Древо прошлой жизни. Том IV. Часть 3. Эмблема Создателя

– Говоришь ты убедительно, но что из этого следует?

– Ничего неизвестного истории. Подменой верообразующего закона Христа на «одноразовую» аксиому одурачили и замучили невероятное число людей. Глашатаи зачитывают указ самодержца о дальнейшем закабалении крестьян, рядышком поп помахивает кадилом, поодаль крестьяне в ожидании перепродажи более милосердному барину гнут спину, обливаясь потом до «Юрьева дня». Это и есть христианское смирение одноразовой телесной жизни души. На каком основании? На основании «одноразовой» сословности: я родился царём, ты попом, а ты рядовой мудак, каких и без тебя завались, и да будет так впредь во Имя Христа. Попробуй, раскуси эту вонючую одноразовую хрень, когда высочайшие повеления зачитывают в присутствии попа от Имени Всевышнего, карающего вечным огнём.

– Ваше Крепостное право было отменено до революции.

– А дело не в этом, а в том, что фальшивый верообразующий закон никто и не собирался отменять. Наши революционеры, свергнувшие Монархию и религиозные институты, эту одноразовую хрень так и не раскусили, иначе бы, не выбрали модель заранее обречённого социализма и не наломали дров. Ими руководила ненависть: к царю, имущим, духовенству и даже к своему народу, для «просветления» которого ему по-ленински «настучали по голове». Кстати, Ленин ненавидел русский народ, и на сей счёт есть немало его однозначных высказываний. Ничего не раскусили и академики, потому что потери Гражданской войны не могут ни списать, ни объяснить. Нашего последнего монарха убил его же семейный клерикализм, заложником которого он оказался. Он не мог не слышать голоса об отделении проповедников одноразового смирения от загнивающего уклада. «Обратный отсчёт» конца Империи был запущен, – как выразился один трепливый придурок на заре Перестройки, «процесс уже пошёл», но царю не хватало воли, здравого смысла, времени и много чего ещё. Страну тогда, в 17-ом, потеряли, и не в последний раз, потому что третий придурок, поднятый грязной пеной 91-го, соображал в «одноразовых» проблемах не больше первых двух.

– Смирение богатого и бедного перед своим положением в единственной, отпущенной им жизни… изменить положение невозможно… в следующей жизни они или кто-то другой на их месте будут думать точно так же…

– Ты всё поняла, зачёт. Только не забудь, что между земным статусом одноразовой телесной жизни души и статусом для выполнения миссии души, воплощённой в очередной раз, нет видимых различий, но из разницы этих понятий вытекает множество следствий. Вот одно: эксплуатация большинства меньшинством обществу невыгодна, потому что она порождается тем самым «сословным» эгоизмом меньшинства, который является главным врагом вечной души.

– Я поняла, что ты сейчас сказал. Аксиома одноразовой жизни порождает избранность, которая ставит себя на земле выше других.

– Если в Европе до сих пор некоторые удивлены, почему у нас после 1917 года искореняли христианскую веру, не ограничившись отделением Церкви от государства, это объясняется недоразумением в глобальной фальсификации первозданного христианского закона и патологической евротолерантностью, а говоря прямо, – хроническим умственным недомоганием. Мне однажды довелось задать несколько вопросов об Инквизиции видному европейскому историку, и я в этом убедился.

– Что он ответил?

– Его мнение о «святости» инквизиторов Святого Престола, на котором пересидели несколько непогрешимых пап, совпало с мнением обывателей и моим.

– Что же ты тогда хотел услышать? Что инквизиторы выполняли важную миссию в интересах человечества?

– Я разговаривал с ним на двух языках и уяснил, что в его обширных знаниях мировой истории и культуры нет и бледного намёка на подозрение в фальшивости верообразующего закона и на значение его фальсификации для Человечества. Он не различал причины одухотворения тела душой, не видел разницу следствий из него и мыслил «одноразовыми» категориями как обычный толоконный лоб, которого в космический век спросили, как он относится к сожжению европейцев на костре.

– Наверное, он сказал, что это «очень нехорошо»?

