За свободу и честь России. Историческая повесть

– Когда вчера Вы, Ваше высокоблагородие, – объяснил Иван, – с ротой были в пикете, денщиков позвали получать порцию и провиант – утром обоза дождались. На раздаче сговорились просить у батальонного командира ружей и патронов. Уговорили пойти к нему фельдфебеля и сказать о нашем желании пойти в бой с туркой. В полку-то меньше половины осталось, вот и решили подсобить. Господин майор, говорят, удивился очень, но разрешил. Ещё сказал, что всех господ офицеров предупредит, да, видно, за делами забыл.

Иван у Данилова в денщиках был уже 12 лет – с того дня, как только Андрей перешёл в полк и получил прапорщика. Капитан знал его как облупленного, давно привык нему и ценил за короткий язык, осмотрительность и хозяйскую жилку. Однажды, правда, пришлось об него обломать палку, когда тот, приняв лишку, при переправе через Одер вместе с коляской утопил весь багаж. Но после этого случая Иван остепенился и строго держался положенной нормы.

Особенного геройства за своим денщиком Данилов не замечал и сейчас посмотрел на него другими глазами. Сколько, ведь, людей норовят в тяжелый час в тылу отсидеться, а этот вот каким оказался!

Приказав Ивану вернуться в свою роту, Данилов огляделся. В середине каре, съехавшихся друг к другу, переговаривались оба командира бригад, изредка подсматривая вправо, где у соседей в окружении своего штаба на коне возвышалась статная фигура командующего армией.

Тяжелые полотнища знамён трепетали на ветру. Артиллеристы, подкатив вручную орудия, не обращая внимания на турецкие ядра, замерли с тлеющими пальниками, готовые поднести их к затравкам и либо отбить новую атаку врага, либо обрушить огонь на его траншеи.

Прошло несколько минут. Турки не высовывались за укрепления и выжидали. Взмах руки Румянцева, дробь орудийных выстрелов пробежала по русской линии, ядра и гранаты начали вдребезги разносить турецкие позиции и их защитников.

За орудийным залпом вперёд двинулась русская пехота, охватывая лагерь с флангов, понеслась кавалерия, корпус Репнина стал заходить османам в тыл.

Московцы ворвались в середину ретраншементов турок. Каре уже потеряли строй и превратились в лавины людей. Турки продолжали сражаться, но их сопротивление стало быстро слабеть.

Среди шатров, окопов, куч земли, брошенных орудий и повозок, в тесноте шёл рукопашный бой. Данилову уже несколько раз приходилось пускать в дело шпагу, отбиваясь от выскакивающих отовсюду турок. В какой-то момент он оказался сразу перед несколькими янычарами. Один из них выстрелил из пистолета почти в упор. Пуля ударила в плечо и свалила Андрея на землю. Турки бросились добивать, но дорогу им преградил денщик капитана. Одного янычара он заколол штыком, но другой одним ударом ятагана по локоть отсек ему руку. Подоспели мушкетеры и перебили всех нападавших.

Данилов этого уже не видел. В сознание он пришёл в лазарете на следующий день…

Турки в сражении при Кагуле потерпели сокрушительное поражение, потеряв свыше 20 тысяч воинов, всю артиллерию и обоз, 56 знамён, армейскую казну (которую, правда, до того как о ней узнали в штабе, уже успели растащить арнауты и казаки). Остатки армии Халил-паши бежали за Дунай. Русские потери составили около тысячи убитыми и ранеными. Петр Румянцев получил титул фельдмаршала, обласкан Екатериной. Поздравление с выдающейся победой прислал бывший противник, а теперь союзник – король Пруссии Фридрих Второй. Все генералы и офицеры получили награды или произведены в более старший чин. О солдатах командующий, конечно, тоже не забыл. Многие были награждены специальными серебряными медалями, все без исключения получили денежное поощрение.

На следующий день по случаю победы был проведён торжественный молебен. Затем произведён салют в 101 залп. Румянцев поблагодарил войска за проявленную отвагу. В ответ солдаты кричали:

– Петр Александрович, ты сам истинный солдат!

