Месть Медузы Горгоны

Генерал Легель закончив шушукаться, подпёр указательным пальцем свой нос, с хитрецой ухмыляясь, и конечно предвкушая, как его верный пёс Апцель будет проводить допрос.

Сделав несколько широких шагов, дёрганный Апцель подошёл вплотную к пленному, как-то болезненно прищурив глаза. Вероятно, он здоровски хромал на зрение и только встав лицом к лицу мог проявить своё превосходство, повышая тон:

– Кто ты такой? Кто тебя подослал? На кого ты работаешь? Отвечай: что ты делал в Мерси?! Ты шпион Сопротивления?! Говори!!!

Вопросы повторялись и повторялись, Апцель то на ломаном французском, то на жутко коробящем английском пытался добиться от Конте сведений, но каждый раз получал один и тот же ответ – молчание. Вцепившись пленному в горло, он тряс его как жадное грушевое дерево, не спешившее делиться манящими плодами. И в тоже время, Апцель досконально контролировал себя, чтобы не пересечь черту: пленный был нужен им не только живым, но и в сносной физической форме. Так что скорее сам Конте брал измором немцев, чем они его. В очередной раз взбешённый помощник уполномоченного не выдержал, и наотмашь ударил по лицу упрямого узника. Пока Конте валялся на полу, у него была отличная возможность рассмотреть диковинные ножки не только кресел, но и стола. По забавному стечению обстоятельств, шарообразная опора была вырезана в форме лица всё той же Медузы Горгоны.

– Повторяю в последний раз: Говори! Не станешь говорить? Ах так! Тогда я изрешечу тебя пулями и брошу на самое дно подземелья! Ты будешь умирать долго, молить о смерти, тебя ещё живого будут есть черви! Вот тогда уже поздно будет говорить! – щёлкнув предохранителем пистолета, Апцель направил его в сторону Конте.

– Да чтоб ты сдох, чего ты ко мне привязался?! Мой номер 2284 сектора Ф. Имя: Госс Конте, француз. Больше я ничего говорить не стану! – С неким апломбом выдал Конте, гордо умолкнув.

Апцель снова прищурился и попытался повторить имя:

– О. С. Скомпте?!

– Идиот, прочисти свои уши гранатой! КОНТЕ! – заорал в гневе узник.

– Конте? Italienisch? – с неким прищуром, тихо и ехидно проговорил Легель.

– Он утверждает, что француз, мой генерал! – выпрямившись по струнке ответил за Конте Апцель.

Загрудинный, словно металлический смех генерала Легеля звучал как насмешка из-за угла. Несмотря на то, что Конте сказал ему правду, у Легеля было своё мнение на этот счёт. Он изогнул домиком свои короткие опухшие пальцы, и что-то буркнув самому себе под нос самодовольно закивал. Только после уже дал команду своему псу:

– Das ist gut, Апцель! Эт-та адин из тех развед-чиков. Пад-ними его, я хочу сам его дапраси-ть.

Апцель рывком поднял связанного Конте на ноги и отошёл в дальний угол, подперев абажур. Медлительный генерал ехидно смеялся, копаясь в столе, то и дело отвлекаясь на почёсывание своего лба. Наконец, он с пыхтением поднялся с кресла, слегка отшатнувшись, и как старая черепаха выполз из-за стола. В его руках оказалась «кошка» – длинная плеть с дюжиной хвостов, обвешанных крючками и тяжёлыми наконечниками, напоминавшими медные болты.

– Знач-чит, Конте. Госс Конте. А мож-жет, Бользонаро?! – почти завизжал Легель.

Тогда Конте осенило: «Так вот оно что! Истинные кретины, они приняли меня за Ренцо! И как им такое могло взбрести в голову? Я же совершенно на него не похож!».

Легель едва дотягивал ростом до плеча Конте, но размахивая «кошкой» перед его носом, смотрел на него словно свысока и был уверен, что смог устрашить дерзкого «итальянца».

– Ты знаешь, was is dast? Тебе не будет gut, если ты не начнёшь гаворить! – резко взмахнув плетью, генерал угрожающе устремил орлиный взгляд в лицо пленного, взывая его к ответу.

