Непросыпающиеся сны: Часть Вторая

Золя хихикнула, как будто всё было в порядке, и тут же вернулась к Лили – уже с другой интонацией, тёплой, но внимательной:

– Ну что ж… Как вы там? Как твой муж, наш сынок? Всё у него хорошо?

Лили замялась. Бросила взгляд на Генри и Лукаса – и те уже всё поняли без слов.

Золя заметила это сразу. Её лицо стало серьёзным.В комнате повисла тишина.

– Говори, не выбирай слов. Не тяни, Лили.

– Хорошо… – кивнула она. – Ваш сын в больнице.

Но не переживайте поспешила успокоить ее Лили. И она начала рассказывать. Спокойно, без лишней драмы. От начала и до конца – всё, что произошло. Как нашли его. Что с ним сделали. Как он оказался втянут в это.

Во время рассказа в комнату вернулся Майкл с подносом. Аромат, свежезаваренного кофе, который растёкся по гостинице. Он поставил поднос на стол, окинул взглядом собравшихся и нахмурился.

– Вот, пожалуйста, – раздал он чашки. – Кофе. Чай. Профессору – как просили, вода.

Лукас кивнул, взял стакан… и, не раздумывая, аккуратно вылил его в стоящий рядом горшок с цветком.

Майкл приподнял бровь. Генри тоже.

– А что? – пожал плечами профессор. – Я люблю цветы.

Он нагнулся, посмотрел на растение внимательнее.

– Судя по сухим краям листьев – хлорофитум. Страдает от пересушки. Вообще он выносливый, но обидчивый. У моей мамы в оранжерее было три таких – один и вовсе сбросил половину листвы, когда его забыли полить два дня подряд.

– Вы в этом разбираетесь? – удивилась Золя.

– Мама заведовала ботаническим садом, – пояснил Лукас. – С детства в теплицах рос. Я сам по с людьми не очень лажу, но вот с цветами да.

Он хлопнул по колену и снова сел прямо, будто вспомнил, где находится.

Майкл лишь покачал головой и присел на край кресла, всё ещё хмурый.

– Так что случилось? – спросил он. – Что с моим братом?

Наступила пауза. И они рассказали всё – снова, теперь уже для него.

Он слушал молча. Потом откинулся назад, сцепив пальцы, и хрипло сказал:

– Я же говорил ему: не лезь к этим. Бесполезно. Только себе хуже сделаешь…

– Хотя… неудивительно. Он всегда лез, куда не надо. Всё хотел что-то доказать… кому-то… себе, наверное, – пробормотал Майкл, быстро, почти выдыхая.Он вздохнул, покачал головой:

– Главное, что он жив, – тихо сказал Генри. – Могло быть куда хуже.

– Да если бы не тот кристалл, – добавила Лили, глядя на Генри, – я думаю, он мог бы и не выжить.

Пальцы на ручке дрогнули.Майкл кивнул, уставившись в чашку.

– Кристалл?.. – переспросил он уже тише, не поднимая глаз.

Обжёгся, конечно… Но думаю, именно он его и спас.– Ну да, – Генри пожал плечами. – Тот, что он тронул в магазине.

В комнате повисла тишина.

– Вы его с собой взяли? Покажите.Генри взглянул на Лукаса и сказал негромко:

В тусклом свете лампы кристалл засиял. Внутри – мягкое, голубоватое свечение, неяркое, но цепкое.Профессор кивнул, достал свёрток, развернул.

Все молчали. Лишь профессор, держа кристалл двумя пальцами, чуть приблизил его к центру стола.Майкл смотрел на кристалл не мигая. Ни слова. Только взгляд – будто узнал что-то давно забытое.

Он склонил голову в коротком, почти церемониальном поклоне и пробормотал:И в этот момент Хозяин, сидевший в стороне, медленно встал. Повернул голову в сторону кристалла, будто чуял его, как зверь чует огонь. Рука невольно потянулась вперёд – не коснуться, а просто быть ближе.

– Ет чтоб я забыл, как варить мой чай… если это не чудо!