– Он так и сказал, но ведь чтобы так сказать, необязательно знать, что при высокой температуре уничтожается оболочка души, вихревые поля разлетаются по загробным просторам и никогда не облекаются в тело вновь. Человек не понимал очень простой и вместе с тем сложной вещи: для осмысления мировой истории важно знать, уходит ли наше «я» с Земли навсегда, как плетёт поп, или возвращается назад, чтобы совершенствовать себя и её.

– Может быть, ты ждал от него слишком многого?

– Не думаю, хотя ведь и для меня некоторое время назад подобные вещи были откровением. Элементарное сопоставление общего числа несовершенных душ с многократным пересечением ими черты худшего и лучшего миров говорит о том, что на скорое благоденствие планеты рассчитывать не приходится. Мы же не можем уповать на смену одних одноразовых поколений другими, более нравственными, или на ещё одно Возрождение в разгар Инквизиции. Философ и социолог обязан делать выводы из парадигмы одухотворённого тела и феномена переселения душ, поскольку посвящает свою жизнь исследованию смысла жизни Человечества. Никто за него эту работу делать не будет – ни изобретатель космической робототехники, ни священник, ни Петька-двоечник, а он о парадигме, феномене и факторах морального прогресса представления не имел. Для него стало откровением, что факторы нравственного развития земной популяции скрываются церковниками большую часть христианской эпохи. Чего тогда ждать от фантазмов футурологов-технарей, обывателей с распятием над изголовьем и Библией на тумбочке или попа, готового по-особому тарифу венчать прихожан на суках и кобелях?

– Это же крайность.

– Крайность – проявления гнилой середины, а гнилую церковную доктрину навязывают земной популяции уже семнадцать веков, большую часть эпохи Христа. Толоконные лбы давно научились считать, сколько раз бестелесная душа пересекает границу материального и духовного миров, поэтому их деяния досадным недоразумением не назовёшь. Историки справедливо писали, что Церковь являлась опорой всего феодального строя эксплуатации вообще, и верно писали, потому что прибавочная стоимость эксплуататора порождается эгоизмом души тех, чьи интересы охранялись учением об одноразовой телесной жизни души. Оборотной стороной непричинения зла другим людям в настоящем теле является неотвратимое испытание зла от других людей в будущем теле, и понять это так же нетрудно, как и проповедовать с амвона, поэтому ответственность за утаивание этой истинны лежит на Святой Церкви от начала до конца.

– Я правильно понимаю? Вечная преисподняя – внешний фиктивный стимул поведения, который Церковь использовала для управления и обмана, а совершенствование энергии души в разных телах – внутренний процесс, который был ею скрыт.

– Правильно. С точки зрения взаимозамены, оба понятия эквивалентны, иначе бы мошенничество не удалось. Допусти на миг, что системному изложению процесса изменения энергетики душ в цикле рождений и смертей была бы посвящена вся Библия, которую научились цитировать по любому поводу, римские попы, императоры и рабовладельцы схватились бы за голову. Одно дело, когда голодный подёнщик добровольно нанимается к сытому помещику заработать на кусок хлеба, и другое, когда поп говорит, что подёнщик должен быть бесплатным рабом до смерти, потому-де, что сытому помещику от роду незачем наниматься к подёнщику, и этого требует христианское смирение, ибо в противном случае, за непослушание «власти от Бога» его ждёт телесное наказание, а потом Вечный Ад. Именно так всё и было, когда наказывали, покупали и продавали крепостных. У нас почти до отмены рабства разлучали семьи крепостных, а это одно из самых жестоких издевательств, которое исключает сосуществование с проповедями первозданного верообразования.

– В каком смысле?

– Ты можешь вообразить, чтобы при императоре Константине или Юстиниане рабов и рабовладельцев собрал ушлый, как сто прогрессирующих чертей, поп и вещал им про духовную энергетику, кармическое возмездие и последующее переселение их душ в тела друг друга? Поэтому учение об одноразовой телесной жизни души – надругательство над Человечеством, прогрессом и душой. Нелепо видеть заслугу лживого верообразующего закона в том, что при рабовладельческом строе к рабам относились более жестоко, чем при феодальном, – за этим стоит отрицаемая эволюция души. Однако за идею о нравственной эволюции души жёстко карала Церковь, то есть поповщина была не за прогресс, а всеми силами боролась против него.

