За свободу и честь России. Историческая повесть

Явившись в середине марта в австрийскую столицу, фельдмаршал на вопрос министра венского Кабинета барона Тугута о его планах ведения войны, показал чистый лист бумаги. Терпеливо выслушав пожелания австрийцев и прочитав предложенную ими инструкцию, Суворов оставил их без комментариев, но уже задумал действовать по-своему: решительно, быстро, самому искать врага и бить его по частям, пока он не собрал свои разрозненные армии в один кулак.

Суворов из Вены, после тёплой аудиенции у австрийского императора, 3 апреля прибыл в Верону. Его встретили войска и праздничная толпа горожан. Радостно возбужденные люди впряглись в карету и довезли фельдмаршала до резиденции. В полной парадной форме и при всех орденах в роскошном палаццо Эмилио Александр Васильевич принял архиепископа и представителей властей города, а затем Розенберг представил ему своих и австрийских генералов. Знакомясь с военными, Суворов приговаривал известные свои: «Пуля дура, штык молодец», " Голова хвоста не ждёт», «Шаг-аршин, захождение-полтора», «Субординация …Экзерциция» и прочее. Закончил: " Мы пришли бить безбожных, ветреных и сумасбродных французишков. Они воюют колоннами и мы будем их бить колоннами!» Он оживился, увидев известных ему по прежним компаниям Михаила Милорадовича и Петра Багратиона. На остальных отреагировал :

– Не знаю, помилуй Бог, не встречал. Посмотрим, познакомимся.

С Розенбергом случился известный в истории конфуз. Прямолинейный генерал не понял мудреную просьбу фельдмаршала о выделении ему» двух полчков пехоты и двух полчков казаков». Ответив, что весь корпус в его распоряжении, Розенберг вызвал недовольство Суворова. Генерал не догадался, что от него требуется всего лишь быстро сформировать авангард армии и не мешкая выступать на поиски неприятеля. Зная манеры фельдмаршала, первым нашёлся Багратион и заявил, порадовав Суворова, что он со своим полком немедленно готов идти вперёд.

Утром следующего дня фельдмаршал явился к егерям. Заметив среди них знакомых офицеров и солдат, он тепло поговорил с ними, вспомнил общие ратные дела. Проходя мимо застывшего навытяжку Данилова, Суворов остановился и, улыбаясь, спросил:

– А, ты, прапорщик, что же пустым стоишь? Где твоя хоругвь?

– Егерям знамён не положено, Ваше высокопревосходительство.

– Ну, да. В бою они вам, ловким, только в обузу. Хотя и жаль.

С удовольствием окинув взглядом ладного молодца и ободряюще подмигнув, Суворов направился к другим егерям.

Получив напутствие обожаемого командира, Багратион в авангарде армии со своими егерями, полком казаков Поздеева и сводным гренадерским батальоном полковника Ломоносова двинулся к занятой французами мощной крепости Брешиа.

На следующий день подошли основные силы австрийцев и обе армии соединились. Суворов охотно пообщался с генералами Меласом и Краем, провел смотр их войскам и остался доволен.

Для усиления отряда Багратиона была сразу выделена австрийская дивизия генерала Отта, который по приказу Суворова как старший начальник принял командование авангардом на себя.

Возглавив объединённую армию, Суворов тактично объяснил австрийским генералам свою методу ведения боевых действий и даже составил для них инструкцию, в которой особенно подчеркивал важность соблюдения субординации, точного исполнения его приказов и быстроты действий. В придачу он направил по несколько русских офицеров в каждый пехотный полк союзников для обучения их солдат нашему штыковому бою. Так что, на марше время даром не теряли.

Войскам союзников (32 тысячи русских и около 80 тысяч австрийцев) в это время в Ломбардии противостояла 55-тысячная т.н. «Итальянская» армия французов под командованием престарелого и неудачливого генерала Шерера. Зная, что в армии его не любят и поднимают на смех, на биваках он прокрадывался между палаток и подслушивал солдатские байки о себе. Вопрос о его скорой отставке витал в воздухе и он с нетерпением ждал приказа Директории.