Но война не закончилась и продолжалась ещё долгие 4 года. Войска Румянцева, Панина, Долгорукого, Репнина, Боура, Каменского, Суворова били противника в поле, штурмом брали, казалось, неприступные крепости врага. Ожесточенные бои шли в Валахии, Болгарии, на Кавказе, в северном Причерноморье, в Крыму, русский флот громил османов в Средиземном и Эгейском морях. В итоге, Османская империя была значительно ослаблена и изгнана из Крыма, её вассал – крымский хан, привёл своё стремительно хиреющее государство под руку России, которую ордынцы своими разбойничьими набегами до этого терзали несколько веков. Российские армия и флот навсегда утвердились на полуострове, стали щитом от агрессии на южных рубежах страны.

Одновременно в Речи Посполитой был подавлен мятеж конфедератов, который не пользовался поддержкой не только белорусского и украинского населения, но и польских «хлопов», а также значительной части дворянства. Не смог помочь и присланный из Франции воинский контингент во главе с генералом Дюмурье. Поляки избрали его Главнокомандующим, но все попытки обьединить разрозненные шайки мятежников, возглавляемые множеством самостийных командиров закончились неудачей. Сам француз вместе с франко-польским гарнизоном весной 1772 года в ходе штурма русскими войсками и отрядом польских королевских войск графа Браницкого под общим командованием генерала Суворова был захвачен в краковском замке генералом Александром Суворовым и затем выслан из страны.

Некогда мощное государство на глазах приходило в упадок. Одной из причин неурядиц было глупое неприятие правящей верхушкой и католическим духовенством иноверцев – русских, белоруссов и украинцев. За это Польша поплатилась. Часть территории до Западной Двины, населенная православными, вернулась в Россию. Хищная и двуличная Австрия оттяпала южные земли до Кракова. Пруссия тоже не осталась в стороне и присоединила часть Поморья и Великой Польши. Произошёл первый раздел Речи Посполитой. Действия России были справедливы, Австрия и Пруссия выступили как грабители с большой дороги. Парадокс, но до сих пор поляки в своей катастрофе винят прежде всего восточных соседей и лицемерно не замечают роли хищников из Вены и Берлина. Свой кнут сечет не так больно.

Андрей Данилов за Кагул был произведён в секунд-майоры и награждён специальной золотой медалью, отчеканенной в честь победы в этом сражении. Его рана оказалась достаточно серьёзной, чтобы продолжить военную службу. После месяца лечения в госпитале, он вышел в отставку, уехал в Россию и поселился в частном доме в Москве у Никитских ворот. Холостяцкая жизнь закончилась лишь только через десять лет. Судьба счастливо свела его с девушкой, которая с родителями в собственном доме проживала пососедству. Венчание происходило в старинном храме преподобного Феодора Студита у Никитских ворот. Через два года, когда Андрей уже начал терять надежду, Господь подарил влюблённым родителям сына Александра, ещё через несколько лет – второго, Владимира.

Часть 3

1. В ИТАЛИЮ ПОД СУВОРОВСКИМИ ЗНАМЁНАМИ.

Как-то так сложилось, что с самых юных лет у обычного московского мальчишки, Женьки из Столового переулка что у Никитских ворот, проявился интерес к славной истории России 18—19 веков, а постепенно и взаимоотношениям нашей страны с далекой Францией.

Причин было много. Конечно, главную роль здесь сыграли книги, музыка и кино. Как и многие сверстники, он зачитывался произведениями Александра Дюма и Жюля Верна. Потом вникал в книги Виктора Гюго и Мопассана. Слушал песни в исполнении Эдит Пиаф, Жильбера Беко и Ива Монтана. «Опавшие листья», «Под небом Парижа», «Одинокая гармонь» последнего звучали повсеместно. Ну, а позже, щипал душу Сальваторе Адамо. В кинотеатрах постоянно шли французские фильмы с участием первых «звёзд» и, надо сказать, отличного качества. Мусор тогда не закупался. Да и время было такое – расцвет мирового кинематографа, что у нас, что на Западе.