Только Конте ни за какие коврижки не был намерен развязывать язык, и уж тем более трястись перед жирной образиной в погонах. Сморщив нос, он не смог удержаться, чтобы не дерзнуть и на этот раз, выпалив всё, что он думает:

– Да мне уже давно не gut, с тех пор как ты подошёл ближе, я думал, водопровод прорвало, а это от тебя разит! У вас там в Германии что, все дантисты перевелись? Что у тебя с зубами? Ну, я в принципе, могу попробовать помочь, и готов приступить к процедуре прямо сейчас, если мне освободят руки. Новую челюсть я тебе, конечно, не вставлю, а вот старую с лёгкостью выбью, причём довольно слабой правой!

В кабинете нависла тишина, причём такая, словно кто-то остановил время, поставил картинку на паузу, выключил звук и всё в таком русле. И без того по природе бледный Апцель просто слился с общим фоном – его лицо растеклось, растворилось, просто исчезло в воздухе. А вот генерал Легель замертво стоял, как вкопанный фонарный столб. Только глянув на Апцеля, почти упавшего за абажуром, он осознал, что ему далеко не послышалось, он правильно перевёл ремарку и уловил её суть. Вот тогда-то генералу Легелю ударила в голову вскипевшая от злости кровь: бившись в истерике он пытался отлупить хохочущего Конте кошкой, но скорее последний изогнулся бы от смеха на почве жалких потуг немца, нежели от побоев.

– Убрать его вон! Вон! Вон с маих глаз! Вон!

Как и следовало ожидать, Конте бросили в карцер одного из тайных подземных подвалов замка. Перед тем, как зашвырнуть наглеца в камеру, Апцель дал ему отрезвляющий подзатыльник – между его пальцев был зажат тонкий гвоздь. Насмеявшись до слёз, и в последствии обматерившись после жёсткого приземления, Конте не сразу заметил, что был в камере не один. Тусклый подмигивавший огонёк свечи давил на глаза ещё хлеще, чем кромешная темнота. Уловив еле слышимые стоны, Конте обнаружил, что на соседней койке кто-то лежит.

– Эй, кто ты? – осторожно склонившись над бедолагой спросил Конте.

Но незнакомец не отвечал. Он лежал, поджав ноги и закрыв глаза. Его подтряхивала лихорадка, может даже было сломано пару рёбер или что посерьёзнее. По его виду было понятно, что над ним хорошо поработали.

– Рем… Ре…– глухо прошептал избитый пленник.

– Реми? – громко переспросил Конте.

Человек приоткрыл глаза и медленно кивнул.

– А дальше?

– Л…Лор…ан…

– Реми Лоран значит. Значит как и я, француз. А я Госс Конте, Париж, любой закуток от Пляс Пигаль и выше – моя территория. Представь, эти тупицы приняли меня за итальянца! Ха, идиоты! Мне повезло, меня не отделали так, как тебя. Но это всё из-за того, что они спутали меня с Бользонаро. Знаешь такого? Ну, Ренцо Бользонаро, итальянец, ну тот, который вожак революционеров? Слушай, а ты совсем плох, дружище! Ты давай, не отключайся, а то невесть сколько тут сидеть придётся и мне даже не с кем будет словцом переброситься.

Реми Лоран периодически терял сознание, но на постоянное тарахтение Конте открывал глаза и даже иногда что-то отвечал. На последнюю его ремарку, он тихо, но твёрдо ответил:

– Нам осталось недолго.

– Да ладно, если ещё живы, значит есть надежда! Ты, кстати, из какого полка?

Внезапно вошёл Апцель в сопровождении подмоги, прервав разговор Конте и Лорана. Конте был уверен, что до гестаповцев наконец дошло, какую ошибку они совершили, и даже сам направился на выход, но его с силой оттолкнули назад.

– Aufstehen, schwein! – прорычал Апцель, махнув рукой в сторону Лорана.

Конте был ошеломлён и с удивлением для себя подметил, что парень держался молодцом: такой выдержке можно было лишь позавидовать. Лоран как ни в чём не бывало встал без посторонней помощи, и выпрямив спину насколько это было возможно, пошёл вперёд. Его не сбил с ног даже заточенный подзатыльник Апцеля.

