скачать книгу бесплатно
– О, миссис Т-К меня вполне устроит, инспектор. Все здесь меня называют просто: миссис Т-К, – Эвелин склоняет набок голову, глядя на озадаченного полицейского с карандашом в руке.
– У вас совершенно неострый карандаш, – замечает она. – Хотите, я вам его подточу?
Глянув на тупой грифель, Уильямс отдает карандаш Эвелин. Та из глубин своей вместительной сумки достает маленькую серебряную точилку. На поднос с кофе падает стружка. Поточив карандаш, Эвелин возвращает его инспектору.
– Ну вот, так-то лучше. Сами увидите, что острый карандаш пишет более четко.
Уильямс просматривает записи в папке и затем говорит:
– Мы немного покопались в архивах и выяснили, что одно время вы служили в Общевойсковом центре для допросов в Бад-Нендорфе в Германии. Вы это подтверждаете?
– О, даже не знаю. Я там служила?
– Так указано в вашей учетно-послужной карточке. Вы помните, чем вы там занимались? – инспектор держит карандаш наготове, собираясь записать ее ответ. В эту минуту возвращается Пэт с тарелкой печенья.
– Тебе повезло. Даниэлла нашла на кухне новую пачку. Надеюсь, теперь ты будешь довольна.
– Мне пришлось помочь этому доброму джентльмену подточить его карандаш, – сообщает Эвелин. – Как можно ходить на работу без острого карандаша?
Она улыбается Уильямсу и племяннице. Пэт отпивает глоток остывшего кофе. Инспектор все еще ожидает ответа на свой вопрос. Эвелин берет печенье с тарелки, которую принесла Пэт.
– Мы выяснили, – говорит инспектор, прочистив горло, – что вы работали в центре в тот же период, когда там служил полковник Стивен Робинсон. Вы помните человека с таким именем? Полагаю, он был вашим начальником.
– Робин, – молвит Эвелин. – Был там Робин?
Она откусывает печенье, что-то мурлыча про себя, а потом принимается напевать дрожащим голосом: «Робин Бобин Барабек съел за сотню человек…»
Пэт со стуком ставит чашку на блюдце, встряхивая весь поднос:
– Что я вам говорила? Убедились? Это безнадежно. Не представляю, как мы узнаем, что там тогда происходило.
– Не волнуйтесь, – успокаивает ее инспектор Уильямс. – На днях я зайду еще раз. Порой, когда человеку представляется шанс поразмыслить, память к нему постепенно возвращается.
Да я все прекрасно помню. Помню во всех подробностях. Даже не сомневайтесь, думает Эвелин, а вслух произносит:
– Ой, вы что, уже уходите? Но вы же скоро придете снова, да? Я попрошу кухарку испечь для нас особый яблочный пирог.
Часть третья
У животных странные симпатичные ушки (8)
Глава 18
12 июля 1945 г.
Любимый мой!
Какое счастье! Наконец-то мне пригодится знание иностранных языков. Я всегда чувствовала, что однажды это случится, хотя в период учебной подготовки, когда меня заставляли ползти по-пластунски через лес и вспоминать французский, я не была уверена, что мне придется с пользой применить немецкий, а я, как тебе известно, говорю на нем довольно бегло.
Но война в Европе наконец-то кончилась, и нужно делать все, чтобы не допустить новой, так что меня все же направляют в Германию. Когда мы узнали о капитуляции фашистов, я, конечно, как и все, очень обрадовалась, но, к своему стыду, даже во время праздничных торжеств меня глодало разочарование. Я жалела, что теперь не смогу внести свою лепту, не смогу участвовать в реальных боевых действиях, не смогу пойти по стопам моего храброго супруга. А мне так хотелось примерить на себя свою новую личность – стать Евой. Это имя мне подходит, согласен?
