скачать книгу бесплатно
Она молча развела руками.
– Может, посидим, – указал Пашка на дерево, – посидим, поговорим…
– Это у нас запланировано в следующий раз, – официальным тоном произнесла Иванка. Платье на глазах утратило свой серебристый цвет, превращаясь в простенький ситец.
Со стороны леса дохнуло ветерком, нанеся еще порцию опавших листьев. Как-то немного потемнело в воздухе. Пашка поежился. Понял, что уходит.
Иванка стал совсем холодна и безразличным тоном произнесла напоследок:
– Тебя, кстати, зовут уже. Давай, дергай отсюда быстрее…
Пашка захохотал от кардинальных перемен в поведении хозяйки этих мест, не поддающиеся никакому объяснению, и – ушел. На миг погрузился в обволакивающую теплом темноту, вынырнул оттуда, ощутил, что спит на своей домашней кровати, уткнувшись носом в подушку и неудобно подвернув под себя руку. Унюхал, что мама готовит блинчики на завтрак, вспомнил отчего-то, что наступил вторник… и очнулся от топота нескольких десятков ног вокруг…
***
Очнулся от топота множества ног и возбужденных голосов вокруг. Боевики спешно бросали еду. Отрезанные ломти хлеба, лепешек, мяса, банки с недоеденным содержимым – все летело в развязанные мешки, ранцы, запихивалось в карманы либо просто совалось за пазуху. Несколько молодых наемников на бегу хватали с земли вещи, оружие, оставшийся после обеда мусор, молитвенные коврики и сваливали все в одну кучу под густыми ветвями кустов, не разбирая. Это успеется потом.
В воздухе всколыхнулась сразу несколько маскировочных сеток, накрывая быстро выросшие кучи и сравнивая их в цвете с окружающим ландшафтом. Боевики прижимались к стволам деревьев, маскировались в кустах. Несколько человек легли на спину, выставив стволы в небо, сверху их забросали ветками и листвой.
Те, кто имел снайперские винтовки либо оружие с оптикой – те закрывали стекла, чтобы не бликовали на солнце, накидывали тряпки на прицелы.
Времени не было.
Пашка понял это по знакомому стрекочущему звуку в небе. На секунду порадовался – пусть бы наши окончательно добили всю эту банду. Но недавняя память заставила непроизвольно поежиться, втянуть голову в плечи. Мысли панически заметались в поисках спасительного выхода. Попадать под ракеты ох как не хотелось. Второй раз наверняка уже так легко не пронесет.
Тут над ними с Виталей развернулась еще одна маскировочная сеть и накрыла пленных с головой.
Чеченцы несколькими ударами заставили их лечь на землю, и сами навалились сверху. Куда-то под ухо уперся тесак с изогнутым лезвием. И то ли кинжал у чеченца был слишком хорошо и остро заточен, то ли радивый охранник нажал слишком сильно, но Пашка почти сразу почувствовал, как по шее потекла тоненькая струйка. Он дернулся было в сторону, но кинжал вошел в шею еще на чуть-чуть, а чеченец, схватив его за голову пятерней, угрожающе зашипел. Пашка предпочел пока за лучшее не шевелиться. Так и лежал с неестественно выгнутой шеей, ощущая, как играет кончик чеченского ножа у него под кожей и на землю по капле утекает его кровь, затекает за вырез воротника.
Султан замер на одном колене, держа на плече вскинутую «Муху» с поднятым прицелом. «Стингеров» больше не было. Рядом в такой же позе спокойно сидел Усман, направив гранатомет в небо. В соседних кустах притаился еще кто-то с «Шмелем» в руках. Султан коротко отдавал приказы своим бойцам:
– Не стрелять, если летит мимо! Не стрелять, пока нас точно не заметят! Из гранатометов стреляют только Абу, Абдалла, и мы с Усманом, остальным гранатометчикам взять автоматы. Не стреляйте, наше время еще не пришло, этот вертолет не по нашу душу.
