Галерен: мир без людей

Когда слёзы иссякли, он глубоко вздохнул и встал, заметив как впереди, между деревьями, что-то показалось. Узкая просека открывала путь к поляне, где виднелись обугленные руины. Деревня – сожженная и пустая. Оливер замер.

Сначала он хотел отвернуться, убежать. Но голод скрутил его живот, и он понимал, что должен найти хоть что-то, чтобы выжить. Нужно было двигаться дальше, даже если каждая клетка его тела кричала о том, что ему нужно спрятаться. Оливер медленно взял себя в руки и направился к развалинам.

Он шел осторожно, избегая треска веток под ногами, затаив дыхание, чтобы не привлекать ничьё внимание. Тропа, по которой он двигался, была узкой и заросшей, как будто сама природа хотела спрятать его от любых глаз. Но на полпути, еще не добравшись до деревни, Оливер вдруг окоченел – впереди показалась группа существ. Стражники.

Оливер затаил дыхание, прячась за деревом, когда услышал, как первый стражник, с грубым голосом, нарушил тишину:

– Они все еще прячутся, – прошипел один из них. – нужно дочистить деревню. Этот сраный бунт должен закончиться, пока мы не потратили на них слишком много времени.

Второй, молодой стражник, явно сомневался и тихо возразил:

– Но… они же просто жители. Может, не все из них поддерживали бунт? Это не совсем справедливо…

Первый стражник усмехнулся, его глаза недобро блеснули.

– Простые жители? Ты, видно, новенький, раз не понимаешь, как это работает, – презрительно фыркнул он. – Король не зря приказал уничтожить всех. Королева мертва, понимаешь? Бастующие могут выглядеть как мирные жители, но ты хоть раз задумывался, что станет, если оставить хотя бы одного в живых? Снова начнется восстание.

– Но дети… женщины… – второй стражник мельчал, понизив голос. – Они не могут быть виноваты…

– Ты что, жалеешь их, что ли? – презрительно хохотнул первый стражник. – Они не смогут вырасти без отцов. А если вырастут, то, знаешь, кем станут? Мстителями. Каждый из них захочет отомстить, и ты сам получишь нож в спину, если хоть один из них выживет. Король прав. Нужно выкорчевать это дерьмо, чтобы не дать новой заразе проклюнуться.

Молодой стражник замялся, его взгляд метался по сторонам, будто он искал хоть одно оправдание, чтобы не слушать этого приказа.

– Да, но… Неужели нет другого способа? Мы можем…

– Послушай, сопляк, – прервал его первый стражник, злость закипала в его голосе. – Тебе здесь не о чем думать. Твоя работа – следовать приказам. Не мудри, кто прав, кто виноват. Или ты хочешь присоединиться к этим ублюдкам? На их стороне никто не выживет.

Второй стражник стиснул зубы, сжал кулаки, но ответить не осмелился. В нем боролись сомнения, но страх и преданность к приказам заглушали его внутренний голос.

Оливер прижался к дереву, ловя обрывки чужого разговора. Слова складывались в хаотичную картину, но общий смысл был ясен: стражники пришли добить выживших. Бастующие? Королева? Почему они так упорно стремятся к разрушению?

Мысли метались в голове, сплетаясь в узел. Он слышал то, чего не должен был слышать. Он вообще не должен был здесь быть. Всё, что происходило в Галерене, всегда проходило мимо него – когда он жил с Рамоной и Алмором, ему было всё равно. Теперь он жалел об этом больше, чем мог бы представить.

Сквозь деревья он увидел, как стражники вдруг сорвались с места. Из развалин показалась женщина с двумя детьми. Оливер затаил дыхание. Сердце сжалось от беспомощности – мать с детьми. Он, должно быть, был среди бастующих – подметил Оливер.

Стражники приблизились к ним с мечами. Оливер ошарашенно смотрел на то, что сейчас могло произойти и на секунду застыл, но затем его пальцы нащупали увесистый камень у земли. Он не знал, что должен сделать, но знал одно: он не мог просто стоять и смотреть. Рука дрожала, но он сжал камень крепче и, собрав все силы, бросил его в сторону стражников.

Камень ударился о дерево с громким стуком, и двое стражников мгновенно повернулись в ту сторону. Оливер резко пригнулся, укрывшись за густыми зарослями, его сердце бешено колотилось в груди. Он не знал, помогло ли это женщине, но хотя бы на несколько мгновений внимание стражников было отвлечено.

