Вместе обрести сейчас

– Это в память об Ольге, – сказала я, поставив локоть на стол, подперев кулаком щеку.

– А говоришь, забыла, – сказала Алла Николаевна, улыбнувшись так, как умела улыбаться только Ольга.

Меня отпустило. Я осознавала всю неправильность своего поступка. Алла Николаевна нисколько не сердилась на меня за это, а даже подбодрила.

– Простите меня за наглость, – сказала я после недолгой паузы, я ведь так ничего и не знаю.

– Знаешь что, Санечка, – понимая мою растерянность, сказала она. Пойдем-ка с тобой в ее комнату. Встав из-за стола, я пошла за Аллой Николаевной затаив дыхание. О, Боже, она открыла дверь той комнаты, о которой я думала. Войдя в комнату, меня словно окатили ледяной водой. Окно в комнате Ольги выходило на набережную реки Иртыш, вид из окна был аналогичен виду из окна моей комнаты; набережная, те же деревья, тот же мост слева от дома, соединяющий правый берег реки с левым, даже номер дома и тот совпадает.

– Да ты вся бледная, тебе нехорошо? – сказала Алла Николаевна, спешно усадив меня на софу, побежав на кухню за водой.

На полке книжного шкафа в толстой деревянной коричневой рамке стояла моя фотография, сделанная во время прогулки по крепости. Я сама дала ей это фото. Я всегда печатаю фотографии, считая, что цифровую память нельзя потрогать руками. На столе у светильника лежали те самые добытые в бою билеты с автографом.

– Скорее всего, тебе просто стало душно. Я не впускаю в эту комнату свежего воздуха, чтобы сохранить здесь все так, как было при ней, – сказала она, вернувшись с кухни со стаканом воды, – выпей.

Вот уж, – подумала я, и врачи, оказывается, могут быть сентиментальными.

– Как это несчастье произошло с ней? Почему она не поделилась со мной своей проблемой? Ведь мы же подруги, – задавала я вопросы, особо мучавшие меня, поставив стакан на пол.

– Почему тебе не рассказала? – задумчиво сказала Алла Николаевна, сев рядом со мной, – думаю потому, что не хотела потерять единственную подругу.

– То есть потерять? – спрашивала я, запутавшись окончательно. Эта история начинала приобретать для меня мистические очертания. Мы сидели на софе, я крепко зажала коленями кисти рук, наклонив голову внимательно слушая ее, боясь пошевелиться.

– Оля общительная всегда была, отзывчивая, уж, в чем в чем, а в друзьях дефицита у нее не было, – начала Алла Николаевна, – чуть что, все за помощью бегут к ней: Оля помогай, Оля выручай; а она – душа нараспашку, никогда никому не откажет. Всегда веселая, активная, жизнерадостная. И на здоровье не жаловалась никогда. Мы её вдвоем с бабушкой воспитывали; мама моя была властная женщина, врач гематолог, доктор медицинских наук, я сама по стопам матери пошла, вольно думать никто не давал, время другое было, поэтому врача из меня хорошего и не вышло. Я со своей стороны никакого давления на дочь не оказывала, позволяя ей думать своей головой. Я не хотела, чтобы она повторяла мою судьбу. Однако бабушка молча делала свое дело, со временем добившись своего. Буду, говорит мама врачом онкологом и всё тут. Обложилась учебниками, литературой специальной. Я край как не желала этого, но не показывала ей своего неодобрения. Раз решила, будь, твоя жизнь. Бабушка ушла на тот свет со спокойной душой, преемница выросла, нечета мне, непутевой. Спустя год после смерти бабушки в ноябре две тысячи девятого затемпературила наша Олечка ни с того ни с сего. Я на простуду поначалу списывала, симптоматика схожая, время года как раз подходящее, сразу не различишь. Да не тут то было. Помню, среда была, я задержалась на работе, подрабатывала репетиторством, пришла домой, а Оля, не изобразив никаких эмоций, выдала мне: «Мама, у меня лейкоз».18 Спрашиваю ее: «Кто тебе сказал такую глупость?», а она мне невозмутимо: «Анализ крови показал». Представляешь, она втайне от меня сдала кровь на анализ, чтобы не паниковать раньше времени. Как узнали, тут же сориентировались, начали предпринимать все необходимые действия. Олю положили в больницу. Однажды зайдя к ней в палату, я остолбенела, увидев, как она состригала с головы свои волосы, а она посмотрела на меня и спокойно сказала: «Чего тянуть». Можно было позавидовать её стойкости и терпеливости. «Мама, не волнуйся, мы справимся», – утешала она меня. Понимаешь, я должна была говорить ей эти слова, а не она мне. Во многом она оказалась, куда мудрей и подкованней меня.