Последние слова командира уже потонули в оглушающем стрекоте боевой машины. Из-под масксетки в мелкую дырочку Пашка смог заметить, как над зеленкой стремительно вынырнуло хищное зеленое тело, устрашающе глядя в землю наведенными пулеметами и ракетными соплами под крылом. На мгновение даже разглядел руки и голову в шапке сидящего за пулеметом омоновца с открытого бока. Свист рассекающей лопастями воздух вертушки на какое-то время заложил уши. Большая тень скользнула по зеленке, по сетке, в которой лежал прижатый к земле Пашка… И стал удаляться.
Лежащий на нем чеченец облегченно вздохнул и напор клинка ослабился. Пашка пошевелился, принимая более удобное положение. Боевик скинул с себя и с него сетку и привстал, глядя в небо – не появится ли неожиданно еще что-нибудь? Встал второй, страхующий Виталю. Сам Виталя лежал на земле, закрыв глаза, и производил впечатление трупа, если бы не тяжелое дыхание, вырывающееся выдохом из легких.
Султан напряженно размышлял, все так же стоя на колене. Хмуро разглядывая небо, что-то прикидывал про себя.
Усман опустил прицел своей «Мухи» и положил гранатомет перед собой.
– Что ты об этом думаешь? – спросил у командира.
Султан потерся поросшей щекой о шершавую поверхность пластикового цилиндра. Произнес медленно, раздумывая:
– Летных путей здесь у федералов нет. Внизу под нами идет дорога. В той стороне, куда она ведет, нет никаких наших отрядов, никого. Ни местных, ни наемников. Значит, летят не на операцию, – Султан перебирал варианты, отсеивая не имеющие под собой основы, – отсюда следует – либо вертолет был один и он пролетел по своим каким-то делам – в таком случае жаль, что мы его не сбили. Либо он разведывательный – прощупывает дорогу перед колонной.
Внимательно слушающий Усман продолжил:
– Следовательно, сейчас мы их увидим, если это так. А кто может ехать здесь, Султан? Это идет очередное наступление в горы, что нам невыгодно, или что?..
Султан насупил свой крупный, в оспинках, нос:
– Мы бы знали о наступлении. Такие вещи мы всегда узнаем первыми, быстрее русских. Нет, что-то другое… Может, мелочевка.
– Подождем? – резонно предложил рыжебородый.
– Подождем, – решил Султан.
После минутного размышления главарь повернулся к боевикам, смирно ожидающим на своих местах приказа. Вновь понеслись каркающие распоряжения:
– Ожидаем русских на броне. Сколько – неизвестно. Рассредоточиться по склону над дорогой, замаскироваться. Если больше трех машин – пропустить, не выдать себя ни единым движением. Если три и меньше – начинать стрельбу после моего первого выстрела. Все гранатометчики вступают первыми. Арабы пусть идут туда, – командир махнул рукой влево, к повороту, – с началом моего выстрела подбиваете последнего, все ясно? Взорвать его, во что бы то ни стало, ни дать им развернуться!
Арабы закивали согласно, залопотали на своем, зашевелились, собирая оружие и свои вещи.
– Сразу после атаки идем вправо и уходим под следующим витком, – указал на горный серпантин, – всем остальным занять места по центру и не высовываться. Все как обычно – очень быстро делаем пионерский костер и уходим.
Султан закончил и осторожно подошел к кустам, за которыми начинался резкий склон к дороге, что делала здесь петлю, уходя своим пыльным концом за гору, на которой они находились. Отодвинул в сторону шипастую ветку и осмотрел окрестности. Сделал знак бойцам – приступайте, и все задвигались, молча и быстро собираясь для боя.
Дорога в трех десятках метрах под ними стелилась белым, усеянная по обочинам небольшими камнями. Машины жителей с началом войны и появлением русских войск здесь от греха подальше не ездили – могут и подбить ненароком, а военные только недавно освоились в этих местах и начали более свободно передвигаться по этому серпантину. На соседней горе еще достаточно недавно обитал полевой бригадир со своим отрядом, но сейчас там обосновался целый полк федералов, что заняли вырытые до них окопы и укрепления. Сюда они пока не совались.