В центре и на юге полуострова наблюдала за порядком оккупационная «Неаполитанская» армия (34 тысячи человек) генерала Макдональда с контингентами подвластных итальянских республик. Всего же на Апеннинах вместе с гарнизонами городов и многочисленных крепостей французы располагали 117 тысячами солдат. Надо признать, что это были уже не те орлята 1792 года, но при толковом командующем они могли сражаться с любым противником.

За последнее время отношение местного населения, особенно, крестьянства, к французам заметно изменилось. Местные революционеры-республиканцы постепенно уходили в тень. Восторг прошёл и уступил место раздражению. Постоянные поборы, вывоз во Францию исторических и культурных ценностей, открытый грабеж со стороны некоторых республиканских командиров и их безудержное обогащение, вызывавшее брезгливость даже со стороны своих же солдат, пренебрежение чувствами верующих приводили уже не только к саботажу, но и к вооруженным выступлениям. Иностранные нахлебники надоели.

Весь юг был охвачен антифранцузским восстанием «лаццарони» (босяков), подстрекаемых англичанами и агентами неаполитанского короля. Генерал Шампионне, а вслед за ним – Макдональд, громили восставших, вместо Неаполитанского королевства была провозглашена Партенопейская республика, но слухи о Суворове и скором подходе эскадры адмирала Ушакова, постоянное крейсирование вдоль побережья английского флота под командованием Нельсона, вновь возбудили население и бунт, возглавленный богатым и авторитетным в народе кардиналом Фабрицио Руффо, разгорелся с новой силой.

Сильную крепость Брешиа штурмовать не пришлось. Жители сами открыли ворота и впустили союзные войска в город. Французский полуторатысячный гарнизон перешёл в цитадель, но после обстрела австрийской артиллерией, выкинул белый флаг. Первый успех добавил союзникам настроения. Победа была особенно важна для австрийцев, которые после погрома, устроенного им Бонапартом, робели перед французами.

Те же, значительно уступая противнику в численности, не вступая в сражения, откатывались на запад. Практическое отсутствие во французской армии обозов (всего по 2 повозки и одно полевое орудие на батальон) позволяли ей невиданно быстро маневрировать, в том числе, отступать. Угнаться за ней, а, тем более, навязать сражение в этот момент было непросто.

12 апреля казаки с налёта ворвались в Бергамо и заняли этот крупный город, пленив полторы сотни растерявшихся солдат противника. Но главные силы Шерера оставались недосягаемыми. Суворов стремился настигнуть их, задал темп 28 вёрст за день, но пересеченная местность, множество рек и ручьев, размокшие после ливневых дождей дороги, мешали движению. Кроме этого, тормозили союзники, не привыкшие к быстрым маршам. Суворов гневался на их нерасторопность, написал жесткое письмо Меласу, порицая его за то, что попав под дождь, остановил свои войска на днёвку чтобы обсушиться. «До меня дошли слухи, что пехота промочила ноги… За хорошей погодой гоняются только женщины, щеголи да ленивцы»» – писал фельдмаршал. После этого случая Суворов распорядился на марше отделить русские войска от австрийцев.

2. АДДА

15 апреля Данилов впервые понюхал пороха. Армия наступала в направлении реки Адда, где по правому берегу, поджидая подхода остальных сил, заняли оборону три дивизии Шерера. Отряд Багратиона, уже без австрийцев, двигался в авангарде. Впереди на левом берегу Адды замаячил окружённый крепостной стеной город Лекко. Французы встретили отряд перед городом, но были сбиты. Русские ворвались в город и стали продвигаться к центру. Но сопротивление французов становилось все ожесточеннее. Огонь вёлся из каждого дома, все ближайшие улицы и площади были забиты французской пехотой. Казаки повернули коней – уж больно неудобно было им воевать в тесноте города, не развернешься. Егеря и гренадеры отбивались направо и налево, но натиск неприятеля нарастал. Пришлось отходить. За городом с противоположного берега отряд попал под огонь французской батареи. Восстановив порядок, Багратион вновь начал атаку. Но уже множество французских стрелков, в своей манере рассыпавшись густой цепью, из-за камней, деревьев, разных построек в предместье открыли сильный ружейный огонь. Противник оказался крепким орешком и не из робкого десятка.

