Прощать любимым. Роман, основанный на реальных событиях

Все это время, Нюра наблюдала за Марией и шла за ней, стараясь быть незамеченной. Как только Мария отбежала от дерева и скрылась в ложбине, она сразу же подбежала к ребенку, взяла на руки, открыла уголок покрывала, девочка спала, сладко посапывая крошечным носиком. Некоторое время Нюрка была в растерянности.

– Что же мне делать с тобой, девочка? В лагерь тебе нельзя, и как ты здесь оказалась никто не должен знать! – Она решила отвезти ребенка к Матрене, и в этом поможет ей пасечник. Не обращая внимания на царапины на ногах от валежника, она пробиралась через кустарники. Больше всего её тревожила малышка, – вдруг расплачется на всю забоку, и неизвестно кто выйдет на плач новорожденного? – Ещё издали, она почувствовала запах дыма. – Ну, слава Богу, теперь мы на месте! – она облегченно вздохнула и свернула к дому пасечника.

Он возился у брички, видимо запрягал лошадь и был безмерно удивлен, когда Нюра с ребенком подошла к нему.

– Здравствуй, дядя Вася, – тихо сказала она.

– Здорово, Нюр! – глаза его расширились, – а ты, что с ребенком?

– Это дочка Марии, а сама она приболела!

– Он выпрямился, лицо его помрачнело, приподняв с широкого лба козырек фуражки, гоготнул, – а, что с ней?

– Да, ничего серьезного!

– Я же ей говорил, рано еще на работу, отлежись, наберись силы!.. Так нет, не послушала и что? – он приподнял руку и резко махнул, – и вот результат непослушания!

– Дядь Вась, мне срочно надо в Камышенку!

– Хм, срочно ей надо! Хорошо, что я задержался со своими собаками, могла бы и не застать меня! Мне, Нюр, тоже нужно в Камышенку, причем срочно!

– Ой, дядя Вася, как повезло мне, не то не знаю, чтобы я делала с ребенком? – мгновение, помолчав, с осторожностью спросила: – А вы возьмете нас с собой? – и умоляюще посмотрела на него.

Пасечник повернул к ней голову, приподнял бровь, – за сорок пять лет жизни, глупее вопроса не слышал! – Я похож на животное, чтобы не взять вас, а? Эх ты, Нюра, Нюра!

– Ну, прости, дядь Вась, кто знает, может, у вас свои дела и вам не до нас!

– Вот если бы ты была без ребенка, может, быть тогда мне было не до тебя! – сказал он шутя. А после с обидой проговорил: – К вам с душой, а вы все по больному месту! Да вы для меня, стали как родные! – он громко шмыгнул носом и отвернулся.

– Дядь, а можно я соску с медом сделаю для неё? – она глазами показала на малышку и вопросительно посмотрела в черные глаза пасечника.

Он окинул ее обидчивым взглядом, но, сдержав гнев, сказал: – Иди в дом, ведро с медом в сенях на лавке стоит, там и крынка, налей в нее меду.

– Зачем наливать в крынку, дядя Вася? Мне надо чуток, только хлеб подсластить!

– Наливай, кому сказано? Отвезешь домой. А я пока набросаю соломы в бричку!

Нюра забежала в дом, положила малышку на топчан, убрала с ее лица покрывало. – Девочка моя, да ты не спишь! Сейчас я накормлю тебя! – она приготовила медовую соску и сунула ей в ротик. Девочка сразу же ухватилась за нее и, причмокивая, сосала.

Сердце Нюрки радостно сжалось, она улыбнулась, – а я, что говорю? Вкусный мед у дяди Васи! – Она налила мед в крынку, отпила от нее со стакан, запила холодной водой из алюминиевого ковша, крякнула от удовольствия, облизала медовые губы. Взяла малышку и крынку с медом подошла к бричке.

– Ну, как все сделала, мамаша?

– Да, все, как вы сказали! – она довольно улыбнулась.

