Середина Жизни

Однажды я увидел, как он молча садится в автобус, не издав ни единого звука – и ехал в сторону своего пустого дома, все стены которого – увешаны иконами.

Глава 25

Берлинский просвещённый

С поезда я сошел в семь утра – тяжелая выдалась ночь. Но сейчас, когда я в Берлине – все проблемы как будто остались далеко позади.

Моя немецкая подруга ждала меня на перроне и широко улыбалась, крепко держась за руку со своим супругом. Про него сложно было сказать: рад он меня видеть или не очень.

– Привет, – сказала она, – хорошо доехал?

Конечно – даже более чем. Ведь для меня – совсем не важен путь; я привык всё время двигаться к цели.

Они посадили меня в свой автомобиль. И стоило только задней двери захлопнуться – как машина сорвалась с места и повезла меня в сторону Унтер ден Линден – в самое сердце Берлина.

И я увидел город, от одного взгляда на который захватывает дух и останавливается слабое к чудесам сердце советского человека. Этот город – сохранил своё величие; пусть и вечно ищущие драки люди разделили его на две части. Та часть Берлина, которую мне посчастливилось увидеть – заставила меня испытать эмоции, по силе равные встречи с новым миром. И это – действительно был новый мир – в нём было больше красоты и свободы, в чём мне ещё предстояло убедиться.

В кафе на Унтер лен Линден: подавали колбасу с тушёной квашеной капустой, а на закуску – колбасный салат; а на десерт – колбасный пирог. Этих блюд хватило бы на десятерых; но после советских молочных колбас – о таком немецком великолепии я мог только мечтать.

В Берлине, к сожалению, мы надолго не задержались – они везли меня к себе домой – в милый маленький Дрезден. И с тяжестью в сердце: мне вскоре пришлось распрощаться с первой европейской столицей, которую я увидел – и направиться навстречу настоящей Германии.

И хоть эта страна оставалась социалистической – немцам удалось добиться намного большего, чем нам. Их маленькие города сверкали чистотой, а в лицах каждого прохожего – можно было прочесть безмятежное благополучие, на которое в Союзе было трудно наткнуться. Уже в те годы становилось неясным: кто кого победил в войне, после которой прошло всего сорок лет?! Они тоже не были богаты – многие были по немецким понятиям столь же бедны, что и мы. Но даже в их бедности – был слышен запах европейского благородства. Бедность, как и любая геометрическая фигура – имеет разные углы; про бедность можно говорить как о пятиугольнике: американская, европейская, азиатская, африканская и советская бедности. Ни одну из них нельзя назвать счастьем; но некоторые – настоящие бедствия.

В Дрезден мы прибыли к вечеру; и не стали сразу после дороги рваться гулять по городу – а сразу направились в сторону их квартиры на самом краю города – готовиться к завтрашнему и грядущими за ним днями.

Утром: я был предоставлен самому себе и счастлив, как никогда. И первым делом решил направиться туда, куда люди на всей планете стремятся попасть поутру. Там: я снова был шокирован истинно немецкой и европейской красотой.

Ещё когда мы были в Москве и Ленинграде: мою немецкую подругу больше всего поражала грязь и полное отсутствие комфорта в советских туалетах. На все её комментарии – я мог только улыбаться и говорить: «Да нормальные туалеты». Но теперь: я понял наконец, почему ей так были противны наши кабинки счастья.

Этот унитаз, стоящий в ванной у самой обыкновенной немецкой семьи – был достоин императоров и генсеков; ничего более красивого и приятного на вид, запах и ощущение – я не встречал на своём долгом пути, где имел возможность встретиться более чем с тысячью унитазов.

Когда я вышел оттуда: я улыбался; никогда прежде после акта дефекации мне не приходилось чувствовать себя более лёгким и свежим. Кажется, я нашёл свою немецкую любовь. И как я только смогу вернуться обратно к старым и грязным советским кабинкам счастья?! Даже счастьем – невозможно было это назвать.

Своим свободным временем я воспользовался в первую очередь для того, чтобы посетить Дрезденскую галерею. А затем: съесть колбаску и направиться на рок-концерт, афиши которого висели по всему городу.