«Они открыли на Ренцо настоящую охоту. Эх, если бы я только мог выбраться отсюда и предупредить его, чтобы он не попался в их лапы! Ведь пока они считают, что я это он, как раз таки именно я в безопасности, другие им не нужны. Сейчас они выжидают, чтобы день за днём прессовать меня как того парня, чтобы вытащить сводки о членах Сопротивления на юге. В чём-то, мне конечно, повезло: даже в бреду я не скажу им правду, потому что попросту мне ничего неизвестно. Сколько бы лейтенант Вилье или Ренцо не говорили о предстоящей операции, я скорее делал вид, что понимаю, а по факту – в одно ухо влетело в другое вылетело… А что, если их убили, как и Жиля? А разве это уже имеет значение, ведь если так, то недолго и мне присоединиться к их компании. А если всё-таки живы? Или нуждаются в помощи? Чёрт, так и хочется махнуть хвостом перед этими выцветшими рожами! Но как отсюда выбраться? Стены из камня, пол из камня, потолок – сплошной кусок скалы, чёртов каменный ящик! И вдобавок, напарник-доходяга. Нет, даже в такой ситуации можно найти выход. Чёрт, как же я ненавижу, когда ничего не можешь сделать, особенно, когда очень нужно что-то предпринять!», размышляя наедине, перед глазами Конте почему-то всё время была та деревенская девушка во фламандском платьице, сестра Жиля – Мирей. Пока её лучезарная улыбка не сходила с его мыслей, он не мог думать о смерти и всё время возвращался к построению плана бегства.

Глава 2. Шорох воспоминаний (часть вторая)

Прошло, наверное, не менее четырёх часов, прежде чем Реми снова оказался в камере. Увы, его стойкость на этот раз была сломлена – парнягу закинули, как старую обглоданную молью ветошь, с грохотом заперев дверь карцера. Конте сразу бросился к Лорану на землю, пытаясь привести в чувство и перетащить его на койку. Прийдя в себя, Реми лишь поднялся с помощью Конте на ватные ноги, и покачиваясь из стороны в сторону, сам добрался до железной кровати, упав практически замертво. Он еле дышал, но всё равно не принимал помощи. Конте думал, что бедняга скоро повидается с праотцами, и уже сам понемногу начинал терять силы – если не физические, то моральные, что в стократ хуже и опаснее. Он подошёл к Лорану, и аккуратно присел рядом, приложив руку к его шее. Реми дышал, но был очень ослабленным.

«Помолиться над ним что ли? Да знать бы ещё, как это делать. Всё же, если он откинется, то мне придётся ошиваться тут одному. А так хоть какая-то душонка, да и вдвоём будет легче придумать какой-нибудь план», пока Конте размышлял, Лоран как-то странно притих, чем вызвал тревогу у Конте, и тот принялся тормошить его во все стороны:

– Слушай, Лоран! Лоран! Ты слышишь меня?!

– Да, Конте, я слышу тебя… – обессиленно и крайне тихо ответил Лоран.

– Эй, я думал, ты уже того… Так вот, мне срочно нужно спросить: ты кого-то из святых знаешь? Кому следует молиться, когда попадают в подобную задницу? Или значения не имеет? Знаешь, я рос в обители, пока не смотался оттуда ещё юнцом, обитель носила имя Святой Магдалины, но кто она такая я вообще не в курсе. Магдалина вроде как женское имя, типа Магды или Мадлен, но даже если она и женщина, то первее всего – святая. Так?

От чуши, сказанной Конте, Лоран открыл глаза, захрипев:

– Господи, что ты мелешь, Конте?!

– Точно! – обрадовался Конте. – Есть же Господь! Попробую напрямую, а если он занят, то думаю в любом случае перенаправит кому следует и кто на линии.

Лоран почти засмеялся от простодушия своего нового друга, но резкая боль заставила его снова сцепить зубы.

В патовой ситуации, как известно, все средства хороши. Конте долго не думал, что ему выбрать – биться головой о каменную стену или провести часы в мольбах бесплотным духам и невидимым силам. Последнее было менее травматично и очень увлекательно, словно игра в шарады: до этого никогда осознанно не молившийся Конте битый час на пролёт что-то бормотал себе под нос, часто мыча в попытке подобрать нужные слова. Наверное, неловкая мольба Конте вызвала бы смех даже у самого Всевышнего, если бы не была такой искренней.