«Пасечник осторожно взял из ее рук ребенка, заглянул под уголок покрывала, задержал свой взгляд на крошечном розовом личике, улыбнулся, – спит, как ангелочек», – шепотом проговорил он. Когда Нюрка удобно расположилась на бричке, подал ей малышку, сам сел впереди, крынку с медом поставил рядом с собой и обложил ее соломой, ослабил вожжи, тихо сказал: – Ну, милая, поехали!

Лошадь не спеша, поднималась в горку, а по ровной дороге, бежала трусцой.

Всё время они ехали молча. Пасечник думал о Матрене, какая она стала, ведь прошло восемнадцать лет с тех пор, когда он уехал из деревни.

До Камышенки доехали быстро.

– Нюр, тебя, где высадить? – тихо спросил пасечник, боясь разбудить ребенка.

– У избы Матрены.

– У Матрены? – удивился пасечник.

– Да тише ты, дядь, приехали уже, останови!

– Тррр, – произнес пасечник и натянул вожжи.

Лошадь остановилась, он помог Нюрке с ребенком слезть с брички.

– Спасибо, дядя Вася, а обратно, когда поедешь?

На минуту он задумался, – думаю, через час!

– Захватишь меня с собой? Мой дом рядом с Матреной, вот он! – она мотнула головой в сторону дома.

– Заберу и отвезу, куда я денусь? Ты мед-то забери, не то снова увезу! – усмехнулся он.

– Ой, дядя Вася, спасибо! – она взяла кринку, – запах какой, даже на улице слышно!

– Вот уж никогда не думал, что еще раз придется увидеть Матрену! – сказал он не то Нюрке, не то, кому ещё.

Нюрке было любопытно посмотреть на их встречу, и она с нетерпением ждала, когда это произойдет.

Пасечник снял с головы фуражку, бросил её на телегу и старательно пригладил свои отросшие до плеч черные волосы.

Глава 11. Верните мне мою дочь

Вышел из дому Иван Иванович, на вид ему было лет тридцать восемь. Он обращал на себя внимание своей внешностью, высокий рост, крепкое телосложение, темные усы, серые полуквадратные глаза, прямой нос со спокойными слегка расширенными ноздрями и густые темно-русые волосы. Он был одет в белую холщовую рубашку с тремя расстегнутыми верхними пуговицами, что придавало ему больше мужественности. Черные, наглаженные в стрелку брюки, подтверждали его элегантность. Черный кожаный ремень туго затянут на узких бедрах, подчеркивал мужскую фигуру.

Василию бросилась в глаза, его легкая походка и мускулистые, широкие загорелые руки с длинными сильными пальцами.

Увидев Василия, он не смог скрыть своей неприязни к нему, он все еще ревновал к нему свою красавицу жену и укоризненно покачал головой.

– Ты, я вижу, совсем запутался, Василий? – строго спросил он, – зачем пожаловал?

Василий был смущен и расстроен, он не заслужил такого отношения к себе. Подумать только, его честного человека в чем-то обвиняют!

Они посмотрели друг на друга.

Василию было обидно, что о нем так подумали, но он сдержал себя и очень спокойно ответил: – Не я пожаловал, Иванович, а вот Нюра, – он кивнул в ее сторону головой.

Она вдруг внутренне вздрогнула, и уже пожалела о том, что сделала, она смотрела на отца Марии снизу-вверх, и ей казалось перед ней стоит великан. По ее телу пробежали мурашки, вот сейчас, поднимет свою огромную ногу и раздавит ее вместе с ребенком!

Матрена, увидев пасечника, прищурила свои изумрудные глаза, обрамленные густыми пушистыми ресницами, и тихо произнесла: – Здравствуй, Василий Лукич!

– Здравствуй, Матрена Васильевна! – он бросил на нее свой взор, – а ты еще краше стала! – назло Ивану, сказал он.

Она улыбнулась виноватой улыбкой, и видно было, что ей очень не по себе. Не отреагировав на его комплименты, она удивленно посмотрела на Нюру, – откуда у тебя ребенок, Нюр?

– Нюрка крепче прижала к себе малышку, будто хотела защитить её.

– Тетя, этот ребенок вашей Марии, – робко проговорила она.