– Это еще что такое? – стражник взглядом пытался найти источник шума.

– Я… пойду проверю, – пробубнил второй и направился в сторону Оливера.

Он застыл, едва дыша – его охватил парализующий страх. Оливер бросил последний взгляд на женщину с детьми, которые успели скрыться в руинах, воспользовавшись моментом. Оливер медленно попятился назад, не дождавшись, пока стражники приблизятся, развернулся, рванув вглубь леса и оставив позади всё, что видел.

Каждый шаг был осторожным, он крался, стараясь не издать ни звука. Сердце стучало так громко, что казалось, его могут услышать даже с расстояния. Этот стук сопровождал его, как мрачная симфония, рисующая образы неизбежной гибели.

Когда он убежал на достаточное расстояние, Оливер наконец позволил себе выдохнуть. Его сердце всё ещё гремело, но теперь это был иной ритм – адреналин смешивался с коротким ощущением радости и гордости. Он не попался. Он был жив.

Оливер привалился спиной к дереву и закрыл глаза, снова погружаясь в свои мысли. Стражники говорили об опасных бастующих. А если те, кому он пытался помочь, действительно виновны? Может, королевская стража была права? Может, он вмешался во что-то, чего не понимал? А если его поймают?

Его руки слегка дрожали от осознания, насколько близок он был к провалу. Ветер, пробежавший по лесу, заставил его вздрогнуть. Он едва выбрался. Что, если в следующий раз не повезёт? Что, если его действия приведут к катастрофе? Он не знал, что делать, но одно было ясно – возвращаться в город или деревню было опасно. Оливер продолжал идти дальше по тропе, глубже в лес, не имея четкого плана, только стремление избежать любого контакта с кем-либо. Он не доверял больше ни миру, ни себе.

XI. Старик

На лесной тропе, когда адреналин начал спадать, Оливера настигли неприятные ощущения. Лихорадка. Понимая, что без пищи или лекарств долго не продержится, он стал искать что-то съедобное. Сухие листья шуршали под ногами, но ягоды, в которых он мог быть уверен, так и не попались ему на глаза.

Сбор трав оказался более простым занятием. В памяти всплыли слова Рамоны, которая однажды рассказывала ему о местных растениях, когда знакомила его с жизнью Галерена. Это был один из немногих моментов, которые он постарался запомнить. Хотя знания были поверхностными, они давали хотя бы минимальное представление о том, что может спасти, а что – убить. Или, возможно, он просто хотел верить, что знает достаточно.

Оливер осторожно сорвал несколько листьев, но пробовать их сразу не решился. Трава славилась своими целебными свойствами, однако любая ошибка могла стать для него фатальной.

Продолжая путь, он вновь и вновь осознавал, что теперь всё зависит только от него. Холодный ветер пробирался под изношенную рубашку, заставляя тело дрожать ещё сильнее. Каждый шаг давался с огромным трудом: мышцы ломило, а каждый вдох отзывался болью в груди. Пробираясь вдоль реки, он чувствовал, как сознание начинает затуманиваться. Воздух, насыщенный влагой, казалось, медленно затягивал его в пучину забытья.

На берегу реки, среди диких трав и коряг, Оливер наконец потерял силы и упал, ощущая, какая земля под ним холодная и сырая. Он прижал руки к себе, пытаясь хоть как-то согреться, но бесполезно. Лихорадка поднималась, глаза лихорадочно бегали, а мысли становились всё более обрывистыми. Из последних сил он потянулся к траве, которая всё ещё хранила свет своего серебристого свечения.

– Хоть что-то сделай… – пробормотал он себе под нос, сорвав несколько мягких листьев. – Всё равно умру…

В этот момент его внимание привлекло нечто странное. Из теней между цветами появились маленькие существа с переливающимися крыльями – розовыми, голубыми и зелёными. Шилании. Оливер не знал, кто они такие, и его усталый разум уже отказывался воспринимать происходящее как реальность. Эти крылатые создания казались ему галлюцинацией, вызванной лихорадкой.

– Я схожу с ума, – мелькнуло в голове.

Одно из созданий, с ярко-розовыми крыльями, пролетело совсем близко, едва касаясь его лица своим перламутровым светом. Оно оставило после себя едва заметный след, который тут же растворился в воздухе. Оливер попытался проследить за ним взглядом, но не успел. Нервно усмехнувшись, он отправил в рот несколько листьев сорванной ранее травы. Они оказались горькими, но принесли с собой лёгкую прохладу, будто оживляя его изнутри.

