Сага Севера. Бремя рока. Книга 2

Старик захлопал слепыми глазами и тяжело осел на пол. Эльф выдернул из его живота меч, и, грубо схватив того за шиворот, отволок под каменную лестницу.

– Слуги завтра уберут. И надеюсь, что со стражей проблем не будет, – как бы между делом произнёс Эльтар, убирая меч в ножны, и накидывая на голову капюшон. – Барт, если ты меня слышишь и понимаешь, то протяни культю свою мне, стой ровно, ну или пытайся, и терпи, а ты, Род, быстро факел дай, – вдруг произнёс он.

Род опешил. Потом он аккуратно отпустил своего раненого товарища, пройдя к стене, взял из костыля факел и протянул его. Эльф быстро схватил факел, и даже не моргнув, крепко вцепился своими пальцами в окровавленный обглодыш руки Барта. Он прижёг оголённое мясо, шепча заклинание. Наёмник заорал и почти потерял сознание, повиснув на плече своего товарища, которое тот успел подставить.

Отбросив свой нехитрый медицинский инструмент, главарь подытожил:

– Если стражи что спрашивать будут, то говори, что наш друг упал на ступенях. Головой приложился. Я наложил морок на его культю для отвода чужих глаз. Будут видеть его в полной комплектации, так сказать.

Род мрачно кивнул и медленно последовал за своим командиром на улицу, волоча начинавшего приходить в себя и еле переставляющего ноги Барта.

– А почему всех этих в дозоре вашей магией нельзя раскидать, если они что-то заподозрят? – шепотом поинтересовался наёмник у полукровки, когда они начали приближаться к вышедшим навстречу им стражам.

– Да потому что ты – идиот, а у Авира нет в услужении магов! А мы в роли его людей, которые действуют якобы по его указке. Единый! Каким местом ты только слушал того дряхлого чернокнижника?!

Глава 6

Сказать, что однообразный пейзаж наводил уныние на Урсулу Ляпис –это не сказать ничего. А может виной были сильные переживания в прошедшее время. И теперь её организм восполнял свои силы самым безобидным для окружающих способом. Молодая пифия только и делала в последние два дня, что спала. Она умудрялась отключаться сидя на козлах вместе с Лелем, укутавшись во все тёплые вещи, что имелись у неё. На коротких привалах, которые устраивал табор балаганщиков, чтобы самим пообедать и напоить или накормить лошадей и цирковое зверьё, она засыпала сидя с миской недоеденной похлёбки в руках. И, конечно же, ночью – стоило ей только донести голову до подушки в своём фургончике, как все попытки докричаться до неё уходили в никуда. Во сне она видела удивительные картинки: дев, скачущих на огромных волках в царство лунной ночи; мужчин, танцующих в бескрайних степях у огромных костров, – их всполохи лизали звёздное небо; эльфов, управляющих ветрами и молниями, и даже лазурного дракона, рассекающего пылающий небесный свод и сыплющего золотые монеты.

– Эй, – грубый тычок Леля в бок привёл девушку в чувство.

– Что, уже приехали на ночлег? – Урсула поёжилась, пытаясь спрятать лицо от колкого снега, и зевнула во весь рот, а потом сонно пошлёпала обветренными губами, будто желая сказать ещё что-то.

– Нет, у телеги Тонио колесо с оси слетело. Все встали.

– Ну и? – пифия сморщилась. – Что будить-то? Мужчин хватает – починят и без меня.

Лель внимательно посмотрел на свою попутчицу, но ничего ей не ответил. Он встал на козлах, недовольно похлопывая хлыстом по голенищу сапога, и смачно сплюнул в сторону, оценивая размер разрастающегося бедствия.

Хозяин балагана, Тонио, чуть не вылетел в сугроб, когда это досадное происшествие постигло его транспорт, и теперь то и дело всплёскивал своими пухлыми руками в стороны, грозно бранясь и тыча не менее упитанными пальцами на своих уже подоспевших работников. Красивый атласный голубой шарф главы балаганщиков нервно трепетал на ветру, как и его пухлые щёки.

– Я с тебя золотой вычту, Бальтазар! Слышишь?! – выкрикнул Тонио, нависая над дрессировщиком каженника1. – Я лично тебе сказал, чтобы ты всё проверил перед отъездом! Да я чуть не убился! И скажи-ка мне, ко всему прочему, где теперь в такой глуши нам новое колесо найти? Ни деревни, ни крепости, ни даже халупы какого-нибудь лесника. Ничего тут нет! И скоро ночь настанет, а мы до положенного безопасного постоя так и не успели доехать. А всё почему? Да потому что ты лентяй и остолоп! Только языком трепать можешь и пустые обещания по ветру пускать!

