Сибстрин. Жестокий период любви

– Нет, конечно!

– Ну, и прекрасно! Ты уходи до того, как закончится музыка, а я выйду после окончания танца и догоню тебя.

Танго закончилось. Егор довёл Наташу до места, где она раньше стояла с девушками, и вернулся в своё кресло. После небольшого перерыва Толик заиграл вальс. Подождав пару минут, Егор, не торопясь, направился к выходу.

Августовская ночь обещала быть чудесной! Было тепло и тихо. Яркие звёзды усеяли весь небосвод и помогали луне освещать уже погружавшееся в сон село. Предполагая, что музыка вальса должна вот-вот прекратиться, Егор сошёл с высокого крыльца и захромал по улице в ту сторону, где жила Феоктистова. Пройдя метров двадцать, он услышал, как хлопнула дверь, и каблучки застучали по ступенькам крыльца. Через несколько секунд снова хлопнула дверь, и выбежавший из клуба крикнул:

– Наташа, ты куда? Постой!

Егор оглянулся. Феоктистова уже подходила к нему, а на крыльце стоял Михеев. Толик появился в селе недавно, после окончания училища. Поработав немного по профессии – ветеринаром, он бросил это хлопотное дело и устроился заведующим клубом, благо, прилично умел играть на баяне. Он тоже «запал» на Наташку и пытался завязать дружбу. Увидев, что Феоктистова уже идёт рядом с Палиным, Толик огорчённо махнул рукой и пошёл назад.

– Ну, вот. А ты боялась остаться без провожатого, – пошутил Егор. – Почти тайком убежала, а желающий всё равно нашёлся.

– А может я с тобой хотела пройтись, Егор.

– Со мной, так со мной… Только ведь обычно парень выбирает с кем ему пройтись, а с кем нет. Так вроде бы в книгах пишут и в кино показывают.

– Может, когда-то так и было, но не всегда. Это для вас, парней, эти сказки рассказывают, чтобы вы духом не падали и свою роль в праве выбора осознавали. А по моему пониманию, девушка сама парня выбирает и находит повод подойти к нему первой. Иначе тот, кто нравится, может и не подойти никогда, а подойдут другие, которые не нравятся. Так можно и просидеть до самой старости, принца ожидаючи. Ты уж извини, Егор, но не вы нас выбираете, а мы вас. Вам только кажется, что это вы выбрали.

– Интересная теория, – хмыкнул Егор и задумался.

Через минуту Наташа попросила:

– Егорка, можно я тебя под руку возьму?

– Конечно, пожалуйста!

Феоктистова взяла Палина под руку и крепко к нему прижалась. Егор почувствовал, что она изредка вздрагивает.

– Ты что, замёрзла? – участливо спросил Палин.

– Нет, я боюсь! Он ведь вот за этим углом забора меня поджидал тогда.

Они подходили к углу глухого забора, ограждавшего колхозный двор.

– Кто он? Я не понял, – заинтересовался Егор.

– Поди знаешь кто, Петя Максимов. Почти год назад сказала ему, что между нами всё кончено. Ан нет, он всё равно пристаёт. Позавчера иду я из клуба, а Петька за этим углом стоит… пьяный. Схватил за руку и стал требовать, чтобы я пообещала дождаться его из армии. Потом вытащил нож и показал мне. Грозил зарезать того, кто со мной встречаться будет.

– Вот дурак так дурак! И что дальше?

– А дальше… Я вырвалась и бегом домой. Прибежала, а мама спрашивает: «Гнался за тобой кто-то что ли?» Пришлось выкручиваться, врать, что просто быстро бежала. Не хотела ей правду говорить. Опять ругать будет, что я и Сашку, и Петьку бросила.

Они вышли на освещённую часть улицы.

– Егор, дальше не провожай, сама дойду. Здесь до дома улица светлая и широкая. Я посередине её пойду, чтобы видно было.

