Проклятие Уваимба

Габриэль Сабо

Проклятие Уваимба

Вместо пролога

Май, 1952. Где-то в окрестностях Румбаде…

– Ты проклятый! – властный и суровый голос Главного Духовника миссии прервал стук обрядового джембе.

Столпившиеся вокруг последователи культа тут же умолкли и стояли не шевелясь. Многие так и не поднялись с колен, пригнув головы к самой земле. Главный Духовник медленными, уверенными шагами подошёл к избранному, стоявшему в центре круга, и поднёс свои ладони к его лицу. По губам избранного начала стекать густая, почти черная жертвенная кровь …

– Только когда ты выполнишь свою обязанность, ты избавишься от проклятия. – повелительным тоном продолжал Главный Духовник. – На священной горе Уваимба тебя ждёт награда. Ты должен избавиться от наших врагов до начала великого времени, избавиться от всех до единого, чтобы открылись врата Авресса…

Тремя месяцами ранее в Агве…

Меня зовут Бёрт Рекитт, но можно просто «док», хоть и доктором меня можно назвать с большой натяжкой. Моя история началась ещё в Бруклине, куда эмигрировали мои родители из Эдинбурга. Вместо берегов свободы они столкнулись со всеми прелестями жизни в эмиграции – безработицей, бюрократией и откровенной нищетой. Да, поначалу жизнь на новом континенте не заладилась от слова совсем. Но в большей степени, они были виноваты сами. Отец пристрастился к выпивке, потому мать бросила его и вышла замуж за одного семейного врача. Вскоре у меня появилось две сестры и брат, и жизнь завертелась своим чередом. Не то, чтобы для меня не было в ней места, отнюдь, во мне по-прежнему хотели видеть оплот и гордость всей семьи. Мать и отчим строили планы относительно моего будущего, расписав его во всей красе – сначала колледж, затем институт, после практика в какой-нибудь местечковой больничке, женитьба, наследники, и как итог – своя небольшая семейная практика до гробовой доски. Может, для кого-то это и звучит как предел всех возможных мечтаний, только такой сценарий был вовсе не для меня…

Систематически нарушая дисциплину, я провалил экзамены в колледже, но довольно быстро очутился в вечерней школе. После тягостной учёбы отчим всё же пропихнул меня в институт, где я едва смог окончить первые два курса лечебного дела и бросил всё к чертям, подавшись слесарем в грузовой порт. Для меня это стало началом взрослой и относительно независимой жизни.

Работёнка в порту была не самой лёгкой, но вполне покрывала мои запросы, которые сводились лишь к ставкам на «верных» лошадок и вечерам у барной стойки. Как это часто бывает, сначала удача была на моей стороне. Что было потом? Всё просто. Мои долги, которые только успевали копиться, перекупил некий тип по кличке Стефано и заявил мне неустойку в 250%. Будучи под влиянием рома, я врезал ему от души и без лишних слов. Теперь у Стефано нет двух передних зубов, а у меня права на жизнь в этом дерьмовом местечке. Дело было в том, что Стефано оказался сыном одного из совладельцев бруклинского игорного синдиката, и мне совершенно не хотелось попасть под горячую руку приспешников этого жалкого идиота.

Сэм на которого я работал в порту предложил мне "командировку", причём предложение было более чем заманчивое – поработать человеком в белом халате у некоего Айвена Грина. Работа конечно же была неофициальной, и заказчику было плевать на различные формальности, по типу оконченного образования, лицензий, аттестатов и прочего бумажного мусора. Суть была проста как пять пенсов: ему нужен был человек, который знает дело, нуждается в деньгах и ни о чём не спрашивает. К тому же, оплата была более чем сногсшибательной, чтобы ещё и задавать вопросы. Работать предстояло за пределами Америки – в Агве, одной небольшой стране в Африке, где как раз начинались работы на золотых приисках. Я счёл это подарком судьбы, и без каких-либо сомнений и сожалений смотался на черный континент.