– Да погодите браниться, барин, я всё проверил, клянусь Единым! – Бальтазар недоуменно почесал густую тёмную бороду и вновь присел на корточки перед повреждённой телегой. – Чутка задержимся тут, и всё починю. Ещё старое послужит колесо. Мне Макарка поможет – сподручнее работа пойдёт, быстрее.

Пожилой факир, стоявший рядом, кивнул седой головой и поправил сползшую на брови заячью шапку.

– Смотри мне! – Тонио погрозил пальцем с крупным золотым перстнем почти перед самым носом дрессировщика, и, развернувшись на каблуках, вновь заорал во всю глотку: – Телеги не распрягать. В фургонах не спать! Быть всем готовым дальше в путь двинуться в любой момент.

– А момента этого самого нам хватит, чтобы костёр развести? А то жрать охота. Я уже на чёрствые пряники каженника засматриваюсь, – выкрикнул кто-то из балаганщиков.

Девушка-акробатка, стоявшая неподалёку, Лира, тихо засмеялась, поглаживая своего скальника2, обвившегося вокруг её шеи. Он был единственным зверем, которого не засунули в клетки перед отъездом, но намордник предусмотрительно так и не сняли.

Ещё несколько человек одобрительно зашумели, выражая сильное желание наконец-то потрапезничать и согреться у огня в столь морозный день, который уже плавно клонился к вечеру.

– Леший с вами, – махнул рукой Тонио, ковыляя в сторону леса.

Урсула проводила взглядом тучную фигуру их нанимателя в овчиной шубе и неуверенно спросила:

– Лель, а куда это он?

– Ты словно девка малая. Куда-куда, да по нужде! – бросил ей Лель и спрыгнул с козел. Его ноги мягко ушли в снег сильно выше щиколотки. – Мда, а ещё зовётся Великий Северный тракт, а это только первые дни зимы, что дальше тут будет, – музыкант снова сплюнул.

Пифия молчала, переведя взгляд на своих товарищей, которые начали усиленно суетиться вокруг телег с фургончиками. Кто-то вытаптывал ровные площадки в снегу, кто-то стрясал с нижних лап елей снег и ловко орудовал топориком. Женщины проверяли запасы провианта и решали извечный вопрос: что же приготовить?

– Ты не собираешься, моя дорогая, подняться со своего насеста и покормить своего супруга? – язвительно произнёс Лель.

– Ты же сам почти помолвку разорвал, так что ты ещё не мой муж, – в тон ему отчеканила пифия и нехотя слезла с нагретого места. Однако девушка с сожалением осознала, что она голодна. И сильно. Об этом её спешно извещал желудок, подвывая в дуэте с ветром, который начинал усиливаться.

Лель прищурился. Его светлые кудрявые волосы разметались по красивому, но сердитому лицу.

– Что с тобой творится?! – он грубо схватил её за плечо и развернул к себе. – Как приехали в этот проклятый край – ты сама не своя! Мне перечишь, грубишь и прямые свои обязанности отказываешься выполнять! Так ещё и врёшь! Тебя тут волколаки что ли успели покусать?! Совсем одичала!

– А может я тут прозрела! – с вызовом ответила девушка, сбрасывая его руку.

– Очень сомневаюсь! Как была дурёхой, так ей и осталась! Только злее стала.

Предсказательница задохнулась от обиды. Звук звонкой пощёчины разлетелся с пронзительной остротой в морозном воздухе. Балаганщики обернулись на молодых людей. Даже Бальтазар с Макаркой отвлеклись от злополучного колеса телеги.

Пифия застыла, поражённая своим поступком. Её красивые карие глаза вдруг наполнились слезами, и спешно закрыв лицо дрожащими ладонями, она рванула в лес, в сторону, противоположную той куда недавно ушёл Тонио.

Лель застыл, словно громом поражённый, но спустя пару мгновений растерянность сменилась горячей полыхающей злобой, которая, словно волна, захлестнула его:

– Да и катись куда хочешь, безумная девка! – музыкант в сердцах швырнул вслед своей невесте кнут, который отлетел в сугроб, оказавшийся занесённым муравейником, и скрылся в нём полностью. Потом, осознав горячность своего поступка, Лель с досадой поплёлся на поиск внепланового метательного снаряда под гнётом неодобрительных взглядов товарищей по театральному и музыкальному мастерству.