От возбуждения у Александра подрагивали руки, ноги налились тяжестью. Во время так успешно вначале начатой атаки он отдавал какие-то команды, в городе вместе со взводом отбился от выскочивших из-за угла французских гусаров в расшитых желтыми шнурами красных доломанах, у которых из-под таких же красных шапок торчали косы с вплетенными в них пулями. Одного удалось свалить с лошади и утащить с собой. Теперь он вместе с ещё несколькими пленными сидел под кустом под охраной казака и, как ни в чем ни бывало, набивал трубку.

Поняв состояние прапорщика, унтер Петров протянул Данилову манерку с легким деревенским виноградным вином :

– Хлебните, Ваше благородие, местного кваску, полегчает. По первости всегда колотит, потом привыкнете.

Александр приложился и дрожь постепенно прошла.

К егерям подъехал Багратион. Его глаза горели, струйка крови стекала по щеке, он горячил коня. Ход боя его, видно, немного обескуражил.

– Сейчас на подходе сикурс, – обратился он к солдатам.– Как подойдёт, снова, ребята, двинем на француза. Быстро, орлами, вперёд. Вашего штыка, как видно, он не любит, хотя в этом деле тоже мастер. Но вы все равно сильнее и сраму не имете. Побьем нехристей!

Скоро подошёл батальон гренадер, который, посадив для скорости на телеги, привёл генерал Милорадович. Через час за ним прибыли ещё два батальона гренадер под командованием самого командира дивизии генерала Повало-Швейковского.

Русские несколько раз атаковали и все-таки смяли стрелков. К ним на помощь из Лекко бросился эскадрон гусар, но был окружён. Тех, кто не отдал саблю, в несколько минут перекололи.

С другого берега французы спустили на воду лодки и попытались высадиться в тылу отряда, но Швейковский отбросил их обратно.

Остатки четырёх французских батальонов, защищавших Лекко, после яростной схватки оставили город и, поскольку мост через реку был ещё раньше уничтожен, ушли в горы.

Подошедшие к вечеру в Лекко австрийцы начали восстанавливать переправу. Егеря, оставив город, остановились на ночевку в нескольких верстах от него, готовясь на следующий день со всей армией форсировать Адду, вступить в сражение и прорвать фронт неприятельской армии.

Солдаты делились впечатлениями от боя:

– Обносился француз. Почти у всех порты в заплатах, у иных в дырах тело проглядывает. Словно нищие обтрепались. Но взгляд гордый. Воевать умеет, труса не празднует.

Данилов припомнил французских гренадеров в перестрелке. Один, в меховой шапке с красным султаном, в красивом синем мундире с белыми лацканами, но абсолютно босой, прицеливался из ружья, казалось, прямо в прапорщика. Рядом другой оценивающе посматривал на сапоги своего убитого товарища.

На Адде союзникам противостояли 3 дивизии (Серрюрье, Гренье и Виктора) и одна бригада – Лабуасьера, всего 28 тысяч солдат. Командовал генерал Моро, сменивший 15 апреля Шерера. Позиции были растянуты по берегу на 50 километров от озера Комо до впадения Адды в реку По.

Суворов располагал вдвое большей армией и решил не мешкая атаковать слабейшего противника. Главный удар должны были нанести австрийцы Меласа в центре у Ваприо и Кассано, где позиции занимали дивизии Гренье и Виктора. Русские войска оставались в предгорьях южнее Лекко на правом фланге союзников. Поддержать австрийцев, как оказалось позднее, весьма кстати, были отправлены три полка казаков Донского атамана Андрияна Карповича Денисова.

В ночь на 16 апреля в центре австрийцы сумели тайно навести понтонный мост и переправились на противоположный берег Адды. У деревни Ваприо разгорелся ожесточенный бой. Обе стороны постоянно получали подкрепления, но с прибытием к месту Моро, воодушевленные французы с новой силой атаковали противника и стали прижимать его к реке. 24-й конно-егерский полк практически уничтожил батальон австрийских гренадеров. Французы увлеклась и наступила расплата. В их фланг неожиданно ударили казаки Денисова, разгромили конно-егерей, отбросили пехоту, взяли много пленных, в том числе бригадного генерала Бекера.