Он потерял счёт времени. Реальность вокруг расплывалась, и лишь слабый шум реки и шелест травы удерживали его на грани сознания. Руки продолжали дрожать, но вместе с этим возникло странное чувство умиротворения, словно кто-то мягко убаюкивал его, позволяя погрузиться во тьму.

***

Оливер лежал без сознания на палящей земле, его тело едва подавало признаки жизни. Солнечный зной прожигал его кожу, и кажется, что смерть была уже неотвратимой. Но в тот момент, когда он сдался, когда его сознание почти ушло в тень, что-то холодное и влажное коснулось его кожи. Это было странное ощущение – прохлада среди жаркого, пыльного мира. Он едва мог понять, что происходит, но на слух улавливал странные всплески, как будто чьи-то мокрые шаги касались земли. Что-то или кто-то осторожно поднял его за плечи, приковывая его к настоящему.

Когда Оливер открыл глаза, перед ним стоял старик, лицо которого казалось вырезанным из камня, обрамлённое белыми волосами, которые вились, как водоросли. Его кожа была покрыта редкими пятнами чешуек, напоминая рыбий покров, и жабры на шее придавали ему ещё более чуждое, загадочное выражение. Однако его взгляд не был враждебным. В глазах старика читалась простая, искренняя забота, не ставшая обременительной.

Он подхватил Оливера без лишних слов и начал не спеша перетаскивать его через поляну, в сторону леса. Все его движения были слаженными и уверенными, как будто для него это было чем-то привычным. Силы покидали Оливера, но его несли, и с каждым шагом мир вокруг становился всё менее понятным. Сквозь густые деревья он видел дома, но не такие, как видел раньше. Грубые, мхом и лишайником покрытые хижины, среди которых он был не первым странником.

Он очнулся в маленькой, полутёмной хижине. Внутри было прохладно, и воздух напоминал затхлый подвал. Оливер лежал на грубой, но удивительно тёплой постели, укрытой старым, обветшалым одеялом. Сначала он не мог понять, где он и что произошло. Сердце колотилось в груди – всё вокруг было чуждо, незнакомо, в воздухе витали странные запахи.

Оливер резко сел, ощущая, как земля качается под ним, а когда попытался встать, заметил фигуру в углу. Это был старик: сидел на табурете и спокойно подтачивал нож, не обращая внимания на его напряжение. Сидел, будто такая сцена – его повседневная реальность, без каких-либо тревог.

Оливер почувствовал тревогу, которая схватила его за горло. Существо перед ним было слишком чуждым, слишком странным, и всё его существо вопило о том, чтобы бежать, но тело не слушалось – оно было слишком слабым. Старик уловил его движение, отложил нож и встал. Каждое его движение было плавным и неторопливым, как если бы он пребывал под водой, каждое движение совершалось с большой осторожностью.

– Что вы такое? – прохрипел Оливер, откашливаясь от жгучей сухости в горле.

Старик лишь усмехнулся, наливая в стакан воду с графина и протягивая ему.

– Это мне, наверное, следует спрашивать, парень, – ответил он, скрестив руки и внимательно глядя на него. Затем выдохнул, как будто этот диалог слишком рано начинать. – Еда на столе, если сможешь есть. Если нет – подожди, пока силы не вернутся. Не спеши.

Оливер молча смотрел на старика, всё ещё не в силах поверить, что это не сон. Старик снова сел на своё место и продолжил подтачивать нож, не обращая внимания на тревогу и растерянность Оливера. Он снова погрузился в тишину, а Оливер вновь утонул в мутном, безжизненном сне.

Прошёл день. Сила медленно возвращалась, но мысли оставались всё такими же туманными. Старик приходил несколько раз, приносил еду, ставил её на стол, уходил, не требуя ни слов, ни объяснений. Он не задавал вопросов. В этом молчании была какая-то странная дружелюбность, будто сам факт его присутствия был достаточен для того, чтобы ощутить заботу. Без давления, без ожиданий – просто забота.

На следующее утро старик подошёл к Оливеру, когда тот, опершись на стену, впервые смог сесть без помощи.