Хозяин снова опустился на место, тяжело опираясь на копьё.На груди его тихо зашипел чайник, будто живое сердце подало голос.

Майкл медленно поднял руку:

– Можно?.. – спросил он почти шёпотом.

Лукас не спешил отдавать.

– Только если он тебя «примет».

– Что?

– Если не понравишься – обожжёт. У нас один уже проверил, – заметил профессор, глядя пристально на Лили.

Майкл чуть улыбнулся, но руку отдёрнул.

– Не сегодня, – негромко сказал он и снова сел.

Лили переглянулась с Генри – в Майкле что-то едва заметно дрогнуло.

– Что-то у вас тут… шерстью пахнет. Вы, случайно, не держите кошек?– Эээ… вы знаете, – пробормотал Генри, пытаясь разрядить обстановку, – я такой голодный, что мог бы съесть кабана целиком. – Ой! – пискнул профессор, внезапно тря глаза. – Да что ж такое, опять! Он зажмурился, схватился за нос – из глаз текло, из носа тоже. Шарил по карманам в поисках платка.

– Не уедешь! Ты у меня сейчас получишь!Ответ не заставил себя ждать – из коридора шмыгнула кошка, а за ней пробежал мальчик лет шести–восьми. Лохматый, в свитере на два размера больше, он гнался за кошкой, вопя:

– Осторожно, разбойник. Дай ей спокойно пройти.Золя быстро подалась вперёд и остановила его почти на лету, придержав за ворот свитера.

Мальчик насупился, но остановился. В его взгляде не было ни капли раскаяния – только жгучее раздражение и колючий интерес к незнакомцам.

– И он тоже мне жизнь портил! – всхлипнул Лукас.– Один из наших, – негромко пояснила Золя, как будто говорила о погоде. – Сын Майкла. Иногда слишком… энергичный. Она повернулась к Лукасу: – Да, кошки у нас есть. Их тут любят. Старые стены – старые привычки. – А у меня, между прочим, аллергия, – прохрипел профессор, вытирая глаза. – Подожди, – нахмурился Генри. – У тебя же был попугай.

Просто иногда выкрикивал лекции по квантовой механике в четыре утра, у него был бывший хозяин академик.Лукас, гордо, сквозь слёзы: – На кошек у меня аллергия. Кошки – это коварные, пушистые, биохимические бомбы. А вот Семён… он был благородный. Не линял, не царапался…

– А потом начались сопли, таблетки… кошмары про кошек. Не спал недели три.– Ты уверен, что именно на кошек? – прищурилась Лили. – Уверен, – буркнул профессор. – Как-то уснул у знакомой на кресле. Проснулся – всё лицо в шерсти, дышать – чуть не задохнулся тогда.

– Блин… и как назло, таблетки дома забыл. Хотя… какой, к чёрту, дом? Я уже не помню, когда последний раз вообще там был.Он уставился в потолок:

Он кивнул и, не дожидаясь ответа, развернулся и исчез за дверью.Майкл всё это время стоял у стены – с лёгкой улыбкой, в которой что-то едва уловимо дрогнуло. – Ну, профессор… у нас тут всё есть. Это же не дыра какая-то.

Когда Майкл вернулся, в руках у него была небольшая пластиковая баночка с мутной крышкой.Лукас продолжал размазывать платком под носом, шмыгая и ворча.

Сам Алхимик делал.– Вот, – сказал он спокойно, ставя её перед Лукасом. – Антигистамин. Местного приготовления.

Повисла пауза.

Профессор Лукас только крякнул, глядя на банку.Майкл поспешно добавил, отступив на шаг: – Та нет, не тот Алхимик. Наш. Местный. У него лавка в центре. Там у него… эээ… много всяких чудесных средств. Натуральных. Правда, пропал куда-то недавно… Не видели его с месяц, наверное.

– Хм… – буркнул профессор. – Ну, хуже уже вряд ли будет.– Работает быстрее, чем реклама, – добавил Майкл, чуть улыбнувшись. – У неё даже названия нет, – заметил Лукас, поворачивая баночку в руке. – У нас названия не пишут, – мягко пояснил Майкл. – Всё просто. Мы по вкусу различаем. Лукас продолжал изучать баночку. Таблетки внутри были тёмно-синие, чуть блестели, как лакированные.

