желаютЗла ему люди; от них поносим он нещадно и мертвый;Кто ж, беспорочный душой, и в поступках своих беспорочен –Имя его, с похвалой по земле разносимое, славятВсе племена и народы, все добрым его величают”.335Ей возражая, ответствовал так Одиссей богоравный:“О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,Теплая мантия мне и роскошное ложе противныС тех пор, как Крита широкого снегом покрытые горы,В длинновесельном плывя корабле, из очей потерял я.340Дай мне здесь спать, как давно уж привык я, на жесткой постели.Много, много ночей провалялся в бессоннице тяжкойЯ, ожидая пришествия златопрестольной Денницы;Также и ног омовение мне не по сердцу; по крайнейМере, к моим прикоснуться ногам ни одной не позволю345Я из рабынь молодых, в Одиссеевом доме служащих.Нет ли старушки, любящей заботливо службу и многоВ жизни, как сам я, и зла и добра испытавшей? ОхотноЕй прикоснуться к моим с омовеньем ногам я дозволю”.Так Одиссею, ему отвечая, сказала царица:350“Странник, немало до сих пор гостей к нам из близких,из дальнихСтран приходило – умней же тебя никого не случалосьВстретить мне; речи твои все весьма рассудительны. Есть здесьВ доме старушка, советница умная, полная добрыхМыслей; за ним, злополучным, ходила она; он был ею355Выкормлен, ею в минуту рождения на руки принят.Ей, хоть она и слаба, о тебе поручу я заботу;Встань, Евриклея, моя дорогая разумница, вымойНоги ему, твоего господина ровеснику; с ним же,Может быть, сходен и видом уж стал Одиссей, изнуренный360Жизнию трудной: в несчастии люди стареются скоро”.Так говорила она; Евриклея закрыла рукамиОчи, но слезы пробились сквозь пальцы; она возопила:“Свет мой, дитя мое милое! Где ты? За что же КронионТак на него, столь покорного воле богов, негодует?365Кто ж из людей перед громоигрателем Зевсом такиеТучные бедра быков сожигал и ему гекатомбыТак приносил изобильно, моля, чтоб он светлую старостьДал ему дома провесть, расцветающим радуясь сыном?Были напрасны молитвы; навеки утратил возврат он.370Гере! Быть может, теперь, никому не родной, на чужбине,Где-нибудь, впущенный в дом богача, он от глупых служанокВстречен такой же там бранью, какой был от этих собак ты,Странник, обижен; зато и не хочешь им, дерзким, позволитьНоги омыть у тебя. То, однако, порядком исполнить375Мне повелела моя госпожа Пенелопа. ОхотноСделаю все, и не волю одну госпожи исполняя.Нет! для тебя самого. Несказанно мою ты волнуешьДушу. Послушай, я выскажу мысли мои откровенно:Странников бедных немало в наш дом приходило; но сердце380Мне говорит, что из них ни один (с удивленьем смотрю я)Не был так голосом, ростом, ногами, как ты, с ОдиссеемСходен”. Сказала. Ей так отвечал Одиссей хитроумный:“Правда, старушка, и сам от людей я, которым обоихНас повстречать удавалось, слыхал, что во многом друг с другом385Мы удивительно сходны, как то мне и ты говоришь здесь”.Так отвечал он. Сияющий таз, для мытья ей служившийНог, принесла Евриклея; и, свежей водою две третиТаза наполнив, ее долила кипятком. Одиссей жеСел к очагу; но лицом обернулся он к тени, понеже390Думал, что, за ногу взявши его, Евриклея знакомыйМожет увидеть рубец, и тогда вся откроется разомТайна. Но только она подошла к господину, рубец ейБросился прямо в глаза. Разъяренного вепря клыком онРанен был в ногу тогда, как пришел посетить на Парнасе395Автоликона, по матери деда (с его сыновьями),Славного хитрым притворством и клятв нарушением – ЭрмийТем дарованьем его наградил, поелику он многоБедр от овец и от коз приносил благосклонному богу.