Немного помолчав, Алла Николаевна продолжала: Одноклассники благополучно забыли о ней, в заботах о своем ближайшем будущем, заживо похоронив ее. Выпускной класс, экзамены, навестили один единственный раз. Зачем навещать человека, который одной ногой стоит в могиле? Она не реагировала на внешний мир, целиком и полностью сосредоточившись на себе. Лечащий врач говорила, что во многом ее уравновешенность помогла отступить болезни. За полтора года, она стала другим человеком. Не в физическом плане, хотя это тоже конечно, а в духовном. Знаешь, бывает, посмотрит на тебя, и ты понимаешь, что у этой девочки взгляд зрелого, взрослого человека. После трех курсов химиотерапии, давшей неожиданно хорошие результаты, наступила стабильная ремиссия. Никто не мог в это поверить. Больше не было необходимости находиться в больнице и нас отпустили домой, прописав постоянно принимать таблетки. Дома Оля быстро пошла на поправку. Болезнь напрочь отбила у нее всю охоту соприкасаться не только с онкологией, но и вообще с медициной. Она как говорится, решила начать жизнь с чистого листа. Самостоятельно поступила в ваш университет, но адаптация ей давалась нелегко. Хорошо помню тот день, когда она первый раз пришла из университета с хорошим настроением. Я поинтересовалась у нее, и она рассказала, что теперь у нее есть подруга. Приглашай в гости свою новую подругу, говорила я ей, и тут она мне рассказала про девушку Сашу, которая бегством спаслась от своей матери из-за разногласий на почве медицины, и что при любом упоминании об этом, она рискует впасть в коматозное состояние, – мельком улыбнувшись, сказала Алла Николаевна. Когда Олю бросили ее друзья, в поддержке которых нуждается каждый человек, тем более, когда с ним случается беда, она разочаровалась в людях. А теперь за долгое время у нее появилась подруга. Она не рассказала тебе о себе всю правду, просто боясь, что ты также можешь отвернуться от нее, – закончила Алла Николаевна, положив свою руку ко мне на колено.

– Нет, я ни за что на свете не отвернулась бы от нее, как она могла такое обо мне подумать? – быстро сказала я.

– Она пожалела тебя, чтобы лишний раз не напоминать тебе и самой поскорей забыть.

– Какой кошмар, – сказала я, закрыв руками лицо, и Вы наверно подумали, что поэтому я и не пришла раньше?

– Я так не думала. Я видела, что ты приходила попрощаться с Олечкой, – сказала она, похлопав меня по колену.

Встав с места, я подошла к окну. Как же мне хотелось, чтобы это все оказалось ночным кошмаром, как же мне хотелось услышать раздражающий звонок будильника, но нет, это была реальность, реальность, кажущаяся сюром.

– Как к здоровому, ни на что не жалующемуся человеку могла пристать эта зараза?

– Появление лейкоза точно нельзя объяснить, – вздыхала она.

– Если болезнь отступила, тогда почему это случилось? Как это тогда объяснить? – с возмущением спросила я.

– Лечащий врач изначально не давала утешительных прогнозов на успех химиотерапии. После заметных улучшений, нашим врачам оставалось только руками разводить и дивиться на произошедшее чудо. Даже я как врач не могу дать объяснения этому.

– Как Ольга умерла? – спрашивала я, продолжая смотреть в окно.

– В ночь с субботы на воскресенье, она разбудила меня в два тридцать с жалобой на режущую боль в голове. Мы вызвали скорую и нас увезли в больницу. Случился ранний рецидив, в таком случае шансы на спасение не велики. Болезнь внесла в ее жизнь определенные ограничения. Она слишком рано почувствовала себя свободной. Понадобилась операция по трансплантации костного мозга, но было уже поздно.

В моей памяти, всплывала отрывками, теперь дополненная картина последнего дня проведенного с ней.

– Спасибо Санечка тебе, – подойдя ко мне, сказала она, – за твое доброе отношение, общение, за те дни, что ты была рядом с Олей, делая ее счастливей. Я недоверчиво взглянула на Аллу Николаевну, а она, указав на мою фотографию на полке сказала, – это лишнее тому подтверждение.

– Ну, не плачь, – сказала она, прижав мою голову к своей груди.