– Ох уж эта молодёжь, – сокрушённо покачал головой Макарка.

– И не говори, – поддакнул Бальтазар, снова обращая всё своё внимание на злосчастную ось телеги и колесо. – Бросаются в омут с головой, мол любовь, ещё толком не поняв, кто и что из себя представляет… А потом вон что творится, швыряют друг в друга чем ни попадя.

Урсула всё же не рискнула углубляться сильно в лес. Она отбежала ровно настолько, чтобы скрыться из вида, но легко улавливать шум, идущий от стоянки людей. Здесь было ощутимо мрачнее из-за плотной стены стоявших деревьев. Пифия тяжело задышала, глубоко хватая морозный воздух, сковывающий своим обжигающим прикосновением лёгкие. Вдруг возникло лёгкое головокружение, девушка покачнулась в сторону, и, чтобы не потерять равновесие, оперлась об ствол огромной разлапистой сосны. Казалось, что дерево подпирает своим остриём само небо. Тонкие пальцы инстинктивно заскользили сначала вниз, а потом вверх по шероховатой коре исполина в тщетной попытке успокоиться. Пифия закрыла глаза, чтобы унять недомогание, и сосредоточилась на своих ощущениях. Она была пуста. Совершенно опустошена и сожжена внутри. Сжав крепко зубы, молодая предсказательница подавила рвущийся из её груди стон, но вдруг подушечку её указательного пальца пронзила острая боль. Несостоявшаяся невеста открыла глаза и посмотрела туда, где находилась её ладонь. Она лежала на глубоких диагональных разрезах. Какое-то неведомое животное, видимо, недавно бесновалось здесь, оставляя на каждом дереве такие своеобразные метки. Урсула вздрогнула и взволнованно сглотнула. Ей было даже страшно представить, что за существо могло обладать такими когтями, чтобы так легко вспороть твёрдую древесину. Поднеся палец к лицу, она легко вытащила занозу, и принялась рассматривать обстановку. Одно, второе, третье. Около десяти деревьев были располосованы на разной высоте неизвестным зверем, но никаких чётких следов на снегу девушка не смогла разобрать, только цепочку отпечатков её сапог. Она уже была готова подавить чувство собственной гордости и как можно быстрее вернуться в лагерь к кострам и людям, сделав вид, что ничего между ней и Лелем не произошло, как её взгляд привлёк странный, чужеродный для этого места предмет. Урсула оторвалась от дерева и на ногах, словно налитых свинцом, медленно стала продвигаться к запорошенному кусту, под которым торчали странные отростки. Всего-то нужно было сделать десяток шагов, но они давались с неимоверной тяжестью. И вот пифия присела на корточки перед своей целью, ветер выбил прядь волос из её косы, но девушка даже не обратила на это внимание. Робко протянув руку, она тронула нечто ледяное, безжизненное, но до дрожи знакомое, а потом, слегка осмелев, крепко схватила свою добычу и выдернула из снега. Урсула не успела даже вскрикнуть от омерзения – она держала в своих пальцах обглоданную человеческую руку, от которой сохранилась в приличном виде только кисть, но и та была изрядно пожёванной.

– Что за дрянь, – прошептала шокированная предсказательница, и только она хотела отшвырнуть в сторону свою ужасную находку, как почувствовала легкое покалывание в ладонях и потом всепоглощающий жар. – Вот же леший, только не сейчас… – но додумать свою мысль пифия не успела. Её затянуло в водоворот видения.

Начало всегда было одно и то же – абсолютная слепящая чёрная пустота. Но вскоре лёгкая, едва заметная рябь пробежала по обсидиановой поверхности небытия. А потом яркая вспышка перед мысленным взором провидицы, и вот она уже ясно различает очертания разрушенной опочивальни: на каменном полу валяются разорванные книги, чьи разметавшиеся страницы пропитаны кровью и грязной водой. Осколки стекла, дерева и камня везде вперемешку с оседающей взвесью: на сбитой постели, на столе, на книжных полках, на мёртвом мужчине и на четырёх жутких застывших крылатых существах, которые выстроились вокруг него и будто возносят свою последнюю молитву у разрушенного святилища. Спустя несколько обжигающих мгновений, одно за другим, неизвестные твари начинают медленно продвигаться к выбитому окну. В каждом их движении явно читается неуверенность и изломанность, они боязливо озираются на мертвеца. Одна особь вдруг резко нагибается, хватает зубастой пастью человеческую руку, и с остервенением начинает ее грызть. Сразу же возникает потасовка между тварями за право обладания добычей. Остервенелая грызня, будто сцепились голодные собаки за сахарную косточку, грозит перейти в схватку не на жизнь, а на смерть. Урсуле отчаянно хочется не видеть этой омерзительной сцены, но она ничего не может поделать с этим – невозможно противиться спонтанному видению. И вдруг пространство разгромленной комнаты прорезает ужасный звук, от которого волосы встают дыбом. Это нечто среднее между воем и отчаянным человеческим криком. Одно из существ, которое не участвовало в склоке, бросается в окно и исчезает во тьме ночи. Другие же, словно получив только им понятную команду, прекращают свои разборки, и странно поводив ушами, покидают разгромленную комнату. Воцаряется мёртвая тишина, которую вскоре разрывает тяжёлое хлопанье кожистых крыльев и повторяется, но уже в последний раз, тот холодящий кровь вой.