На пыльной поверхности дороги виднелись лишь следы овечьих копыт да отпечатки ног старого пастуха. Султан знал его. Они с отцом и братьями ездили в это село, когда он был еще совсем мальчонкой. Там их встречали сразу несколькими домами, здесь было гнездо их тейпа. Многочисленные тети закармливали неугомонного мальчишку сладостями, мужчины звали посидеть в свой кружок, хлопали по плечу и говорили: вах, Султан, молодец, настоящим мужчиной растешь.
Султан горько усмехнулся в бороду и скрипнул зубами. Где сейчас все эти люди? Многие из них еще живы, наверное. Хотя вот тетушка Айрам умерла с горя, задохнулась, когда узнала, что русские расстреляли ее мужа. Расстреляли за то, что он просто проходил мимо их части, а кому-то показалось, будто он шпионит. Казахстан пережили, все угнетения от властей перетерпели, а тут… И дядя Сапарби, что торговал орехами и чесноком, отвозя их на продажу в Москву два раза за сезон мешками на своем грузовике. Таких вкусных орехов и такого крупного чеснока во всем Союзе ни у кого не было, это точно. Настоящий нохч, он и вошедшим в его дом солдатам высказал все, что думал о них. За это и поплатился. Конечно, после того, как эти свиньи нашли автомат в его сарае… но какой чеченец без оружия?
А отец самого Султана? Человек, мухи за свою жизнь не обидевший. За что, за какие грехи разбомбили в Грозном жилой дом вместе с людьми, что, слишком высокий был?!. Там жил его отец вместе с младшими братьями. Хозяйки давно уже не было… Что сделали они этим ойрси*? Не захотели покинуть свой дом, в котором жили?..
Чертовы трусы, мерзкие неверные отродья, будьте вы прокляты до последнего вашего внука! Я еще вырежу, убью ваших отцов и сыновей, как вы убиваете наших! Напьюсь вашей крови… Дэла* мне свидетель, он истинный Бог чеченцев, он поможет мне, конечно…
Глаза Султана мрачно полыхнули огнем. Он тоже виноват, он знал, что произойдет в том проклятом декабре, когда у города появились первые танки, сами не понимающие, для чего они сюда приехали и что развяжут здесь… И потом, в январе, там, в Грозном. Но не смог уговорить родных людей уехать обратно в село, где они родились. Им нравилось в Грозном… Гордые были, настоящие нохчи.
Сквозь застлавшую глаза влажную пелену уловил движение на соседнем перевале. Так и есть, ехали машины. Бронетехника. Раз…
Два…
Три…
Все!
Как и было задумано. Султан вознес молитву Аллаху, благодаря за предоставленную радость праведной битвы. Все прогнозы сбылись, и наплевать на все русские вертолеты-самолеты, сейчас он в силах допрыгнуть до любого из них и разорвать прямо в воздухе голыми руками. Да, сейчас…
Усман, до того расставлявший людей на позициях, сосредоточенно смотрел в сторону клубящегося пылью выезда. Ехали медленно, дорога для них наверняка была новой, неизведанной. Минут через десять-двенадцать изведают… Ох, только бы не вернулся вертолет или не подоспела неожиданная подмога, и тогда они наши, со всеми их потрохами. Кто знает, не идет ли где-то позади целая колонна войск с бронетехникой, ведь в этом случае уйти уже вряд ли удастся.
Рыжебородый осторожничал по привычке. Он уверен был в благоприятном исходе этого дела на все двести процентов. Второй за день укол был сделан всего полчаса назад, и откуда-то Усман знал наперед, что произойдет сейчас на коротком повороте горной дороги. С ним такое бывало. Хорошее ширево, даже подрубает немного, хотя вроде и старался не переусердствовать. Мысли параллельно улетали в мир иллюзий, а мозг при этом сохранял полный расслабленный контроль над обстановкой. Да, все будет так, как и задумывалось. Сейчас, еще семь минут. Рыжая щетина расползлась в благодушной улыбке.
