Непросыпающиеся сны: Часть Вторая

– Да нет же, – отмахнулась Лили. – Это… аллегория.

Она кивнула, будто поставила точку в серьёзной научной дискуссии.

– Рубрика называлась «Почти доказано наукой».

– Почти?!– взвыл Лукас. – Это как «почти не сгорели брови»?!

– Это было в разделе с гороскопами? – невинно уточнил Генри, поднося чашку ко рту. – Или сразу под ним?

Он улыбнулся, как будто всерьёз заинтересовался научной достоверностью источника.

Лили фыркнула:

– Ну хватит шутить… Мы так к очищению не приблизимся.

Она замолчала, задумалась, уставившись в точку.

– Слушайте, я помню, там было… – пробормотала она, сжав губы. – Сейчас, дайте вспомнить…

Лили замерла, потом хлопнула себя по лбу.

– Вот!

– Шаг первый: развести костёр. Шаг второй… привязать. Обвести мелом. Выкрикнуть имя демона три раза…

– Я просто хочу поговорить!– закричал Лукас, мечась по комнате. – Хвост, стой!

Он бросился за ним, споткнулся о стул, но хвост увернулся с грацией обиженной змеи.

– Вы вообще себя слышите?! – завопил он, останавливаясь в центре комнаты. – «Развести костёр, привязать…» – да это же инструкция для ведьм!

Он развёл руками и отчаянно оглядел друзей.

– А я вообще-то мужского пола! Это ТОЧНО не сработает!

– Да мы же не тебя жечь собирались, а его. Ну… может, чуть-чуть. Чтобы демона хвостатого спугнуть. Совсем немного… ради науки, – успокаивающе сказал Генри.

– Мы просто хотим помочь. Ты ж нам как родной. Ну… почти, – невинно добавила Лили.

– Я вообще-то тут, здравствуйте! Я – учёный! Ботаник! – заорал Лукас, вскидывая руки.

Хвост тут же скрутился вокруг его запястья.

– Чёрт, он снова это сделал! – простонал он.

Он замер, ошеломлённый, потом медленно обвёл друзей взглядом.

– Посмотрите на себя! – вскипел Лукас.

– Одна – с прической, как после поцелуя в засос с розеткой, и спит в обнимку с феном!

– Второй – шахтёр, припудренный в юбке, у которого на голове торчат обгоревшие перья, как после взрывного ритуала!

– Себя сначала спасите!

Повисла пауза.

Лили медленно отхлебнула кофе. Поставила чашку.

– Зато красиво, – буднично сказала она.

Генри только кивнул, как будто спорить было уже бессмысленно.

Лукас тяжело опустился на стул. Его взгляд уткнулся в никуда.

Хвост мурлыкнул.

– Предатель… – простонал он. – Боже, с кем я связался…

Генри потянулся к чайнику, зевнул и, почесав щеку, вдруг спросил:

– Ну ладно… А кто вообще что-нибудь помнит о нашей… очень яркой ночи? Что было-то, а? – спросил Генри, зевая и потягиваясь.

– Да всё было ОК, – лениво протянула Лили. – Главное – я нашла номер. И я точно знаю, что это за номер.

Она потянулась за кружкой.

– Это архивный шифр. Его надо искать в мэрии.

Сделала глоток и добавила, словно между делом:

– А всё остальное… было как квест. Немного сумасшедший. Немного с пледом. Немного с хвостом. Но, в целом, нормально.

– Я помню, – мечтательно отозвался Лукас. – Там была шикарная женщина. Просто неземная. С ожерельем из… глаз.

– А чего ты тогда вылетел из саркофага, как ошпаренный, и кричал: «КОШКА!»? – нахмурился Генри. – Ты же вроде как был призраком. А призраки, насколько я понимаю, ничего не чувствуют… Или я что-то упустил? Я, конечно, не эксперт по потустороннему.

– Нет-нет, ты прав, – кивнул Лукас. – Я тоже так думал… что чувства остаются в теле.

– Но… в прошлый раз я тоже что-то почувствовал, – пробормотал Лукас.

– В прошлый раз? – Лили подняла бровь. – Ты это так говоришь, как будто на базар за картошкой сходил.

