скачать книгу бесплатно
И ниже мелким почерком:
Сообщите мне о похоронах и проч. совершенно не знаю ничего о его близких.
Когда телефон зазвонил вечером того дня и телефонистка междугородной связи сказала, что на линии Чикаго, я подумал, что это, наконец, звонит Дэйзи. Однако на другом конце провода послышался мужской голос, очень тихий и отдаленный:
– Это Слейл…
– Слушаю вас. – Фамилия была незнакомой.
– Ну и новость, не так ли? Ты получил мою телеграмму?
– Не было никаких телеграмм.
– Молодой Парк в беде, – быстро затараторил он. – Они повязали его, когда он передавал облигации из-под прилавка. Они получили циркуляр из Нью-Йорка со всеми номерами за пять минут до того. Может, ты что-нибудь знаешь об этом, а? Никогда не знаешь, на что наткнешься в этих провинциальных городах…
– Алло! – прервал я, задыхаясь. – А теперь послушай меня: это не мистер Гэтсби. Мистер Гэтсби мертв.
На другом конце провода воцарилась долгая тишина, потом раздался возглас… потом щелчок – и связь оборвалась.
Кажется, это было на третий день, когда пришла телеграмма за подписью «Генри Гэтц» из какого-то городка в Миннесоте. В ней сообщалось лишь, что отправитель выезжает немедленно и просит задержать похороны до его приезда.
Это был отец Гэтсби, седовласый старик, беспомощный и потрясенный известием, закутанный в длинное дешевое пальто, несмотря на теплый сентябрьский день. Его глаза выдавали в нем постоянное волнение, так что когда я взял сумку и зонтик у него из рук, он принялся теребить свою редкую седую бороду так усиленно, что мне было трудно снять с него пальто. Он был на грани обморока, поэтому я завел его в музыкальную комнату и усадил там, распорядившись принести ему что-то поесть. Но он есть не захотел, а молоко выливалось из стакана, когда он брал его своей трясущейся рукой.
– Я прочитал об этом в чикагской газете, – сказал он. – В чикагской газете обо всем этом было написано. И я сразу начал собираться в путь.
– Я не знал, как сообщить вам.
Его глаза, ничего перед собой не видя, непрестанно бегали по комнате.
– Это был какой-то сумасшедший, – сказал он. – Это точно был сумасшедший.
– Хотите кофе? – я предложил ему.
– Я ничего не хочу. Мне всего достаточно, мистер…
– Каррауэй.
– Мне всего достаточно. Где они положили Джимми?
Я ввел его в гостиную, где лежал его сын, и оставил там. Несколько мальчиков поднялись по лестнице и заглядывали в зал; когда я сказал им, кто приехал, они нехотя удалились.
Через некоторое время мистер Гэтц открыл дверь и вышел; его рот был полуоткрыт, на лице был небольшой румянец, из глаз текли редкие слезы. Он достиг уже того возраста, когда смерть утрачивает свою устрашающую неожиданность, и когда он оглянулся вокруг себя впервые за все это время и увидел высоту потолков и все великолепие холла и огромных комнат, открывающихся из него, к его горю стала примешиваться некая благоговейная гордость. Я помог ему подняться в спальню наверху; пока он снимал пиджак и жилетку, я сообщил ему, что все приготовления насчет похорон были отложены до его приезда.
– Я не знал, какими будут ваши пожелания, мистер Гэтсби…
– Гэтц – моя фамилия.
– …мистер Гэтц. Я подумал, что, быть может, вы захотите увезти тело на Запад.
Он покачал головой.
– Джимми всегда предпочитал Восток. Он достиг своего высокого положения на Востоке. А вы были другом моего мальчика, мистер…?
– Мы были близкими друзьями.
– У него впереди было большое будущее, как вы знаете. Он был еще очень молод, но вот здесь у него было много ума.
Он многозначительно коснулся своей головы, и я кивнул головой в знак согласия.
– Если бы он был жив, он стал бы великим человеком. Таким, как Джеймс Джером Хилл. Он бы помог построить нашу страну.
– Это правда, – сказал я, чувствуя неловкость.
Он начал ощупывать вышитое покрывало, пытаясь найти его край и снять с кровати, а потом повалился на кровать и мгновенно заснул.
В тот вечер позвонил еще один явно испуганный некто, и потребовал у меня, чтобы я представился прежде, чем это сделает он.
– Это мистер Каррауэй, – сказал я.
– О! – с облегчением выдохнул он. – Это Клипспрингер.