Султан обернулся к помощнику. Увидев улыбку на заросшем лице, хищно двинул бородой и нетерпеливо кивнул.
*Ойрси – русские (пер. с чеченского)
*Дэла – чеченское имя Бога, Аллаха.
Усман хорошо знал его таким. Знал и боялся, невольно восхищаясь этим человеком в подобные минуты. Вся его фигура дышала ощутимо плотной силой, а горящие черным огнем глаза Султана метали безумные молнии. Какие эмоции, какие бури чувств сверкали в них, сейчас и не различишь. Было все – и радость, и ненависть, и предвкушение, не было только страха. Султан никогда не боялся своих врагов, не страшился предстоящего боя. Он презирал опасность, влезая со своим отрядом в любые переделки, где только мог. Он воплощал в себе все качества майра* – чеченца, настоящего мужчины. И за это снискал любовь своего народа, так неохотно признающего авторитет кого бы то ни было над собой.
И сейчас можно просто отойти и отсидеться, тем более что отряд здесь далеко не весь, а тем, что здесь, и так досталось в последнее время. Султан не жалел себя и не давал жалости никому. Он считался только с численным перевесом противника. И Усман никогда не видел того, кого называл братом, сомневающимся или колеблющимся. Если Султан спрашивал совета со стороны, то только для того, чтобы утвердиться в своем решении. Эти решения были продуманы и точны, его влияние на людей огромно, связи крепки и Султан, несмотря на кажущуюся простоту, был превосходным тактиком, хитрым политиком и бесстрашным воином.
Вот поэтому-то главный командир, чье слово здесь – закон, именно Султан. А он, Усман, так, айтту* – правая рука известного полевого командира, о котором отдельно и в Москве по телевизору не скажут. Правда, рука, приносящая удачу. Сам Султан любит это повторять.
И все-таки пленный русский мальчишка на мгновение сумел смутить звериную сущность главаря. Это поразительно, но Усман сам все видел. Не видел бы – не поверил. В том мальчишке и в самом порой самым непостижимым образом проявлялась та самая сущность, совсем не свойственная, по мнению Усмана, русским. Хотя и среди них попадаются упрямцы. В последнее время такие встречаются все чаще…
Хорошо, что Усман оказался настолько хитрым и предусмотрительным, и устроил птенчиков как надо. Вот и посмотрим, последним ли был для них этот час или судьба действительно благоволит к ним.
Пашка, чертыхаясь, со злостью смотрел на приближающиеся машины. Пять минут назад рыжебородый, посмеиваясь своими суженными зрачками, заставил их вдвоем лечь прямо на склоне метрах в пятнадцати под расположившимися в последних от вершины кустах зеленки боевиков. Их уложили за большим камнем, накинули маскировочную сетку, и Усман на русском внятно отдал приказ одному из чеченцев:
– Если хоть один дернется, стреляй обоих.
Чеченец поднял вверх указательный палец и на ломаном русском произнес:
– Ладна! – и тут же взял на прицел Пашкину голову.
Расчет верный. Оставлять кого-то рядом с пленными было накладно – в боевой ситуации все умеющие держать оружие руки были необходимы. Оставлять их одних, пусть даже и связанных, рискованно. Один раз оставляли уже. А здесь они под прямым надзором, и в случае неверного движения их в любую секунду пристрелят.
Предупреждать своих было сродни самоубийству. Пока встанешь, пока скинешь опутавшую тебя сетку, пока поднимешь руки и выйдешь из-за валуна, любой из боевиков, хотя бы вон тот, с навернутым на ствол СВДУ глушителем, выпустит неспешно в тебя все свои боезапасы. Одиночными. И, что обидно, этих щелчков никто из едущих на броне даже не услышит.