Вкус был мятный. Но с каким-то странным металлическим оттенком, будто жевал медные монеты.Он закинул таблетку за щёку, запил чаем.

***

Стол был накрыт наспех, но выглядел как на старинной открытке: деревянные миски, тусклый свет лампы, дымящаяся миска с жареным мясом, пузатая бутылка вина. Жена Майкла мелькала на заднем плане – бесшумная, без эмоциональная, как будто просто часть интерьера. Привычная тень.

В центре стола стояла деревянная дощечка, на которую хозяин торжественно высыпал горсть маленьких, потемневших от времени костей. Рядом кто-то постукивал деревянными ложками – в размеренном, медитативном ритме. Над столом раздался глухой, странный гул – кто-то мычал, как будто в древнем ритуале. Постепенно к этому мычанию стали присоединяться и другие – сначала хозяйка, потом жена Майкла, даже тётя Золя. Хозяин раскачивался взад-вперёд, глаза, полузакрытые были.

Генри, нахмурившись, наклонился к Лукасу: – А… что они сейчас делают?

– Молятся, наверное – неуверенно сказала Лукас.

– Это молитва? – спросил Генри чуть громче, обращаясь к хозяину.

Ребёнок – сын Майкла – вдруг вскинул голову от своего рисунка: – Нет, – сказал он резко. – Это поминалка.

Генри замер. – Поминалка?.. А кого поминают?

Ребёнок посмотрел на него. Прямо. Почти взрослым, тяжёлым взглядом. И чуть склонил голову: – А вы как думаете?

Хозяин продолжал мычать, не открывая глаз, раскачиваясь всё сильнее. Жена Майкла подхватила ритм ложками. Ребёнок снова склонился над рисунком, где угадывались тени, вытянутые руки и человек в маске.

Генри только смотрел. Оцепенело. Как будто попал в сон, который кто-то выдумал заранее.

– Ну и зачем ты сюда приперлась, Лили? Напомнить, кто испортил жизнь моему мужу? – прорезался ворчливый голос Марии.Только после этого за столом снова зазвучали привычные голоса.

– Была, – спокойно бросила Лили, без тени улыбки. – Теперь же у вас всё хорошо.– Дорогая, не нужно сейчас, – небрежно заметила мать. – А чего стесняться? Мы ж вроде как семья.

– Пока не докажете обратное.Золя тем временем разложила по тарелкам тушёное мясо и картошку, разлила вино. – Угощайтесь, – сказала она бодро. – Мясо свежее, картошка из своего погреба, вино – ароматное, домашнее… Она на миг задержала взгляд на гостях и добавила с фирменной усмешкой:

– А помните первую невесту? Как же её звали… Ах да. "Пельмень". Все её так в школе и называли…Такая… круглая, простая. Но хотя была дерзкая.Мать Майкла вскинула брови:

– Мам, не начинай… – Майкл тихо опустил взгляд, не вмешиваясь.

– Не «мамкай», – фыркнула она. – Такую девочку, как Лили, упустил… – За братца твоего вышла – а зря. Хотя… какой он тебе брат, – пробормотала она почти себе под нос и тут же перешла на другое.

Правда, он вечно куда-то встревал. Искатель приключений, как и ты. Только проку от вас обоих – ноль. Лучше бы ты, доучился на химика. Толку было бы больше. А то – и учёбу, и всё остальное бросил…Пошёл бы, как отец, работать на «КАЛАЧ».

Генри приподнял бровь: – «Калач»?

– Ну да, – махнула рукой мать. – Там как-то переводится, я не помню… Не суть. Это наш местный химический завод. Там хорошо платят.

– А ты, Лилечка, – мягко сказала тётя Золя, неожиданно тепло, – была моей любимой невестой. Помнишь, как вы с Майклом в детстве свадьбу играли? Он кольцо сделал из фольги, ты губы маминым карандашом рисовала… А шторы вместо вуали – до сих пор вспоминаю, как смеялись.