– Ладно уж, коли пошёл, провожу до дома. Вдруг он у калитки дожидается?

– У дома ждать не будет. Там собака – Дик. Он учует и лаять станет. Петька это знает.

– Так ты меня выбрала, как возможную жертву твоей прежней любви? А я-то думал, что ты действуешь по своей теории, – пошутил Егор.

– При тебе он не стал бы ко мне приставать, а на тебя не кинулся. Тебя все парни на селе или уважают, или побаиваются, а некоторые и то и другое. Я знаю.

– Интересно! Опять очередная теория?

– Нет, Егорка, честное слово! Некоторые ребята сами мне это говорили. Ну, хочешь, расскажу.

– Не надо, а то зазнаюсь, – Егор засмеялся.

Некоторое время они шли молча, затем Палин спросил:

– Наташ, а всё-таки, почему ты бросила Петьку, если не секрет?

– Не секрет. Он начал меня сильно ревновать, а это ужасно! Это унижает, оскорбляет, лишает свободы действий. И вообще, не может быть настоящей дружбы без обоюдного доверия.

– Снова интересно! А я слышал, что ревность – это признак большой любви.

– Это говорят те, которые не испытали её на себе, или те, которые ревнуют.

Они уже подходили к дому Феоктистовых, и Наташа опять предложила оставить её:

– Здесь точно всё, дальше я одна.

– Ну, что ты меня гонишь? Сначала попросила проводить, теперь гонишь.

– Уже близко. Мама может увидеть. И ещё… Боюсь в тебя влюбиться, – не то в шутку, не то всерьёз ответила Наташа.

– Очередная новость! Сегодня у меня вечер сюрпризов! С другими она ходила открыто, мамы не боялась. Более того, не боялась влюбиться, а со мной… такие страхи!

– С другими можно. Другие – другие. А ты…, ты слишком хороший и… правильный. Тебя опасно полюбить.

Наташа говорила это уже серьёзно, глядя мимо Егора куда-то вдаль, медленно и чётко выговаривая каждую фразу, как бы обдумывая. Потом она вырвала свою руку из руки Палина, бегом добежала до калитки и захлопнула её.

Палину ничего не оставалось, как повернуться и пойти домой. Он медленно брёл, хромая, по спящему селу и думал. Очередной раз его «щёлкнули по носу». Наташкины слова словно открыли занавес. Оказывается, его и полюбить нельзя, опасно. Мысли забрели в прошлые годы. Вспомнились робкие неудачные попытки завязать отношения с другими девчонками. Относительно своей внешности он не питал иллюзий, какой уж уродился, но, оказывается, не она была причиной его неудач. «Чёртов отличник!» – ругал он сам себя…

* * *

Бог вдохнул в Феоктистову великий дар – уметь искренне любить и быть любимой. Ей грех было жаловаться на свою жизнь. Да и характер Наташи: весёлый, общительный, легко воспринимающий повороты судьбы, не был склонен к пессимизму и самоедству. Многие парни питали тайную надежду добиться её благосклонности. Вокруг Наташи никогда не было пусто. Она, действительно, была хороша собой! Невысокого роста, но и не маленькая, стройная, но и не худенькая, с уже оформившейся женской фигуркой, она была словно вылеплена талантливым скульптором по законам классического искусства. Симпатичное личико венчало это творение. В завершение всего природа наделила её своеобразным голоском – высоким и тонким. Его можно было бы назвать писклявым, если бы он не был таким приятным, нежным и ласковым. Словно колокольчик, он подчёркивал хрупкость этого создания. Будучи по натуре общительной, Наташа не отвергала так щедро тянущиеся к ней мальчишечьи души, а многие девчонки втайне завидовали ей.

Как прекрасна эта пора юношества, когда самому себе кажется, что ты уже совсем взрослый, когда просыпается и расцветает неожиданно нагрянувшее, как огромный подарок, чувство первой любви!