– Это я хочу сказать вам спасибо, – вытирая глаза платком, говорила я. С появлением в моей жизни Ольги, я на многие вещи посмотрела под другим углом. Какой внутренней силой надо было обладать, чтобы, невзирая на боль любить жизнь, которая не любит тебя. Важно успеть понять смысл жизни не доходя до черты, не найти, а понять. Он не скрыт за сложными формулами, он очевиден как белый день, смысл жизни и есть сама жизнь. Я смотрела в окно, закатное солнце уже садилось на реку.

Мы вернулись на кухню.

– Кстати, а что ты делала в меде? Не ожидала увидеть тебя там, – спросила Алла Николаевна, суетясь, заваривая чай.

– Приходила, чтобы узнать о переводе.

– О переводе? Каком переводе?

– Не поверите, о моем переводе в мед.

Алла Николаевна с громом бросила поднос с чайным прибором на стол. Она не стала спрашивать, с чем связано мое спонтанное решение, по ее довольному лицу можно было понять, что она рада услышанному:

– Когда из меда студенты переводятся в другие ВУЗы, это понятно, есть такая практика, но чтобы наоборот?

– Я мучаюсь, находясь не на своем месте.

– А где оно, твое место?

– Рядом с людьми, нуждающимися в помощи.

– Помогай на здоровье, кто тебе мешает, в мед то зачем идти?

– Вы не поняли, это не сиюминутная прихоть, это не дурь и не блажь. Я каждый день засыпаю и просыпаюсь с тяжелым грузом невыносимости от неправильно принятого год назад решения, с ощущением, что проживаю не свою жизнь. Я должна стать врачом и точка.

– Вначале все так думают, идя в мед, вот отучусь и буду мир спасать, а потом бегут кто со второго, а кто и c третьего курсов, да так, что пятки сверкают.

– Отговариваете?

– Кто я тебе чтобы отговаривать или уговаривать. Ребенок ты еще, Санечка, – с умилением сказала она, единственное, что я могу посоветовать тебе, постарайся подольше сохранить его в себе. А вообще знаешь, из тебя получился бы хороший доктор.

– Да видно не судьба, – сказала я, свернув платок и убрав его в карман джинсов. Я рассказала о своем неудачном походе в приемную комиссию, чем развеселила ее. Алле Николаевне было известно обо всех подводных камнях и течениях, поэтому она ничуть не удивилась.

– Если уж на то пошло, я помогу тебе, – сказала она с чувством азарта. Я возьму на себя все вопросы с приемной комиссией. Считай что это судьба. Меня вообще не должно было быть в тот день в главном корпусе университета.

Глава 3

Безоблачное июньское небо по-прежнему напоминает о чистоте и ясности мира. Лето возвращает нашей старой земле молодость. С новой попыткой я начинала сначала.

Мама прилетела на крыльях счастья, после моего сообщения о зачислении меня на первый курс факультета лечебного дела. Я по-настоящему осчастливила маму этим событием, исполнив мечту ее жизни. О подробностях я умолчала. Мне не просто было говорить об этом. Да она и не интересовалась, главное, что я образумилась. Алла Николаевна, как и обещала, помогла в урегулировании вопроса с приемной комиссией, ее задача заключалась в устранении помех с их стороны в отношении меня. Со вступительными экзаменами я справилась без труда. Помимо меня в другие университеты из группы перекачивало еще пять человек.

Дожди прекратили свои изливания на город. Может в небе над Омском отключили воду? Как знать. У тети Эммы подошло время выхода на заслуженный отдых. А что непременно должен сделать каждый уважающий себя новоиспеченный пенсионер? Правильно. Купить дачный участок. Как гласит народное предание: «Чтобы наконец-то отдохнуть». Ох уж эти родимые пятна капитализма. Пока я вела войны с бюрократией, тетя тайком присмотрела участок в дачном поселке под названием «Сады». Отложенных за трудовые годы сбережений на мечту едва хватило, но я узнала об этом позднее, попросив брата о помощи в осуществлении тетиной мечты.

Я часто навещала Аллу Николаевну, но не из чувства долга, как многие могли подумать, а потому что я привязалась к ней. И она привязалась ко мне. Мы нуждались друг в друге. Придя в очередной раз проведать ее, я не поверила своим глазам, она нашла в себе силы разобрать комнату Ольги.

– Вот, Санечка, возьми, пусть тебе теперь послужат, – сказала Алла Николаевна, вынося из ольгиной комнаты два нагруженных огромных пакета.