– До поры, – буркнула Мария.– Да, помню, – тихо сказала она. – Было весело.

Вино налили. Щелчок пробки, лёгкий аромат, и бокал оказался у Лукаса. Жена Майкла, молча, долила ему. Профессор кивнул: – Благодарствую.

– Ммм. Неожиданно приятно. А из чего? – Яблоки, – спокойно ответил хозяин, не поднимая глаз. – С нашего сада. У самого мыса.

– Проклятых? – уточнил Лукас, бокал чуть дрогнул в руке.

– Кто как называет, – пожал плечами хозяин. – Я говорю просто «Мыс». А чужие всегда боялись того, чего не знают.

– Господи… – пробормотала Мария еле слышно. – Он серьёзно?Профессор замолчал, кивнул и вернулся к тарелке. Несколько секунд он просто смотрел на неё, как будто ждал, что еда сама объяснит, что здесь происходит. А потом вдруг сказал: – Привет. Генри повернулся с полуулыбкой: – Ты с кем это? – С картошкой, – невозмутимо ответил Лукас. – Она поздоровалась. Я что, невежа?

– Вы только посмотрите на неё. Она улыбается. И пахнет… как будто с тайным умыслом.Профессор поднял вилку, как бы предлагая тост:

– Смотрите! Она еще с характером – вилку кусает!Он ткнул картошку вилкой.

А потом кто-то не выдержал и хрюкнул от смеха. Секунду спустя весь стол захлебнулся едва сдерживаемым весельем: кто-то закашлялся, кто-то закрыл лицо руками, кто-то беззвучно трясся от смеха.Повисла короткая пауза.

– Простите, у меня богатый внутренний мир. Иногда он… просачивается наружу.– Простите, – добавил Лукас, смущённо глядя на свою тарелку. Он быстро, почти машинально, подтолкнул очки вверх пальцем, как самый настоящий ботаник.

Генри, воспользовавшись моментом, чтобы сменить тему, осмотрелся по комнате:

– А вообще… у вас тут уютно. Тепло. Всё деревянное, живое. Даже миски какие-то… родные.

Он повернулся к хозяину:

– Это у вас такая стилистика? Или что-то семейное? Я бы хотел узнать…

Хозяин задержал взгляд на Генри чуть дольше обычного, потом тихо ответил:

– Мы придерживаемся старого. Здесь всё – из прошлого. Потому что прошлое лучше помнит.

Он сложил салфетку, встал и, проходя мимо, бросил через плечо:

– Вы ведь хотели знать про дом? Зайдите ко мне после ужина. Истории лучше усваиваются, когда не голоден.

И ушёл. Без шума. Будто растворился в древесных узорах стен.

Тишина, что осталась после него, не была неловкой. Она была глубокой, как туман за окнами.

– Ну что ж, – сказала Золя, поднимаясь. – Всем пора отдыхать. День был долгий. А завтра будет… ещё длиннее.

Один за другим гости начали подниматься, растворяясь в мягком полумраке коридоров. Лили задержалась у окна, глядя в сад, где что-то будто двигалось в тенях. Генри, уже выходя, вдруг обернулся, будто чего-то не хватало. А профессор Лукас покрутил в руке бокал, наклонился к картошке и едва слышно сказал:

– Ты ведь тоже это почувствовала, да?

Картошка промолчала.

Они разошлись по комнатам.

Отель остался тихим. Но не спящим.

***

Тьма за окном была такой густой, что казалась жидкой – она не отражалась в стекле, а будто давила на него.

Профессор Лукас стоял у раковины, в пледе, с зубной щёткой во рту. Щурился в зеркало:

– Господи…выгляжу, как мысль без кофеина. Скучно, тускло и слегка пугающе. Похоже, просветление сегодня отменяется.

Он сплюнул, наклонился к крану, прополоскал рот… и замер.

Высокая. Бледная. В старинном платье, с собранными волосами. Стояла прямо за его спиной. Не двигалась.В зеркале – женщина.

Лукас не оборачивался.