– Дикость.

– Помнишь беседу того материалиста со священником, в которой первый второму заявил, что христианство не сделало нас, людей XXI века, лучше? Он не совсем точен, хотя материалисту это позволительно. Поповская ложь пустила нравственное развитие под откос, а лживая верообразующая конструкция оболванила все грядущие поколения людей и обострила социальный антагонизм. На каком «христианском» основании? На том, что покупатели и продавцы живого товара освобождались от вечного горения в аду, потому что родились не рабами, а их продавцами и покупателями? На том, что одного угораздило родиться господином, а другого рабом?

– Чем оправдывали рабство ваши церковники?

– Тем же, что на Западе. Неисповедимостью Промысла. Бог, мол, не Тимошка, видит немножко, кому кем родиться, быть и умереть. На самом деле, выбор тела и прочих обстоятельств определяется законом кармы и задачами перевоплощения души, а это, как говорится, совсем не поповский коленкор. Ответственность перед обществом за внедрение порочного верообразующего двучлена в жизнь поколений несут те, кто его перенял. Про безответственную игру в «измы» мы говорили, приведу недавний исторический пример, до какого идиотизма, спустя тысячу лет после крещения Руси, довели страну кремлёвские маразматики позднего – «развитого», социализма: они считали возможным полное искоренение преступности и вынуждали правоохранительные органы заниматься укрывательством преступлений, – этим обеспечивался завышенный процент раскрываемости. Между тем, закон сохранения духовной энергии реинкарнирующих душ абсолютно опровергает возможность искоренения преступности. Это один из многих примеров игнорирования закона переселения душ, однако, в своём мракобесии советские материалисты были солидарны с церковниками. Кто спрятал закон переселения душ? Поп. Кто расправился с Церковью? Революционер-материалист, и в этом весь абсурд, которого добивались сознательно, а теперь не хотят признавать.

– Необычный вывод. Из него следует, что коммунист, борец за всеобщее благо, и священник, проповедник милосердия, – ярые противники прогресса.

– Ты хочешь, чтобы я поспорил? Я отвечу по-другому. Как можно улучшить будущую жизнь на Земле, если мы перетаскиваем в неё в своих телах совокупность кармических долгов и новых испытаний, и верим церковникам, что не вернёмся назад, чтобы опять наказать самих себя? Кто скрывал эту реальность? Борец за всеобщее благо и проповедник милосердия. Эту истину скрывали от Человечества с Начала Времён, но ответственность за конкретную фальсификацию несут авторы аксиом загробного небытия и однократного одухотворения тел. Не слабый парадокс, а? Толоконный лоб, выхолостивший Святое Писание, жил в IV веке, а человек XXI века, которому доступна мгновенная связь с другим человеком в любой точке мира, не может допереть, что тот поп подружился с Сатаной. Первый же поповский созыв не оставил от верообразующей конструкции в Писании и следа. Зато теперь под святостью понимаются не нулевые показатели греховности, а греховность, прицепившая бейджик о желании быть прижизненным святым типа непогрешимого папы, привязавшего себя верёвкой к Престолу, чтобы не вознестись вслед за Христом. Не знаю насчёт еврохристианских ценностей, но кабы пап на цепь сажали, да дерьмом её мазали, чтобы не перекусили, индульгенции бы европейцам не впаривали и про костры Инквизиции не слыхивали.

– Всё время ловлю себя на мысли, что не могу тебе возразить.

– А хочется? В наше время, время завоёванной свободы от Церкви, фальшивость аксиомы одноразовой жизни души продолжает сеять иллюзии и заблуждения о смысле жизни, а от него зависит будущее всех.

– Как такое возможно в век свободы?