Время в подземелье не имеет счёта: неизвестно, когда солнце встаёт, а когда ложится, часы переходят не в дни и даже не в недели, а в тягостную вечность. Спустя несколько часов молений, Конте отключился стоя прямо на коленях на каменном полу. Обросшая восковыми потёками свеча превратилась в чёрный огарок, погрузив каменную ловушку в непроглядную темень. На поверхности в то время уже царствовала глубокая ночь, спустив свою сырую прохладу на землю, окутав туманной дымкой Мерси. Как только лучи полнолуния озарили её – жаждущую света, но заключённую в вечной темноте своего проклятия Медузу Горгону, произошло неожиданное…

За тяжёлой железной дверью карцера послышалась возня: кто-то долго не мог подобрать ключи, часто роняя связку на пол. Это разбудило заснувшего Конте и дремавшего в бреду Лорана. Последний тяжело вздохнул, прошептав:

– Они пришли за нами, Конте. Вот и всё. Я говорил, осталось недолго…

Конте подскочил с земли, и ловил каждый шорох за дверью. Чем больше некто копался и ошибался с выбором ключей, тем больше Конте выходил из себя:

– Да что там они копаются! И ещё хотят победить войну! Да они дверь-то открыть нормально не могут!

Наконец, верный экземпляр был найден. После нескольких оборотов ключа дверь камеры как-то непривычно медленно и аккуратно распахнулась, и на пороге, озарённый пляшущими языками свечного пламени появился ранее незнакомый тип. В одной руке он держал небольшой, но увесистый канделябр, а в другой – почти такую же увесистую связку ключей, которую сразу убрал в карман своего плаща. Он сразу приложил к губам указательный палец, намекая на поддержание тишины, и мягко улыбнувшись, положил канделябр на пол, подперев им тяжёлую дверь. Исчезнув на миг, он вновь появился, и словно фокусник с кроликом в шляпе, начал стаскивать в карцер еду и питьё. Так перед Конте и Лораном оказался большой оплетённый лозой бутыль с чем-то жидким, хорошая палка вяленой колбасы, три не самых захудалых яблочка, половина чёрного хлеба и наполовину полная жестяная банка со сгущенным молоком. Кроме того, незнакомец принёс пару тёмных стеклянных тюбиков – очевидно, с лекарствами для Лорана.

Конте разинул рот до пола. Он чувствовал аромат вяленого мяса, слышал треск лозы и стеклянных тюбиков, но никак не мог поверить во всё происходящее.

– Реми, это вижу только я или ты тоже это видишь?

– Я вижу… Но не верю, Конте!

– Уже хорошо, Лоран: не может у двоих вот так сразу помутиться ум! Эй, ты кто такой, черт побери?!

Незнакомец шагнул вперёд, подняв канделябр, и оказавшись в камере, тихонько прикрыл дверь, после чего уже представился:

– Моё имя Гюнтер. Вот лекарства, и нужно много пить, вода. Вам бы поесть. Сегодня есть, завтра спать, на другое завтра – уйти. Только т-с-с-с! Хорошо? Тишина, большая тишина! Freitag, я вернусь. Тогда на выход. Свобода! Иначе в Sonntag – смерть. Пять минут, есть, пить! Сейчас всё, я ждать.

– Эй, а сигарет у тебя случаем нет? – вдогонку шепнул Конте тайному добродетелю, но тот уже закрыл за собой дверь, ожидая, когда сможет забрать пустую тару.

Конте и Лоран не стали терять зря время и накинулись на этот «фуршет», как голодные голуби на свалке.

– Что там, вино? – спросил Конте у отхлебнувшего с бутля Лорана.

– Вода, обычная чистая холодная вода, Конте! Воистину, это лучше, чем вино!

Когда трапеза была закончена, Гюнтер с педантичной точностью, ровно через пять минут появился на пороге. Забрав тару, он вытащил из канделябра одну свечу поместив её вместо огарка – в камере снова появился свет. Перед уходом, Гюнтер обернулся, воодушевлённо сказав:

– Свобода, прийти Freitag!