Это чувство возникло у Наташи в конце девятого класса. Объектом её симпатии стал Саша Ястребов, учившийся с ней в одном классе. Ладно скроенный, ловкий, хорошо координированный, он выделялся среди других ребят умением выполнять сложные силовые гимнастические упражнения.

Кроме этих, очевидных достоинств, Наташу привлекла в нём взрослая самостоятельность, основательность суждений и действий, какая-то надёжность. На него можно было положиться.

Влюблённые не скрывали своих чувств. Их часто можно было видеть вместе в школе, на улице, в клубе. От родителей Наташи они тоже не таились, и Саша нередко бывал у Феоктистовых дома. Родители по-разному воспринимали их дружбу. Иван Андреевич – цыганистого вида черноволосый кудрявый мужчина, молчал. Он всегда молчал, когда не был выпивши. Будучи сварщиком, отец Наташи часто калымил, а расплачивались с ним ужином и стаканом водки. Мать – Надежда Алексеевна, была довольна выбором дочери. Она работала в школе уборщицей-истопником и отлично знала Сашу.

Влюблённым было хорошо и интересно друг с другом на протяжении целого учебного года, а потом Наташа охладела к Александру. В один из вечеров их дружба закончилась. Это стало для всех неожиданностью. Надежда Алексеевна хотела выяснить причину и спросила:

– Скажи, что у вас произошло?

– Ничего. Просто мне стало с ним неинтересно и скучно.

Мать начала было читать мораль, однако, видя полное безразличие дочери к её словам, перестала.

Следующим объектом внимания Наташи уже через пару месяцев после расставания с Ястребовым стал Петька Максимов. Он обладал явно меньшими достоинствами по сравнению с Александром, если не учитывать, что Петька был вожаком интернатовских пацанов. Учился он кое-как, курил, был заносчив, груб, задирист, нагловат. Уважением в школе он явно не пользовался за исключением интернатовских. Что в нём привлекло Феоктистову – трудно было предположить, и мальчишкам, пылающим к ней симпатией, оставалось лишь удивляться и созерцать дружбу Петьки и Наташки. Максимов учился на класс позже Феоктистовой, когда она окончила школу и поступила в Бийский пединститут, Петька только перешёл в одиннадцатый класс.

Училась Наташа средне, и поступление её на физмат выглядело довольно неожиданно. Новые знакомства в институте, новые ухаживания быстро охладили её чувства к Максимову. Она с такой же лёгкостью, как с Ястребовым, освободилась от уз любви к Петьке и сообщила ему об этом. Но тот не смирился с данным фактом и в дни приезда Наташи домой, на каникулы, клялся в любви к ней и требовал объяснений. Не получая прежней взаимности, он терзался и обещал искалечить каждого, кто станет её очередным фаворитом.

Феоктистова окончила первый курс института и по ряду причин перевелась на заочное отделение. Летом она съездила в районо и нашла работу в Чудотворихе – деревне, расположенной на краю тайги у подножия горы Вострушки или Вострухи, как называли её в деревне. В местной школе Наташа окончательно оформилась и имела возможность немного развлечься и отдохнуть до начала учебного года.

* * *

Палин каждый вечер ходил в клуб в кино или на танцы в надежде снова увидеть Феоктистову, но встреча произошла только через неделю. Они практически молча станцевали дважды, лишь изредка перебрасываясь дежурными фразами и обмениваясь подобающими при этом любезностями. Во время второго танца Егор попросил разрешения проводить её. Наташа безразлично ответила: «Как хочешь».

После танцев Феоктистова в числе первых вышла из клуба. С крыльца Палин увидел, что идёт она медленнее, чем обычно, как будто ожидая кого-то. Первоначально принятое решение «не провожать» в связи с её равнодушным ответом «как хочешь» сразу изменилось. Нога уже не болела, и Егор быстрым шагом догнал её.

– А я думала, что ты не станешь меня провожать. Это было написано на твоём лице… На сей раз я ошиблась, – сказала Наташа, когда он пошёл рядом.