– Вижу, ты уже немного оправился. Пора что-то делать, – произнёс он, прищурившись и небрежно указывая на дверь. – Воды в колодце нет. Иди, принеси.

Слова старика звучали просто, но в них сквозила неприкрытая необходимость – без дела здесь не оставались. Оливер, хотя и был полон сомнений, знал, что без действия не будет и восстановления. Страх сковывал его тело, но он понимал: если останется здесь, его силы так и не вернутся. Кивнув, он осторожно поднялся и, стиснув зубы от боли, шагнул за порог.

Свежий утренний воздух встречал его, как долгожданное облегчение. В этом месте пахло морем, сыростью и травами, пропитанными солёным ветром. Этот запах был странно успокаивающим, хотя он не мог избавиться от ощущения, что каждый вдох забирал последние силы. Болезненные ощущения отступили, но лишь на мгновение. Как только Оливер сделал несколько шагов, в его сознание снова вернулся страх.

Он двигался осторожно, ссутулившись, стараясь спрятать лицо. Глупо было выходить с открытой головой, поэтому он взял первое, что попалось под руку – какую-то тряпку, и покрыл голову так чтобы его почти не было видно.

Он не поднимал головы, не желая встречать чужие взгляды, но всё равно чувствовал, как невидимые глаза сверлят его спину. Деревня продолжала жить своей размеренной жизнью: кто-то чинил сети, кто-то возился с рыбой, а другие обменивались короткими фразами, полными того простого тепла, которое бывает только в местах, где ничего не угрожает. Одна девочка даже посмотрела на него с улыбкой. Для них это был обычный день. Для Оливера – испытание.

Когда он подошёл к колодцу, его руки дрожали, как у человека, стоящего перед серьёзным испытанием. Он уже взялся за верёвку, как вдруг его взгляд зацепился за нечто странное. Листок бумаги был прикреплён к столбу неподалёку, и Оливер почувствовал, как что-то в нём подсказывает, что это не обычная бумажка. Он подошёл ближе, чтобы рассмотреть, стараясь оставаться как можно более незаметным.

На листовке был изображён силуэт. Оливер замер, потому что узнал в этих чертах что-то очень знакомое. Силуэт был не похож на существ, которых он видел в Галерене. Короткие, взъерошенные волосы, глаза с белыми склерами, что сильно отличалось от обычных глаз местных жителей. Но самое главное – у этого силуэта были слишком обычные черты: круглые уши, сильно выраженные линии на лице, и что-то в позе… Человек.

Оливер ощутил, как земля уходит из-под ног. Он не знал, что именно написано на листовке, он не умел читать, но само это изображение – эта странная фигура, которой не должно было быть в Галерене, – заставило его сердце замереть в груди. Он смотрел на это и ощущал ужас, будто на картинке был изображён он сам.

Страх захлестнул его. Он инстинктивно вырвал листовку со столба и побежал обратно в хижину, не думая ни о чём, только о том, как успеть скрыться. Он чувствовал, как кровь стучит в висках, а ноги едва его держат. Каждое мгновение было наполнено паникой: что, если его заметят? Что если деревенские уже знают, что он чужой? Что если они уже ищут его?

Он забежал внутрь, едва стоя на ногах. Захлопнув дверь, Оливер прислонился к ней спиной, пытаясь отдышаться. Старик сидел, как всегда, в своём кресле, внимательно смотрел на него. Оливер протянул ему листовку. Его руки ещё дрожали от страха, а пальцы с трудом сжимали бумагу.

Старик не сразу взял листовку. Он внимательно рассматривал рисунок, потом медленно перевёл взгляд на Оливера. Молчание тянулось, как тяжёлое бремя, а Оливер ощущал, как всё вокруг сжалось, становясь плотным и невозможным для дыхания. Он не мог произнести ни слова – страх сковал его.

– Плохо дело, – его голос был твёрдым, но в нём проскользнула тревога, которую Оливер уловил сразу.

– Что там… написано? – еле выдавил из себя он, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Старик внимательно взглянул на него, понимая, что тот не умеет читать. Он вздохнул и начал медленно зачитывать вслух:

– "При встрече с подозрительными фигурами сообщайте в столицу без задержек. Любая оплошность может стоить вам жизни, а за неповиновение предусмотрено жестокое наказание."