– Возникают сомнения в справедливости устройства Мироздания, а они плохой советчик в том, в чём предлагают не сомневаться, или как правильно поступать. Что стоит за неоспоримым призывом церковников проявлять смирение, милосердие и жить по совести? Наши, извращённые ими, представления о Мироздании. Когда пророчества о неизбежном обновлении христианства, то есть о возвращении первозданного верообразующего закона на место, сбудутся, это будет понято всеми, потому что вопреки сегодняшней воле Святой Церкви, Человечество перестанет стоять на голове. Например, искусственное ограничение закона действия кармы однократностью человеческой жизни искажает восприятие ответственности за содеянное и влияет на цели и мотивы людей. Ложное верообразование влечёт сомнительные объяснения истоков «врождённой греховности», и это тоже определяет неадекватное поведение личности и её отношение ко всему. Возникает ряд неразрешимых противоречий по поводу равных возможностей и вообще возможности достижения святости за время биологической жизни тела, а также в связи с массовым игнорированием вечных мук преисподней, и это не может не вводить в заблуждение. Столь же очевидны для нас исторические факты лицемерия, лжи и злодеяний церковников, а их грязная, корыстная афера с прощением грехов за деньги, которую Святой Престол провернул лишь благодаря замене первозданного закона на фуфло, общество не может забыть до сих пор. Как можно за деньги попасть в вечный рай, если для этого нужны тысячи лет? Для чего душе дано бессмертие? Для спекуляции мракобесов?

– Парадигма хаоса.

– Сатана знал, что делал. Кроме того, всё более заметным становится противопоставление лживого верообразующего постулата положениям о реинкарнации других религий, эмпирическим и научным данным и сообщениям средств массовой информации, что вызывает недоумение и интеллектуальной раздрай, – разрыв шаблона и когнитивный диссонанс. Напрашивается краткое резюме: за что платили церковную десятину?

– Мне показалось, ты хотел сделать другое резюме.

– Конечно, хотел. Извращение загробной тайны смысла земной жизни превращает известный путь развития общества по спирали в знакомый штопор или тупик. Спрятав от Человечества феномен, причину и следствие возвращения на Землю души, спрятали от него столько же, сколько дубинноголовые материалисты в своём вечном загробном «ни гугу».

– Парадокс?

– На сегодня последний. Ваш отель, фройляйн. Прошу. – Я открыл дверь. – Надеюсь, скоротать ещё один серый осенний вечерок нам удалось.

Я проводил Хельгу до её номера и пожелал доброй ночи, собираясь идти к себе. Она поцеловала меня немножко выразительнее, чем требовало прощание на несколько часов, и я ответил ей тем же. Мы поцеловались вместе, нам понравилось. Неудержимо захотелось ещё, и последовало бурное продолжение. Так бывает не только в кино. Мы стояли, соприкоснувшись головами, Хельга – спиной к стене, держа ключ в левой руке, моя правая рука находилась рядом с дверным замком. Мы были уже готовы срывать одежду друг с друга, едва переступив порог, и оба знали, что через минуту нас ждёт чистое блаженство, потому что с первого дня нам было хорошо на расстоянии вытянутой руки. Обнимая её, я взял из её разжавшихся пальцев ключ, но с лестницы донеслись чьи-то шаги и заставили принять непринуждённые позы. Быть может, в эти секунды ей, как и мне, вспомнилась неоконченная легенда о жене и друге рыцаря, которые отгородились на ложе обоюдоострым мечом, но мы уже поняли, что кроме тех шагов, нас не разъединит ничто. Возможно, наше замешательство послужило бы катализатором страсти, но в коридор вошли довольные собой Ирма Шмутке и Линда Барч, – видимо, им, на ночь глядя, приспичило уточнить время отъезда в Кобленц. Мне оставалось незаметно вернуть ключ, ненавязчиво поприветствовать их поднятой рукой и уйти.

– Ну, я пойду, Хельга. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. Спасибо за вечер, – ответила она и поправила сексапильный овал волос. – До завтра.

Лучше бы такое завтра, какое ожидало меня на следующий день, не наступило никогда и ни для кого. Я кивнул и, пожелав подругам Хельги приятного вечера, отправился на третий этаж. «Какая девушка!» – подумал я, отпирая свой номер и оставляя за порогом всё, что произошло за последние десять минут.