Дорога была далёкой, но того стоила. Конечно, это был не рай на земле, но работа была не сложной. Бытовые условия тоже были далеки от шикарных – стихийный госпиталь в городке Мар, расположенном в аккурат посреди джунглей. Моими пациентами были шахтёры, которые получали различные травмы копаясь в этих приисках. В основном, это были африканцы, которых особо никто не щадил. Некоторым Грин платил сущие гроши, а некоторым и вовсе ничего. Да, они были его рабами. В основном, это были выходцы из местности Каоро, которая была частью Агве и исторически всегда находилась под гнётом колонизаторов или тех же коренных жителей Агве. Последние также работали на шахте, были такими же чернокожими, как и каоро, но уже имели более высокий статус. В скором времени я научился различать агве от каоро. Агве были высокими, жилистыми и более тощими, как мне показалось, в отличие от каоро, которые были мелкими, коренастыми и довольно взбитыми, но внушительно мускулистыми.

Грин щедро оплачивал работу агве, и даже закрывал глаза, когда они затевали драки или даже убивали кого-нибудь из каоро. Я был наивен, и не сразу понял, почему так происходило…

На шахте работали также и «белые» братья. Но их всего было трое. Ирландец из Корка – Томас Лим, канадец Эдвард Болард, и высокомерный американец Николас Вайтстоун из Нью-Джерси. Дело в том, что у Грина было несколько шахт на граничащих между собой территориях, потому ему нужна была команда, которая работала бы на него чётко и слаженно. У избранной троицы Грина была особая задача, они поддерживали безопасность конструкций шахт и обеспечивали рабочие поселения водой и продовольствием. И в это я тоже поверил…

Лим был крайне разговорчивым парнем, к тому же, самым молодым из всей нашей белой компании. Ему едва успело исполниться 25, в то время как мне уже давно перевалило за эти циферки. Двое других, Болард и Вайтстоун вели себя деловито и, откровенно говоря, заносчиво. Болард мне казался немного мягче и суетливее, и это было особенно видно, когда случались непредвиденные обстоятельства – он снимал очки трясущимися руками и натирал их до дыр. Вайтстоун был скользким типом, и мне казалось, что он корчит из себя эдакого «ковбоя». Даже эта шляпа, которую он никогда не снимал, была ему как нельзя кстати, только лошади не хватало. И конечно же – наш неизменный босс Айвэн Грин, который был не столько стар, насколько выглядел, просто судьба его изрядно потрепала. Он прилично хромал на левую ногу и всё время прищуривался, его лицо было покрыто глубокими морщинами, а руки буграми после какой-то тропической заразы. О нём мне было мало что известно, только лишь то, что с ним лучше не ругаться.

Я никогда не лез с расспросами, вспоминая условия, о которых говорил Сэм, просто держался «особняком» и делал своё дело. Было и кое-что ещё: все белые, как и агве, могли сами решать, в какой валюте они будут получать свои деньги, в долларах или «голдерах». «Голдерами» называли такую хреновину, за которую вы в данный момент нигде ничего не купите, зато в будущем сможете обменять их на золото, которые найдут в шахтах Грина. Чем больше вы собирали этих фантиков, тем и ваша доля в общем деле росла. По окончанию работ вы могли претендовать не более чем на 5,5% от общей массы золотого фонда, и поверьте, этого было бы невероятно много. Из белых только я и Вайтстоун согласились на этот эксклюзив, дикари агве также предпочитали только эти бумажки. Мне же попросту не нужны были доллары, я не планировал возвращаться ни в Америку, ни в Европу, потому ушёл в омут с головой. Играть, так играть по-крупному.

Каждый день на приисках был похож на предыдущий. За исключением одного или трёх последних дней каждого месяца, когда на шахтах замолкали топора и мотыги, и Грин позволял сделать рабочим передышку. Сам же он уезжал контролировать остальные прииски, которые были разбросаны по граничащим с Агвой странам, а также вывозил уже добытое золото. Куда именно конечно же я не знал. И да, я не испытывал радость от таких «выходных», ведь мне и отдыхать-то было не от чего. Всё, что я делал, это обрабатывал и перевязывал раны шахтёрам, реже накладывал шины или снимал последствия известных мне инфекций.