В те времена паренек полагал, что Франция наиболее близкая России страна. Много было общего. Ведь там страну в средние века, тоже как и Русь, много лет гнобили иностранные захватчики – только не татаро-монголы, а англичане. Также бунтовал простой народ, снёс своего монарха и паразитов-аристократов, героически бился за свободу с интервентами. Парижская коммуна в советской России считалась предвестницей Октябрьской Революции. Как и у нас, партизаны, в основном, коммунисты, боролись с фашистами, а летчики «Нормандии-Неман» вместе с нашими на Яках» вгоняли в землю немецких ассов. Французы хорошо усвоили понятие чести и не меняли в своей столице гордое название одной из станций метрополитена – «Сталинград». Генерал и президент Франции Шарль Де Голль не стеснялся восхищаться генералиссимусом Сталиным, а с балкона Моссовета провозглашал здравицы России и её народу.

Франция вела себя достаточно благородно и подлостей нашей стране не делала. Воевать-воевала, но никогда не ставила задачу уничтожения или поглощения своего восточного оппонента и относилась к нему с почтением. Россия платила тем же.

После того, как французов вышибли из Индокитая и Алжира, они успокоились, вновь вспомнили, что обе мировые войны были вместе с русскими и первыми на Западе стали налаживать отношения с Советским Союзом.

На этом фоне, естественно, Женьке хотелось узнать побольше о великой стране.

К концу XVIII столетия простые французы, с которых драли последнюю шкуру, уже вдоволь натерпелись от вконец обнаглевшего дворянства и королевских чиновников, которые не знали удержу и душили их различными налогами. Крестьяне и ремесленники все более нищали, система феодальных отношений не давала в полной мере развиваться нарождавшемуся капитализму. Сам монарх, поддерживаемый придворной камарильей и духовенством, будто бы и не замечал тягот, которые испытывал народ. Положение усугублял начавшийся в конце 80-годов экономический кризис. Предпринимаемые полумеры улучшений не приносили. Как итог, взрыв народного недовольства, штурм королевского дворца, арест и казнь на гильотине королевской четы, поголовный террор в отношении бывших угнетателей. Наряду с лозунгом «Свобода, равенство, братство!», был провозглашён призыв» Мир хижинам – война дворцам!»

Европейские монархи почувствовали серьезную угрозу для установленного веками порядка и подстрекаемые Англией, которая решила воспользоваться смутой и снести своего главного соперника, и щедро ею финансируемые, начали военную интервенцию против республиканской Франции, разожгли мятеж в Вандее.

Осенью 1792 года при Вальми французами было отбито первое наступление пруссаков, австрийцев и роялистов под общим командованием герцога Брауншвейгского. Затем война разгорелась по всем фронтам – на Пиренеях, Рейне, в Северной Италии, Нидерландах. Революционная армия, частично состоящая из добровольцев, раздетая и голодная, но полная энтузиазма, с обычных до 1789 года 242 тысяч постепенно была доведена до полу миллиона человек. Пришли победы, война была вынесена за границы страны. Генералы Пишегрю, Гош, Келлерман, Моро, Бонапарт громили австрийцев, пруссаков, испанцев, голландцев, войска сардинского и неаполитанского королей. Случались и поражения, но в целом боевые действия складывались для французов удачно. На захваченных территориях одна за другой стали образовываться подчиненные им республики. Австрия, терявшая свои владения, была уже не рада, что ввязалась в нескончаемую войну. Требовался сильный союзник и взгляд обратился на Россию.

Екатерина II благоразумно отказалась воевать против французских «бунтовщиков» – были они слишком далеко и пусть ими занимаются соседи. Но после её смерти, взошедший на престол Павел I поддался уговорам англичан и вступил в коалицию с Австрией. Человек благородный и честный, наверное, один из самых порядочных в ряду российских самодержцев, Павел Петрович был искренно возмущён террором во Франции и не желал повторения подобного где-то ещё. Кроме того, как Великий магистр Мальтийского рыцарского ордена, он не мог потерпеть беспардонного захвата французами острова Мальта. Поэтому и согласился направить свои войска против французов: в Голландию – корпус генерала Германа, в Швейцарию – корпус генерала Римского-Корсакова, в Италию – армию под командованием Суворова.