Именно тогда я впервые встретился с этими «западными чудовищами»: скинхедами и панкам, о которых, с первого взгляда, у меня сложилось довольно приятное впечатление. Несмотря на истинно чудовищный вид панков и злобные гримасы скинхедов – на их концерте, где я, безусловно, в своей рядовой советской одежде – был самым странным субъектом – всё находилось в незыблемой гармонии, упорядоченной тайны и незримой культуры. Представить себе беспричинные дикарства и поведение, выходящее за рамки морали – было просто невозможно.

Нет, конечно же, они не чай с лимоном пили, слушая своих любимых музыкантов. И всё же, не смотря на их хаотичные пляски – мне сразу стало ясно, что каждый из них подчиняется рамкам, установленным их культурой (субкультурой, если угодно). И этот факт – открыл для меня глаза на многие вещи, которые любому европейцу показались бы очевидными; но необозримо далёкими от понимания человека, не привыкшего к путешествиям за границы советских реалий.

Конечно, Германия – была далеко не Раем на Земле; а советский человек – был облачён вовсе не в шкуру убитого медведя. И всё же типичный представитель пятнадцати республик – был узкоглазым консерватором, не способным смириться с собственной старостью и старостью своих взглядов на этот мир. Поэтому, я знал, что по возвращению на родину – буду дальше работать со своим рок-клубом, приносящим на улицы серого города каплю нового. Ведь музыка – это то, с чего начинается любовь каждого человека к своей культуре. Без музыки: эта жизнь показалась бы нам слишком тоскливой и безрадостной – словно мир без красок. Это понимал я; и все панки, и скинхеды вокруг меня. Мы – выглядели по-разному; но были заодно.

Позже оказалось, что домой я вернулся раньше всех остальных – я рано ушел с концерта; и развлечения ночного города – меня не сильно привлекали. Чтобы себя хоть как-то развлечь, я принялся листать книги на немецком, в одной руке держа приглядевшуюся мне книгу, а в другой – словарь, для поиска неизвестных мне в тексте слов, которых было куда больше знакомых.

Вошедшие в дом супруги, не говоря ни слова, сняли с себя верхнюю одежду и направились к кровати, в которую прыгнули, не снимая обуви. Заснули они почти сразу, заставив меня вытаращить глаза.

На следующий день: супруги встали со своей постели, откинув одеяло, откуда показалась пара чистых ботинок.

– Что вы делаете? – спросил я, – вы же лежите в постели в уличной обуви.

– Я, – кивнул он, – и фи можете.

Его жена с чашечкой растворимого кофе с молоком в руках – поспешила мне всё объяснить, пока я окончательно не решил, что весь мир сошел с ума.

– В Дрездене ночью: специальные службы моют улицы с мылом, – утешительно похлопала она русского варвара по плечу, продолжая улыбаться, – чистота – превыше всего. Во всём должен быть порядок. Вам – нечего бояться грязи.

Припомнив их уборную – я охотно поверил всем её словам.

Несколько дней я провёл, гуляя по улицам возродившегося после бомбёжек Дрездена. Только один раз я позволил себе покинуть черту города – и то, только ради живого любопытства к маленькому немецкому городку неподалёку от Дрездена, длинное название которого я не вспомню и под дулом пистолета. Первым делом, сойдя с перрона – я направился за обедом в единственное в городе кафе. И – мама миа! – я прозрел. Ничего лучшего, чем та колбаска, которую мне принесли – мне не доводилось пробовать в своей жизни.

Да – именно так я прожигал своё беззаботное время в Германии. А после: сел на поезд до Берлина, откуда уже намеривался вернуться домой. И тут возникли трудности, которые я по своему легкомыслию даже не мог себе вообразить.

– На Киев больше нет билетов, – проговорила по ту сторону разделявшего нас пулинепробивного стекла кассирша с вокзала в Берлине, – к сожалению, все места заняты.

Меньше, чем за секунду в моей голове пронеслись все перспективы при таком раскладе событий. Что и говорить: у меня почти не осталось денег и пойти мне было не к кому. А поезд – ходит далеко не каждый час и не каждый день.

– Извините, но мне кажется, что вы меня не правильно поняли: мне очень нужен билет.