Когда Грин в очередной раз укатил по своим делам, случился переломный момент. В большей степени, для меня. В этот раз он забрал с собой Вайтстоуна и Боларда, и уехал на полных четыре дня в соседнюю страну Румбаде. Выходцы из агве, как обычно, позволили себе выпить хмельного и покурить пустынник – сухие ветви этой неприметной травы давали эффект похлеще любого наркотика. Да, бывало, что не обходилось без столкновений между агве и каоро, где последним чертовски доставалось. Но эти стычки были похожи на обычные разборки сродни дракам в американских барах, чего и мне хватало в Бруклине. В этот раз, развлечения ради агве начали устраивать тотализаторы на свои кровно заработанные «голдеры». Неудивительно, что каоро в условиях жёсткого гнёта и постоянной травли были более физически подготовлены, потому эти бои заканчивались в их пользу. Агве, хоть и не считали каоро за людей, но всегда выполняли условия спора, и «голдеры» понемногу начинали сосредотачиваться в руках «рабов» Грина. За четыре дня такого «отдыха» многие агве проиграли своим собратьям почти месячную сумму сбережений. Парень по имени Зурбу, происходивший из каоро, вовсе стал настоящей легендой: за четыре дня почти нескончаемых боёв он победил тринадцать агве, и был готов продолжать ещё, несмотря на сломанные конечности и рёбра, и почти смятое в грязь лицо. Мы с Томасом едва оттащили его от так называемого «ринга», и поволокли в лазарет. Я был уверен, что последний бой он не выживет.

Пока я пытался понять, где у него глаза, а где рот, он постоянно бредил о каком-то восстании, о силе, которая восстаёт подобно вулканической лаве. Я списал это на общее истощение и болевой синдром от многочисленных травм. И оказался глупцом. Если бы я хорошо его слушал и внял хотя бы четверти тому, что он говорил, то смог бы предотвратить гибель многих людей.

На пятый день явились Грин и Вайтстоун, но с ними не было Боларда. За все дни я ещё никогда не видел нашего босса таким чертовски злым. Вайтстоун же напротив, выглядел как побитая собака, но не забывал подгавкивать своему хозяину. Один из рабочих по имени Уру, происходивший из агве, был эдакой «шестёркой», доносившей Грину обо всём, что случалось в его отсутствие и о чём он должен был знать. И он узнал об этих тотализаторах.

Когда Грин нашёл «голдеры» по наводке стукача у рабочих каоро, он просто сошёл с ума. Под раздачу попали все агве до единого. После того как Грин дал втык чернокожим кутилам, то естественно приказал каоро вернуть «голдеры» обратно. Но каоро были готовы взбунтоваться, ведь почувствовали превосходство, и теперь ни Грин, ни другие белые больше не были для них авторитетами. Зурбу, который едва мог стоять на своих двоих, был готов начать мятеж на шахте, и остальные каоро были готовы пойти за ним, даже если бы это означало неминуемую смерть. Вайтстоун предлагал Грину не идти на провокации и подавить мятежников силой агве. Но хитрый сукин сын Грин нашёл другой выход: он предложил сделку каоро. Условия были таковыми: если за два дня они смогут выполнить десятидневную норму, тогда получат в два раза больше от того, что смогли выиграть у агве. Каоро согласились и справились с заданием.

Сразу после этого Грин приказал Вайтстоуну переместить почти всех агве на другие прииски, а в этом месте сосредоточить всех каоро, которых только сможет привлечь. Каоро охотно согласились, и работали на износ ради золота, которое означало для них свободу. Для каоро это был последний шанс повысить статус и претендовать в будущем на независимость территории поселения. Вместе с ними на износ работал и я, то и дело рихтуя бедолаг. Конечно, были те, кто умирал с кирками в руках, но таких было очень мало, эти парни казались неубиваемыми.

Подошедшая к концу неделя была очень плодотворной для Грина – каоро выполнили почти двухмесячную норму и освоили семь из девяти участков шахты прииска. По уговору, Грин должен был выплатить пресловутые «голдеры» трудягам и дать пару дней на восстановление сил. Это был первый раз, когда и я сам жаждал отдыха. Но этому было не суждено сбыться…

В нашем лагере разразилась эпидемия, которая свалила с ног этих чернокожих титанов. Для меня началась серьёзная работа, но несмотря на все мои усилия, я ничего не мог сделать: мне не хватало знаний. Тех двух лет в институте хватило лишь на то, чтобы хоть как-то латать раны, и временно снимать симптомы тропической лихорадки. Эта зараза сваливала их на раз, она падали обессиленными и обездвиженными. Даже силач Зурбу погибал на моих глазах, сражённый этой дрянью. Странно, но белые не болели. Ни Грин, ни Вайтстоун или Лим, ни даже я, тесно контактировавший со всеми больными. Это был ещё один кричащий факт, который я проигнорировал, вместо того чтобы драть побыстрее когти из этой клоаки. И после очень сильно поплатился за это…

Глава 1. Дерзость и безрассудство

Глава 1. Дерзость и безрассудство

– Слушай Томас, все каоро передохли один за другим, словно крысы от яда, а этому стукачу Уру хоть бы что! – негодовал я, нервно затушив окурок в песок. Меня неистово выводило из себя это долговязое, горбатое существо, которое ехидно ухмылялось и следило за каждым, на кого укажет его хозяин.