– Сколько раз ты вообще был призраком? – добавила она, прищурившись.

– Ну… я ещё был в девочке, – Лукас задумался. – Где ты была… Там всё сложно. Там была… моя училка. Инквизиторша. Или неважно. А потом был кинотеатр…

– Лукас, ты в порядке? – перебила Лили. – А то несёшь какой-то бред.

– Да знаю, – пожал плечами он. – Просто мы все в этом бреду… Разница только в том, кто насколько глубоко в нём увяз.

– Надеюсь, это был последний раз, когда я был призраком… – задумчиво протянул Лукас. – Хотя, если честно… мне даже понравилось. Весь такой прозрачный, лёгкий… невесомый. Сквозь стены ходил…

Он на секунду замолчал, как будто что-то вспоминая.

– Ну ладно, не будем о грустном. О чём я там?.. Ах да, так вот…

Он поёжился и заговорил чуть тише:

– Просто каждый раз, когда я становился призраком… спустя какое-то время как будто возвращался. В тело. И вот тогда – всё снова начинал чувствовать.

Он провёл рукой по лицу.

– Как будто… я был в аренде. Типа, призрак на прокат.

Он поправил очки – на всякий случай, словно проверяя, не сползли ли ощущения.

– Графиня, – добавил он после короткой паузы. – Её вроде все так называли.

– А ты помнишь, как Хозяин хлопнул два раза? – нахмурилась Лили, прищурившись. – А что было потом?.. Ты вообще что-нибудь помнишь?

Повисла тишина.

– Тьма!– резко, почти выкриком, произнесла Золя.

Все замерли. Даже хвост спрятался под стойку.

– Ну да… – тихо подтвердила Лили. – Она права.

– Да, потом была… тьма, – эхом откликнулся Лукас.

– Так я ничего не помню, – моргнул Генри, озадаченно глядя в чашку.

– Тьма!– повторила Золя ещё громче, с надрывом.

Она не смотрела на них. Слова словно лились сами, как будто откуда-то извне:

– Зло – на воле. Древние печати. Призраки любви. И та самая Графиня…

Она может быть кем угодно: легендой, духом, матерью кошки…

Или – отражением сейчас… в чайнике.

Повисла пауза.

Все трое будто бы одновременно посмотрели на свои кружки.

– Эм… – протянул Лукас, хмурясь. – А смотрите, я сначала не заметил… А почему все зеркала завешаны каким-то тряпьём?

– Потому что она приходит из них, – тихо, но устрашающе произнесла Золя.

И на секунду показалось, будто в комнате стало холоднее.

– Ну знаете… – Лукас натянуто усмехнулся, стараясь казаться равнодушным. – Для меня это не новость. Я с ней, собственно, и познакомился. В зеркале.

Он замялся.

– Хотя… было как-то странно. Это было вчера. До всего этого.

Генри нахмурился, словно что-то пытался сложить в голове.

– А я помню, – сказал он медленно. – Там, у саркофага… Хозяин страшно ругался.

Прям в бешенстве был. Из-за каких-то цветов.

Ногами по полу стучал, а чайник пыхтел как ненормальный – как будто это были не простые цветы, а кто то его урожай затоптал..

Золя, не поднимая взгляда, спокойно произнесла:

– Знаете, почему в том зале всегда были свежие растения?..

Повисла тишина. Чуть громче зашипел чайник.

– Потому что каждое из них – это печать.

В этот момент Лукас медленно отрывает взгляд от бутерброда.

Генри замирает с чашкой у губ – как будто боится сделать глоток, чтобы не нарушить тишину, в которой даже молчание казалось громче слов.

Золя продолжает – спокойно, ровно, будто рассказывает не впервые:

– Было их двадцать девять. И ещё половинка, – сказала Золя. – Вечный ученик.

Он так и остался наполовину – ни туда, ни сюда.

– А почему вечный? – прищурилась Лили. – Что, не сдал зачёт?

Золя едва заметно кивнула.

– Его материя была… любовь.

Не просто слова. Не эти розовые разговоры «про чувства», а настоящая. Чистая. Без изъяна.

Та, что рвёт сильных – и ускользает от мудрых.