Тяжёлый всхлип вырывался из сдавленной груди пифии. Она пару раз сморгнула и огляделась, будто проверяя, вернулась ли она в свою реальность или всё ещё пребывает в опустевшей опочивальне.

– О, Единый, в какую переделку я попала снова, – простонала девушка и с брезгливостью отшвырнула в сторону свою жуткую находку. Ей немного полегчало от осознания, что расчленение и последующее растерзание прошло не здесь. Возможно, уродливые существа уже далеко от этих мест и сеять жуткую панику среди своих ей не стоит, но что-то внутри Урсулы подсказывало ей, что утаить подобное будет большой ошибкой.

Она ещё немного потопталась вокруг деревьев, чтобы убедиться в отсутствии других конечностей несчастного человека, и до боли прикусив нижнюю губу, рванула обратно, что было мочи. Внутри неё созрел и начал распускаться, словно огненный цветок, животный страх.

Ветер радостно подхватил комья мягкого снега и без зазрения совести начал швырять в бегущую девушку, словно приглашая поиграть с ним. Но, увы, у маленького человека были совершенно другие планы и мысли.

Когда Урсула выскочила на место остановки балагана, первое, что она почувствовала, – это облегчение. Тепло от костра и звуки разговоров её товарищей по нелёгкой театральной доле сделали своё дело. Ей стало немного спокойнее, ведь теперь она не одна, и случись что – все вместе они смогут дать достойный отпор. По крайней мере, ей хотелось в это верить.

Молодая Пифия поискала в общей толчее светлую макушку Леля, но его не было нигде видно. Она быстро прошагала к своему фургончику и, даже не стряхивая снег с сапог, влетела в него, грубо пнув дверь ногой.

– Явилась, – буркнул Лель куда-то в сторону, не удосужившись даже почтить взглядом вошедшую девушку. – Я уж думал, что всю ночь тебя не будет. По лесу там носишься или просто выискиваешь, на кого наброситься и сожрать… Пф, дикая баба!

Он сидел на сундуке и деловито мешал деревянной ложкой горячую похлёбку, от которой исходил очень приятный аромат. От него у пифии скрутило желудок голодным спазмом, но девушка не подала виду.

– Меня долго не было? – проигнорировав выпад молодого человека, выпалила Урсула и огляделась по сторонам. Она лихорадочно пыталась приметить нечто подходящее для внеплановой обороны, всевозможные сюжеты которой ей рисовал страх, родившийся в лесу и не желавший отпускать свою жертву.

– Не следил, знаешь ли. Ещё темнота не пришла, а ты уже тут, так что, думаю, не очень, – пренебрежительно отбрехался музыкант и принялся аккуратно дуть на содержимое ложки, чтобы остудить похлёбку.

– Ну что же, понятно, – процедила пифия, чувствуя, как внутри у неё натягивается, словно струна, самообладание. – Лель, я должна тебе сказать, что в лесу я нашла человеческую руку… Очень обглоданную. Недалеко от нашей стоянки. Вроде даже ещё свежая, ну на вид, но даже так выглядит жутко. А ещё у меня было видение. Ещё страшнее, чем то, что я нашла. Странные крылатые твари вроде как сбежали из какой-то крепости, но перед этим они так пронзительно выли, что даже сейчас, вспоминая об этом, у меня нутро сводит. Будто они оплакивали кого-то. Старика или мужчину убитого, не смогла понять. Надо сообщить о находке остальным и спешно уходить отсюда. Вдруг эти существа где-то рядом, как ты считаешь?