– Может, всё дело в том, что он из агве… – задумчиво сказал Лим, оглянувшись на койки с молчаливыми бедолагами. Сегодня он и сам был не свой.

– Из агве или не из агве, а мне не даёт покоя тот факт, что я никак не могу обнаружить источник этой заразы. Чёрт, впервые жалею, что поблизости нет библиотеки!

Допив отвратный кофе, Лим безучастно посмотрел на дно металлической кружки, словно пытался найти там ответ.

– Бёрт, ты вроде говорил, что по симптомам это напоминает столбняк. Учитывая, как они роются испещрённые кровоточащими ранами в земле, то это вполне логично.

– Не самый лучший довод, Томас. Вспомни только, как агве делали себе насечки на руках острыми камнями до крови, перед тем как зайти в шахту. И всё лишь ради того, чтобы отпугнуть злых духов. Бредовее суеверия я ещё не встречал. Но ведь с ними же ничего не случилось?

– Тоже верно, док. Пока они работали на приисках с ними страшнее похмелья ничего не случалось. Всё же… Вдруг они съели чего-то не того? Или может надышались чем-то в шахте?

– Я не знаю, Том, что это, но если эту гадость не взять под контроль, то на шахте придётся нам самим копать, чтобы эти фантики обменять на что-то путёвое.

– Тогда остаётся только одно – вода!

– Том, но мы тоже её пьём! У нас единый резервуар. Или ты думаешь, что мы крепче этих чёрных атлантов?!

– Док, есть тут у меня одно соображение… А что, если всё это кем-то подстроено? Я тут подумал, может стоит проверить одно местечко… Бёрт, недавно я видел Уру рядом с…

В этот момент, словно ниоткуда, в палатке оказался Вайтстоун с неизменно хмурым видом и сразу набросился с выговором на Тома:

– Лим, чем лясы точить, занялся бы делом! Пока Боларда нет, чертежи на твоих плечах, или ты хочешь, чтобы начальство за тебя ишачило?! Заканчивай трёп и впрягайся в работу!

Томас Лим не сказал ни одного слова поперёк, а просто тихо вышел из лазарета. Вайтстоун провёл его презрительным взглядом, после сменил гнев на любопытство, переключившись на меня:

– Ну что, Рекитт, есть новости?

Я снова закурил, и только лишь для того, чтобы не лицезреть его вызывающе наглую физиономию.

– Нет, мистер Вайтстоун, кроме того, что сегодня утром ещё минус пятеро.

– М-да, с такими темпами нам скоро самим придётся брать в руки кирки! Ладно, босс сказал, чтобы вы не сильно напрягались, это не ваша вина, док. В четверг, уже через два дня поступит новая партия работяг из Каоро.

– Как-то быстро вы списали старую… – ухмыльнулся я.

– Это бизнес, Рекитт. Отдыхайте, этим доходягам всё равно уже ничего не поможет. Через час я подгоню пикап, вывезу уже готовых.

Я никогда не симпатизировал Вайтстоуну, но меня всегда поражала в нём одна черта – хладнокровность. Чтобы ни случилось, этот чёртов сукин сын был всегда спокоен, а его мозги работали как часовой механизм. Мне казалось, что у такого типа не может быть уязвимостей, и я наверняка был уверен, что у него никогда не было семьи. Одного я никак не мог понять – что такого о Вайтстоуне знает Грин, что неизменно держит над ним верх?

Да, Вайтстоун был прав. Пару десятков еле живых каоро скончались с наступлением темноты. В шахтах больше не стучали топорами и кирками, у костра больше не собирались захмелевшими толпами, не напевали знакомых африканских напевов. Вечер был настолько тихим, что тишина била наотмашь. Выйдя из опустевшего лазарета, я провёл взглядом огни фар пикапа Вайтстоуна с ощущением какой-то вины. Что-то не туда меня завела моя счастливая звезда… Три месяца в Африке протянулись как тридцать лет в Бруклине. И ради чего вся эта суета? Золото? Я не питаю к нему страсти. Азарт? Он давно растворился в однообразии дней и ночей. И куда теперь? Конечно, никогда не поздно прошвыряться по миру, но делать это бесцельно тоже самое что толочь воду в ступе. Ведь по сути, я никто. Но разве не этого я хотел? Нужно отвлечься. Сделав пару затяжек, я устремил взгляд в небо – мерцающая звёздная россыпь отвлекала от тягостных раздумий. И пока меня захлёстывали философские мысли при свете ночных светил, внезапно эхом раздался какой-то хлопок, больше походивший на выстрел пистолета. Это было недалеко – как раз за сколоченным Вайтстоуном амбаром, где хранился весь необходимый инвентарь для работы. Направившись в ту сторону, послышался хруст камней и песка…