– Да… Но мне показалось… потом ты захотела, чтобы я проводил тебя.

– Ты начинаешь делать успехи, Егор.

– Это радует, однако мне хочется продолжить так интригующе прервавшийся неделю назад разговор.

– А я не помню о чём мы говорили. Да и зачем?

– Наташ, ты всё прекрасно помнишь. Мне очень полезно знать мнение девушки, почему меня нельзя полюбить.

– Я так не говорила. Я сказала, что мне опасно тебя полюбить… Многие девчонки наверняка хотели бы дружить с тобой. Ты неплохо физически сложен, умён, трудолюбив, добр, честен. Я не могу найти в тебе недостатков, как, наверное, и другие девушки. Но ты такой деловой, такой правильный, что к тебе немногие решатся подойти… Ну, а для меня полюбить тебя опасно.

– Но почему?!

– Ты наверняка знаешь, какие обо мне слухи ходят. Я и вертихвостка, и всякое другое. Сейчас мне неважно, что обо мне думают. А если мы полюбим друг друга и опять что-то не получится, что тогда? Этого мне многие не простят. Мама тоже, если за разрыв с Сашкой она на меня долго сердилась, а с тобой – тем более.

– Ну, не так уж много чего говорят, как тебе кажется. Во всяком случае, я этому не верю и не обращаю внимания. Что касается нарисованной чёрными красками возможной перспективы наших отношений, зачем такой плохой конец. А если всё будет хорошо?

– Я в это плохо верю… И вообще, давай не будем больше об этом.

– Не будем, так не будем… А может ты ещё никого по-настоящему не полюбила?

Они медленно шли по улице, каждый думал о чём-то своём. Было прохладнее, чем в вечер их первой встречи. Егор снял куртку и накинул на плечи Наташе. Она не стала возражать. Постепенно снова разговорились, но уже о другом: о его поступлении в институт, о её делах. Разговор перешёл в рамки обычной болтовни при встрече двух хороших знакомых. Егор не заметил, как они дошли до ограды её дома и сели на скамью у ворот. Дик начал было лаять, но услышав голос хозяйки, замолчал. Вскоре Наташа начала прощаться:

– Всё, Егор, я пошла. Поздно уже.

– А завтра мы увидимся?

– Нет. Завтра я занята, а через три дня уезжаю в Чудотвориху. Надо выходить на работу, готовить школу к учебному году.

– Но перед твоим и моим отъездом мы ещё увидимся?

– Возможно, если мы этого будем хотеть.

– Я уже хочу.

– А я ещё не знаю. Спокойной ночи, Егор…

И всё-таки их встреча состоялась. Все дни подряд Палин ходил в клуб, и лишь на третий пришла Наташа. На сей раз она была веселее, чем раньше, и вопрос о возможности проводить был решён во время первого же танца. Они долго бродили по спящему селу, вызывая тревогу брехливых собак. Было ясно, что им обоим не хочется прерывать эту затянувшуюся встречу. Прощаясь на той же скамейке, Егор попросил:

– Натали, можно я напишу тебе?

– Пиши, если захочешь… А лучше не пиши.

– Почему?

– Если напишешь, будешь ответ ждать. А он может затеряться в пути.

– Всё равно, скажи новый адрес.

– А как ты его запишешь?

– Я запомню.

Наташа сказала адрес и стала прощаться, открыв калитку:

– Ну всё, Егорушка. Счастливого тебе пути на новом этапе жизни. До встречи, теперь уже неизвестно когда.

– Спасибо. И тебе счастливо. Только я во встречу верю… А Егорушкой меня только мать называла и то очень редко.

– Разве это плохо? А Натали меня ещё никто не называл… Ну, всё.

Наташа неожиданно поцеловала его в щёку, не дав опомниться, стремительно взбежала на крыльцо и хлопнула дверью.