Автоликон, посетив плодоносную землю Итаки,400Новорожденного сына у дочери милой нашел там.Выждав, когда он окончит свой ужин, ему на коленаВнука пришла положить Евриклея. Она тут сказала:“Автоликон, богоданному внуку ты выдумать долженИмя, какое угодно тебе самому: ты усердно405Зевса о внуке молил”. То приняв предложенье, сказал онЗятю и дочери: “Вашему сыну готово уж имя;Вас посетить собирался, я рассержен несказанноМногими был из людей, населяющих тучную землю;Пусть назовется мой внук Одиссеем; то значит: сердитый.410Если ж когда он, достигнувши мужеских лет, пожелаетДедовский дом посетить на Парнасе, где наша обитель,Будет он мной угощен и с богатым отпущен подарком”.Внук возмужал и пришел за подарком обещанным к деду.Автоликон с сыновьями своими его благосклонно415Встретил руки пожиманьем и сладко-ласкательным словом;Бабка ж его Амфитея в слезах у него целовалаОчи, и руки, и голову, громко рыдая. БогатыйПир приказал сыновьям многославным своим приготовитьАвтоликон. И они, исполняя родителя волю,420Тотчас пригнать повелели быка пятилетнего с поля;Голову снявши с быка и его распластавши, на частиМясо они разрубили и части, взоткнув их на вертел,Начали жарить; изжарив же, их разнесли по порядку.Сидя они за обедом весь день до вечернего мрака425Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.Солнце тем временем село, и ночь наступила; о ложеКаждый подумал, и сна благодать ниспослали им боги.Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос.Автоликоновы все сыновья, на охоту собравшись,430Скликали быстрых собак. Сын Лаэртов отправился с ними.Долго они по крутому, покрытому лесом, ПарнасуШли; напоследок достигли глубоких, ветристых ущелий;Гелиос только что начал поля озарять, подымаясьТихо с глубоких, лиющихся медленно вод Океана;435В дикую дебрь углубились охотники все; перед ними,След открывая, бежали собаки; с собаками вместеАвтоликоновы дети и сын многославный ЛаэртовБыстро бежали, имея в руках длиннотенные копья.Страшно-огромный кабан там скрывался, в кустах закопавшись440Диких: в тенистую глубь их проникнуть не мог ни холодный,Сыростью дышащий ветер, ни Гелиос, знойно-блестящий,Даже и дождь не пронзал их ветвистого свода – так густоБыли они сплетены; и скопилось там много опадшихЛистьев. Когда же приблизился шум от собак и от ловчих,445Быстро бежавших, кабан им навстречу из дикого логаПрянул; щетину встопорщив, ужасно сверкая глазами,Он заступил им дорогу; и первый, к нему подбежавший,Был Одиссей. Он копье длинноострое поднял, готовыйЗверя пронзить; но успел Одиссею поранить колено450Острым клыком разъяренный кабан; и он выхватил многоМяса, нагрянувши бешено сбоку, но кость уцелела.В правое зверю плечо боевое копье сын ЛаэртовСильно всадил; и, плечо проколов, острием на другой бокВышло копье; повалился кабан, и душа отлетела.455Автоликоновы дети убитого зверя велелиДолжным порядком убрать и потом Одиссееву рануПеревязали заботливо; кровь же, бежавшую сильно,Заговорили. И все напоследок к отцу возвратились.Автоликон и его сыновья Одиссея, от раны460Дав исцелиться ему и его одаривши богато,Сердцем веселого, сами веселые, с миром послалиВ землю Итаки; отец и разумная мать несказанноБыли его возвращению рады; они расспросилиСына подробно о ране, и он рассказал по порядку,465Как, на Парнасе ловитвой зверей веселясь с сыновьямиАвтоликона, он вепрем клычистым был ранен в колено.