– Да, ладно… ну конечно, – проворчал он. – Это же клише всех дешёвых ужастиков. Сейчас повернусь – и никого. Скука смертная. Сначала картошка, теперь ты… Боже, почему это всегда происходит именно со мной? Я же уже не такой симпатяга, как раньше…

Она стоит.Он поворачивается.

– ААААААА!! – заорал Лукас, отпрыгнул, врезался в полку, запутался в пледе и шлёпнулся на плитку.

– Она НАСТОЯЩАЯ! ЧЁРТ! ОНА НЕ ИСЧЕЗЛА!!

На тонком морозном налёте проступили слова:Женщина медленно подошла к зеркалу, провела по нему рукой – стекло покрылась инеем.

ОН ВИНОВЕН.

– Кто?! Я?! Ну с чего сразу я?! – всхлипывал профессор, подтягиваясь к стене. – Я вообще вегетарианец… почти… к чему я это вообще сказал?

Осталась только рука – торчащая из дверной рамы, как приглашение. Плавно пошевелила пальцем: сюда.Женщина подняла руку, медленно поманила пальцем… и растворилась в дверном проёме.

– Не-не-не… – затряс головой Лукас. – Этого не происходит. Это не я. Я даже картошку не доел… и вообще у меня плед.

Палец в проёме стал двигаться строже.

– Ладно-ладно, иду… – вздохнул профессор, закутался плотнее, встал, поправил очки и с обречённым видом пробурчал:

– Я же предупреждал… В газете писали: «Не ходите, дети, в гости к призракам». А я, как дурак, снова без шапки пошёл.

Он открыл дверь и вышел в коридор – замотанный в плед, босиком, побледневший, с видом человека, которого сама гостиница уже готова была записать в список «призраков».

***

Но крик был. Он точно его слышал. Хриплый. Из ванной.Генри вздрогнул и сел на кровати. Тишина. Только старая батарея тихо постанывала в темноте.

Он осторожно вышел в коридор. Свет почти не горел, лишь лампа у лестницы мигала с каким-то нервным ритмом.

– Лукас? – позвал он полушёпотом. – Ты чего орёшь?

И тут они столкнулись – в дверном проёме.

От Лукаса шёл пар, будто он только что вынырнул из кипящей ванны. Он тяжело дышал, прижимая к себе плед. Глаза красные, лицо белое как простыня.

– Ты чего… как привидение тут бродишь? – выдохнул Генри. – Я уж думал, у нас экскурсия в загробный мир началась.

– Я… я видел её, – прохрипел Лукас.

– Кого ты видел?

– Её.

– Её? Лукас, с тобой всё в порядке?

– Да всё со мной в порядке! – рявкнул он, прижимая плед сильнее. – Я не сумасшедший, ясно? Я знаю, что видел!

– Ну хорошо, – Генри слегка поднял брови. – Кто это была?

Я хотел тебе показать… но она исчезла. Прямо у меня на глазах.– Она. В зеркале. Сказала: «Иди за мной». Потом прошла сквозь стекло. И появилась надпись.

– Какая надпись?

– "Он виновен".

Генри замер. Взглянул на ванную, потом на Лукаса.

– А унитаз с тобой не разговаривал, случайно?

– Там унитаза нет, чтобы с ним говорить, – буркнул Лукас.

– Ну классно. А я, между прочим, ради этого и проснулся. Где он?Генри чуть приподнял бровь.

– В самом конце коридора. Отдельная дверь.

Генри кивнул, уже собираясь идти, но Лукас остановил его взглядом.

– Думаешь, мне это всё просто показалось? – спросил он тихо, почти с мольбой.

– Думаю, мы в городе, где «показалось» – это, возможно, самая честная реакция на происходящее.Генри пожал плечами:

– Ну всё, я пошёл, – буркнул Генри, поднимаясь. – Ни каких ужастиков больше. Мне и своих тараканов хватает.Они помолчали. Потом Генри зевнул, потёр глаза и устало вздохнул:

Он махнул рукой и пошёл вглубь коридора.

Стоял, прислушиваясь.Лукас остался.

«Иди за мной…»

Он подошёл к перилам. Заглянул вниз.Эти слова всё ещё звучали в голове – мягко, но неотступно, как зов из снов.