Общага

Общага! Милая общага!Прекрасен лик облезлый твой!Я был совсем ещё салагой,Когда ты стала мне родной.Неизвестный автор

Общежитие № 1 Сибстрина

Приехав в Новосибирск, Палин только к концу дня устроился в общежитие, в свой новый дом на целые пять лет. Располагалось оно через площадь от главного корпуса института. На трёх этажах жили студенты гидрофака, а на четвёртом – архитектурного факультета. Пока Егор получил направление, разыскал коменданта, кастеляншу и выполнил ряд других необходимых действий, наступил вечер. В комнате, куда его поселили, никого не было, но у одной кровати явно имелся хозяин. Под ней лежал чемодан, а на её спинке и на стоящем рядом с кроватью стуле висели чьи-то вещи. Поужинав в студенческой столовой, Егор с удовольствием побродил по уже знакомым окрестностям, наслаждаясь прохладой ранней осени. Лишь часам к десяти вечера он вернулся в ставшее своим общежитие. На вахте ключа не было. Палин поднялся на второй этаж, зашёл в комнату и включил свет. На обжитой кровати под одной простынёй спал парень. Егор быстро разделся, выключил свет и лёг, чтобы не потревожить спавшего. Заснуть не удавалось, мешали устойчивый запах спиртного и стоны соседа по комнате. Палин встал, снова включил свет, с неприязнью посмотрел на парня и приоткрыл створку окна. Сосед лежал разметавшись, сбив в ноги простыню и стонал, источая резкий запах алкоголя. «Ну, и подарочек мне», – подумал Егор, ещё раз окинув неблагожелательным взглядом бронзовую от загара, ладно скроенную фигуру пьяного. Поворочавшись с полчаса под аккомпанемент стонов, Палин всё-таки заснул.

Утром он, не залеживаясь, встал и пошёл умываться. Комната с умывальниками с одной её стороны и туалетными кабинками с другой была в конце коридора. Вернувшись, Егор настежь распахнул окно, так как запах перегара всё ещё ощущался.

Утренняя прохлада оживила парня. Он проснулся и лежал уже не под простынёй, а под байковым одеялом, уставившись глазами в потолок. Палин подошёл к нему и протянул руку:

– Ну, здравствуй! Пора познакомиться. Егор Палин.

– Витренко Павел, – ответил парень и сел на кровати, свесив ноги.

Пока Егор одевался, он сидел и изредка тряс головой.

– Ну, ты вчера вечером и дав-а-а-л! – прервал Палин затянувшееся молчание. – Стонал, как тяжелобольной, а от самого запах, как от винной бочки.

– Правда? Та…, видно, я вчера здорово перебрал. Мы со знакомыми ребятами обмыли поступление в институт, а заодно и мой день рождения, который был седьмого августа, а я в этот день к экзамену готовился и не отметил… Сейчас вспоминаю и не могу вспомнить, как я до общаги дошёл… Голова болит зверски. Ты уж извини меня за вчерашнее.

– Мне кажется, вы вчера и прошедшие майские праздники заодно отметили, – съязвил Егор. – Ладно, чего уж там, бывает.

– Та нет, я редко пью, ты не думай. Событие такое, сам понимаешь.

Помолчав немного, Павел предложил:

– А что, не вмазать ли нам с утра пивка по кружечке?

– Вставай, давай. Лучше пойдём, поедим чего-нибудь в столовке и чайку вмажем. Всё веселее будет, – ответил Палин.

– И то верно. А ты меня подождёшь?

– Ну, если не сильно долго.

– Постараюсь побыстрее, – ответил Павел и пошёл умываться.

Умывшись, Витренко критически осмотрел тёмнокоричневые брюки и надел их. В белой рубашке и ладно сидевших на нём штанах он выглядел симпатично. Наверное, его можно было бы назвать красавцем, если бы не небольшое врождённое косоглазие.