Ещё лучше было оставить за порогом трезвую голову, и я налил стакан водки до краёв, поискав, чем закусить. Затем я стащил пиджак с галстуком, врубил ящик в надежде увидеть карту погоды и пошёл умываться, не утруждая себя подведением итогов прошедшего дня. Не потому, что утро вечера мудренее, а потому, что всё было и так ясно, как день: участников драмы, рассказанной Хельгой, соединяла ненависть и любовь, которые протянулись в наши дни. Если вы ждёте, что я перед сном ещё раз напомню, что учение об одноразовой земной жизни души являет собой не имеющее мировых аналогов социально-вредное фуфло, вы ошиблись. Я думал лишь о том, что эта драма со многими неизвестными ещё не окончена, и её придётся доигрывать до конца. «Тидо Фогель был молочным братом Густава Берлица, а Карл Коддль был их смертельным врагом, и чего бы ещё не удалось раскопать, этот исторический факт не вырубить топором», – подумал я и уснул.

* * *

– Так как потомки одной и той же фамилии не составляют, как Духи, одной исключительной семьи или рода, то не смешно ли будет высказывать особенное уважение предкам?

«Без сомнения, нет, потому что должно считать за счастье принадлежность к фамилии, если только в ней воплощались высшие Духи. Хотя Духи не происходят один от другого, но они тем не менее имеют привязанности к тем, кто связан с ними семейными узами, потому что Духи эти часто бывают привлечены в то или другое семейство – симпатией или предшествовавшими связями. Но будьте уверены, что Духам ваших предков не доставляет никакого удовольствия ваше уважение, основанное на гордости; достоинства их тогда только отразятся на вас, когда вы будете следовать их хорошим примерам, и тогда ваши воспоминания о них могут быть не только им приятны, но даже полезны».

Книга Духов

* * *

Я проснулся в похмелье умеренной тяжести и, не размыкая глаз, нашарил на тумбочке часы. Было начало девятого. Хельга, вероятно, уже укатила с подругами в Кобленц. Как известно из фильма «Дело было в Пенькове» с участием молодого Тихонова, существуют сны без сновидений, но не бывает сновидений без сна. Мне приснилось, что разгадка тайны, ради которой я осел в Мюнстермайфелде, находится в угловой комнате верхнего этажа западной башни замка, под самой первой из трёх, левой, бело-красной фахверковой башенкой. «Ты должен забраться туда, даже если тебе придётся ночью карабкаться по плющу и пилить решётку», – командным тоном отдал приказание мой внутренний голос, словно ему было без разницы, окончился сеанс сновидений или нет. – «Иначе, за каким хреном ты сюда припёрся?» – чисто риторически напомнил он.

– Тебе легко говорить, – возразило ему моё первое воспитанное и законопослушное «я». – Но если я чего не так отчебучу, отвечать придётся обоим, потому что ты толкаешь моё тело на очень нехороший поступок.

– Много ты понимаешь в нехороших поступках, – высокомерно ответило моё второе «я» на трусливую попытку первого «я» увернуться от завязанных глаз Фемиды, – а сейчас почисти зубы и катись в «Вулкан» завтракать.

– Щас, – пробурчало вслух первое «я» и, деланно кряхтя, с отставленным задом пошаркало в ванную комнату.

– Умывшись, я попрыгал на одной ноге, чтобы влезть во вторую штанину, надел под рубашку тёплый облегающий свитер, набросил бессменный жилет и отправился выполнять самое лёгкое указание – заказывать яичницу с беконом, булочки, кофе и сок. Как ни крути, чтобы вписаться в новый блудняк, всякий раз приходится завтракать.

Спору нет, ориентир помещения, в которое предначертано залезть, несомненно, хороший, – не хуже того, что позволил установить прослушку на вилле Кулешова, – рассуждало моё первое «я», отхлёбывая за столом ароматный кофе.

– Хороший, хороший, – подобострастно отозвалось второе «я», – я показывало его тебе во время транса изнутри и снаружи, а потом специально повело тебя к замку более длинной дорогой, чтобы ты лучше рассмотрел западную стену своими телесными глазами.

– Спасибо, конечно, но у меня закралась догадка, что тебе известно больше, чем ты подсказываешь.

– Ишь, чего захотел. Извини, но свободу воли еще никто не отменял. Рекомендую захватить на дело свою подружку, – у неё нет и минуты, когда бы она ни думала о тебе.

– Что за манера говорить то, что известно без тебя? То, что она «сильно любить меня станет», мне ещё в Москве цыганка нагадала.

– Ты забыл, что цыганка после этих слов ещё кое-что тебе сказала, а то, что у твоей Хельги глаза красные от того, что она ночью по тебе плачет, и дни твоей визы считает, ты в упор не заметил.