– Эй, кто там? Это ты, Уру?

Ответа не последовало, зато шаги стали более быстрыми. Кто бы это ни был, он явно не хотел попадаться кому-либо на глаза, и просто молча ускорил шаг, направившись в сторону прииска. Мне пришлось последовать за ним, но уже вначале спуска я упустил его. Нужно возвращаться в палатку за фонарём и осмотреть всё вокруг…

В монтажной будке, где Грин обустроил себе кабинет, было неизменно темно. Пикапа Вайтстоуна также не было на месте. В бараках ютились несколько парней из каоро, которые каждый час в холодном поту ждали своей участи. В углу искоса поглядывал тот самый Уру, избегая столкнуться со мной взглядом. Как странно, что Грин до сих пор не вернулся из Румбаде, как и Вайтстоун. У меня странное чувство, что они хотят, чтобы я думал именно так. Пора проверить шахту…

Керосиновый фонарь еле-еле освещал дорогу максимум на два-три шага вперёд. Резкий уклон вёл сразу к прииску, где каоро намывали песок водой из технических резервуаров, а сразу в нескольких метрах уже была освоена подземная добыча золота. Наконец спустившись, можно было и перевести дыхание. Вокруг было ни души, кирки и лопаты разбросаны по сторонам между груды камней, и как без этого – неизменно трещали крыльями ночные жуки, навязчиво пищали москиты. Направив свет фонаря в сторону заграждения, мне привиделось что-то у входа в шахту. Неужели это… тело?

Я приближался быстро, но осторожно, пока тусклые лучи фонаря не позволили мне разглядеть получше. У входа в шахту действительно лежал некто раненный выстрелом и прилично истекавший кровью.

– Неужели это… Чёрт! Том! Томас! Кто это сделал?! – я попытался лучше рассмотреть рану в левом подреберье Лима, склонившись над ним с тусклым фонарём. Какой бы хреновый врач из меня не был, одно я знал наверняка: дело серьёзное.

–Кад…кад-дан…га… – истошно шептал Томас.

– Тише, тише! Ты серьёзно ранен! Чёрт, потерпи немного, мне нужна аптечка!

– Н-нет… С-стой… С-с-слуша-й… В-Вайт…

– Конечно, это сделал Вайтстоун! Чёртов урод! Я убью его!

– В-во…Вод-да…

– Что? Воды? Очнись, Том!

Увы, Томас Лим теперь умолк навсегда.

Накрыв тело Лима, я ушёл в свою палатку и всю ночь провёл в терзающих раздумьях. Мне хотелось, чтобы этот ублюдок Вайтстоун поплатился за это гнусное убийство, как и эта жадная скотина Грин. Я не мог успокоиться, и заправив фонарь, вышел снова, наматывая круги вокруг прииска и бытовок. Неизменно, в поселении вокруг не было никого. Всю ночь я не сводил глаз с шахты, ожидая что этот подлец может прятаться именно там.

Каданга… Конечно же! Бедняга Томас Лим! Он догадался, что по указке Грина и Вайтстоуна этот стукач Уру отравил воду корнем мыльного дерева. Они знали, что каоро будут использовать воду из технических резервуаров не только для того, чтобы намывать грунт, но и для того, чтобы пить её. Бизнес… Они пошли на это, чтобы не делиться чёртовым золотом с каоро. Конечно, Вайтстоун в открытую смеялся над моей тупостью. Хороший же из меня доктор! Возможно, Боларду стало что-то известно накануне, и теперь его нет в живых, эти двое наверняка уже давно закопали его под каким-нибудь баобабом. Как я ненавижу такие ситуации, когда тебя разрывает от ярости, но ты ничего не можешь сделать! Сделать… Нет, я должен что-то сделать! Пойти на бунт? Но каким образом? Конечно, я бы мог убить Грина и Вайтстоуна, но что это даст? Если смотреть трезво на ситуацию, то выглядит она так: пару доходяг из каоро, которые едва могут дышать и пару десятков новых, но напуганных до смерти. Один белый тип, корчащий из себя врача, вряд ли сможет поднять бунт и сколотить банду под своим началом. Это было бы возможно, если бы были в живых Лим и Зурбу, но не сейчас – это безрассудство. Грин и Вайти снова посмеются надо мной и уложат рядом с Болардом. И уже на рассвете у меня созрел дерзкий план – заложить динамитом чёртову шахту, отравить кадангой резервуары Грина, вычистить его сейф и смотаться с этого гиблого места. Ну разве можно придумать лучше?! Осталось лишь подыгрывать старику, чтобы он ни о чём не догадался.