После завтрака Павел повеселел, и они пошли в деканат узнать свою группу, расписание занятий и дальнейшие действия. Оказалось, что Палин и Витренко попали во вторую, точнее в 172-ю группу, а вместо занятий сначала будет двухнедельная практика. Павел разговорился и поведал, что ранее окончил Запорожский техникум по специальности «Гидротехническое строительство», что три года уже проработал на строительстве Ярской ГЭС в авторском надзоре Гидроспецпроекта, что его отец – подполковник, мать и младшая сестра живут в Запорожье.

После деканата парни решили сходить на почту, но перед этим зашли в общагу. Павел достал из своей тумбочки двухлитровую стеклянную банку и засунул её в авоську.

– А это зачем? – удивился Палин.

– На обратном пути пивка купим. Недалеко от трамвайной остановки бочка с пивом стоит, мы мимо пойдём, – пояснил Павел.

Желание «вмазать по пивку», как оказалось, у него не исчезло. На почте Витренко отправил телеграмму домой, сообщив о поступлении в институт. На обратном пути он пристроился в конец короткой очереди у большой круглой жёлтой бочки на колёсах и вскоре купил взятую с собой банку разливного пива. Придя в общагу, Павел быстро достал всё из той же тумбочки два гранёных стакана и с вожделением налил в них пива. Один из стаканов он поставил на стол перед Егором.

– Ну, давай выпьем за знакомство.

Опорожнив полстакана, он с удивлением уставился на Палина.

– А ты шо, не пьёшь? Не любишь пиво?

– Не знаю, люблю или нет. В селе у нас пиво домашнее, а это… пробовал месяц назад, не понравилось. Моча и моча. Говорят к нему привыкнуть надо.

– Сам ты моча деревенская, – незлобиво сказал Павел. – Пиво – это человек!

Пока Палин потихоньку, через силу, чтобы не обидеть Витренко, опорожнял свой стакан, тот, болтая обо всём без остановки, выпил несколько. Павел был старше Егора почти на пять лет, но в силу своей коммуникабельности вскоре стал для него просто Пашей и даже Пашкой.

К вечеру комната пополнилась ещё одним жильцом. Зайдя, тот оригинально представился:

– Соскин Александр или просто Сашка… Делгерезин Тока![17]

Палин с Витренко недоумевающе переглянулись.

– Шо це такэ? Что это значит? – поправился Павел.

– Это значит, что я из Кызыла – столицы Тувы. Делгерезин, по-тувински, «да здравствует», а Тока – наш главный начальник.

Соскин был немного ниже среднего роста, худощав и резок в движениях. Его обросшее щетиной чуточку обезьянье лицо с глубоко посаженными глазами и несколько выдающейся вперёд челюстью было смешливым и подвижным. Как выяснилось, он поступил на специальность ТиВ – теплоснабжение и вентиляция.

К обеду следующего дня появился четвёртый обитатель комнаты.

– Старший матрос Северного флота Василий Юдин прибыл для прохождения учёбы, – представился вошедший, из расстёгнутого ворота рубашки которого выглядывала тельняшка.

Юдин был значительно старше Палина и Соскина. Ему было лет двадцать пять. Среднего роста, полноватый, со смазливым лицом и золотой коронкой на переднем зубе, которым он постоянно сверкал, ибо рот его не закрывался ни на минуту, Василий сразу решил «брать быка за рога» и всем своим поведением подчеркивал старшинство.

– Учитывая, что все вы ещё салаги, командовать в этом кубрике буду я, – на другой день заявил Юдин. – Васька плавал, Васька знает. Итак, братва, как мы жить будем?

Не дождавшись ответа на неопределённый вопрос, он уточнил:

– Я предлагаю коммуну. Денег у вас, поди, кот наплакал, как и у меня. Дешевле питаться на дому. Готовить по очереди будем, а кто не умеет – Васька научит. Сейчас, для начала, скидываемся по трояку. Я иду на розыски кастрюли и сковороды, ты, Егор, дуй за картошкой, морковкой и луком, а ты, Сашка – за хлебом, маслом, вермишелью, – скомандовал Юдин.