После чего захлопнул дверь и запер её на ключ. Именно в этот короткий момент Конте успел получше разглядеть добродетеля. Гюнтер был типичным арийцем под брендом СС: худощавый, светлый, в маленьких очках и длинном плаще с потёртостями, кожаными высокими сапогами-крагами. Выглядел доброжелательно, постоянно улыбался и не имел при себе «кошки». После исчезновения Гюнтера, Конте и Лоран разговорились.

– Слушай, Лоран, что это было? Кто такой этот фрем, фру…

– Фрейтаг, значит пятница. Он вернётся в пятницу, Конте.

– Не понимаю я что-то. За чьих он играет?

– Не знаю, Конте. Это меня и настораживает.

– Ну, если после этого банкета мы не сыграем в ящик, значит узнаем, что будет дальше. Логично?

Таблетки Гюнтера помогли унять лихорадку и притупить боль, и Лоран смог рассмеяться.

– Да я смотрю ты весельчак, Госс Конте! Откуда ты взялся?

– Сам не знаю. Но люблю бывать в новых местах. Вообще, я из Парижа. Ты вот кто на гражданке?

– Вообще токарь первого разряда. Но работал и на сталелитейном – в Фужере, на токарном в Анси, на железной дороге в Перпиньяне. Да много где работал. Работал, где была работа, Конте.

– Ого! Да ты трудяга, Лоран.

– А ты кто, Конте?

– Кто я? Это зависит от того, в каком я положении. Когда мне нечего есть, то я выхожу на ринг и временно становлюсь боксером. Когда мне нужна пара ботинок или пальто, я угоняю машину богача, лучше какого-нибудь приезжего, например, американца. Ну а если у меня нет денег даже на дешёвый клоповник, то я вскрываю банковский сейф.

– Ты ВОР? – почти закричал Лоран, подскочив чуть ли не до каменного потолка.

– А что ты удивляешься? На это тоже нужно иметь талант! Меня знаешь как называют? «Кулак»! Крутые парни из площади Тертр сказали, что я далеко пойду! И если бы не эта чёртова война, уже бы сделал пару сотен шофёром на одном классном дельце.

– Каком ещё дельце, Конте?!

– Реми, ты хорошо знаешь Париж?

– Сносно, я из Лиона.

– Ты знаешь бистро «Шеваль Бланш»?

– Нет…

– А Фалардо «Грека» знаешь? Бена «Юпитера»? «Мясника»? А спеца по сейфам «Очкарика»?

– Нет…

– Тогда и говорить не о чем.

Лоран пребывал в некотором ступоре после разговора с Конте, и ещё долго не мог заснуть, в то время как сам Конте уже храпел на боку.

Сутки в камеру никто не заходил. Немцы были уверены, что обессилевшие пленники на следующее утро, утро пятницы будут готовы, и запросто расколются на последнем допросе перед казнью. По факту же, за эти «пустые» сутки подлатанные сытые пленники отсыпались перед побегом.

Ранним утром пятницы дверь каменной темницы снова распахнулась, но вопреки ожиданиям Конте и Лорана это был не Гюнтер. Сподручники Легеля забрали Реми на последний допрос, а сам Апцель перед уходом съязвил Конте, что он – следующий, намекнув что в камеру они больше не вернутся.

«Неужели, этот Гюнтер подвёл нас? Но зачем тогда устраивать всю эту блажь? Не нравится мне ухмылка этого Апцеля, но даже не зная немецкого, меня терзает мысль что день нашей казни перенесли с субботы на пятницу. Реми потащили на допрос, и при любом раскладе после – его расстреляют…», по новой крутившиеся одни и те же мысли только нагнетали волнение, а больше – жалость от упущенной возможности утереть нос врагам и выбраться на свободу.

Тяжёлая дверь карцера медленно и тихо приоткрылась – даже Конте не услышал, как некто открыл ключом запертый замок, пока звук подмёток кожаных сапог не привлёк его внимание. Обернувшись, он увидел немецкого офицера с оружием в руке:

– Идём, быстрей! Что рот раззявил?! Тебе что, совсем мозги отбили, ты меня не узнаёшь?! Ну же, вставай!