Подразделение, в которое меня командируют, организует новый объект для проведения допросов немецких военнослужащих и других лиц, это недалеко от Ганновера. Я так рада и в то же время встревожена, ведь теперь всем известно об ужасных злодеяниях фашистов, о том, сколько людей от них пострадало в Германии. Надеюсь, что эта работа не будет чрезмерно отвратительной, но я очень хочу приносить пользу. Знаю, что меня ждут встречи с ужасными людьми, но я уверена, что стратегическая информация, которую удастся раздобыть, будет крайне полезна. Слава богу, что мой немецкий не «заржавел» – aus der Ubung[16 - Без практики (пер. с нем.).], так сказать. В учебке я постоянно его совершенствовала на всякий случай.
Однако существует одно огроменное «но», дорогой. И, думаю, ты очень рассердился бы на меня, если б был жив и знал об этом: командует подразделением тот, «имени которого нельзя упоминать», полковник Стивен Робинсон. Знаю, знаю, ты сейчас думаешь: как же ей удастся сдерживать свои эмоции? Или ее с позором отправят домой? Если честно, мне и самой интересно, что я почувствую, когда впервые увижу его, ведь моя ненависть к тому, кто стал причиной твоей гибели, нисколько не ослабла. Но я настроена блестяще выполнять свои обязанности и, если за это время замечу малейшую брешь в его броне или найду хоть какую-то возможность заставить его сполна заплатить за свои чудовищные ошибочные суждения, я сделаю это не колеблясь, вот увидишь.
Наше подразделение будет располагаться в Бад-Нендорфе; это, по-моему, курортный городок где-то недалеко от Ганновера. Там, насколько мне известно, под нужды нашего центра переоборудуют одну из лечебниц, так что, надеюсь, это будет чистое и современное учреждение.
Немцы называют этот городок Schlammbad, что буквально означает «грязевая ванна»! Экзотично, да? Но я уверена, что мне не придется марать руки или принимать какие-то чудесные процедуры. Скорее всего, я буду целыми днями строчить протоколы и стенограммы, пытаясь зафиксировать на бумаге каждое слово, произнесенное в ходе допросов. Надеюсь, у меня все получится и ты будешь гордиться мною.
Очень тебя люблю, дорогой. Твоя Эви.
P.S. Я люблю тебя.
Глава 19
Ева
15 августа 1945 г.
Прославленные грязи
Ева Кушек, она же Эвелин Тейлор-Кларк, шла от служебной гостиницы к корпусу для допросов. Стояло знойное позднее лето, и в колючей форме цвета хаки ей было нестерпимо жарко. Еве казалось, что ее одежда провоняла кислой капустой, которую постоянно тушила на своей кухне ее угрюмая квартирная хозяйка.
Это был первый день службы Евы на курорте Уинклер-бат в Бад-Нендорфе, но здесь она не увидела выстроившихся в ряд загорелых спортивных красавиц, которые выполняли бы упражнения, в глубоком наклоне касаясь ладонями пальцев ног, возле топчанов у ослепительно сверкающего бассейна. Нет, здесь не было ничего, что соответствовало бы ее представлениям о роскошной здравнице. Коричневые стены комплекса напоминали о целебных грязях, которыми славился этот городок. Наверно, грязи здесь были повсюду, и их использовали для любых целей – для лечения, для изготовления кирпичей, даже для внешней отделки зданий. Она представила, как составляет отчеты, сидя за столом в бывшей лечебнице, у ее ног в крепких начищенных ботинках растекаются лужи грязи.
Путешествие через разрушенную войной Европу было утомительным: сначала на пароходе, затем на поезде, потом на грузовиках. Мимо мелькали городки, целиком превращенные в груды развалин, где усталые женщины в лохмотьях и дети с бритыми наголо головами сгребали в кучи кирпичи. Она видела развороченные вокзалы, где истощенные беженцы протягивали руки к проезжавшим мимо вагонам. Наконец она прибыла на этот популярный курорт в Нижней Саксонии, находившийся милях в двадцати от Ганновера. Благодаря его знаменитым целебным водам люди вот уже двести лет приезжали сюда лечиться. Наконец очередной грузовик подвез ее к чистой, но скромной гостинице, куда получили направление Ева и еще несколько служащих канцелярии. Она увидела большие некогда ухоженные сады местного курортного парка, за годы войны пришедшие в запустение и заросшие сорняками.