Слова вонзились в его сознание, как раскалённые гвозди, прожигая разум. Холодные, безжалостные, они проникали в его голову с каждым словом, с каждым звуком, оставляя след, который Оливер не мог стереть. Эти слова эхом звучали в его голове, выплёскивая панические мысли: "За ним могут следить. Его могут выдать." Мысль разрасталась, как ядовитый корень, проникая в каждый уголок его сознания, наполняя его страхом.

Не думая ни о чём другом, Оливер вырвал листовку у старика. Он взглянул на него с опаской, боясь, что тот может его выдать, но, не выдержав, упал на колени перед ним.

– Что мне делать? – прошептал он, едва сдерживая слёзы. – Я…

– Что-что, – старик встал и, не сказав больше ни слова, подошёл к шкафчику, откуда достал свёртки и засунул один в рот. – Не будешь выходить. Тебя здесь никто не видел толком, а если и видел, то молчать будут. Никому эти проблемы не нужны.

– А если…

– Не "если". Ты вон какой хиляк, еле на ногах стоишь, – он поджёг свёрток во рту. – Куда ты пойдёшь? Рухнешь тут же, как только ночь встретишь.

– Я не могу… – он боролся с собой. Конечно, ему хотелось остаться, но страх за старика, который помогал ему все эти дни, брал верх. – Что если… уже кто-то доложил и…

– Как тебя зовут? – перебил старик, касаясь его плеча. Кожа старика была склизкой, и Оливер невольно вздрогнул. Но быстро назвал своё имя. – Оливер, ты можешь идти куда угодно, но не после того, как я спас твою шкуру. Оклемайся, и пойдёшь, не оглядываясь.

Эти слова обожгли Оливера. Он хотел чувствовать, что оставаться здесь – это правильный выбор. Здесь было относительно безопасно, тихо, и в душе теплилась мысль о том, что он мог бы переждать, найти укрытие, пока всё не уляжется. В хижине, пусть и временной, было что-то утешающее, как будто она была последним островком спокойствия в этом бушующем мире.

– Но ведь если никто не скажет, то никто и не узнает, – думал он, но тут же осознал, как глупо это звучит.

Не успел он дать ответ, как в двери постучали. Старик махнул ему головой, приказывая скрыться в одной из комнат. Оливер жалобно скривил лицо, но подчинился. Он стоял у двери, прислушиваясь к каждому звуку, чтобы понять, что происходит.

Старик открыл двери спокойно, без малейших признаков волнения.

– Это он? – спросил стражник, молодой парень, держа меч в руках, но не направляя его на кого-либо. Он посмотрел на девочку, стоявшую рядом с ним.

Оливер, выглядывающий через щель в двери, узнал её – ту самую девчонку, которая улыбнулась ему, когда он шёл к колодцу.

– Я его ни разу не видела до этого, он пошёл сюда и всё, – она улыбалась так, будто это какая-то игра. Будто она сделала что-то, за что её должны обязательно похвалить.

Стражник кивнул другому и они ворвались внутрь, толкая старика, чтобы пройти внутрь и всё осмотреть.

– Это незаконно! – старик отбросил потухший свёрток в сторону. – Понятия не имею, о чём эта девка говорит!

Он сделал шаг, затем второй, и, дотронувшись до плеча одного из стражников, попытался остановить их.

Кровь, стекающая с меча. Крики девочки. Тело, с глухим ударом, упавшее на деревянный пол.

– За неповиновение предусмотрено жестокое наказание, – раздался угрожающий шёпот стражника, эхом отражаясь в голове Оливера.

Он отскочил от двери, его сердце тяжело колотилось, страх сковал тело. Он отполз к стене, его глаза расширились от ужаса, когда он увидел, как яркая струя крови расползалась по полу, смешиваясь с пыльной грязью. Крики девочки становились всё громче, смешиваясь с шумом толпы, которая собиралась снаружи.

Все его нутро кричало: «Прячься!», но он оставался на месте, буквально замороженный от страха, не смея даже дышать. Каждый звук, каждый шорох по дереву заставляли его вздрагивать. Он не мог понять, как мир так быстро превратился в кошмар.

Когда один из стражников открыл последнюю дверь, Оливер зажмурил глаза, будто это могло его спасти. Стражник, на мгновение теряясь в шоке от, быстро взял себя в руки и направил меч на Оливера.

– Вставай, – бросил он холодно, надеясь, что Оливер понимает его.