Матрена в сердцах глянула на нее так, что с ее тела исчезли мурашки, и бросило в жар. Она уже хотела, было бежать назад, и сделала шаг, но Матрена, спокойно спросила: – Где сама Мария?

– Ей немного нездоровится, и молока у нее нет, – с трудом пролепетала Нюрка, – мы кормили ребенка пряниками!

– Понятно, – монотонно сказала Матрена, – ну, дай же мне её, и протянула к ней руки, она очень бережно взяла малышку из ее рук. – А, что Мария, когда приедет?

– Не знаю, как легче станет, – сухо глотнув, ответила Нюрка.

Пасечник влюбленно смотрел на Матрену, в его сердце стало тоскливо и обидно.

– Ну, чем я хуже твоего Ивана? – мысленно спросил он ее, – ничем не хуже, и любил бы тебя, не меньше, чем твой великан! – он дернул вожжи, и с комом в горле, отъехал от дома любимой.

– Дядя Вася, не забудьте заехать за мной! – крикнула ему вслед Нюрка.

– Не забуду, – буркнул он себе под нос.

– Отец, ты посмотри, кого нам дочь передала! – разворачивая ребенка, с восхищением произнесла Матрена.

– У-у, какая кроха! А, что это у нее на губенках все засохло? – нежно проговорил он.

Матрена понюхала, рассмеялась, – мед ела! У её мамочки молоко перегорело, вот и приходится ей, есть хлеб с медом! Ну, ничего, молочко у нас есть! Юрочку переведем на общий стол, он уже большой мужичок, в тятю богатырь! – она ласково посмотрела на мужа, – а тебя, внученька, будем кормить! Смотри, отец, проснулась, открыла ротик и ищет сосок!

Он с нежностью посмотрел на малышку, – проголодалась, ой, а какой малюсенький ротик и сама, как живая кукла!

– Ничего, отец, вырастит, еще какая красавица будет!, – она глотнула и тяжело вздохнула, – ах, доченька, что же ты натворила? Молодость свою загубила!

– Почему загубила? Мы же все равно не планируем, ещё рожать детей? Или ты еще хочешь, а, Моть? – ласково спросил он.

Она улыбнулась краешком губ, – да нет, отец, я не думала об этом! У нас и так, два сына и дочь, а вот теперь, еще одна красавица родилась!

– Ну, вот видишь, как хорошо, что Мария родила! Пока еще силы есть, поможем ей поднять дочку!

– Все так, Ваня, только замуж с ребенком никто из хороших парней её не возьмет! Ребенок всю жизнь будет у нее, как бельмо на глазу!

– Не говори ерунды! Наша Мария особенная, за сто верст такой не найти!

– Дай – то Бог, чтобы так и было!

– И не сомневайся, так и будет! А как же иначе? Только так и будет!

Оставив дочку под деревом, Мария вернулась в лагерь, лицо ее было мертвенно-бледным, в голове до боли стучали молоточки, в ушах невыносимо звонил колокольный звон. Она зашла в палатку, легла на топчан и ее сознание провалилась.

Она ничего не чувствовала и не слышала, как ее будила бригадир, и даже трясла за плечи, громко выкрикивая: – Что с тобой, Мария? Да очнись же ты, наконец! Открывай глаза! Господи, что же это такое? Не пугай меня, Мария!

Но она не издала ни звука.

Наклонившись к ее лицу, она почувствовала слабое теплое дыхание.

– Дышишь, слава Богу! А, где же твоя дочка? – она обратила внимание на топчан Нюрки, он был аккуратно заправлен. – Наверное, она забрала её, чтобы ты отдохнула, – эта мысль успокоила её, – ну, отдыхай, мамочка, и я пойду, отдохну перед дойкой.

Через пару часов Нюрка вернулась в лагерь и сразу же зашла к Марии. – Спит мать-преступница! – со злостью подумала она. – Ну, спи, спи! – она вышла из палатки, обратила свой взор на палатку бригадира, – надо же ей сказать, где я была!

Затаив дыхание, бригадир слушала её рассказ, после не большой паузы спросила: – И, как Матрена приняла внучку?