Музыкант ничего не ответил, даже бровью не повёл, и лишь только с усиленным звуковым сопровождением, сладко причмокивая и пофыркивая, стал прихлёбывать свой суп.

– Лель! – не сдержавшись, выкрикнула юная провидица и, подойдя к нему практически вплотную, выбила из его руки ложку. Та, сделав зрелищный пируэт, звонко плюхнулась на пол.

– Урсула, что ты себе позволяешь второй раз за этот проклятый день?! – Лель чуть ли не рычал, зло сжимая и разжимая пальцы свободной руки.

– Я хочу предупредить всех о возможной опасности! – выкрикнула девушка. – Но для этого мне нужна твоя помощь, а не вот этот презрительный взгляд!

– Уж чем богаты, милая. Раньше ты говорила, что это взгляд самых дорогих для тебя глаз, не так ли? Самых любимых! И, между прочим, очень красивых!

– Это вообще при чём здесь?! – она всплеснула руками, и с ужасом поняла, что плошка последовала за ложкой в короткое странствие до пола. Остатки похлёбки разлились живописным пятном на рубахе Леля. – Ой, извини, вот уж этого я точно не хотела…

Лель не произнёс ни слова, хотя Урсуле было бы легче, если бы он сейчас дал волю всем своим чувствам. Но он лишь медленно поднялся с сундука, взял с койки свой полушубок, и наспех одевшись, бросил своей невесте:

– Ну, веди, полоумная. Аппетит ты мне уже испортила.

Урсула неуверенно кивнула, и уже схватившись за ручку двери, вдруг спохватилась:

– Может взять что?

Лель вопросительно поднял бровь и указал на голенище сапога, из которого торчала рукоять кинжала.

– А побольше у тебя ничего нет? Боюсь, что он коротковат будет…

Музыкант сначала насупился, потом даже слегка побагровел и, отпихнув пифию от двери, вышел на улицу. Девушка только и смогла услышать несвязные возмущения. Но разумно предпочла не заострять на этом внимание и спешно последовала за Лелем, который, буквально, пронёсся мимо трапезничающих балаганщиков.

– Ну что, вперёд пойдёшь, а? – небрежно бросил спутник пифии, как только они зашли и стали углубляться в лес.

Урсула, с позором для себя поняла, что страх разыгрался с новой силой, практически лишая её возможности думать.

– А ты правильное направление взял, вон даже цепочка моих следов видна. Так и иди по ним, – слегка запинаясь, произнесла девушка.

Какое-то время они шли молча, но чем ближе молодые люди подходили к зловещему месту, тем сильнее Урсула сокращала расстояния между собой и своим спутником.

– Боишься? – ухмыльнулся парень, понимая: резко остановись он прямо сейчас, так пифия врежется ему в спину.

– Немного, – едва двигая губами, ответила девушка.

– Ха, немного! Да тебя трясёт, как осиновой лист на ветру, – не унимался музыкант, лихо вышагивая впереди. – Мертвяков нет смысла бояться, они тебе ничего не сделают.

– Я не мёртвых боюсь. Если и трясёт, то от холода больше, – возмутилась предсказательница, озираясь по сторонам.

Лель самодовольно хмыкнул:

– Оно и видно. Ты смелая только со мной, знаешь, что я всегда и во всём потакаю тебе, но как только дело доходит до… – но тут он осёкся. Перед молодыми людьми открылась уже знакомая пифии картина: деревья, испещрённые глубокими следами огромных когтей.

– У тебя есть идеи, кто это или что могло проделать нечто подобное, даже не касаясь земли?

Лель отрицательно покачал головой, аккуратно приближаясь к ближайшему стволу для детального рассмотрения отметин.

– Вот, у меня тоже. Но если моё видение правдиво, а это почти восемьдесят девять процентов…

– Да знаю я, знаю, – резко перебил Лель, уже переходя к другому дереву, и всё чаще поглядывая наверх. – Так, а где остатки-то? Надо бы быстрее переходить к вещам насущным, а не к теории.

Урсула немного насупилась от такого явного пренебрежения, но говорить ничего не стала. И набрав полную грудь воздуха, молодая предсказательница начала медленно кружить вокруг деревьев, выискивая улику.

После длительного наблюдения за безрезультатными поисками музыкант не выдержал:

– Ты что забыла, где ты её видела? И четверти дня не прошло, а ты уже потеряла всё на свете. Даже никому ненужную руку профукала в такой глуши! Единый, ко всему прочему, совсем скоро тут темно станет!