Эту-то рану узнала старушка, ощупав рукамиНогу; отдернула руки она в изумленье; упалаВ таз, опустившись, нога; от удара ее зазвенела470Медь, покачнулся водою наполненный таз, пролиласяНа пол вода. И веселье и горе проникли старушку,Очи от слез затуманились, ей не покорствовал голос.Сжав Одиссею рукой подбородок, она возгласила:“Ты Одиссей! Ты мое золотое дитя! И тебя я475Прежде, пока не ощупала этой ноги, не узнала!”Кончив, она на свою госпожу обратила поспешноВзоры, чтоб ей возвестить возвращение милого мужа.Та ж не могла ничего, обратяся глазами в другуюСторону, видеть: Паллада ее овладела вниманьем.480Но Одиссей, ухвативши одною рукою за горлоНяню свою, а другою ее подойти приневоливБлиже к нему, прошептал ей: “Ни слова! Меня ты погубишь;Я Одиссей; ты вскормила меня; претерпевши немало,Волей богов возвратился я в землю отцов через двадцать485Лет. Но – уж если твои для узнания тайны открылисьОчи – молчи! И чтоб в доме никто обо мне не проведал!Иначе, слушай – и то, что услышишь, исполнится верно, –Если мне Дий истребить женихов многобуйных поможет,Здесь и тебя я щадить, хоть тобой и воспитан, не стану490В час тот, когда над рабынями строгий мой суд совершится”.Сыну Лаэртову так, отвечая, сказала старушка:“Странное слово из уст у тебя, Одиссей, излетело;Ведаешь сам ты, как сердцем тверда я, как волей упорна:Все сохраню, постоянней, чем камень, целей, чем железо;495Выслушай, друг, мой совет и заметь про себя, что услышишь.Если Зевес истребить женихов многобуйных поможет,Всех назову я рабынь, обитающих здесь, чтоб меж нимиМог отличить ты худых и порочных от добрых и честных”.Ей возражая, ответствовал так Одиссей хитроумный:500“Нет, Евриклея, их мне называть не трудись понапрасну;Сам все увижу и буду уметь все подробно разведать.Только молчи. Произволу богов предадим остальное”.Так говорил Одиссей; и поспешно пошла ЕвриклеяТеплой воды принести, поелику вся прежняя на пол505Вылилась. Вымыв и чистым елеем умасливши ноги,Снова скамейку свою Одиссей пододвинул к жаровне;Сев к ней, чтоб греться, рубец свой отрепьями рубища скрыл он.Умная так, обратяся к нему, Пенелопа сказала:“Странник, сначала сама я тебя вопрошу, отвечай мне:510Скоро наступит пора насладиться покоем; и счастливТот, на кого и печального сон миротворный слетает.Мне ж несказанное горе послал неприязненный демон;Днем, сокрушаясь и сетуя, душу свою подкрепляюЯ рукодельем, хозяйством, присмотром за делом служанок;515Ночью ж, когда все утихнет и все вкруг меня, погрузившисьСладостно в сон, отдыхают беспечно, одна я, тревогойМучась, в бессоннице тяжкой сижу на постели и плачу;Плачет Аида, Пандарова дочь бледноликая, плачет;Звонкую песню она заунывно с началом весенних520Дней благовонных поет, одиноко таясь под густымиСенями рощи, и жалобно льется рыдающий голос;Плача, Итилоса милого, сына Зефосова, медьюОстрой нечаянно ею сраженного, мать поминает.Так, сокрушенная, плачу и я, и не знаю, что выбрать, –525С сыном ли милым остаться, смотря за хозяйством, за светлымДомом его, за работой служанок, за всем достояньем,Честь Одиссеева ложа храня и молву уважая?Иль, наконец, предпочесть из ахейцев того, кто усерднейБрака желает со мной и щедрее дары мне приносит?530Сын же, покуда он отроком был неразумным, расстатьсяС матерью нежной не мог и супружеский дом мне покинутьСам запрещал; но теперь он, уж мужеской силы достигнув,Требует сам от меня, чтоб из дома я вышла немедля;Он огорчается, видя, как наше имущество грабят.535Ты же послушай: я видела сон; мне его растолкуй ты;Двадцать гусей у меня есть домашних; кормлю их пшеницей;Видеть люблю, как они, на воде полоскаясь, играют.