Я и не заметил, что от нервов я начал предложение на немецком, продолжил его на английском, а последнее слово произнёс на родном русском.

– Квыток, на трэйн, битте. Ихь виль айн тикет, виль ву пле, ихь мусс нах Киев ехать. Я нэ можу насинг махен хиа!

– Warten Sie bitte (подождите, пожалуйста), – сказала она, начиная рыться по каким-то полочкам; и у меня снова появилась надежда – но такая зыбкая, что её мог разрушить малейший ветерок.

Я с тревогой смотрел на неё.

– Точно, совсем забыла про этот билет. Вам повезло, что я вспомнила.

Незадолго до моего прибытия: кто-то вернул один билет на мой поезд. Что и говорить: несказанно повезло.

Она назвала цену: столько-то марок, столько-то пфеннигов. Я выдохнул, расплатился – я был спасён.

И сев на поезд, заручившись всегда отныне покупать билеты наперёд – умчался из волшебной Европы – в дом, который для меня всё равно оставался милее.

Глава 26

Жертвы обстоятельств

В былые времена: люди не знали ничего; даже того, что они – ничего не знают. И люди, которые хоть что-нибудь знали – учёные – без конца потешались и смеялись над человеческим невежеством и глупостью.

Сам я – подобно учёным древности – в тайне смеялся над той кромешной тьмой, что царила в головах у просто люда. За это – судьба подточила на меня зуб; и вскоре со мной произошла история, после которой смеяться можно было надо мной. Хоть и мне – было вовсе не до смеха.

Вернувшись из Германии – я стал таранить двери главного архитекторского управления, чтобы они выдали нам разрешение на строительство церкви. И тем не менее: то по одному, то по другому поводу – меня всё время отправляли обратно, давая понять, что всё далеко не так просто, как я себе представлял.

А пока чиновники покачивали головами, я решил больше времени уделить самой земле, в надежде, что нам всё-таки когда-нибудь разрешат строить на ней.

Тем временем: наша община увеличивалась; и из дома подруги Ирины Николаевны – мы вынуждены были переселиться в дом самой Ирины Николаевны. Для нашей старосты – это была ещё одна возможность в который раз продемонстрировать свою бескорыстность и верность общине; к тому же, она надеялась, что ежедневные религиозные службы у неё под крышей – заставят её сына – алкоголика-безбожника – хоть на пару минут задуматься о культуре и высшем предназначении. А это значило бы, что её сын – может быть спасён – пусть даже в мыслях.

И всё же, мы с Ириной Николаевной не теряли надежды когда-нибудь эту церковь построить. Но начинать, как всегда, нужно было с малого; и я предложил Ирине Николаевне внимательнее присмотреться к самой земле.

– Даже если бы нам разрешили бы здесь строить, – я указал на многочисленные неровности и впадины на нашем пустыре, – сделать этого мы всё равно не сможем – нужно выровнять всю землю.

– Ну, так выровняйте.

Действительно.

Но для начала: нужно было как-то оградить нашу землю – поставить ей чёткие границы, которые бы показывали, где начинается и где кончается наша земля.

Я решил очертить границу с помощью бутовых камней – промышленного материала, сравнительно невысокой цены. Я как раз жил неподалёку от карьера, где этот бут можно было достать. Я выложил свою идею общине и всем она более-менее пришлась по душе. Я взял наши общие деньги, которые мне выдала община – пошел в кассу карьера и купил там сто-пятьсот килограмм бута, который собирался выложить по границе строго очерченной линией, а после – использовать в качестве строительного материала самой церкви. Всё это казалось мне довольно разумным; да и операция прошла довольно гладко. В конечном счёте, я потратил на бут из карьера все деньги, которые выдала мне община – и получил вместо них талоны на получение своего товара.

Тем временем: в СССР бушевал кризис, в той или иной степени, затронувший каждого жителя этой необъятной страны. Но обвал несуществующей экономической мощи нашего государства – это было ещё полбеды. Во всех её уголках (большей часть, в западных), одна за другой, взрывались волны революций.