– Хочу заметить, что я была, да что там, и сейчас пребываю в глубоком шоке. А в таком состоянии не диво, что я не запомнила, куда я отбросила этот обрубок! И ещё не факт, что никому ненужная. Вдруг, это существо решило вернуться и дожевать на ужин то, что прикопало тут. Лучше бы помог мне.

– А вот чисто из принципа не буду, – начал кипятиться Лель. – Заварила эту кашу, вот теперь сама и расхлёбывай, ещё скажи мне спасибо, что вообще решился с тобой пойти.

– Сейчас не самое подходящее время, чтобы ссориться, – одернула его предсказательница. – Единый свидетель, ведём себя как дети.

– Дети? Да даже дети ведут себя логичнее и приличнее, чем ты!

Урсула резко развернулась и устремила взгляд карих глаз на своего жениха:

– В который раз жалею, что связалась с тобой! – срывающимся голосом прокричала девушка.

– Ах вот так! – в тон ей ответил молодой человек, едва не переходя на крик. – Вот теперь я по-настоящему готов разорвать с тобой помолвку! Я ошибся в тебе! На самом деле ты…

Но точное определение для своей спутницы музыкант не успел подобрать, странный шелест отвлёк его и заставил внимательнее всмотреться вглубь заснеженных ветвей деревьев. То, что он принял поначалу за заснеженный нарост на массивном стволе, оказалось шевелящимся коконом, в котором пробудилось неизвестное ему существо. В следующее мгновение кожаная оболочка распахнулась, являясь огромными крыльями, и жуткое чудовище с невероятной скоростью приземлилось на задние лапы за спиной у Урсулы, ощерив длинные клыки.

Слова комом застряли у Леля в горле, но рука сработала быстрее, он с остервенением метнул кинжал, который просвистел рядом с шеей пифии, и воткнулся в грудь монстру. Тот отпрыгнул в сторону и яростно зарычал, дико сверкая жёлтыми глазами, и предпринимая попытку выдрать из себя оружие.

– Беги, Урсула! – завопил музыкант, пользуясь возникшей заминкой, и уже подхватывая с земли кряжистую дубину, готовясь врезать по морде незваному свидетелю их перепалки.

– Я тебя не оставляю, – пискнула пифия. – Либо вместе, либо никак!

– Дура! – Лель судорожно сглотнул, чувствуя, как по спине потёк холодный пот. Спешно прикинув, что у двоих всё же больше шансов, чем у одного, он крикнул: – Тогда хватай вот ту палку и будь рядом… Авось отобьёмся!

Окровавленный кинжал выпал на снег. Чудовищу удалось его вырвать, но рана изрядно кровоточила, поэтому оно медлило с нападением, обходя по кругу уже тесно прислонившихся спиной к спине людей, которые без боя явно не планировали сдаваться. Жуткий зверь яростно скрежетал клыками и раздражённо подёргивал длинным хвостом, всем своим видом выражая крайнюю досаду из-за осложнившейся трапезы.

– Как думаешь, стоит ли заорать, чтобы нам помогли? Вдруг услышат и наши прибегут, – пролепетала Урсула, не в силах отвести взгляд от отвратительного создания, которое курсировало вокруг них, оставляя алые бусины крови на снегу.

– Неплохая идея, – вдруг встрепенулся Лель. – Ори, что есть мочи! В бою все средства хороши.

Но бродячие музыканты не успели исполнить свой план. В следующее мгновение с верхушек деревьев материализовалось второе чудовище, но вместо того, чтобы помочь своему соплеменнику, оно бросилось на него, всячески пытаясь подмять под себя и как следует укусить.

– А теперь точно сматываемся! – Лель схватил за руку остолбеневшую Урсулу, и что есть мочи понёсся из леса в сторону лагеря, молясь так горячо Единому, как никогда в жизни, чтобы схватка двух чудовищ продолжалась как можно дольше и в итоге которой они бы загрызли друг друга насмерть.

***

Вечерний сумрак уже полностью был готов уступить своё место ночной темноте, когда Бальтазар и Макарка наконец-то разобрались с ненавистным колесом телеги.

– Долго ковырялись, олухи! – недовольно заключил Тонио, с видом знатока рассматривая работу своих людей. – И вот куда, на милость мне скажите, сейчас нам выдвигаться, а?

– Как куда, сударь, так по тракту прямохонько. Пока хороший он, снежка мало, а там уж и к середине ночки, авось, к селению выйдем. Деревенек-то маленьких полно, – принялся рассуждать Бальтазар.