Снилося мне, что, с горы прилетевший, орел крутоносый,Шею свернув им, их всех заклевал, что в пространной столовой540Мертвые были они на полу все разбросаны; сам жеВ небо умчался орел. И во сне я стонала и горькоПлакала; вместе со мною и много прекрасных ахейскихЖен о гусях, умерщвленных могучим орлом, сокрушалось.Он же, назад прилетев и спустясь на высокую кровлю545Царского дома, сказал человеческим голосом внятно:“Старца Икария умная дочь, не крушись, Пенелопа.Видишь не сон мимолетный, событие верное видишь;Гуси – твои женихи, а орел, их убить прилетавшийГрозною птицей, не птица, а я, Одиссей твой, богами550Ныне тебе возвращенный твоим женихам на погибель”.Так он сказал мне, и в это мгновенье мой сон прекратился;Я осмотрелась кругом: на дворе, я увидела, гусиВсе налицо; и, толпяся к корыту, клюют там пшеницу”.Умной супруге своей отвечал Одиссей богоравный:555“Сон, государыня, твой толковать бесполезно: он ясенСам по себе; сокровенного нет в нем значенья; и еслиСам Одиссей предсказал женихам их погибель – погибнутВсе: ни один не уйдет от судьбы и от мстительной Керы”.Так, отвечая, сказала царица Лаэртову сыну:560“Странник, конечно, бывают и темные сны, из которыхСмысла нельзя нам извлечь; и не всякий сбывается сон наш.Создано двое ворот для вступления снам бестелеснымВ мир наш: одни роговые, другие из кости слоновой;Сны, проходящие к нам воротами из кости слоновой,565Лживы, несбыточны, верить никто из людей им не должен;Те же, которые в мир роговыми воротами входят,Верны; сбываются все приносимые ими виденья.Но не из этих ворот мой чудесный, я думаю, вышелСон – сколь ни радостно было бы то для меня и для сына.570Слушай теперь, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:Завтра наступит он, день ненавистный, в который покинутьДом Одиссеев принудят меня; предложить им стреляньеИз лука в кольца хочу я: супруг Одиссей здесь двенадцатьС кольцами ставил, бывало, жердей, и те жерди не близко575Ставил одну от другой, и стрелой он пронизывал кольцаВсе. Ту игру женихам предложить я теперь замышляю;Тот, кто согнет, навязав тетиву, Одиссеев могучийЛук, чья стрела пролетит через все (их не тронув) двенадцатьКолец, я с тем удалюся из этого милого дома,580Дома семейного, светлого, многобогатого, где яСчастье нашла, о котором и сонная буду крушиться”.Ей возражая, ответствовал так Одиссей богоравный:“О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,Этой игры, мой совет, не должна ты откладывать. Верь мне,585В доме своем Одиссей многохитростный явится прежде,Нежели кто между ими, рукою ощупавши гладкийЛук, тетивою натянет его и сквозь кольца прострелит”.Так, отвечая, сказала царица Лаэртову сыну:“Если б ты, странник, со мною всю ночь согласился в палате590Этой сидеть и меня веселить разговором, на ум быСон не пришел мне; но вовсе без сна оставаться нам, слабымСмертным, не должно. Здесь всем нам, землей многодарнойкормимым,Боги бессмертные меру, особую каждому, дали.Время, однако, наверх мне уйти, чтоб лежать одиноко595Там на постели, печалью перестланной, горьким потокомСлез обливаемой с самых тех пор, как супруг мой отсюдаМорем пошел к роковым, к несказанным стенам Илиона.Там отдохну я, а ты ночевать, иноземец, останьсяЗдесь; и ложись на постелю иль на пол, как сам пожелаешь”.600Так Пенелопа сказавши, пошла по ступеням высокимВверх – не одна, все рабыни за нею пошли; и, в покоеВерхнем своем затворяся, в кругу приближенных служанокПлакала горько она о своем Одиссее, покудаСладкого сна не свела ей на очи богиня Афина.