Кое-де, в Прибалтике, к примеру: люди нанизывали свои советские паспорта на острые прутья краёв забора, тем самым, находясь в трезвом уме и ясной памяти, лишали себя конституционного права называть себя гражданами этой страны и провозглашали себя жителями той или ной независимой прибалтийской республики: то Литвы, то Латвии, то Эстонии. Кое-где: люди просто шептали друг другу, что хотелось бы видеть на улицах флаг своей страны и иметь собственное правительство, свою историю, свой язык, свой путь.

Мне – было абсолютно всё равно, какой у меня будет паспорт. Мне было не так важно: живу я в СССР или в Украине; я просто хотел жить, достроить свою церковь и получить свои бутовые камни, за которые я заплатил. Но когда я пришел на карьер, то находившийся там рабочий сказал мне, что мои талоны дают мне право только на получение бута – а вот забрать-то как мне его?! Мои талоны – не давали мне права получить грузовики, которые бы перетащили тонны бута из одного места в другое – не в руках же мне тащить эту гору камней?! А денег у меня – не оставалось даже на одну машину.

Дурак! Мог бы хоть спросить в кассе: даёт ли этот талон так же право получить машину, чтобы вывести своё сокровище с карьера. Но, разумеется, я этого не сделал. Мог ведь поступить по-разумному; но сделал всё так, как это мог сделать только я. Материал у меня был; но никак я не мог его забрать.

Делать нечего: пришлось ждать, пока в общем капитале общины наберётся достаточно денег, чтобы взять в аренду хоть несколько грузовиков и перетащить весь этот бут. Чёрт с ним! – я уже был готов заплатить деньги из своего собственного тощего кармана преподавателя в институте, если понадобится.

Но моя глупость – снова щёлкнула меня по носу. Когда я собрал минимальную необходимую сумму – карьер, где лежал мой бут – разорился. И все мои талоны стали стоить не больше бумаги, на которых они были напечатаны. Я потерял весь свой бут.

– Тьфу ты, – сказал я, – да что ж это такое?!

И пошел домой. На следующий день: оградил всю территорию самым обыкновенным рвом. Почему я раньше не мог этого сделать? Не знаю.

Меня разрывала совесть и стыд перед всеми этими стариками, которые доверили мне свои деньги, которые я так нелепо растерял. Я – просто не смог сказать им, куда делись все эти деньги, которые я, якобы потратил на бут. Я – просто выполнил свой долг перед ними и оградил нашу землю чем-то – пусть и рвом, а не камнями. В конечном итоге: какая им разница?! Все ведь они и сами знают, в какой стране мы живём.

После этого инцидента: я стал замечать, что все члены моей общины на меня как-то странно посматривают. Я старался делать вид, что ничего не замечаю; и долгое время действительно не мог разобраться в причинах столь неожиданного количества косых взглядов. И только спустя ещё полгода: я понял, что они стали подозревать меня в том, что я – присвоил себе их деньги. Ведь им я – так ничего и не рассказал.

После этого: мне оставалось только ударить себя по лбу и обругать: взрослый человек, в конце-то концов! – а ведёт себя как ребёнок.

И, тем не менее, я успел вновь завоевать уважение общины; но всё равно этот катастрофических промах с бутом, где я пожадничал с его количеством и совсем не подумал, как я буду его перевозить – ещё долго не выходил у меня из памяти.

И даже не смотря на все неловкости, можно вывести из моих ошибок одну простую добродетель: если хотите преуспеть – то никогда не делайте так, как я.

У меня не получилось стать хорошим примером; но показать себя символом того, как поступать не нужно точно и наверняка – я ещё успею.

Глава 27

Соната Пирамид

Пока внутренне положение в моей стране катилось ко всем чертям – моя собственная жизнь только начинала потихоньку вставать на ноги.

Тем временем, мне исполнилось сорок пять лет; я встретил рождение новой нации и только начинал играть в эту жизнь интересно.

Вырученные из поездки в Румынию и прочие мелкие торговые поездки деньги – составили ровно ту сумму, которая нужна была мне для нового путешествия. На этот раз: меня ждал Египет – эльдорадо контрабандистов; минимум таможен, минимум цен, максимум прибыли. Меня и прочих моих товарищей, умеющих серьёзно подойти к этому делу – оно должно было обогатить раза в два.

Внешне: это был самый заурядный тур в страну песков и пирамид; вот только туристов в нём здешние достопримечательности – привлекали лишь в последнюю очередь.