Потом подняла руку и поманила пальцем.Внизу – зеркало. И в нём – она. Стояла, не шевелясь.

Но теперь… не только она.

На ней – ритуальное одеяние: ткань, исписанная символами, венок из засохших цветов, и ожерелье, которое он безошибочно узнал – такое же было на фото в той самой газетёнке, где писали про серийного убийцу. Изо рта торчал скомканный клочок бумаги – точно так же, как у жертв в вырезках.За её спиной, в глубине отражения, Лукас увидел Лили. Она лежала в саркофаге. Без движения. Лицо бледное, как фарфор. Глаза закрыты.

Но не стал.Лукас застыл. Воздуха не хватало. Он попытался вдохнуть – не смог. Грудь сдавило, как в кошмаре. Хотел закричать.

"Опять скажут, что с ума сошёл", – мелькнуло в голове.

И начал медленно спускаться по лестнице.Он тяжело сглотнул.

Из ужаса.Не из любопытства.

***

Она стояла у двери своей комнаты, босиком, напряжённая, как натянутая струна, и прислушивалась.Лили не ложилась и не переодевалась.

Ради чего она здесь.Шорохи. Крики. Голоса – всё за дверью. Они были как сигналы. И только когда дом стих, когда последние шаги рассыпались в пустоте, когда скрип половиц утонул под тяжестью сна – это стало для неё командой: вперёд.

Лампочка у лестницы мигала и щёлкала, будто отсчитывала секунды старинными часами.Она выскользнула в коридор, затаив дыхание. Тишина.

Символ. Подсказка.Лили вспомнила руку Мужа. Его ладонь. Татуировку на запястье.

На каждой – знакомый знак: вырезанный символ шамана. Их герб.Она включила телефон. Луч фонарика мягко рассекал темноту. Шаг за шагом. Дверь за дверью.

– Двадцать девять?.. – остановилась. – А где ещё? Нет, такого герба!– Один… два… десять… двадцать девять… – шептала она, почти не дыша.

И тут вспыхнуло:

Название отеля.«29,5 шаманов».

Лили замерла.

– Половинка… – прошептала. – Не комната… кладовка.

Джеймс, с хитрой улыбкой, говорит ей:Перед глазами всплыла сцена из детства.

– Последний был учеником. Его никто не считал по-настоящему. Он был как половина луны – 0,5.

Подняв глаза, Лили увидела, как он стоит этажом ниже, у большого зеркала в холле: обёрнутый в плед, он тихо говорил сам с собой, иногда вскидывая руки, словно оправдывался, иногда – замирая и глядя в своё отражение.Лили обернулась: под лестницей пряталась та самая кладовка – их тайная база, место, где они играли в ритуалы и шептали друг другу заклинания на ухо, где всё всегда казалось… чем-то большим, чем просто уголком под ступенями. Она осторожно подошла ближе; луч фонарика осветил облезлую дверь, рядом с которой виднелся знак – неаккуратный, торопливо нацарапанный гвоздём детской рукой. Может быть, Джеймсом… а может, ею самой. Лили протянула руку, и дверь со скрипом поддалась, выпустив наружу запах пыли, сухих трав и чего-то металлического. Воздух был тяжёлым, плотным, как в подвале; на полках теснились заваленные временем бубны, венки из костей, детские фигурки и безликая кукла, а среди них поблёскивало закопчённое зеркальце – словно музей забытых игр. Она уже сделала шаг вперёд, но замерла, услышав голос – это был Лукас.

– Ну… в этой сказке скучать точно не придётся, – пробормотала она и шагнула в кладовку.Лили прищурилась, наблюдая за Лукасом. – Ого… у него, похоже, уже полноценный диалог с отражением, – пробормотала она, собираясь было окликнуть его, но замялась. – Да ладно, пусть развлекается, – буркнула себе под нос. – У меня тут своих дел по горло. Она уже почти скрылась за дверью, когда в конце коридора мелькнул свет. Лили обернулась и заметила, как Генри входит в комнату хозяина гостиницы, а за ним медленно закрывается дверь.