Я тоже испытал облегчение, так как это означало, что у могилы Гэтсби будет присутствовать еще один друг. Я не хотел давать объявление в газеты и привлекать толпу зевак на его похороны, поэтому я пытался собрать горстку людей своими силами. Найти их было трудно.
– Похороны завтра, – сказал я. – В три часа здесь, у его дома. Я хочу, чтобы вы передали это всем, кто заинтересуется.
– Я передам, передам, – выпалил он торопливо. – Правда, я вряд ли кого-либо увижу, но если увижу, то передам.
Его тон показался мне подозрительным.
– И, конечно же, мы ожидаем увидеть завтра вас здесь.
– Что ж, я, конечно же, постараюсь. Звоню я, собственно, вот по какому поводу…
– Минуточку! – прервал его я. – Вы не ответили: вы придете?
– Понимаете, дело в том… по правде говоря, я живу постояльцем у одних людей здесь в Гринвиче, и они рассчитывают на меня завтра. У них завтра будет что-то типа пикника. Я, конечно, приложу максимум усилий, чтобы сбежать оттуда.
У меня невольно вырвалось «Что???», и он, должно быть, услышал, так как продолжал уже нервно:
– Я звоню главным образом по поводу туфель, которые я оставил в том доме. Я хотел бы спросить, не будет ли вам сложно распорядиться, чтобы дворецкий прислал их мне. Дело в том, то это теннисные туфли, и я без них, как без рук. Мой адрес: для передачи в руки B. F…
Я не услышал окончания диктуемого имени, так как повесил трубку.
После этого мне довелось испытать некоторый стыд за Гэтсби: один джентльмен, которому я позвонил, дал мне понять, что Гэтсби получил то, что заслужил. Правда, в этом виноват был я сам, так как это был один из тех, кто злее всех смеялся над Гэтсби, расхрабрившись от его же крепких напитков, и мне просто не следовало ему звонить.
Утром в день похорон я отправился в Нью-Йорк, чтобы лично встретиться с Мейером Вольфсхаймом, так как никакого иного способа достучаться до него у меня, похоже, не осталось. На двери, которую я открыл по совету мальчика-лифтера, висела табличка «Холдинговая компания Свастика», и сперва мне показалось, что внутри никого нет. Но после того, как я громко крикнул «здравствуйте» несколько раз в пустоту, за перегородкой послышалась сдавленная борьба, и на пороге внутренней двери появилась миловидная молодая еврейка, которая вонзилась в меня своими черными, враждебными глазками.
– Здесь никого нет, – сказала она. – Мистер Вольфсхайм уехал в Чикаго.
Первая часть этой фразы была явной неправдой, поскольку кто-то внутри, за дверью в этот момент начал нестройно насвистывать «Розарий» Поля Робсона.
– Пожалуйста, передайте ему, что мистер Каррауэй хочет видеть его.
– Но ведь я не могу побежать за ним в Чикаго и доставить его вам, не так ли?
В этот момент чей-то голос, который я безошибочно определил как голос Вольфсхайма, крикнул: «Стелла!» из-за двери.
– Оставьте записку с вашим именем на столе, – быстро сказала она. – Я передам ее ему, когда он вернется.
– Но я ведь знаю, что он здесь.
Она сделала шаг в мою сторону и от негодования стала руками гладить себя по бедрам.
– Вы, молодые люди, думаете, что можете бесцеремонно вторгаться сюда, когда вам вздумается, – начала ругаться она. – Нам это уже начинает надоедать. Если я говорю, что он в Чикаго, значит, он в Чикаго.
Я назвал имя Гэтсби.
– О! – Она вновь осмотрела меня с ног до головы. – Так вы… как ваше имя?
Она исчезла за дверью. Через мгновение Мейер Вольфсхайм стоял с торжественным видом на пороге, протягивая ко мне обе руки. Он ввел меня за руку в свою контору, заметив почтительным голосом, что это печальное время для всех нас, и предложил мне сигару.
– Моя память возвращает меня к тому времени, когда я впервые встретил его, – сказал он. – Молодой майор, только что из армии, весь в орденах, которые он получил на войне. Он был настолько беден тогда, что вынужден был ходить везде в своем мундире, так как не мог позволить себе купить обычную одежду. Первый раз я увидел его, когда он пришел в штаб-квартиру Уайнбреннера на Сорок третьей улице и попросил дать ему какую-нибудь работу. Он не ел ничего уже несколько дней. «Пошли со мной, пообедаем», – сказал я. Он съел более чем на четыре доллара за полчаса.
– Это вы помогли ему начать бизнес? – поинтересовался я.
– Помог начать?! Да я сделал его!
– О!