Здания в городке не пострадали от боевых действий, но нуждались в ремонте. Местные жители были тощими, но с голоду не умирали; ее хозяйка разговорчивостью не отличалась, но враждебности не проявляла.
Я стараюсь вызвать на ее губах улыбку, но наше присутствие ее возмущает, сообразила Ева, ведь для нее мы теперь враги, указываем, как им жить, и на всех жителей взираем так, словно пытаемся определить, насколько они были осведомлены о том, что происходило в стране, и следует ли считать их пособниками того ужасного режима.
И вот Ева прибыла к месту прохождения службы в Общевойсковом центре допросов, обосновавшемся на территории бывшей курортной лечебницы, чтобы вести дословные и стенографические протоколы допросов пленных на английском и немецком языках. Подходя к стеклянным входным дверям, она остановилась и набрала полные легкие воздуха. Она сделала все, чтобы получить это назначение. Стараясь не вызвать подозрений, разузнала, где он находится, и добилась своего: скоро она встретится лицом к лицу с офицером, которого считает виновным в гибели Хью. Но, оказавшись здесь, Ева занервничала, ведь она увидит его впервые. Узнает ли она его? Сможет ли сразу понять по стальному взгляду, что это тот самый безжалостный человек, который обрек на смерть Хью и других агентов?
Ныне ее ждала работа, совершенно отличная от той, которой она должна была заниматься, если б не кончилась война. Она готовилась пойти по стопам Хью, осваивая приемы рукопашного боя с оружием и без оружия, ползая по-пластунски по лесам Шотландии, изучая рацию. В загородных особняках Англии, как в шутку называли разведшколы курсанты УСО, их обучали методике проведения допросов, а также шифрованию и способам бесшумного убийства.
Я надеялась стать героиней и пасть смертью храбрых, лишь бы вновь встретиться с тобой, любимый.
Поработав водителем в Женском вспомогательном территориальном корпусе, затем совсем недолго переводчиком в подразделении по допросам возвратившихся агентов и пленных, она была готова, если потребуется, в качестве спецагента жертвовать своей жизнью, как Хью. Но война вдруг кончилась, хотя покоем еще и не пахло. Все радовались, ликовали, но повсюду царил послевоенный хаос. Европа лежала в руинах. Нужно было наводить порядок, восстанавливать мирную жизнь, расследовать преступления военного времени. И вот она здесь, чтобы, используя навыки секретаря, умение внимательно слушать и точно переводить, вести протоколы и при необходимости вносить поправки в документы.
– Привет. Новенькая, да? – прервал ее размышления вопрос, заданный бойким тоном.
К ней обращался краснощекий сержант, шедший следом за ней. В то утро он брился недостаточно острым лезвием, но чересчур усердно, порезался, и на подбородке у него висел кусочек бумажной салфетки с темным пятнышком крови.
– Только что прибыла. Эвелин Тейлор-Кларк. По крайней мере так меня звали до сих пор, хотя вообще-то я собиралась быть Евой Кушек. Если б война не кончилась, возможно, мне пригодилось бы умение ползать по-пластунски, приобретенное в лесах Шотландии.
– Если хотите, зовитесь Евой. Значит, вы прошли подготовку в УСО?
Ева не ответила, но заметила, что парень удивленно поднял бровь.
– Считайте, вам повезло, что представление уже окончилось. Из тех ребят мало кто уцелел, – он протянул ей руку. – Джеймс Макгрегор, Джимми. Добро пожаловать на курорт Бад-Нендорф.
Он бросил взгляд на здание строгого стиля:
– Хотя на санаторий не очень похоже, да?
– Ну да, курорты, как мне казалось, должны иметь более благотворный вид, – улыбнулась Ева. – И как тут работается?