– Вы не поверите, отец с матерью даже не удивились! Наверное, слухи дошли до них, что Мария родила, и теперь беспокоятся за нее. Мать спросила, когда она приедет домой?

– Ну, вот видишь всё хорошо! «Надо подбодрить её», – сказала бригадир, позевывая после сна.

– Обязательно подбодрю, когда проснется, за эти дни, ей много пришлось пережить, будто загнанный зверек всего боится!

– Да видела я, Нюр!.. Что осталось от нее, жалко девчонку, она совсем себя извела?

– Ничего, все обойдется, я позабочусь о ней! – с нежностью сказала Нюрка.

– Хороший ты человек, Нюр, повезло Марии с подругой!

– А то! – она улыбнулась и вышла из палатки.

Бригадир предупредила всех доярок, чтобы не будили Марию, пока она сама не проснется.

Нюрка, как любящая мать смотрела за Марией и очень ждала ее пробуждения.

И вот, наконец, она проснулась, увидела подругу, улыбнулась ей и ослабленным голосом спросила: – Как долго я спала?

– Совсем не долго, тебе еще надо бы поспать, сил у тебя не осталось, ты спи!

– Правда, Нюра, у меня такая слабость, даже лежа на подушке, голова кружится, кажется, если встану, не удержусь на ногах.

– Это у тебя от голода, до чего себя довела своим страхом!

Со словом страхом к Марии мгновенно вернулось подсознание, а вместе с ним боль, страх и крик ребенка.

– Ребенок! Моя девочка! – она вскочила с топчана и выбежала из палатки, но тут же ее качнуло в сторону, она не удержалась, рухнула на землю.

Нюрка приподняла ее голову, обняла ослабевшее тело, – куда ты, Мария?

– За дочкой! Помоги мне, Нюра, найти ее, – обессиленным голосом произнесла она. – Нечистые силы вырвали малышку из моих рук и тут же исчезли!

Нюрка поняла, что подруга в не себя.

Мария неудержимо рыдала, ее серо-зеленые глаза казалось, превратились в темные озера. Сидя на земле и поджав под себя босые ноги, она обратила свой взор к затянутому серыми облаками небу, подняла к нему руки и, как горем убитая мать, пронзительным голосом взмолилась: – О, Боги, помогите мне вернуть то, что принадлежит моему сердцу!.. – помолчав с минуту, шепотом продолжила: – Прошу, верните мне мою девочку! – Больше, она не произнесла ни слова, затихла и медленно уткнулась лицом в свои обнаженные колени.

Этот крик всколыхнул даже саму природу, через мгновение загрохотали раскаты грома, засверкали огненные молнии, и грянул проливной дождь.

Нюра подняла Марию с земли, занесла в палатку и уложила на топчане.

Её лицо приобрело бледно-синюшный цвет, пушистые ресницы прикрыли потускневшие глаза.

– Ну, что ты пугаешь меня, Мария? Посмотри на меня! – тормошила она ее, но она не подавала признаков жизни. – Господи, Мария, очнись!.. Ну, что мне с тобой делать?

– Она выбежала из палатки и что было мочи, крикнула: – Мария умирает!..

Через секунды, перепуганные доярки, заполнили палатку, столпились вокруг её тела и, затаив дыхание, тряслись от страха.

– Девчата, выйдите все на улицу, ей нужен воздух, – мрачным тоном сказала бригадир.

Все девушки кроме Нюрки молча вышли из палатки, но уходить никто не собирался, стояли под дождем.

Бригадир поводила перед носом Марии тампоном смоченным в нашатырном спирте от чего она дернула головой, и ресницы её затрепетали.

На лице бригадира промелькнула легкая улыбка. Она погладила её голову и пощупала на руке пульс, не сразу ощутила слабый толчок, – все будет хорошо, моя девочка!

Накапав в ложку несколько капель кордиамина, приподняла ее голову, – выпей это, Мария.

Она слабо приоткрыла рот, бригадир влила ей лекарство, она сглотнула и поморщилась, ещё несколько минут она лежала с закрытыми глазами.