– Что там? – озадаченно спросила я.

– Учебники, справочники различные, еще от мамы остались, Оле они уже не пригодятся, она их сжечь собираясь, да я вовремя припрятала, сказала, что на кафедру снесла.

– Большое спасибо, буду ознакамливаться.

Сложно представить себе масштаб ее потери, может это звучит и банально, но время все лечит.

Тетя Эмма шантажируя тем, что не переживет расставания, просила меня на лето остаться с ней. Я обещалась съездить домой на недельку и как можно скорее вернуться обратно. Больше всего мне не терпелось увидеться с дядей Пашей, рассчитывая получить от него ответы на накопившиеся для него вопросы касательно Ольгиной ситуации, но он как назло уехал на курсы повышения квалификации на целый месяц. Врачи обязаны учиться постоянно! На встрече с друзьями-музыкантами не нашлось общих тем. Молча посидев в кафе, мы разошлись по своим делам как в море корабли. По знакомым, когда-то до боли родным улочкам прогуливались новые люди, не признавая меня за своего. Мой город отталкивал меня. Мой город изменился, стал другим, а может, изменилась я? Поразительно, что может сотворить с человеком год жизни. Разве унесешь Родину на подошвах сапог? Как ни крути, связь человека с Родиной крепка, и не разорвать ее ни временем, ни расстоянием. В каких бы райских уголках он не обитал, его в течении всей его жизни будет манить на этот несчастный клочок родной земли. И пускай он чужак на той земле, земля не станет для него чужой. В дороге, в бесконечных размышлениях я с ужасом представляла, что не приведи меня мое упрямство в этот город, мы могли никогда не встретиться с Ольгой. Если бы я знала заранее о том, что меня ожидает, какой бы выбор я сделала?

Глава 4

Душный дачный автобус увозил нас ранним субботним утром из пыльного города в лето. Автобус, окна которого предназначены для чего угодно, только не для проветривания. Пассажиры, люди сплошь пожилого возраста, выглядели точно беженцы; до отказа набитые китайские клетчатые сумки, ведра, чайники, ящики с помидорной рассадой и прочая дачная атрибутика. Дачные романтики. Ни тетя, ни я определенно не вписывались в образ заядлого дачника. В нашу первую совместную поездку мы отправились налегке, не имея при себе ничего кроме провизии, сменной одежды и моей вечной спутницы – камеры в рюкзаке. Ну, надо же с чего то начинать! Миновав железнодорожный переезд, наш автобус уперся в березовое редколесье. Высадившись на остановке «Сады», навьюченные дачники, переваливаясь от ноши, потопали по своим коротким тропинкам, а мы пошли напрямик через березовый лесок. Обильная доза трав и деревьев на заточенного в городские оковы человека, действует как нечаянно разлитый большой флакон зелёнки, медленно растекающейся по уставшим от серости глазам. Мои легкие аплодировали мне, вдыхая свежесть разряженного воздуха. Очарованная птичьим гомоном я остановилась. На поляне переливались серебристые нити. Замечали, как геометрически выверено соткана паутина? Природа это и есть initium sapientice.19 Тетя намеренно вела меня лесными закоулками, презентуя самые лучшие виды этой местности. По узкой, уже успевшей зарасти высоким разнотравьем березовой аллее мы вышли к нашему участку. За поржавевшим невысоким железным забором торчал белый фасад треугольной крыши типичного кирпичного советского дачного домика, заметно выделяясь на фоне заброшенных соседних участков. Разросшиеся кусты малины вываливались из-за деревянного штакетника. Со скрипом отперев калитку забора, я обомлела от увиденного.

– Тетя, у меня к вам только один вопрос, как Вы могли скрывать от меня такую красоту? – спрашивала я завороженная. Когда Вы все успели? Домик с навесом, ухоженный двор, ведущий по бетонной усаженной белыми розами дорожке за дом к саду.

– Тебе некогда было, я не хотела беспокоить тебя. Девочка, тебе правда нравится здесь?

– Не то слово!

– Значит остаемся?

– Конечно, остаемся! – воскликнула я, подпрыгнув на месте, бросив рюкзак в траву и побежав в сад. Сад изобиловал ягодными кустами и плодовыми деревьями: малиной, крыжовником, смородиной, клубникой; вишней, грушей, яблоней, сливой, облепихой, жимолостью, иргой. Название поселка полностью оправдывало себя.