Чуть южнее, у Кассано, французы несколько часов удерживали Меласа. Но когда австрийцы выставили батарею из 30 орудий, под её прикрытием взяли неповрежденным мост и атаковали городок, французы не выдержали и начали отход. Моро понял, что проиграл и приказал армии отступать.

Во время отступления в окружение к казакам и австрийцев попала почти вся дивизия Сюррерье. Сам генерал, 250 офицеров и около 3 тысяч солдат после недолгого сопротивления при приближении войск Розенберга сдались.

Разбив Моро, Суворов двинулся к столице Ломбардии Милану.

Французский гарнизон без боя очистил город и спешно укрылся за стенами цитадели. 100 пушек грозно смотрели на Милан из её бойниц, 2 тысячи республиканских солдат под развивающимся над башней трехцветным флагом были готовы сражаться до последнего.

Союзная армия вступила в Милан 17 апреля после того, как в город ворвался полк казаков под командой майора Молчанова. Жители тут же стали рубить «Деревья свободы», срывать фригийские колпаки и затирать республиканские лозунги. А на следующий день в Пасхальное Воскресенье фельдмаршал при всех орденах, в парадном австрийском белом мундире, в великолепной карете и в сопровождении конвоя казаков, колонн русской и австрийской пехоты прибыл к знаменитому Миланскому собору Рождества Девы Марии (Дуомо ди Милано), где его встретил приветственной речью архиепископ. Перед вратами величественного, возведённого целиком из белого мрамора прекрасного сооружения, называемого «восьмым чудом Света», архиепископ благословил освободительный поход, возглавляемый русским полководцем. Суворов под раскатистое «ура!» построенных войск и одобрительные возгласы толпы горожан вошёл в храм, где на коленях, истово молясь, отстоял торжественную службу. Миланцы, в течение нескольких лет наблюдавшие полное пренебрежение французов к религии, были приятно удивлены поведением русских и их прославленного главнокомандующего. Северные «варвары» оказались добрыми христианами, почитавшими древние святыни и обычаи. Горожане были изумлены, наблюдая, как русские солдаты крестятся перед каждой базиликой, при встрече друг с другом целуются и обмениваются крашеными в луковой шелухе яйцами. Солдатики не упускали случая поздравить, конечно, и симпатичных миланок. Старались казаки, прозванные итальянцами за бороды капуцинами. Мужья терпели, поскольку их заодно тоже расцеловывали, а сами темпераментные синьоры и синьорины не очень-то и смущались, раз у этих русских есть такая любопытная традиция.

В тот же день Суворов пригласил на обед пленных французских генералов Серрюрье и Фрезье. Александр Васильевич принял их ласково, а потом заставил христосоваться по русскому обычаю и радостно поздравлять окружающих опять же по-русски: " Во истину воскресе!» Генералы были в недоумении, но потом ритуал им понравился, особенно, Серрюрье. Суворов под честное слово не воевать против союзников отпустил обоих во Францию.

Миланская цитадель по приказу Суворова была обложена австрийцами. Среди осадной артиллерии находились и две русские батареи. Особой нужды в штурме не было и с французами начались переговоры о капитуляции. Те сидели тихо как мышки и из-за стен просто наблюдали за происходящем в городе. Оставив осаждать цитадель 4,5 тысячи австрийцев, отослав ещё около 35 тысяч их солдат для осады ряда крепостей и очищения от оставленных Моро французских гарнизонов в Мантуе, Пескьере-дель-Гарда, Ферраре и других городах, Суворов 20 апреля с 30-тысячной армией направился к реке По, за которой к юго-западу от Милана между Алессандрией и Валенцей генерал Моро собирал свою разбитую армию, одновременно прикрывая Турин со всем Пьемонтом, подходы к французской границе и Лигурию.