– Да как же можно рисковать судьбой и злоупотреблять доверием влюблённого иностранного гражданина? – возмутилось первое «я».

– Ну, тогда лезь по плющу и пили решётку, умник, – строго отрезало второе «я». – Уж не думаешь ли ты, что ваше знакомство является «земной случайностью», должно пройти бесследно, и не было предусмотрено судьбою?

– Ладно, уговорило, обещаю подумать.

– А я и не сомневалось, – покровительственно закончило второе «я» и щёлкнуло кнопкой обратной связи, причём, в тот момент, когда у меня возникло ещё два вопроса: не помешает ли мне косметический ремонт на верхних этажах и чем «успокоится сердце» моей помощницы. «Ага, жди, – так оно тебе и ответит, проще сбегать к ясновидящей», – подумал я напоследок.

Допив эспрессо, я встал из-за стола и пошёл вниз по Борнштрассе, которая вела к капелле Жозефа, обозначенной на плане города. Мы с Хельгой исходили множество улиц и памятных мест, но до капеллы не доходили. В районе этой улицы на той же схеме были отмечены пять или шесть гастрономов, и на обратном пути я рассчитывал запастись продуктами.

Итак, что мы имеем? Для начала необходимо сопоставить данные о местонахождении искомого объекта, полученные из трёх разных источников: визуального осмотра западной стены при подходе к замку, результатов гипнотического транса, в течение которого я воспринимал замок изнутри и снаружи, и наблюдений во время экскурсии.

В центре западной стены имелась выступающая из неё молельня, а также небольшая открытая терраса, которые хорошо видны с большого расстояния и подножия замка. В левом верхнем углу этой стены, то есть в дальней от главных ворот стороне, верх прямоугольной башни венчали три круглых фахверковых башенки. Я точно помнил, что помещение спальни, в котором Густав наклонился к тайнику, было угловым, то есть геометрически образованным западной и северной стенами здания, и располагалось на его верхнем этаже. Находясь снаружи, можно сделать вывод, что эта комната имела одно или два узких высоких окна с металлической решёткой, считая от угла стыка западной и северной стен, и была искомым помещением. Это первое.

Чтобы попасть в апартаменты Густава и Флоры, состоящие из нескольких комнат, было необходимо пройти по коридору мимо молельни и террасы до конца и по лестнице подняться на самый верхний этаж здания, – именно этим путём шёл Густав в последний день своей жизни. Насколько высоко надо было подниматься, мне неизвестно, но скорее всего, в конце того коридора должна находиться боковая лестница. Я помню, когда на экскурсии мы вышли из Рыцарского зала, я спросил гида, на каком этаже находится молельня, и гид ответила, что она под нами, и мы будем проходить мимо неё. Потом мы спустились на этот этаж, и я заметил, что дальний конец коридора, где могла находиться предполагаемая боковая лестница, перекрыт до потолка временной металлической преградой. Если, как мне сказали, на верхних этажах проводится ремонт, нижние этажи могли не иметь аналогичной преграды, и, значит, через них можно было попасть на ту же лестницу. Я сразу не придал значения тому, что увидел потом, когда мы спустились в Знамённый зал с флагами, а затем ещё ниже – на первый этаж, в кухню, где добрая Херда давала лизать маленькому Густаву крем для пирожных. Там тоже был небольшой коридор, и этот коридор вёл в сторону дверей, за которыми была та самая боковая лестница. Лёгкие навесные замки открываются просто: поворотом ножки колченогого стула через дужку, а врезные – отжатием двери от дверной коробки отвёрткой, фомкой или топором. Мест проникновения в жилище моего предка по Духу было не менее двух, – та самая преграда на этаже с молельней либо двери на нижних этажах, ведущие к боковой лестнице. Вот только что скажет Хельга, когда я достану «набор взломщика»? Экскурсия закончилась осмотром кухни. Выход во дворик был рядом с ней, и он напоминал обычный чёрный ход. Помню, когда мы вышли на улицу, я посмотрел на здание со стороны внутреннего двора, на другой стороне которого, наискосок, находились два входа – к началу осмотра музея и в турбюро. Это второе.