– А куда девались те дачники, что ехали вместе с нами сюда? Соседние дачи вроде заброшены все почти, – спросила я, прибежав обратно к тете.

– Это огородники. Их участки в открытом поле в конце поселка находятся.

– Я думала, что у вас тоже огород.

– Зачем он нужен? Картошку я могу и в магазине купить, если надо, – сказала тетя, дергая замок на железной двери домика, затрудняясь открыть его, – дача в первую очередь должна приносить эстетическое наслаждение, а уже потом все остальное. Как говорил Антон Павлович20, «Ни пахать, ни сеять, а жить в свое удовольствие»? Будем называть это загородным домом, а не дачей. А раз уж так огород хотела, я там за грушей посадила зелень и огурчики, можешь поливать.

– Простите меня тетя, мне так стыдно перед вами за свои выкрутасы и невнимание к вам. Вы считаете меня эгоисткой, да? – спрашивала я, смотря на нее исподлобья, стоя на крылечке дома.

– Настоящий эгоист никогда не признает себя эгоистом. Признание человеком своих недостатков обнажает его достоинства, – сказала тетя, подмигнув мне, снимая замок с двери, – надо будет замок сменить, проходи!

Приоткрыв дверь, в нос ударил затхлый запах. В мое отсутствие тетя не заходила в дом. Первое, что бросалось в глаза это широкая деревянная лестница без перил, ведущая к квадратной дыре в потолке, очевидно на второй этаж. На первом этаже располагались две маленькие захламленные комнатки. Тетя рассказала, как теперь уже наш участок простоял без хозяина около десяти лет. Бывшие владельцы еще в начале двухтысячных бросили дачу, оставив все как есть, и уехали из страны. Коллега тети по гражданпроекту, какая-то там их дальняя родственница, узнав о тетиных поисках, предложила этот замечательный вариант. Помните как у Тарковского: «Все меньше тех вещей, среди которых, я в детстве жил на свете остается». «Где лампы молнии, где черный порох…» «Где остров мертвых в декадентской раме…, пахучие калоши треугольник». Только не в этом доме.

Типичное дачное постсоветское убранство. Старенький перекошенный советский сервант с отсутствующими стеклянными дверками, заставленный невзрачной подпиской «Роман газеты» и «Садоводство», среди них, отличаясь пестрой обложкой, лежала маленькая книжечка «Сквозная линия».21 Лакированные оленьи рога, висевшие на фотообоях с видами Кавказа над диван-кроватью; старые рамочные стулья, застеленные круглыми красными вязаными ковриками; пылесос Витязь, стоявший в коробке рядом со свернутыми в рулон коврами. Прячущийся за лестницей хорошо сохранившийся холодильник Бирюса; допотопный посудный шкаф со стоящими внутри жестяными красными в горошек банками и наконец, то, без чего не пустовала ни одна советская стена – «Неизвестная» Крамского, в народе прозванная Незнакомкой. Копии этой картины печатались и расходились нешуточными тиражами по всей стране, и у нас в квартире висела такая, но мама быстро от нее избавилась, услышав легенду о приносящей беды и несчастья в дом картине. Время будто замерло здесь.

– Неплохо было бы порядок навести, – говорила я, осматривая владения.

– Хозяйничай, девочка! – с облегчением сказала тетя.

О, эти забытые вещи, когда-то кому-то принадлежавшие. Получается, теперь вы принадлежите мне? Что же прикажете мне с вами сделать? Отдернув пожелтевшую тюль, распахнув окно с голубой рамой, я увидела решетку. Из-за густого куста рябины, создававшего постоянную тень в комнате, я не сразу разглядела ее.

За делом время пролетает незаметно. Сил на уборку хватило только для первого этажа, второй этаж остался не обследован. Тетя позвала меня обедать в сад. Салат из свежих огурчиков, лучка и редиски прямиком с грядки, ароматный чай, заваренный с добавлением листьев мелисы и смородины, свежий воздух и физические нагрузки способствовали улучшению моего аппетита. Вокруг такая тишина, что если прислушаться, можно услышать чужие мысли. Недаром буддисты, отшельники и разного рода просветленные удаляются от бренного и суетного мира, ища тишины и покоя для медитаций и ощущений связи с космосом, или чем они там обычно занимаются?

– Ах, какая помощница у меня хорошая, по-молодецки раз, два и все готово. Я бы с уборкой дома долго провозилась, – сказала тетя, нахваливая меня.

– Осталась пара штрихов и можно жить, – сказала я. Удивительно, что никто не обчистил дом за столько времени.