Отставной секунд-майор Андрей Данилов не торопился записывать в полк своего первенца – Александра. Когда наступило время, майор повёз сына в Калугу, где стоял его 2-й Московский полк, в который после экзамена по языку, грамоте и азам математики, тот был зачислен рядовым в состав роты егерей. Все офицерские вакансии были заняты и перспективы получения первого чина были весьма туманны. Как это часто бывает, помогли связи. Один из приятелей отца, гостивший у него в Москве, расписал службу в 7-м егерском батальоне, расквартированном в Волковыске недавно образованной Гродненской губернии. Батальон проявил себя при штурме Варшавы, был на хорошем счету у императора и в ближайшие месяцы должен был быть преобразован в егерский полк. Майор собрал все рекомендации и поехал в Литву. Пробыл он там месяц и вернулся душевным другом командира батальона. Уже через полгода, честно выдержав очередной экзамен, Александр Данилов числился прапорщиком этого батальона.

В мае 1797 года батальон был действительно преобразован в 7-й егерский полк в составе 883 человек, вооружённых штуцерами и кортиками вместо штыков. Зелёный мундир с красными воротником и обшлагами, белые брюки, заправленные в сапоги, треугольная шляпа и форменный колпак с ниспадающим на плечо верхом составляли обмундирование солдата. Костяк полка составляли опытные ветераны, повоевавшие с турками и поляками. От этих ветеранов Александр усваивал премудрости егерского дела. Наблюдая, как они, если сразу не доходило, вколачивались в рекрутов, он благодарил Бога, что был офицером и был избавлен от кулаков и палок. Суровые методы обучения солдат в те времена были распространены во всем мире и Россия не была исключением. Единственной страной, где были отменены издевательства над людьми в военных мундирах была революционная Франция. Лозунг «Свобода, равенство, братство!» не был пустым звуком.

В феврале следующего года шефом полка был назначен полковник князь Пётр Багратион. Ещё через год Багратион был произведён в генерал-майоры и полк стал наименоваться по новым уставам его именем – 7-м егерским генерала князя Багратиона егерским полком.

В июле 1798 года полк выступил в Брест-Литовск, откуда 13 октября в голове корпуса генерала А.Г.Розенберга армии Суворова двинулся в Австрию. Вслед выступил корпус генерала Ребиндера. Впереди были сражения с отважным и сильным противником – армией республиканской Франции, за год до этого под командованием генерала Бонапарта выгнавшей из Италии австрийцев.

На границе сначала, правда, произошла заминка. Союзники обещали на все время войны обеспечивать русских провиантом и фуражом, однако сразу начались, мягко сказать, недоразумения. Оказалось, что австрийцы установили для русских свои нормы – всего по 2 фунта печёного хлеба в день на человека, в то время как в русской армии полагалось по три фунта плюс примерно 5 килограммов крупы в месяц. Розенберг твёрдо заявил, что австрийской нормы для русского солдата недостаточно и пока её не увеличат, границу переходить он не будет. Препирательства продолжались шесть недель. Наконец, австрийцы добавили крупу по русской норме и по одному крейцеру в день на человека. Только тогда Андрей Григорьевич приказал войскам вступить в Австрию. Опытный 60- летний генерал, участвовавший в Семилетней войне, в сражениях с поляками, воевавший с турками в Черногории и Крыму, никогда не забывал о нуждах простых солдат, за что пользовался их уважением. К нему благоволил император Павел, с почтением относился сам Суворов.

13 октября егеря Багратиона первыми перешли Буг и в авангарде корпуса по бывшим польским землям двинулись на юго-запад. Осенняя распутица и наступившая холодная бесснежная зима мешали быстрому продвижению, но к декабрю были пройдены Люблин и Краков и войска вошли на старые австрийские территории. Местные жители гостеприимно встречали русских. Словаки и немногочисленные в этих краях русины угощали солдат, дарили тёплые вещи, даже предлагали деньги, но их было запрещено брать. Оказалось, что русины, большая часть которых живёт восточнее, в предгорьях Карпат, одной веры с нами, их язык понятен, сами себя называют русскими, они искренне рады и с удовольствием общаются, делятся табаком, приглашают в свои дома, несут еду, хотя сами и небогаты. Также как и на Руси-матушке горбатятся на помещиков, в основном, немцев и мадьяр, правда, времени на уход за своим наделом даётся больше.

Солдаты уважительно дивились на чистые белённые, хотя и с земляными полами, дома, на красиво расшитые праздничные одежды женщин и мужчин, особенно, овчинные безрукавки. С сочувствием относились к мужикам, носящим узкие белые штаны, больше похожие на исподнее. Сами носили подобные, будь они неладны, и знали, сколько трудов стоило их не замарать.