– Я сделал его буквально из ничего, вытащил из подворотни. Я сразу увидел, что это воспитанный молодой человек приятной наружности, а когда он сказал мне, что учился в Оггсфорде, я понял, что смогу найти ему хорошее применение. Я помог ему вступить в Американский Легион, и он там был на высоком счету. Почти сразу после того он выполнил кое-какую работу для одного моего клиента из Олбани. Мы были с ним в одной упряжке во всем, – он поднял вверх два узловатых пальца, – всегда вместе.
Мне стало интересно, имело ли это партнерство отношение к скандалу с Мировой лигой в 1919 году.
– Теперь его уже нет в живых, – сказал я через некоторое время. – Вы были его ближайшим другом, поэтому я уверен, что вы захотите придти на его похороны сегодня вечером.
– Хотелось бы придти.
– Ну, так приходите тогда.
Волосы в его ноздрях слегка шевельнулись, и глаза наполнились слезами, когда он отрицательно покачал головой.
– Нет, придти я не могу: я не могу впутываться в это, – сказал он.
– Здесь не во что впутываться. Все ведь уже кончено.
– Когда убивают человека, я стараюсь никогда и никаким боком не впутываться в это. Я держусь в стороне. Когда я был молод, все было иначе: если умирал какой-то мой друг, – неважно, при каких обстоятельствах, – я был с ним до конца. Вы, может быть, подумаете, что я слишком сентиментален, но это так: я был с ним до самого его горького конца.
Я понял, что по какой-то своей причине он был твердо настроен не приходить, поэтому я встал.
– Вы заканчивали колледж? – неожиданно спросил он.
Я, было, подумал, что он собирается предложить мне какой-нибудь «гонтагт», но он только покачал головой и пожал мне руку.
– Давайте учиться проявлять наше дружеское отношение к человеку, когда он жив, а не когда мертв, – предложил он. – После того, как он умер, мое правило – все оставить в покое.
Когда я вышел из его конторы, небо затянуло темными тучами, и мне пришлось возвращаться в Уэст-Эгг под моросящим дождем. Переодевшись, я открыл соседнюю дверь и увидел, что мистер Гэтц возбужденно ходит взад-вперед по холлу. Его гордость за собственного сына и за его богатство постоянно росла в нем, и теперь он уже что-то хотел мне показать.
– Джимми прислал мне вот эту фотографию. – Дрожащими руками он вынул из кармана свой бумажник. – Вот, взгляните!
Это была фотография дома, потрескавшаяся на углах и засаленная, явно побывавшая во многих руках. Он начал показывать мне каждую деталь на ней, с нетерпением ожидая от меня реакции. – Посмотрите вот на это! – говорил он и затем всматривался в мои глаза, ища в них восхищение. Он показывал мне эту фотографию так часто, что, я думаю, она была теперь для него большей реальностью, чем сам изображенный на ней дом.
– Джимми прислал мне ее. Это очень красивая фотография. Дом на ней очень хорошо смотрится.
– Да, очень хорошо. Вы виделись с ним в последнее время?
– Однажды он вырвался два года назад и приехал ко мне; тогда и купил мне этот дом, в котором я живу сейчас. Конечно, мы не общались с ним, когда он только сбежал из дома, но сейчас я вижу, что у него была на то причина. Он знал, что у него впереди большое будущее. А с тех пор, как он добился успеха в жизни, он был очень щедр со мной.
По всей видимости, ему не хотелось прятать обратно эту фотографию; он продолжал держать ее перед моими глазами, колеблясь, еще с минуту. Затем вернул бумажник в карман и достал оттуда потрепанную старую книгу под названием «Прыг-скок Кассиди».
– Вот, посмотрите: это книга, которую он читал в детстве. Она говорит сама за себя.
Он открыл ее на последней странице обложки и повернул ко мне, чтобы мне было видно. На последнем чистом листе книги было написано печатными буквами слово «Расписание» и стояла дата: 12 сентября 1906 г. А под этим словом:
Подъем… 6:00 утра
Упражнения с гирями и лазание по стене… 6:15-6:30
Изучение электричества и проч… 7:15-8:15
Работа… 8:30–16:30
Бейсбол и др. спортивные занятия… 16:30–17:00
Упражнения в красноречии, самообладание и как его достичь 17:00–18:00
Изучить необходимые изобретения… 7.00-9.00
ОБЩИЕ ВОЛЕВЫЕ РЕШЕНИЯ
Не терять больше времени у Шафтеров или (фамилия, неразборчиво)
Больше не курить и не жевать жвачку
Принимать ванну через день
Читать по одной книге или журналу в неделю по улучшению манер
Экономить 5 долларов (зачеркнуто) 3 доллара в неделю