На рассвете вернулся Вайтстоун, часом позже – Грин. Новость о смерти Лима они восприняли с наигранной удивленностью. Я еле сдерживал себя, чтобы не стереть этих двоих умников в порошок, потому просто ушёл от них подальше. Я помнил о цели.

Осматривая прииск с возвышения, я уже прокручивал в голове план своей мести. Внизу я заприметил Вайтстоуна, который косился наверх, а за моей спиной послышалось знакомое шарканье – Грин волочился в мою сторону. Подойдя ближе, он изобразил скорбный вид и спросил:

– Жалко парнягу, док. Он что-нибудь говорил?

Вайтстоун как-то занервничал, и закурив, уже в открытую смотрел на нас.

– Его мучила жажда. – я не мог ответить иначе, хоть и понимал, что это прямой намёк на мотив его убийства. Но Грин никогда не показывал своих намерений наперёд, потому скорее всего просто подыгрывал мне, дальше рассказывая сказки.

– Лима убили эти каоро. Кусают руку, которая кормит, не зря на них сошла Божья кара. Не думаешь ли ты, Рекитт, что они смогли стать нашими друзьями? Они точат нож за спиной на каждого белого.

И снова я не смог удержаться, чтобы не ухмыльнуться, сжав кулаки. Всё-таки, у меня не такая железная выдержка, как у этих старых волков.

– Каоро не стреляют. Своих врагов они забивают камнями или закалывают заточенной стрелой. – твёрдо отрезав Грину, я вывел его на эмоции.

– О, какие у вас познания, док! Я удивлён!

– Может, я не слишком умный, но хотя бы наблюдательный, мистер Грин.

– Послушай, Рекитт. У меня есть к тебе предложение. Я ещё не успел сообщить на фоне всех этих событий, но… Наш старина Болард вчера погиб во время камнепада в карьере Румбаде. И я предлагаю вам, док, стать нашим коммерческим партнёром. Что на это скажете?

После услышанного, я презрительно кивнул в сторону наблюдавшего за нами Вайтстоуна:

– А старина Вайти не будет возражать?

– Он не будет возражать – сказал Грин, не отводя с меня глаз, словно взывая к немедленному ответу. Теперь настал мой черёд делать ставку.

– Тогда я согласен. Что от меня требуется?

– Скоро прибудет партия новых работяг из Каоро. Загвоздка в том, что слухи быстро расходятся, даже в этой глуши. Они боятся работать, считают, что шахта проклята.

– И что вы хотите от меня?

Грин свёл брови и как-то оскалился, зло процедив сквозь зубы:

– Вы неплохо сошлись с этими работягами, а значит успели изучить их привычки. Заставьте каоро работать на двух последних участках. Работа должна быть завершена раньше срока.

– Ну, мистер Грин, я же не дрессировщик! Как я это сделаю? Они свято верят, что их предшественники заразились в шахте. Да и мне не полагается посылать людей на верную смерть!

– Не лгите, вы же прекрасно знаете, что их убивала не почва. К тому же, за ваши услуги я заплачу. Вы получите две доли вместо одной.

Вот так дела, не успел я втянуться в игру, как ставки начали расти на глазах. Сказать, что я был удивлён, ничего не сказать.

– Вторая – за Лима? – издалека спросил я.

Грин твёрдым взглядом посмотрел на меня и на полном серьёзе ответил:

– Нет. За Вайтстоуна.

Теперь я понял, что не святая троица в лице Грина, Вайтстоуна и Боларда прокручивала ещё какие-то дела. Но что это могло быть? Неужели в шахте хранится намного больше золота? И золота ли?