Офицеры роты егерей, в которой служил прапорщик Данилов, на ночлег разместились в доме местного православного священника. Батюшка буквально затащил смущавшихся русских к себе, суетился, не по чину помогая стаскивать задубевшие от мороза полушубки. Улыбчивая попадья хлопотала у печи, где выпекался хлеб, от одного духа которого начинала кружиться голова. Одновременно она давала указания денщикам, носившим дрова и воду, достававшим из подвала разную снедь и выставлявшим её на стол. Отслужив вечернюю, прибежал батюшка и пригласил офицеров отужинать. На столе дымились куски варёной баранины, красовался запечённый карп, пускала скупую слезу нежная ветчина, в тарелках лежали виноград, засахаренные груши, моченные яблоки, стояли жбаны с пивом и вином. После стакана – второго сладкого токайского и сытной еды, развязались языки и потекла неспешная беседа. Разомлевший в тепле Александр с трудом боролся со сном. Как из тумана до него доносился голос священника:

– Знаете ли вы, господа, что из нашего края пошёл Русский народ? Тысячи лет назад, когда ещё никто и не слыхивал о немцах, не говоря уже о мадьярах, здесь, окружённое непроходимыми лесами и горами, процветало племя славян – русских, проповедовал святой Андрей Первозванный. Со временем земли стало не хватать и большая часть народа ушла на восток за Карпаты. Там русские основали ваши Ладогу, Новгород, Киев, Владимир, Галич, Руссу, другие города. Другая, меньшая, часть народа осталась здесь. Выстояли мы и против римлян, и против германцев, пережили гуннов, не поддались католической вере, которую несли поляки да чехи. Из-за малолюдства и слабости подчинились венгерскому королю, вместе с мадьярами отбивались от батыевого войска, потом от турок. Позднее перешли под руку императоров Священной Римской империи. Обид нам не чинят, обычаи и веру не трогают, но смотрим мы на восток на своих братьев, радуемся и молимся за них..

Александр, читавший по настоянию отца Историю Российскую Татищева, хотел было включиться в разговор, порассуждать о скифах, но не успел. Заснувшего прапорщика подхватил Иван, «дядька», отправленный отцом из деревни вместе с сыном в армию смышленый мужик, и уложил на расстеленный у печки полушубок.

5 декабря уходящего 1798 года 20-тысячный корпус Розенберга прибыл в главный моравский город Брюн (Брно). К русским зачастили австрийские генералы, высшие чиновники, члены императорской семьи. 16 декабря в сопровождении конвоя гвардейских венгерских гусар явился сам император Франц с супругой Марией-Терезией, сыном Иосифом – палатином (вице-королем) венгерским и будущим мужем дочери Павла I цесаревны Александры (ревнивая мамаша Иосифа своими придирками и неприязнью немало сделала, чтобы отравить жизнь его любимой жены). Приехал и посол России граф Разумовский, уже до предела намучившийся с австрийскими переговорщиками, которые вели себя так, будто не русские идут спасать их империю, а они сами делают какое-то одолжение.

Для Франца Розенберг провёл показательные манёвры. Император, наблюдая, как егеря Багратиона ловко палят холостыми по атакующим их казакам, а те, в свою очередь, одним махом потом берут батарею, был восхищён действиями русских войск, бодрым видом и снаряжением солдат. Генералы и штаб-офицеры получили монаршие подарки, Розенберг был одарён табакеркой с брильянтами.

Дальше корпус направился к Дунаю и Новый год встретил в Кремсе. Переправившись на правый берег, из-за начавшейся распутицы русские на три месяца застряли в Санкт- Пельтене и лишь 4 марта снова двинулись в поход. Через горы, не чета Карпатам, разлившиеся реки путь лежал в северную Италию. С каждым днём все сильнее ощущалось дыхание весны. Подножья гор вдруг разом оделись в бело-розовые одежды. Дух от цветущего миндаля, пробудившейся земли и буйного разнотравья дурманил головы, веселил солдатские души. Вроде бы и не было пол тысячи вёрст по разбитым дорогам. Наконец, спустились на равнину и все чаще стали попадаться живописные деревушки, обработанные поля, на которых уже вовсю всходила первая зелень. Весь последний век на Апеннинах шли бесконечные войны – лакомый кусок хотели отхватить австрийцы, французы, испанцы, делили земли местные властители. Последними здесь прошли три года назад батальоны генерала Бонапарта.