1 мая малочисленная бригада генерала Чубарова из дивизии Розенберга с хода попыталась форсировать По у деревни Бассиньяна. Вначале успех был на стороне русских. Прибывший в армию Великий Князь Константин, горевший желанием поучаствовать в деле, успев укорить Розенберга в трусости, настоял начать переправу до подхода всех сил дивизии. Заняв остров Мугароне на реке, через этот плацдарм все три батальона бригады друг за другом вброд стали выходить на берег, выбили противника из Бассиньяны. Но сразу после этого Моро контратаковал Чубарова превосходящими силами. Заменивший раненого Чубарова Милорадович стойко держался, со знаменем в руках бросался в контратаку, в рукопашной сломал саблю, потерял двух лошадей, но с подходом новых крупных сил французов был вынужден под картечным огнём спешно отступить на остров. Там оказалось, что канат парома перерезан перевозчиками – французскими доброхотами и переправиться на свой берег невозможно. Быть бы беде, но французы не стали атаковать остров и ограничились пальбой. Это спасло бригаду. Казаки выловили паром, была вновь налажена переправа и ночью русские вернулись на правый берег. Бригада потеряла половину своего состава – 1,2 тысячи человек и 2 орудия. Осечка при Бассиньяне весьма кстати напомнила о силе французов, показала, что легкой прогулки не будет.

Суворов был разъярен происшедшим. Он в приватном разговоре прочитал Константину нотацию и довёл его до слез, после чего тот стал как шелковый, а Розенбергу предписал быстро идти на соединение с главными силами армии, добавив, что за медлительность при исполнении приказа отдаст генерала под суд.

Отряд Багратиона по-прежнему находился в авангарде главных сил армии Суворова. 1 мая он занял город Нови, где через несколько месяцев произойдёт решающее сражение с французами. Сейчас же он остановился в городе, перекрывая пути Моро к Генуе и ожидая дальнейших приказаний главнокомандующего.

Данилов ещё в Санкт-Пельтене купил добротный штуцер, такой же, которыми были вооружены австрийские горные стрелки – тирольские егеря, возил его в обозе и приказал своему Ивану глаз с него не спускать. При случае Александр хотел использовать его в деле. Ведь шпагой и тростью, когда в тебя палят, а ты не можешь ответить тем же, долго не повоюешь.

Иван ворчал:

– На что оно Вам нужно, барин? Из ружья стрелять – это дело солдатское. Да и куда свою тросточку денете? Вы команду должны подавать, а не с ружьём путаться. Одна морока только, пустое…

На просьбу Данилова командир взвода ответил отказом, хотя и согласился, что и не мешало бы офицеров-егерей вместо бесполезных трости и шпажки штуцером вооружить. В бою у самого порой руки чешутся. Но уставы менять – занятие для высших инстанций.

Тем не менее, Александр добыв патронташ и патроны, через несколько дней с рядовыми егерями из своего австрийского штуцера на стрельбище от души разносил щиты и со всеми вместе ходил выковыривать свинец из земляного вала за мишенями. Взводный, вначале нахмурился, но потом с интересом стал наблюдать за своим помощником и подумал, что на всякий случай неплохо сверх штата иметь в строю ещё одного меткого стрелка.

До первого нагоняя от начальства пусть прапорщик таскает игрушку.

Суворов решил, не ввязываясь в бои с войсками Моро, занимавшему весьма выгодные позиции, обойти их с левого фланга и идти к Турину. 4 мая армия выступила, 5-го переправилась на левый берег По и направилась к Турину.

Моро, узнав об этом движении, забеспокоился и направил вслед дивизию Виктора, а также отряд кавалерии в 2 тысячи сабель. У Маренго-Торре ди Гарофоли на переправе через реку Бормида Виктор 5 мая наткнулся на дивизию австрийцев под командованием генерала маркиза де Лузиньяна, оставленную Суворовым в прикрытие армии.

Багратион, находившийся неподалёку, услышав звуки сильной канонады, поспешил на место.

Австрийцам приходилось туго. Пользуясь численным преимуществом, Виктор начал обходить фланги австрийской бригады. Багратион, быстро оценив обстановку, усилил левый фланг двумя полками казаков, гренадерами и мушкетерами, а сам на правом фланге со своими егерями и казаками Молчанова контратаковал обходившую австрийскую пехоту колонну французов.