Бригадир не убирала свою руку с пульса, пока не услышала первый слабый стук, затем ещё и ещё. Она слабо улыбнулась, – слаба Богу, кризис миновал, жить будет! Сейчас, Нюр, принеси ей стакан молока, это будет для нее и успокоительное и снотворное, и чтобы, ни одна душа, к ней не заходила, пока она сама не встанет!

– Хорошо, я все сделаю! – воспрянув духом, сказала Нюра.

Как и сказала бригадир, молоко оказалось целительным средством, Мария проспала до позднего вечера, а, проснувшись, попросила еще.

Нюрка заранее принесла трехлитровую банку с молоком и с радостью налила в стакан.

Мария пила его с аппетитом и жадностью, не отрываясь, опустошила его. – Я и не думала, что молоко может, быть таким вкусным! – она посмотрела в глаза Нюрки, – почему ты ничего мне не рассказываешь за дочку, как она?

Нюра не хотела обманывать подругу и призналась, что ребенка, она сама отвезла Матрене. – А родители твои, Мария, даже совсем не звери, приняли внучку с радостью! Ждут тебя домой, и беспокоятся о твоем здоровье, да и малышке у них лучше, за ней уход нужен, а в степи какой уход?

Мария слушала подругу и краешком губ улыбалась, – значит, все хорошо?

– И не только хорошо, я бы сказала отлично! – только сейчас Нюрка убедилась, что Мария окончательно пришла в себя.

– Конечно, подруга, очень даже хо-ро-шо, – она накрыла ее двумя одеялами, – а теперь спи!

– Хорошо, Нюра, я буду спать, только ты вначале расскажи, как ты узнала…

– Я не знала, случайно увидела, ты вела себя странно, подозрительно, как ненормальная, уходила с ребенком озиралась по сторонам, я сразу поняла, что с тобой не все в порядке! Размышлять, у меня не было времени, вот так и получилось, спасибо скажи, что Бог меня послал, а не зверя!

– Спасибо, Нюрочка!.. Она ласково посмотрела на неё, хочу попросить тебя, будь крестной моей дочки!

– Конечно, кому как не мне, быть ее второй мамой? Я с радостью, она для меня такая же дочь, как и тебе! Сколько я с вами помучилась, считай с самого первого месяца твоей беременности!

– Твоя правда, Нюра, чтобы я делала без тебя? Теперь мы обе в ответе за нашу дочь!

Подруги обнялись, и Мария первый раз за последние дни облегченно вздохнула.

Спустя три дня после болезни, она поехала домой. На душе было тревожно, все-таки страх перед родителями ее не покидал.

Глава 12. Простите меня

Матрена подметала двор, когда приблизилась к ней Мария, она теперь уже не казалась такой юной, как прежде, до постигших её испытаний; лицо ее осунулось, глаза немного запали, и это придавало всему ее облику еще большую скромность и нежность. В белом платье с крупным черным горошком, она казалась более свежей и привлекательной.

У Матрены сердце сжалось от жалости к дочери, она бросила веник и пошла к ней навстречу.

– Ну, все, – подумала Мария, – мне, конец! Сейчас мама набросится на меня, начнет таскать за волосы! – она приостановилась, сердце набирало обороты, в ногах ощутилась слабость.

– Не бойся меня, Мань! Иди в дом, не обращай внимания на собравшихся бездельниц, пусть смотрят!

Мария робко подошла к матери, обняла ее и, проглотив ком в горле, с трудом произнесла:

– Прости меня, мама! – она сказала так виновато и трогательно, что Матрена с болью в сердце почувствовала, как ей не просто.

– Ничего, дочь, все обойдется!

После встречи с матерью она вошла на кухню и встретила вопросительный взгляд отца, на его лбу прорезались морщинки – знак глубокого раздумья, но не гнева.

– Тятя, – вымолвила она и остановилась, не в силах продолжать.

Отец поднял голову, его серые глаза пытливо смотрели из-под густых черных ресниц, при виде дочери, сердце в нем дрогнуло. Он еле сдерживал себя, чтобы не броситься к ней и не обнять по-отцовски. Но он должен показать дочери, что обижен на нее.

– Что? – сказал он спокойно.