Та, которую никто так и не смог укротить.

Только она – одна – не поддавалась.

Ни силе. Ни времени. Ни смерти.

Никто из шаманов не смог стать полноправным повелителем этой материи.

Они владели всем: гневом, огнём, водой, временем… даже смертью.

А любовь…

Она не подчинялась. Ни формулам. Ни травам. Ни заклятиям.

Он остался учеником. Единственным. И – последним.

Тишина.

Все, словно восковые фигурки, застыли у стойки…

– Шаманы, – произнесла Золя, будто пробуя слово на вкус. – Настоящие. Каждый из них отдал свою силу. Свою стихию. Своё растение.

– Их никто не трогал.

Они сами… запечатались.

Чтобы удержать её.

В кругу своих растений-душ.

Как в заколдованном венце.

Генри, нахмурившись, спросил:

– А почему всё-таки… двадцать девять с половиной? Ну, не тридцать, не двадцать восемь…

Золя хмыкнула:

– А вы, я думала, давно догадались.

Лунный цикл.

29,5 дня.

Вот поэтому.

– А-а-а… вот та «половинка», что почти хромая? – уточнил Лукас.

– Ну да, – кивнула она. – А вы что думали?

Лили протянула, прищурившись:

– А мы думали… вы тут просто чайком балуетесь. Ну, таким… очень серьёзным.

Золя усмехнулась и кивнула в сторону таблички:

– Вот кому-то из нас это и пришло в голову. Назвать отель в честь лунного круга и недошамана.

– Идеально. – Генри вздохнул. – Так всё и началось.

Пауза.

Потом вдруг, будто между делом, Золя спрашивает:

– Ну вот как вы думаете, почему эти растения столько лет живые?..

Свежие, будто только срезаны?

Повисает молчание.

Чайник на плитке чуть шипит – будто сам знает ответ, но не хочет его говорить.

– Кого?.. – шепчет Лили.

– Её, – тихо отвечает Золя. Будто даже это слово – уже слишком.

– Ту, что не забыла.

– Ту, что любила.

– Ту, что… мстила.

– И что?.. – еле слышно спрашивает Генри.

Золя опускает взгляд.

– А вы… собрали их. Все.

Генри роняет ложку. Звук гулко разносится по залу.

Лукас машинально отодвигает вазу с цветами чуть подальше от себя.

– А она?.. – хрипло спрашивает он.

Золя говорит медленно, без выражения:

– Она теперь не там.

Она – где-то здесь.

Может, в вас. Может… в ком-то из нас. Пока, конечно, не докажут обратное…

Тишина.

Гулкая, вязкая. Даже чайник замер.

И тут – ПАЦ!

Хлопок в ладони – громкий, резкий.

Все вздрогнули. Даже тётя Золя чуть отшатнулась.

Сзади, у двери, стоял он.

Сын Майкла.

Золя фыркнула сквозь сжатые губы:

– Вот дьяволёнок… знает, когда подловить.

Он улыбался. Широко. Почти дьявольски.

В руках что-то сверкало – маленькое, как детская игрушка… но с опасным, почти мистическим блеском.

Он сжимал это, как сокровище.

И молчал.

Генри осторожно протянул руку – как будто хотел поздороваться.

Мальчик взглянул на него, улыбнулся ещё шире и вдруг сказал:

– А мама велела вас не трогать.

– Почему? – насторожился Генри.

– Потому что вы… уже тронутые.

Лукас поперхнулся чаем. Лили фыркнула. Генри прищурился:

– У тебя, я смотрю, мама умная. Всё знает наперёд, да?

Он кивнул на то, что блестело в руках у мальчика.

– А это у тебя что?

Мальчик чуть покрутил предмет в пальцах – и тут же спрятал за спину. Будто боялся, что его отберут.

Генри почесал затылок:

– Слушай, может, дашь поносить?

– Нет, – серьёзно сказал мальчик. – Могу продать.

– Правда? И сколько?

– Ну… триста. Баксов.

Генри фыркнул, скорчил гримасу.

– Триста? За одно перо?.. – он посмотрел на остальных, будто ища поддержки.

Но никто не сказал ни слова. Даже Лили выглядела заинтригованной.