В самолёте я сидел с одним товарищем, с которым мы были одних взглядов на жизнь; мы быстро нашли общий язык, а вскоре даже выяснилось, что жить мы будем в одной комнате и скупаться у одного и того же оптовика. Не раз мне приходилось уже сталкиваться с такого рода людьми; они смотрят на окружающий их мир только сквозь объективы фотоаппаратов и считают, что свет существует лишь для того, чтобы быть заснятым и изученным ими. То ли я так притягивал их, что они находили меня повсюду, даже в столь отдалённых от моего дома местах; то ли я, сам того не ведая, откапывал в каждом своём новом знакомстве те или иные качества, которые мне так нравятся?!

Наш отель стоял между окраинами Каира, перетекавшими в городские трущобы и центром города. Он оказался настоящим клоповником – впрочем, иного мы и не ожидали. Чтобы проводить там как можно меньше времени, я заручился выжать из этой поездки все соки: максимально насладиться Каиром и пирамидами; и как можно выгоднее закупиться товаром. Даже самые пессимистичные планы – обещали мне отличные выходные.

Однако первая же ночь в отеле: была полной арабских кошмаров: отвратительные условия для сна и рой жуков – сделали своё дело. Хоть мы оба с моим сожителем не выспались – на следующий день он предложил мне не терять времени зря (в сущности, я никогда его не терял) и отправиться в путешествие к пирамидам, которые, как нам кто-то сказал – находятся в черте города.

Сказано – сделано. Мы вызвали такси; убедились, что водитель более-менее говорит по-русски и сказали ему ехать к пирамидам. Он назвал цену – двадцать долларов – и мы сочли её довольно приемлемой. Однако привёз он нас вовсе не к пирамидам – они ещё были далеко за горизонтом. Машина остановилась посреди улицы и больше не двигалась с места.

– Эй, что случилось? – крикнул с заднего сидения мой спутник и сожитель.

– Видите вон тех людей, – он указал на какую-то толпу впереди, – эти люди занимаются транспортом до пирамид. Они вам помогут. Я не могу дальше ехать. Всего хорошего вам. С вас двадцать долларов.

Скрипя зубами – нам пришлось отдать ему две десятки. Бросивший нас на произвол судьбы таксист укатил в неизвестном направлении, пуская облака чёрного дыма; а мы – стали неуверенно плестись в сторону каравана.

Там, нам сообщили, что нам – очень повезло. Оказалось, что у них остались как раз нужные именно нам лошади, чтобы добраться до пирамид и что мы должны непременно отправиться туда, если хотим всё успеть. Для нас они сделают исключительно выгодное предложение: по десять зелёных с носа и лошади наши.

– Что вы хотите этим сказать? – переглянулись мы, – мы не умеем ехать верхом – ни разу не пробовали.

– Не бояться; это легко. Мы дать проводника, что привезти вас к самим пирамидам через сфинкса, да, и обратно.

Я уже думал отказаться – идея с лошадью уж больно сильно мне не нравилась. Но раз уж мы потратили столько сил, времени и денег на это – то мы всё же доберёмся к этим проклятым пирамидам – даже если для этого потребуется скакать верхом на лошадях по пустыне.

Впервые оказавшись в седле, мы, разумеется, чувствовали себя неловко; нам казалось, что наши лошади идут как-то не так и, уже чего доброго, только и думают о том, как бы скинуть на землю своих всадников. Проводник наш, который держался в седле лучше, чем на земле – только смеялся над нами и кричал себе в спину, где мы тянулись за ним:

– Быть уверенным, туристы! Кони чувствуют вашу смелость и сила. Нет уверенность – нет всадник. Быстрее ехать, туристы! Хо! Хо! Хо!

Через какое-то время: мы уже ехали прямо и надёжно. Это – действительно оказалось гораздо легче, чем мы думали.

Когда мы оставили город далеко позади и очутились в пустыне (что скажет после этого, что пирамиды так уж и в черте города?!), мы решили сделать небольшую остановку, когда до нашей цели оставалось совсем нечего. И тут, из ниоткуда: нам навстречу выбегает паренёк лет двенадцати, кричащий нам:

– Кока-кола! Кока-кола!