Конте прищурился, направив догоравшую свечу в лицо немца, и рассмотрев его, опешил:

– Ренцо! Я думал, ты, как и Жиль, погиб! Чёрт, ты жив! Жив! Но что за маскарад?! И как ты сюда попал?! Кто провёл тебя сюда?!

– Обо всём позже, Конте, мешкать нельзя, если хотим уйти!

– Погоди, погоди! Я не могу пойти без того парня, Лорана! Его только что поволокли на допрос, они убьют его, я обязан его спасти!

– Твоему другу уже ничем не помочь, как Жилю и Вилье.

– Разве Вилье погиб?

– Связь с ним оборвана, в депо нагрянули немцы, они устроили там настоящую мясорубку. Многие пали и я не исключаю, что среди них был и Вилье. Боюсь, нам придётся отступать. Единственный канал – через Марсель, дальше на Корсику, там осталось небольшое сосредоточение наших людей, они ждут подмогу с Англии. Послушай, Конте, у тебя есть шанс спасти свою жизнь – не выбрасывай его на ветер!

– Прости, но это слишком легко для меня, Ренцо.

Ренцо недоумённо посмотрел на Конте:

– Не понимаю, ты остаёшься?

– Остаюсь. Дай мне наводку как выбраться отсюда, я буду действовать на свой страх и риск, и если смогу спасти Лорана и выжить самому, то так и быть, примкнём к твоим людям на Корсике.

– Хорошо, смотри как знаешь! А теперь слушай меня внимательно: я проведу тебя к коридору, ведущему в соседнее здание – бывший мебельный цех.

– Это где сидит тот пузан Легель? О, я имел удовольствие там побывать!

– Да, верно, но ты был в башне, а теперь должен попасть под неё. Держи, в этом свёртке пистолет, ключи от двери подвала, фонарик и небольшой гвоздодёр – замок старый, может не поддастся, а тебе нельзя там долго возиться. Запомни, пленных расстреливают у стены за мебельным цехом, но смотри, будь осторожен – окна администрации выходят прямо на ту сторону, и часто сам Легель наблюдает за казнью прямо с балкона. У тебя будет один единственный шанс спасти парня – когда его поведут по коридору наверх. Твоя задача притаиться и деактивировать стражу, уйти сможете тем же маршрутом, то есть, вернуться под пороховой склад, где ты сейчас, но держаться левой руки, левой! Иначе снова окажешься у дверей карцера. Конте, не перепутай! Это – последний шанс!

Ничего не уразумевший Конте проследовал за Бользонаро, оказавшись перед каменными ступенями, ведущими прямо в … обычную стену. Ренцо ловко отыскал неприметный выступ, и прижав его ладонью, резко отошёл в сторону, заодно одёрнув несведущего Конте. Сразу после этого последовал шум изрядно заржавелого часового механизма, и стена совершила поворот, остановившись торцом: ход был открыт. Ошеломлённый Конте застыл на месте в растерянности, забыв обо всех наставлениях Ренцо…

– Погоди, Ренцо, но как я…

– Больше нет времени, Конте! Сейчас вернётся стража, я должен быть на своём месте. Удачи, мой друг! Беги, беги!

Бользонаро от души толкнул Конте в пропасть, поспешив вернуть стену в исходное положение. Конте, пролетевший пару ступеней, приземлился на дно тоннеля в беспросветную темноту, напрочь забыв, что у него где-то при себе был фонарик: «Где этот чёртов фонарик?! Война закончится к тому времени, как я проползу эту нору в его поисках! Эх, жаль при мне нет трофейной зажигалки Лагарда, вот та светила, как факел». Наконец отыскав еле живой фонарик, Конте обнаружил себя перед разветвлением четырёх коридоров. «И куда я должен идти? Ренцо сказал: держись левой стороны. А где это лево? Тем более, что я не знаю, где стоял изначально, ползая в поисках своих пожитков. Что китайцу объяснять на латыни, не мог он проще сказать, иди туда, сверни сюда! Зла не хватает на этого умника! Ладно, остаётся старое доброе проверенное средство. Как там было в той считалке? Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить – вот сюда мне проходить». Подобным неординарным способом Конте сделал выбор коридора и отправился спасать нового знакомого, надеясь, что ему ещё было кого спасать…