– Хотя… А в чём его сила? – прищурилась Лили. – Это просто… красиво, или ты что-то серьёзное?

Мальчик посмотрел на неё. Молча. Слишком спокойно – как для ребёнка.

Пожал плечами:

– Оно просто… знает.

– Что знает? – нахмурился Генри.

– Ну… кто что должен увидеть. Само решит, когда показать.

– Показать что? – уточнил Лукас, наклоняясь ближе.

Мальчик усмехнулся – почти по-взрослому.

– Если перо захочет – покажет. А если нет… значит, вы ещё не готовы.

– Вот и поговорили… А у чайника, случайно, маленьких братьев нет?

Он снова сжал его в ладони.

– Но я бы с ним не спорил.

Повисла тишина. Кто-то сглотнул.

Генри с тяжёлым вздохом отстранился и пробормотал:

– Да тут даже дети с пелёнок загадками разговаривают…

Провёл рукой по лицу.

– Что за место такое?.. Каждый второй – либо с тайной в голове, либо сама голова – сплошная тайна.

Он повернулся к Золе:

– Тётя Золя, оно правда магическое?

Золя хмыкнула, пожала плечами:

– Кто его знает… Тут иногда чайники хором поют.

Генри вздохнул.

– Ага… чайники поёт, зеркала оживают, у призраков аллергия на котов, а сами призраки вылезают из гробов…

Он провёл рукой по лицу, усмехнулся.

– А перья, значит, не могут быть магическими?

Он выпрямился, оглядел всех, как будто подводя итог:

– А может, и правда. А может, и нет.

Но если тут всё вот так работает…

Почему бы и мне не стать шаманом?

Он замолчал на миг. Тише, почти себе под нос:

– Мне все твердят, что я – никто.

И каждый раз выбирают… быть никем.

А я уже – выбрал.

Он достал из кармана мятые купюры, отсчитал, протянул мальчику:

– На, малой. Триста.

Постучал себя по груди:

– Недошаман с пером – это уже почти настоящий шаман.

Он поднял голову – будто для величия. Или просто чтобы не смотреть никому в глаза. Обгоревшие перья в волосах слегка качнулись, как знамя.

– Да я тоже, – откликнулась Лили, встряхнув причёской. – Так и пойду. Буду первой в мире модной шаманкой.

– А мне особо и выбирать не приходится… – буркнул Лукас, бросив взгляд через плечо.

Хвост посмотрел на него в ответ.

Если бы у него был рот – он бы, наверное, улыбнулся.

Генри хлопнул себя по коленям, поднялся:

– Ну что, команда «полтора шамана», в путь.

Вы все готовы к великому недошаманскому походу?

Лили закатила глаза, но уже с улыбкой:

– А у нас есть выбор?

Она оглянулась на зеркало, в котором мелькнуло нечто, потом на свой халат и фен.

– Подождите… может, всё-таки переоденемся?.. – неуверенно протянула она. – Ну… чтоб не выглядеть как… как мы.

Генри посмотрел на неё, потом на себя: юбка, бубен, перья, кофейное пятно.

– Да ну его, – махнул рукой. – В этом и фишка. Так и пойдём. В городе подумают, что мы свои.

Смешаемся с толпой. Сто процентов.

Лили усмехнулась:

– Да, особенно с бубном…

– Главное – уверенно шагать, – сказал Лукас. – И не забыть, что ты – это ты.

– Да ладно… – фыркнула Лили. – Пошли.

Они двинулись к выходу.

Кто-то прихватил чашку. Кто-то – бубен. Кто-то – чайник. А кто-то – хвост. Хотя он сам по себе.

По пути Лукас что-то буркнул про молоко. Лили допила кофе. Генри украл последний кусочек тунца у Лукаса.

У стойки осталась только тётя Золя.

Она проводила их взглядом. Медленным, внимательным.

И вдруг заметила:

– …А это ещё что?..

На хвосте Лукаса весело болтался розовый бант. Яркий, как на утреннике.

Золя прищурилась:

– Вот мерзавец мелкий… уже нашкодничал.

Она почти подняла руку, чтобы крикнуть:

– Лукас! Хвост!..

Но замерла.