– Коллега моя, Тамара Александровна присматривала за домом, заодно пользуясь дарами сада. Ее участок находится на въезде в поселок, – сказала тетя, составляя посуду со стола в таз для мытья.

Практически закончив с наведением порядка, тишину разрезал звук скрипнувшей калитки.

– Тетя, куда Вы? – спросила я, выбежав на крыльцо с влажной тряпкой в руках.

– Вода питьевая закончилась, пойду на колонку схожу, – сказала она, держа в руках две пустые пятилитровые баклажки.

– Постойте, давайте я схожу.

– Ты можешь заблудиться, – жалея меня, сказала тетя.

– Идемте вместе тогда, – сказала я, бросив тряпку и подперев дверь кирпичом.

Мы пошли по тенистой заросшей чистотелом и крапивой алее в другом направлении от нашего участка, вдоль причудливо-красивых и заброшенных домиков. Солнце еле пробивалось сквозь рощу высоких берез. Единственная колонка во всем поселке находилась около дома председателя садового товарищества. Бедная тетя, думала я, ей совсем некому помочь. Аллея расширялась, и мы вышли на дорогу к большому водоему. Мужичок, на дальнем берегу водоема на зеленой резиновой лодке и в морской фуражке удил рыбу.

Глава 5

– Доброго дня Эмма Рудольфовна!

– Здравствуйте Чингиз. Что-то вы давно не заходили к нам, – сказала тетя, поставив на скамейку у подъезда тяжелый баул. Чингиз посмотрел на меня растерянно. Он вызвался помочь нам с нашим мини-переездом. По полной загрузив машину Чингиза всем необходимым для проживания на даче, кроме всего прочего я взяла с собой один из тех пакетов с учебниками, что дала мне Алла Николаевна. В тихой безлюдной обстановке я надеялась прийти в себя после выпавших на мою долю испытаний за прошедший год и хотя бы немного подготовиться к предстоящей учебе.

Оставив машину неподалеку от водоема, нам пришлось перетаскивать вещи в несколько заходов. Мужичок на резиновой лодке все также удил рыбу.

– Красивая природа, я бы наверно тоже захотел остаться тут, – говорил Чингиз.

– Гостите, сколько хотите, – сказала тетя, замыкая собой колонну.

– Саша, и ты не против? – спросил он, обогнав меня.

– Да ради Бога, в нашем теремке места всем найдется, – сказала я, закатив глаза.

– Я если что, какая помощь нужна, все делать умею, – говорил ликовавший Чингиз.

– Вот и чудненько, поможете баньку растопить, у меня с ней дело не ладиться, – сказала тетя, доставая из моего рюкзака ключи от домика.

Занеся в дом сумки, я попросила Чингиза поднять часть вещей на второй этаж, на котором я планировала поселиться. Лестница второго этажа наподобие лестницы, ведущей из темного сырого погреба наверх.

– Давай руку, – сказал он, поднявшись.

– Держи, аж голова закружилась, – сказала я, отряхаясь от пыли летящей сверху.

– У вас внизу две комнаты же есть, зачем по крутой лестнице взбираться каждый раз?

– Здесь нет решеток на окнах, – сказала я, открывая пыльные бамбуковые жалюзи.

Треугольная, обклеенная газетными листами комната в стиле минимализм: стол, окно да табуретка.

– Аскетично. А что, мне нравится, – сказала я.

– Катаев. Сын по́лка, – сказал Чингиз, рассматривая книгу, лежавшую на столе.

– Полка́, тундра! – воскликнула я, поправив его.

– Возьму почитать, – сказал он, покраснев. Саш, я тут подумал, – начал он, но тетя перебила его, позвав нас: «Ребята, ну где вы там?»

Я по-быстрому навела порядок в своих апартаментах, учитывая отсутствие захламленности, много времени это не отняло, и занялась обедом. Мы устроили летнюю кухню под навесом во дворе. Привезенная электроплитка пришлась кстати. Торопиться было некуда, впереди ждало семьдесят летних дней и ночей. Тем временем Чингиз давал тете Эмме уроки по растопке бани. Мой день проходил в приятных заботах. Среди найденного в шкафу вороха старой, но пригодной для дачной жизни одежды, я достала и выстирала старую тюль, быстро высохшую на солнце, чтобы можно было спасаться ею от назойливых мух. Чингиз помог повесить тюль на входной двери, посадив ее на кнопки на косяк дверного проема.