Блуждая по тёмным каменным коридорам в мертвецком холоде и давящей тишине, Конте упёрся в ту самую дверь, о которой говорил Бользонаро. Это была не просто дверь, а металлическая калитка с острыми пиками, зачем-то заграждавшая дальнейший путь. Ручка этой калитки была в виде кованой фигуры уже знакомой ранее дамы – Медузы Горгоны, рядом с которой висел старый, накрепко закрытый замок. Ключ, который был у Конте словно не подходил к этому замку, коронка даже на треть не заходила в скважину. Вспомнив о предостережении Ренцо, Конте не придал этому значения и пустил вход гвоздодёр. Энергичные старания дали свои плоды – старинный замок с грохотом повалился на землю. «Странно, он говорил – иди влево, влево. А здесь одна единственная лестница и та ведёт вправо. Может, Ренцо напутал чего? Что ж, есть только один способ это проверить – подняться наверх. Но тогда где тот коридор, откуда выводят пленных на расстрел?», долго не думая, Конте поднялся по лестнице, снова упёрся в уже более массивную дверь и снова выкрутился благодаря гвоздодёру. Этим ходом явно очень давно не пользовались – дверь словно приросла к стенам, в нос наотмашь бил неприятный гнилой запах, а по рукам щекотали то ли пауки, то ли жуки, роившиеся в этих подвалах. Дверь поддалась и на этот раз. Солнечный свет резко дал по глазам, заставив Конте закрыть лицо ладонью. Бросив пару крепких словечек, первым делом он избавился от паутины, обмотавшей лицо, и только тогда смог нормально открыть глаза.

«Да что за напасть, это же надо было влипнуть так во второй раз!», с иронией подумал про себя Конте, обнаружив занятную вещь: он оказался прямо за спиной немецких стражников, которые шумно беседовали во время перекура. Вскоре один из них удалился, оставив напарника одного на стрёме, тем самым позволив Конте воспользоваться ситуацией. Немец, присвистывая подошёл к фонтану, и принялся начищать сапоги в его бурной воде. Подкравшись сзади, Конте оглушил рукояткой пистолета немца, и оттащил его за дверь подвала, спешно убравшись с опасной территории. Оглядываясь по сторонам, он никак не мог понять, где оказался, пока вновь не встретился с ней взглядом – с той самой Медузой Горгоной, которая венчала подземный ход. «Так вот значит где я оказался! Опять у жирдяя в гостях. Я прополз под стенами башни, но не нашёл чёртового коридора! И время идёт против меня – Лорана могут расстрелять с минуты на минуту. Что же делать? Раз руки свободны, значит нужно пустить их в ход. Может, и здесь есть какие-то тайные двери?». Конте принялся стучать и надавливать на стены и даже бордюры, пока не вспомнил о странной детали лица каменной дамы. «Да, скульптор был тем ещё выдумщиком. Возможно, именно это и есть рычаг…», едва Конте дотронулся до языка Горгоны, который оказался пусковым механизмом в виде обычного крючка, как тут же потерял опору под ногами, провалившись в глубокий тоннель. «Вот что значит дёрнуть за язык! Как ещё только ногу не сломал, чёртова баба! Боже, да это не особняк, а парк аттракционов, что ни шаг то пропасть! Остаётся верить, что это не ловушка времён Средневековья, а самый обычный подземный ход», с фонариком в зубах и на четвереньках Конте начал следовать длинным и узким подземным коридором, который разительно отличался от предыдущих ходов: это был тоннель из довольно сырого суглинка на обычных деревянных опорах в виде местечковых деревяшек. Всё говорило о том, что кто-то прокладывал этот путь на скорую руку и уж явно не в 1901 году. Больше всего Конте выводила из себя не теснота и призрачность пути, а живность, искавшая влагу в толще почвы – шустрые многоножки и скорпионы, с которыми даже зрительный контакт приводил к отвращению. Помимо земляных гадов, путь заграждали разросшиеся вглубь коренья деревьев и кустарников, но универсальный гвоздодёр помогал справляться и с этим препятствием.