Улыбнулась.

– Ладно… пусть. Пусть веселятся. На площади их встретят… как надо.

И вернулась к плитке.

Чайник на стойке тихо вздохнул.

***

Раннее утро.

Город тянется, как тесто на пирог: пахнет хлебом, тревогой и туманом.

Воздух густой, как суп – с привкусом пряностей и чего-то неясного, словно кто-то добавил в него ложку беспокойства.

Каменная площадь дрожит от шагов. Пёстрые прилавки, торговцы, крики детей – всё замирает, будто сцена в театре, когда из тумана выходят ОНИ.

С рынка доносится дрожащий голос:

– Кто-то идёт… из отеля! Они идут сюда!

Город впадает в панику.

Ставни – хлоп.

Таблички «Открыто» синхронно переворачиваются на «Закрыто».

Голубь разворачивается в воздухе и исчезает в тумане.

Машины резко срываются с места и исчезают в переулках. Люди разбегаются – кто в подвал, кто в магазин, кто просто орёт и бежит, не глядя, за угол.

На крыльце одного перекошенного магазинчика с надписью «МЯСО», углом вросшего в землю, мирно дремали две собаки.

Увидев приближающуюся троицу, они взвыли, заскулили – и дали такого стрекоча,

что пыль встала столбом, а сами, поджав хвосты, исчезли, будто увидели саму Смерть… в тапках.

Улица пустеет буквально за секунду, как будто сам город втянул своих обитателей обратно внутрь себя.

Троица останавливается в центре площади.

Тишина.

Ветер носил по площади пакет: «Спасибо, что выбрали нас»,

и банку «Тюлька в томате – минус 30%». Последние, кто не сбежал.

Из всего города не двинулся только один житель города.

На открытом балконе второго этажа – мужик в спортивках. Пузо. Засаленное кресло. Майка растянутая. Бутылка пива на животе.

В одной руке – чипсы, которые он жует вместе с пакетом, с яростью.

– НУ, БЕЙ ЖЕ, БЕЙ!!! – орёт он в сторону телевизора.

– Да… – оглядывается Генри. – Наверное, всё-таки стоило переодеться.

– Хотя есть плюсы, – добавляет. – Парковка свободна.

– И очередей в магазинах нет, – кивает Лили.

ПЛЯМС. Яйцо прилетает Генри прямо в лоб.

Желток медленно стекает по носу, как откровение.

Лили и Лукас переглядываются и захлёбываются от смеха.

– Это что, крещение? – хмыкает Лукас.

– Ага. Только шаманское, – отвечает Лили, оглядываясь. – Похоже, проверяют, не демоны ли мы…

– И вам доброе утро, дорогие жители прекрасного города… – произносит Генри, не поднимая головы.

С балкона доносится крик:

– ГОООЛ!!! А теперь ЖАРЬ их, как наших на ЕВРО!

Мужик вскакивает, размахивает руками, как тренер на последней минуте матча.

Лукас только успел выдохнуть от смеха над Генри —

ШМЯК. Помидор прилетает ему прямо в щёку.

Телевизор заорал ещё громче:

– ДААА! БЕЙ УЖЕ!!! ГОООЛ!!! УРААААААААА!!!!!

– Он даже не замечает, что город в осаде… – Лили поднимает взгляд.

– Он вне времени, – констатирует Лукас.

– Футбол – это параллельная вселенная, – кивает Генри. – А он, похоже, член клуба «Сведомые уже в пиве».

Лили бросает взгляд на крышу.

Там дети дерутся за корзину с яйцами.

– Они что, делят очередь бросать в нас?.. – удивляется она.

– Всё по пророчеству… – почти шепчет Генри с благоговейной интонацией. – Когда яйцо летит раньше слова – знай, оно скоро окажется у тебя на лице.

– Генри, тебя, по-моему, конкретно шибануло тем яйцом, – качает головой Лили.

– Интересно… – задумчиво говорит он, – а чем тебя будут крестить?..

ФЮХ – свист в воздухе. Лили инстинктивно скручивается, как кошка на автопилоте.

– ОК. Что-то длинное и зелёное… – констатирует она.