– Дисциплина довольно строгая, но вообще-то неплохо. Кормят по крайней мере хорошо, к тому же город этот никогда не бомбили, так что ничего. Как вы устроились?
– Гостиница чистая, только провоняла тмином и капустой. Хорошо хоть, что мне не придется там питаться! – засмеялась она. – К тому же, это лучше, чем квартиры в Англии, где не выветривались запахи карболки и лука.
Ева осмотрелась вокруг: территория комплекса, парк, дальше лес…
– А на досуге тут есть чем заняться?
– Боюсь, что нет. Городишко сонный и, видимо, всегда был таким. Какая тут может быть ночная жизнь, если люди приезжали сюда подлечиться, поправить здоровье?
– Да, пожалуй, никакой. Что ж, придется довольствоваться прогулками на свежем воздухе, когда выдастся свободное время.
В этот момент оба повернули головы на звук затормозившего военного грузовика. Два охранника заняли позиции у заднего откидного борта и приказали пленным в наручниках выходить по одному. Некоторые из них были в форме, другие – в брюках и рубашках; несколько человек не сумели устоять на ногах, выпрыгивая из кузова. Один молодой парень встретился взглядом с Евой и улыбнулся ей. Он был примерно того же возраста, что ее брат Чарльз. Светлые волосы парня, несмотря на его пребывание в плену, были чистыми и аккуратно причесанными. Проходя мимо Евы, он снова ей улыбнулся.
– Ну что ж, похоже, пора начинать, – произнес Джимми, когда колонна вошла в здание.
– Я пойду за вами. Меня еще не проинструктировали. Может, дадите какие полезные советы? Или мне с ходу бросаться в пропасть вниз головой?
Джимми обернулся и серьезно посмотрел на нее.
– Просто исполняйте приказы, особенно те, что отдает Робинсон. Не надо его сердить, – он распахнул перед ней дверь и произнес, жестом приглашая ее войти: – Оставь надежду, всяк сюда входящий.
Робинсон. При этом имени у Евы что-то кольнуло в шее, и она вспомнила слова Тима Макнила: «Не человек, а терьер. Вгрызется – не отпустит».
Посмотрим, кто кого не отпустит, мысленно сказала она себе. Я специально приехала в такую даль, и, наконец-то, мы встретимся лицом к лицу.
Глава 20
Ева
16 августа 1945 г.
Улыбнитесь, вас снимают
– Вот объясни, почему мы должны фотографироваться сегодня? – бурчала Ева, убирая под кепи выбившиеся пряди волос. Губы она подкрасила, но твердо решила не улыбаться в объектив.
– Шеф считает, что у него должны быть фотографии всех сотрудников. Может быть, у него плохая память на лица. Не волнуйся, ты получишь на память одно свое фото. – Джимми пришел за ней в маленький кабинет, где она собиралась печатать протоколы допросов. – Пойдем, не заставляй себя ждать.
Ева последовала за ним по коридору. Это был ее второй рабочий день, и пока еще она ничего не сделала, разве что заправила в машинку новую ленту, заполнила кое-какие документы и наточила карандаши. Но, возможно, сегодня она, наконец-то, познакомится с человеком, ради которого сюда приехала.
Пока они шли к выходу, к ним присоединилась еще одна новая сотрудница, и все вместе они ступили под жаркое солнце.
– И долго это займет? – спросила Ева, щурясь от яркого света. – Я еще даже не приступила к настоящей работе.
– На этот счет не тревожься. На твоем месте я наслаждался бы тишиной и покоем, пока есть такая возможность. Скоро будет не продохнуть, – Джимми порылся во внутреннем кармане мундира и предложил девушкам по сигарете. Те отказались.
– Если сами не курите, сигареты из своего довольствия приберегите: потом можно продать, местные спят и видят курево. За сигареты неплохую цену можно выторговать. Только об этом молчок.