2 апреля показались крепостные стены древней Вероны, за которыми в обрамлении многочисленных кипарисов и распустившихся дубов-великанов раскинулись кварталы каменных домов под красными черепичными крышами, древнеримский амфитеатр, красовалась высоченная башня Ламберти, старинные мосты через уже не бурную Адидже.

Егеря Багратиона расположились в самом центре города рядом с главной площадью – Пьяцца Эрбе. Разбили палатки прямо на улице и в палисадниках домов в тени цветущих магнолий. Божественный аромат перебивал даже запахи армейского лагеря.

Горожане вначале настороженно встретили очередных гостей, но постепенно любопытство взяло верх и скоро места расквартирования русских обступили жители, рассматривали мундиры и оружие, пытались разговаривать, предлагали хлеб и вино. Ватаги юрких мальчишек носились между казаков, опасливо стреляли черными глазами на бородатых дедков и безбоязненно теребили посмеивавшихся станичников помоложе – клянчили подержать пику, показать пистолет, потрепать лошадь.

Данилов вместе с другими офицерами направился на площадь посмотреть, как идут приготовления к приезду главнокомандующего. Но там ничто не указывало на предстоящее событие: сновали экипажи, фланировали бездельники с тросточками, торговки овощами зазывали домохозяек, несколько рабочих занимались ремонтом стен одного из палаццо, не особенно обращая внимания на отпрыгивающих в сторону зазевавшихся прохожих, разбойничьего вида кучер с красной косынкой на голове правил битюгами, перевозившими пустые бочки. В центре площади стояли отбитые накануне австрийцами у французов при Маньяно пушки и зарядные ящики. Несколько австрийских драгунов, весело переговариваясь, поили из фонтана лошадей. Их командир, гордо подбоченясь и выставив вперёд ногу, показывал на базилику и, судя по всему, отчитывал смущенного местного полицейского. Выслушав австрийца, полицейский отошёл к базилике и тесаком стал соскабливать с её стены надпись – «Tutti gli uomini liberi sono fratelli» («Все свободные люди братья»). Публика хмуро наблюдала за исчезновением якобинского лозунга. Наступали новые времена и далеко не все итальянцы были этому рады.

Остаток дня полк после марша приводил себя в порядок. Сам шеф вечером проехал по расположению, придирчиво рассматривая своих солдат. Багратион остался доволен увиденным. Таких молодцов не зазорно показать прославленному полководцу.

Характера упрямого и довольно строптивого, Суворов за свою военную карьеру не ладил со всеми своими начальниками, последовательно: в Польше с Веймарном и Бибиковым, в Валахии и на Днестре с Салтыковым и Каменским, восстановил против себя Румянцева и Потёмкина. Ненавидя чванство и глупость, под маской чудака он позволял себе издевки над придворными вельможами рангом значительно выше его. Лишь покровительство императрицы Екатерины избавляло его от серьезных неприятностей.

Одновременно, хорошо зная армейскую среду и нужды простых солдат, оставаясь требовательным командиром, он с большим уважением и заботой относился к подчиненным, был справедлив и прост в общении, берег людей. Солдаты отвечали искренней любовью, были готовы пойти с ним в огонь и в воду. Были уверены, что» где Суворов – там победа». Не даром австрийцы и англичане настаивали на посылке в Италию именно его. Воинский талант Суворова с плохо скрываемым раздражением ревниво признавал Наполеон.

Ещё в России Суворов узнал о разгроме французами союзной неаполитанской армии, которой командовал австрийский генерал Макк, захвате Неаполя, бегстве королевской семьи на Сицилию. Коалиция лишилась 50 тысяч неплохих солдат, которые, хотя бы могли сковывать часть сил неприятеля. Ситуация осложнилась, но Суворов, нисколько не преуменьшая силу и боевой дух противника, был уверен в успехе. Австрийцы, после закулисных переговоров с французами, которые выдвигали все новые наглые требования, наконец, решились начать активные боевые действия.