Ребята пошли выполнять поручения, восприняв идею положительно, лишь Витренко выглядел недовольным. Пашка был всего на два года моложе Васьки и ему, очевидно, не нравилась навязываемая бывшим старшим матросом «годковщина»[18]. Ужин получился не таким уж плохим, но с одним блюдом. Набив животы супом, начали болтать о разном. Васька рассказывал о своей службе на атомной подводной лодке и расспрашивал парней об их прежней жизни.

– А ты по национальности русский или тувинец? – спросил он Сашку.

– Русский.

– А к русским в Туве хорошо относятся?

– Про взрослых не знаю, а русские пацаны по одному стараются не ходить. Тувинцы побьют.

Но через неделю коммуна распалась. Боцман, как прозвали ребята Ваську, попросту оказался хитрым «сачком». Сам он ничего не делал, лишь раздавал указания. Первым возмутился Павел.

– Я с вами питаться не буду. Этот флотский суп с флотскими шуточками мне надоел, – заявил он.

– Я тоже, – поддержал его Егор, только что повздоривший с Боцманом, уже который день заставлявшим его чистить картошку.

– Ну и чёрт с вами, живите уродами. Без вас обойдёмся, правда, Санёк? – отреагировал Васька.

Соскин промолчал, а на другой день, вечером присоединился к идущим в столовую Витренко и Палину. Юдина в это время в комнате не было.

– Ты чего, а как же ваша коммуна с Боцманом? – съязвил Пашка.

– А ну его, лодыря… Много времени на приготовление еды уходит. Я два часа на кухне торчу, а он на кровати лежит, ценные указания даёт, – ответил Сашка.

Вечером Васька, узнав об отказе последнего «коммунара», разразился бранью:

– И ты в кусты! Гнилые братишки у меня оказались. Дерьмо, одним словом. Через неделю, как тараканы, поразбежались!

Боцман грязно выругался, Павел огрызнулся.

– А ты вообще заткнись, хохол несчастный! Это ты парней с панталыку сбил, фраер разодетый! Сначала Палина уговорил, теперь Сашку, а они сопли развесили… – Васька опять длинно и грязно выматерился.

Ещё ни разу за семнадцать лет своей жизни Егор не слышал таких оскорблений в свой адрес. Не соразмеряя свои силы и возможные последствия, сжав кулаки, Палин встал с кровати, на которой сидел, и шагнул в сторону Боцмана:

– Но ты, харя наглая! Заткнись, пока своим золотым зубом не подавился! Ишь ты, отец родной выискался! Поливает всех подряд, как последних щенков, – гневно выговорил Егор.

Витренко тоже решительно встал со своего места. Юдин, не ожидавший столь яростного отпора со стороны Палина, явно опешил. От неожиданности он отступил назад, ткнулся задом о тумбочку и бросил взгляд в сторону Соскина. Тот с интересом смотрел на происходящее и явно не собирался ввязываться в назревавшую драку. Несколько секунд Боцман и Палин стояли, злобно глядя в глаза друг другу. Наконец Васька не выдержал и примиряюще сказал:

– Ладно, братки, замнём для ясности. Будем считать, что поговорили.

Он взял кастрюлю и пошёл на кухню.

* * *

Учёба в институте для первокурсников началась с практики. Первого сентября, когда студенты собрались в указанной в расписании аудитории, объявили, что две недели они будут проходить практику здесь же, в студенческом городке. Всех разбили на звенья, и каждому звену выделили участок работы. Палин в составе группы из пяти человек: три парня и две девушки, работал в общежитии номер пять. Общежитие было только что введено в эксплуатацию и готовилось к заселению. Оставалось только помыть окна, полы; занести, собрать и расставить кровати, тумбочки, столы и стулья. Этим они и занимались. Работа была более чем простой, однако Палин выполнял её с присущей ответственностью, одновременно поближе знакомясь с товарищами по группе.