Егеря, в то время, как австрийские гренадеры отстреливаясь медленно отступали, сразу как обычно рассыпались попарно в цепь и начали поливать огнём французов. Данилов со штуцером на ремне за плечом походил за цепью, а когда егеря стали падать от ответного огня, вышел вперёд. Встав за валун и зарядив ружье, стал выискивать цель.

Французский офицер в треуголке с богатым красным плюмажем с обнаженной саблей метрах в ста открыто расхаживал среди своих стрелков и подавал команды. С третьего выстрела прапорщик попал. Вольтижеры подхватили своего офицера под руки и поволокли в тыл. Пули роем зажужжали вокруг и Данилову пришлось ползком менять позицию. Проклятая трость была забыта у валуна.

Под барабанный бой егеря, примкнув к штуцерам кортики, вместе с австрийскими гренадерами двинулись на французов. Те не выдержали удара и бросились к спасительному мосту. Часть отступающих была прижата к реке и переколота егерями и гренадерами. Казаки Молчанова полностью истребили эскадрон французских гусар. Но большинство французов, все-таки, успели уйти и сожгли за собой мост.

Моро отправил Виктора к Генуе, чтобы поддержать там войска генерала Периньона, окружённого восставшим населением Лигурии, а также захватить проходы в горах для двигавшегося с юга Макдональда. Сам Моро с остальными войсками, отягощёнными обозами с награбленным в Италии добром, пошёл в сторону Турина. Атаковать Суворова без поддержки Макдональда он не помышлял. Поэтому решил ждать его прибытия на безопасном расстоянии от союзников, принимать подкрепления из Франции, маневрировать, прикрывать по мере возможности границу.

Поручив генералу Друо (будущему командующему гвардейской артиллерией Наполеона при Бородине) конвоировать обоз во Францию, Моро остановился примерно в 30 верстах к югу от Турина. Его марш сопровождался постоянными нападениями восставших пьемонтцев, впереди были превосходящие силы противника, от армии почти ничего не осталось. В таких условиях, французский командующий счёл наиболее благоразумным решением отойти к Ривьере и перекрыть пути возможного наступления союзников из Пьемонта по лигурийскому побережью во Францию.

Суворов, лишь примерно представляя, где находится Моро, решил на время оставить в покое остатки его армии и заняться Турином, где были накоплены огромные запасы вооружения и продовольствия. Выждав несколько дней, когда будут наведены мосты через левый приток По – реку Сезию, 28-тысячная союзная армия в двух колоннах, русской- Розенберга и австрийской – Меласа, 11 мая двинулась к Турину.

При подъезде к городу ночью Суворов с небольшой свитой и конвоем из казаков остановился у какого-то фонтана и на него нашло лирическое настроение. Вдруг он начал рассказывать свитским о великолепных итальянском климате и природе, восхищаться архитектурой, прекрасной лунной ночью и этим самым фонтаном. Французы почувствовали неладное и обрушили на место артиллерийский огонь. Бывший рядом с главнокомандующим атаман Денисов предложил ему отъехать в безопасное место, но Суворов не послушался и продолжал разглагольствовать. Огонь усиливался, летели ядра и куски отбитых ими камней. Тогда Денисов сгрёб Суворова в охапку и бегом отнёс за ближайший дом. Старик сопротивлялся, схватил атамана за волосы, но был вынужден подчиниться. За дерзость Денисова не наказал.

14 мая авангард русской колонны Багратиона охватил город с запада, а австрийцы заняли высоты перед восточной стеной Турина. Начальник французского гарнизона генерал Фиорелла отказался капитулировать. Начался обстрел города. Суворов приказал готовиться к штурму. Но жители, успевшие возненавидеть французов, открыли крепостные ворота и впустили союзников в город. Фиорелла с частью гарнизона успел укрыться в туринской цитадели и начал из артиллерии обстрел городских кварталов в наказание за предательство. Австрийцы уговорили его прекратить огонь, пообещав в свою очередь не атаковать цитадель.