Оливер молчал, свернувшись в комок, как дитя, желающее исчезнуть за завесой страхов. Другой стражник вошёл внутрь, но был так же поражён увиденным нечто, что по сей день являлось лишь детской страшилкой.

– Существует… – пробубнил он, но, под грозным взглядом товарища, быстро опустил глаза, как будто был наказан. Подхватив Оливера за подмышки, он грубо поволок его к выходу, игнорируя панические движения мальчика.

Оливера начало трясти. Нельзя. Не сейчас. Не так! – эта мысль крутилась в его голове. Он начал дергаться, вырываться из рук стражников, крутясь, что случайно ударил одного по лицу. В ответ он получил сильный удар по голове и моментально обмяк.

Стражник цокнул языком и, не теряя времени, поднял его на плечи и вытащил из хижины.

Когда они вышли на улицу, деревня встретила их злыми взглядами, полными осуждения и неприязни. Женщины, которые ещё минуту назад стирали бельё и готовили еду, теперь пытались успокоить плачущую девочку. Она явно корила себя за то, что привела стражников к старику. Упреки жителей только усиливали напряжение, создавая неприятное ощущение надвигающегося бедствия.

Толпа сгущалась, поглощая всё вокруг, и настороженные взгляды местных жителей следили за телом, которое держал один из стражников. Оливер пытался сосредоточиться на хоть одном человеке, но всё плыло перед глазами. В горле стояла тошнота, всё кружилось, и до его ушей доходили лишь шёпоты.

– Альте… – один из мужчин забежал внутрь хижины и прошипел что-то, что Оливер уже не мог уловить.

Сознание медленно ускользало от него, унося с собой последнее спокойствие, которое было в этой деревне до его появления.

***

Альте сидел в кресле, облокотившись на его бок, и пил из старого, потертого стакана. Напротив него на стуле расположился его друг – старый, еще более измученный жизнью мужик с лицом, покрытым пеплом. Он смотрел на Оливера, который уже какое-то время был без сознания.

– Ты совсем выжил из ума, – сказал он, сделав глоток обжигающей жидкости. – Оставить его под носом у всех! Ты хоть понимаешь, что это значит?

– А что мне было делать? – фыркнул Альте. – Оставить его на корм зверью?

– Альте, – друг допил жидкость и со звоном поставил стакан на столик перед ними. – Он не твой сын. Он вообще… – он посмотрел на Оливера. – Вообще непонятно кто.

Альте вздохнул и откинулся на спинку кресла. Он не хотел спорить, но слово «непонятно кто» резануло по ушам.

– Я знаю, – тихо произнёс он. – Я знаю, что не он. И что я тоже не отец ему. Но он здесь. Если бы не я, он бы не пережил и дня. Сам-то смог бы его бросить?

Друг поджал губы и тяжело вздохнул, как будто пытался осмыслить всю ситуацию. Он встал, шагнул к окну, но так и не взглянул на тёмный угол, где лежал Оливер.

– Ты не можешь взять в дом всё, что встречается на твоём пути, Альте, – проговорил он тихо, но с тяжестью, словно это была давняя истина, которую они оба должны были понять. – Ты видишь в нём своего, а он… не твой. Всё, что ты можешь для него сделать – уберечь его сейчас. Но рано или поздно это выйдет боком.

Альте отвернулся. Он не хотел отвечать. Эти слова резали сердце, ведь они касались самого больного. Он вгляделся в лицо Оливера.

– Но не сегодня, – сказал Альте, на этот раз уверенно, словно оправдывая себя. – Мы живём в такие времена, когда у всех день может оказаться последним. Так какая разница, когда подыхать?

– Ты идиот, – друг вздохнул и тяжело опустил плечи. – но если тебе нужно, я здесь. Только помни, ты не один. Это всё может закончиться не так, как ты думаешь.

Альте взял новый сверток и закурил, его взгляд потускнел, как капли жидкости, скользящие по краю стакана. Мысли пропали, остались лишь пустота и глухое эхо его слов.

XII. Последствия

Мириель оказалась в просторных покоях, где воздух был наполнен ароматами влажных лепестков и холодного камня. Её внимание привлекла женщина в центре комнаты, облачённая в длинное, струящееся платье. Она казалась загадочной, её лицо словно скрывала тонкая дымка, а черты постоянно менялись, ускользая от взгляда Мириель. Блестящие красные волосы обрамляли бледное, почти призрачное лицо, а глаза, полные боли, смотрели сквозь неё.