Не бойся. И Пей»Внутри её встретила узкая комната с кругом, нарисованным мелом прямо на полу. На стене весело зеркало в полный рост – тёмное и молчаливое, а на небольшом постаменте покоился аккуратно свёрнутый свиток. Развернув его, Лили быстро пробежала глазами строки: «Надень ритуальное одеяние. Сядь в круг. Зажги свечи четырёх стихий. Смешай три компонента. Ударь чашей об пол. Дождись.

– ОК, – сказала она, тяжело выдыхая. – Ну сто пудова ритуал с подвохом!

– Господи, я сама выгляжу как призрачная ведьма с похмелья. Вызывать никого не нужно – всё уже здесь.Разворачивает одеяние – ткань оказывается плотной, тяжёлой. – О, боже… Это же занавес из бабушкиной дачи, – бурчит Лили, примеряя на себя. Одежда свисает мешком; она хмыкает: – Конечно. Не мой размер. Спасибо, магия. Я, значит, тридцать шестой, а ты мне подсовываешь «шаман XL с накидкой». ОК. Накидывает ткань через плечо, оглядывается в зеркало и, скривившись, заключает: – Ну ладно. Пусть будет образ: "Месть богини за неудачный ритуал". Глядит на себя в отражении – и не выдерживает:

– ОК, огонь, давай не тупи, – пробормотала она, поджигая всё подряд.Села в круг, как было указано в инструкции, на корточки. Пальцы затекли уже через минуту, колени хрустнули на второй. Зажгла свечи – первая тут же затрещала и погасла. Лили выругалась сквозь зубы, зажгла заново. Вторая свеча начала искрить, будто издеваясь.

Смешала компоненты, закрыла глаза и замерла в ожидании.Перед ней стояла чаша и коробка с ингредиентами. Взяла три пузырька с выцветшими подписями: "воспоминания", "влага прошлого", "сердце знания". – Поехали, – тихо сказала Лили, выливая содержимое в чашу.

– Так. Следующий раунд, – мрачно констатировала Лили.Приоткрыла один глаз: зеркало оставалось глухим, тёмным, как бездонная лужа. Ни блика, ни портала, ни малейшего намёка.

Лили с сомнением поморщилась, но, скрепя сердце, зачерпнула ладонью зелье – и сделала один глоток.Высыпала остатки из нижнего ряда баночек. Что-то в чаше зашипело, поднялся ядовитый дымок, пахнущий смесью мокрого дерева, испорченных фруктов и старой тряпки.

Она едва не выплюнула всё обратно, закашлялась, корчась от отвратительного вкуса, живот скрутило, а в нос ударила такая вонь, что глаза заслезились.Жидкость оказалась густой, тёплой и на вкус напоминала одновременно пережаренный лук, болотную воду и чей-то испорченный суп.

Её лицо перекосило; внутри всё будто сжалось в тугой узел, и из этого клубка эмоций вспыхнула злость, отчаяние и какая-то дикая, абсурдная решимость.– О, господи… я сейчас умру, – простонала Лили, вытирая рот рукавом.

– Мммммммм…Осторожно опустившись обратно на корточки, она выровняла спину, судорожно втянула воздух и, черпая остатки памяти о древних шаманских ритуалах, начала тихо мычать:

– Ммм… сила, дух, трынь-брынь…Закрыла глаза, усиливая натужный ритуал:

Ритуал, судя по всему, не произвёл впечатления ни на зеркало, ни на пространство. Всё тот же унылый прямоугольник без признаков жизни.На всякий случай приоткрыла один глаз.

Лили тяжело вздохнула, машинально вытерла с носа сажу от свечи, криво усмехнулась и мысленно посмотрела на себя со стороны.

– Вам нужен удар? – Пожалуйста!– Блин… Что я вообще тут делаю? – выдохнула Лили, не веря самой себе. Сидит, как дура, в подсобке, в этом шаманском занавесе, на корточках, мычит, как медитирующая корова…

– К чёрту инструкцию! – бросила она в пространство. – К чёрту этот план! К чёрту зелья, духи и вот эту идиотскую ткань!Она резко вскочила, глаза загорелись.