– Тятя, ты не простишь меня? Она попыталась объяснить ему, но ей не удалось скрыть свои чувства, она опустилась на стул подле кухонного стола, уронила голову на руки и судорожно, беззвучно зарыдала.

– Тише, тише! – сказал отец, обнимая ее, – не надо плакать! Конечно же, мы с мамой прощаем тебя и спасибо за такую прелестную внучку! А то, что соседи языками чешут, пусть чешут! Им кажется, что ты совершила тяжкий грех… конечно от разговоров никуда не уйдешь! Но ты, Мария, умная девушка и хорошо знаешь; жизнь – это борьба! Если хочешь что-нибудь получить, надо за это драться, а значит доказать всем, что ты лучше всех!

Отец был так высок, и чтобы дотянуться до его плеча, ей надо было забраться на стул.

Она прильнула к его бедру. Он поднял ее на руки, как маленькую и поцеловал в прохладный лоб.

– Все наладится, вот увидишь! – затем наклонился и поставил обратно на пол.

Мария измерила его своим восторженным взглядом с ног до головы.

– Тять, а твой отец тоже, как и ты был великаном?

Отец приятно рассмеялся, показывая прокуренные ровные зубы.

– Да разве я великан? Вот дед мой, был настоящим великаном! Представляешь, у него в доме никогда не было молотка, он все забивал кулаком!

– И даже гвозди? – прищурив серо-зеленые глаза, спросила Мария.

– Что там гвозди? Для него гвозди были, что семечки! Он мог вбить гвоздь и тут же его вытащить своими пальцами как плоскогубцами! Вот, дочка, каким великаном был твой прадед! – он сожалеючи покачал головой, – мельчает наш род! Толя хоть и будет высоким, но вширь не пойдет. А вот Юра, в два раза будет крупнее его! Это я определил сразу, как только он родился!.. – Отец сделал короткую паузу. – Ну, всё, слава Богу, дочка, ты вернулась домой, наконец, мое сердце успокоилось! – на его крупных серых глазах, навернулись слезы, он смахнул слезу со щеки и осторожно обнял Марию.

– Как твое здоровье, дочь? А то Нюра сказала, что ты заболела!

– Все уже прошло, тять, можно на работу!

– О работе пока и речи быть не может, окрепни, сил наберись, смотри, какая худущая и бледная стала! – Помолчав с минуту, спросил: – Имя дочери подобрала?

– Нет, тять, давайте вместе подберем!

– А давайте! – оживился отец. – Мать, иди к нам, помоги подобрать имя внучке!

– Имя? Это можно, – отозвалась Матрена и сразу же предложила: – можно назвать Вера или Тоня!

– Нет, Моть, Вера не подойдет для нашей девочки, она у нас такая нежная! – слово «нежная», он произнес с такой любовью, что все согласились назвать малышку Тоней.

Мария все крутилась возле люльки, где спала дочка, ей не терпелось ее обнять и попросить прощения за свою глупость, хотя можно ли было обвинить ее за то, что с ней произошло? Она чувствовала, что полюбит свою девочку и будет ей хорошей матерью, если только жизнь позволит. Но в том-то и вопрос: позволит ли жизнь?

– Мария, Тонечку надо уже записать в сельсовете! – напомнил отец. – Как фамилия отца дочери? Кто он, из наших деревенских парней?

– Нет, тять, он в Славгороде служит, я вам сейчас покажу его фотографию! – Она достала из сумочки фото и подала отцу, – вот мы с ним!

– Так он у нас военный? Чин имеет не плохой, капитан!

– Мать, иди, глянь на отца Тонечки!

Матрена вытерла руки о фартук, осторожно взяла фотографию. – Ох, какой красивый парень и серьезный! Только вот, что, он не женился на тебе?

– Мы хотели пожениться, он пришел к тете Лене просить моей руки, так эта старая ведьма выставила его за двери, даже не дала нам поговорить!.. А на следующее утро она отправила меня домой.

Матрена с неодобрением гоготнула, она всегда делала так, когда на кого-нибудь злилась.

– Да я сама виновата, не спросила у него его номер части, где он служит и адрес, где проживают его родители, общим ничего не спросила!