ШЛЁП. Огурец летит в сторону Лукаса – но не долетает.

Хвост выныривает из-под пледа и ловит его на лету. Резко, точно. Как хлыст. Или боевой змеевик.

Секунда тишины.

Лукас моргает.

– Он… поймал огурец?..

Хвост гордо поднимает трофей.

Изгибается. Будто кланяется публике.

– Ну вот, – хмыкает Лили. – Теперь точно ясно, кто у нас в команде с боевыми навыками.

Из ниоткуда раздаётся голос – почти пророческий, почти театральный:

– ОНЫ НАСТОЯЩИЕ!!! МОЖНО ВЫХОДИТЬ…

Ставни приоткрываются. Люди выглядывают. Улица понемногу оживает.

И вдруг – старческий голос, хлёсткий, как мокрое полотенце по спине:

– ХУЛИГАНЬЁ!!!

Лили оборачивается.

Из-за угла появляется старушка: потрёпанные тапки, платок на голове – как шлем у военврача, взгляд – как рентген с претензией.

Идёт прямо к ним, словно на парад по случаю апокалипсиса.

– Вот-вот. Посмотрите на них. Где их родители?.. – бормочет Лили, пятясь чуть назад.

На полпути старушка замечает огурец в хвосте Лукаса.

Хвост замирает, сжимает добычу крепче.

Секунда напряжения. Кто-то моргнул – и всё началось.

– А ну отдай, зараза хвостатая… – шипит старушка.

И, не дожидаясь ответа, выхватывает огурец с боем – как будто спасает боеприпас из лап вражеской разведки.

Хвост дёргается, сражается… но в итоге уступает, будто обиженный кот, у которого отобрали колбасу которую только, что стащил сто стола.

Она отходит на шаг, прижимает огурец к груди.

– Всё переводят на вас ПРОДУКТЫ, паразиты… Яйца, помидоры, огурцы…

– А этот я заберу. На салат.

Затем, неожиданно, она подходит ближе, прищуривается, сжимает огурец, как свечку, и делает крест в воздухе:

– Нечистая вас с миром и от дурного! – бормочет. – Да покинет вас, чего бы там в вас ни сидело.

– Нас только что перекрестили… огурцом? – моргнула Лили.

– Это огуречный экзорцизм, – кивнул Генри. – УХ, после такого в нас ни одна зараза не задержится. Наверное.

Лукас поправил очки хвостом, вдавив их себе в переносицу.

– Ну вот, теперь мы официально очищены. Осталось только печать на лоб и справку из потусторонней регистратуры.

– Етресните меня бубном… – устало выдохнул Генри, глядя в небо. – Что вообще происходит?..

– Тебя уже треснули! И прямо в бубен! – крикнул кто-то из толпы.

– ОК… Всё. Можно теперь просто в булочную?.. – Лили вытирает щёку.

– Если нас туда вообще пустят… – вздохнул Генри.

Он повернулся к Лили:

– Слушай, у тебя ведь был тот номер… С того листка, что ты вытащила в гробнице?

– Ага, – кивнула она. – Я же говорила, это номер архива.

– Прекрасно. Тогда идём. Прямо сейчас.

Он расправил плечи, будто накинул на себя броню.

– Надо выяснить, что за номер. И что там прячется. Пока не подвезли ещё боеприпасы – давим на педали.

Лили бросила последний, полный тоски взгляд на булочную.

– Ну вот, опять. Только захотела мак… – вздохнула, подняла с пола фен и добавила:

– Пошли, недошаманы.

– Надеюсь, в мэрии нас хотя бы не закидают яйцами… – буркнул Лукас.

– Хотя, судя по всему, нас уже проверили. Там, наверное, и так в курсе, кто идёт… – добавил он, с тревогой оглядываясь вокруг.

Мэрия

У входа в мэрию что-то лежало – что-то, похожее на свернувшуюся клубком собаку. Лили даже хотела обойти сбоку, чтобы не тревожить. Но Генри чуть замедлил шаг, щёлкнул пальцами – раз, коротко – и только тогда наклонился. Слегка сдвинул брови – почти автоматически.

На коврике с затёртой надписью «WEL…» раскинулся потрёпанный местный абориген. Укутан