Вокруг не было никого: только мы, наш проводник, пустыня и паренёк, торгующий прохладительными напитками по ценам, в три раза превышавшим магазинную. Нелепость какая-то. Однако, я должен сказать, что этот мальчишка – умел торговать. Он сумел нас удивить; и всё происходящее вокруг показалось нам настолько странным, что мы решили купить у него две бутылочки по ценам, которые мог нам поставить только самый настоящий грабитель. Получив свои деньги, парнишка с довольным видом исчез обратно в никуда так же быстро, как и очутился перед нами. И мы снова отправились в путь.

Пройдя мимо сфинкса и осмотрев внешний вид пирамид, мы поняли, что дольше находиться здесь – больше не имеет никакого смысла. Мы уже увидели всё, что хотели – и даже больше (достаточно вспомнить только паренька, выходящего из пустоты, чтобы торговать кока-колой). Мы поспросили проводника отвести нас обратно. Тот – лишь пожал плечами.

– Как хотеть – ваше право.

И мы втроём развернули своих лошадей, отправившись обратно, оставшись немного разочарованными зрелищем пирамид, которые все так живо восхваляли на протяжении всей нашей долгой жизни, проведённой в тени и невежестве.

Домой нас вёз радушный таксист, который прекрасно владел русским и английским; видимо, мы тоже ему понравились, потому что по дороге он сказал, что мы проезжаем неподалёку от его дома, а потому: он приглашает нас двоих на чашечку чая. А мы – не видели никакого повода отказывать.

Существуют люди, которые истинно богаты – но только потому, что не знают, насколько они бедны. Наш таксист – был родом из этого подвида людей – он не терял духу ни в одной ситуации и всегда оставался счастливым.

Если наш мир, ровно, как и дом нашего таксиста – состоит не из вещей, а из фактов – то вот вам факт: людей более счастливых и живущих в столь нечеловеческих условиях как семья нашего таксиста – я не встречал никогда. Это – был абсолютный антипод Европы. Когда я гостил у своей коллеги в Дрездене: я чувствовал себя на самой вершине этого мира; в доме же этого таксиста: мне казалось, что сижу на самом его дне. А мой родной дом: бултыхается где-то на поверхности.

И, тем не менее: ни одно обстоятельство не могло лишить чай, который заварила для нас улыбчивая и босоногая жена таксиста – звание лучшего чая в Каире, если не во всём Египте.

И в тоже время: образы кухни, в которую можно попасть, только пройдя через двор и тесная спальня, которую можно разглядеть в подробностях с обеденного стола, заставленного ветхой, нередко битой, посудой – ещё долго не могли вылететь у меня из головы.

Поблагодарив жену таксиста, мы вместе с её мужем отправились в наш отель. Стояла тёмная – но мы были дома, если можно так назвать место, на время ставшее нашим убежищем от внешнего мира; хоть и не очень уютным, даже по меркам среднего человека.

На следующий день: нам стало известно, что другие члены нашей группы – уговорили нашего проводника сделать то, о чём все давно уже мечтали; и что вся наша группа – едет к пирамидам. На этот раз: не вдвоём, пробиваясь через каирские джунгли на машинах и лошадях – а вместе со всеми и на автобусе. Мы думали отказаться; но заняться всё равно было нечем и к тому же оказалось, что эта экскурсия – совершенно бесплатна. И мы решили снова отправиться к пирамидам.

Автобус довёз нас до стоянки в нескольких сотнях метров от одних из самых старых сооружений на Земле; но дальше: мы все должны были идти пешком. Мы с моим товарищем шли в самом конце этой колонны; мой спутник – держал в руках фотоаппарат и снимал каждый наш шаг по мере того, как мы приближались к пирамидам.

Особенностью этой экскурсии было то, что она давала нам право попасть вовнутрь этих величественных зданий, стоящих посреди пустыни. Однако оказавшись внутри: мы оказались неприятно удивлены. Там: была только какая-то деревянная лестница, которую построили явно не древние египтяне и какой-то пустой коридор – ничего особенного. Кажется, люди сильно преувеличивают значение этих строений.

Но когда мы вернулись в отель, у моего друга начала раскалываться голова – болеть так сильно, как никогда прежде до этого.