– Здешним жителям повезло куда больше, чем многим другим, – тихо заметила Ева. – Столько городов уничтожено. По пути сюда я видела жуткую разруху: люди побираются, копаются в обломках, готовы взять все, что мы могли бы им выделить. Я знаю, мы ничего не должны давать немцам, но ведь продуктов у нас более чем достаточно. С нас не убудет, если мы с ними поделимся.
– Страшное это дело, война, – пробормотал Джимми, стараясь не дымить на девушек. Он снял кепи и грязным мятым носовым платком отер потный лоб. – Но, если попытаешься им помочь, нарвешься на неприятности. Один из парней рассказывал, что их повара-немца в тюрьму посадили за то, что он пытался вынести из казармы объедки. А он ведь просто хотел накормить свою семью.
– Неужели ты и впрямь считаешь, что все немцы – фашисты? Нельзя же всех под одну гребенку!
– Скоро сама все увидишь. Пусть они сколько угодно выдают себя за хороших нацистов, я никогда не поверю, что они пребывали в неведении относительно ужасов концлагерей.
– Долго нам еще здесь торчать? – через пять минут спросила Ева. Она обратила взгляд на дверь, но из здания никто не выходил. – Я хотела бы заняться своей работой.
– Думаю, пару дней тебе нечего будет делать. Новая партия только что прибыла. Они еще не готовы к тому, чтобы мы ими занимались, – Джимми раздавил окурок каблуком и принялся расхаживать взад-вперед, разминая плечи.
Ева наблюдала за ним, пытаясь понять, что он имеет в виду, а потом услышала шаги. Кто-то быстро шел по коридору, отрывисто отдавая распоряжения. В следующую минуту из здания появился невысокий франтоватый мужчина с аккуратными усиками. На его безукоризненно отутюженной форме не было ни одной складочки.
– Так, встаньте в ряд, живее, – рявкнул он, взмахнув в их сторону щегольской тростью. Сопровождавший его фотограф торопливо настроил фотоаппарат и жестами стал показывать, кому как встать.
– Да снимай уже, – не выдержал полковник. – Снимай, и дело с концом.
Фотоаппарат щелкнул несколько раз, запечатлев полковника перед входом в здание и его подчиненных, стоявших по правую руку от него. Значит, это и есть Робинсон. Этот бесцеремонный щуплый человечек и есть тот самый «терьер», о котором рассказывал Тим. Ева пыталась разглядеть его, пока они, высоко подняв головы, отведя назад плечи, стояли бок о бок перед объективом, но фотограф велел не шевелиться и смотреть строго перед собой. Она заметила смущенные улыбки на лицах своих товарищей и плотно сжатые в тонкую линию губы полковника. Тот дергал подбородком, словно накрахмаленный воротничок его душил.
Едва затвор щелкнул, полковник гаркнул:
– Вольно. За дело, ребята.
Решительным шагом он вернулся в здание, стуча по плитам коридора каблуками своих начищенных туфель.
– Теперь можно расслабиться, – сказал Джимми, закуривая новую сигарету. – Не спеши назад, отдохни, если хочешь. Сегодня делать особо нечего.
– Как это? Мы допросы должны проводить, а не слоняться без дела.
– Не переживай, – пожал плечами Джимми. – Скоро он даст сигнал, и дел у тебя будет выше крыши. Будь у него для нас работа, он не стал бы греться на солнышке, позируя перед фотокамерой. Стоит ему раскочегариться, его уже не остановишь.
– Он здесь вроде бригадира, что ли?
– Я бы так не сказал. Скорее… – Джимми помолчал, подбирая верные слова. – Стоит ему взять след, он идет до конца, и уже ни перед чем не остановится.
– Я правильно подумала, что это был полковник Робинсон?
Господи, пусть это будет он. Из-за него я здесь. Мне это стоило немалых трудов, и теперь я должна знать наверняка.
– Он самый, – Джимми наклонился к Еве и, понизив голос, сказал: – Мы зовем его Бесси.
– Бесси? Но ведь это женское имя.