Даже если проделать всю операцию за секунду-другую… Нет, бесполезно. Не успеют предупредить ни криком, ни жестом. Склон был сплошь покрыт неровностями, усыпан камнями различной величины, некоторые доходили среднего роста человеку до груди. Стопроцентное самоубийство. Даже если, что очень маловероятно, все стрелки промахнуться, даже (чудо какое), и этот бандит со снайперской винтовкой. Даже если свои от неожиданности не разрядят обоймы во внезапно вынырнувших из-за камня людей в неродных камуфляжах, все одно – шансов уцелеть в перекрестном автоматическом огне просто ноль.
Пашкин мозг лихорадочно перебирал все, даже невозможные варианты. Разом очнувшийся и дрожащий от страха и возбуждения Виталя рядом простонал:
– Не успеем…
Ничего не успеем, хотел добавить Пашка, но времени уже не хватало и на это.
*Айтту – 1. правая рука; 2. удача (пер. с чеченского)
*Майра – муж, смелый, главный (пер. с чеченского)
Машины вынырнули из-за дальнего поворота и въезжали, натужно ревя моторами, на взгорочек, который делала здесь горная дорога. Впереди двигал свое мощное тело Т-80, катя перед собой огромные зубчатые противоминные катки. Танк был старым и опытным зверюгой. Покоцанное осколками и пулями железо, многочисленные вмятины попаданий гранат и даже снарядов выдавало его длинный послужной список. Следы от минных разрывов, расходящиеся по передку ровными веерами, царапины от осколков – танк был настоящим матерым бойцом. Даже отсутствие активной брони на поверхности, лишь на башне виднелось несколько металлических нашлепок с пластидом, не портило его и не умаляло его строгой, красивой мощи.
Сразу за танком, нащупывающим дорогу, шел армейский ЗИЛ. Тщательно замазанный грязью войсковой номер на борту и кабине, болтающийся на водительском окне бронежилет и ухающие из стороны в сторону на ухабах брезентовые борта фургона со старой полуистертой табличкой «Люди». Сколько народу находилось внутри, пока было неизвестно.
Замыкал эту миниколонну обычный БТР, нещадно дымя и задыхаясь от утомительной для него езды. Этот отслужил свое еще лет двадцать тому назад, но на списание в зону боевых действий отправили именно его. Впрочем, сюда валом шла вся такая техника. Обычное дело…
На открытой броне сидело всего пять-шесть человек. Обычные солдаты. Возможно, что внутри находился еще кто-нибудь, но это вряд ли. Общеизвестный факт, что в случае подрыва шансов уцелеть больше у тех, кто наверху.
Виталю колотило крупной дрожью. Он повернул усеянное каплями пота лицо к Пашке:
– Все равно подыхать. Пошли?!.
Пашка, до того колеблющийся между долгом предупредить и долгом выжить, больше не колебался. Конечно же, все равно подыхать…
Нарастание лязга траков и рева многотонного двигателя становилось раздражающе шумным в этой тихой, не видавшей никогда подобного милитаризма местности.
– Пошли!!!
Пашка дернул тело вверх, опираясь одной рукой о землю, второй хватая край сетки, чтобы сбросить с себя ненавистное иго…
В этот момент над головой что-то оглушающе хрястнуло. Перепонки дернулись от испуга внутрь, забились отчаянной пульсацией где-то глубоко в мозгу. Очень близко, над самой спиной пронеслась ракета от «Шмеля», обжигая открытую шею. Пашка видел тот момент, когда она врезалась в основание танковой башни. Грохот реактивного пехотного огнемета заставил тело панически вжаться в землю. Сейчас ничто уже не заставит его подняться. Даже сам человек, «хозяин» своего тела, не сможет сделать этого.
Вжался в землю Виталя. Сквозь грохот удалось расслышать его стон: «Поздно!..»
Дальнейшее развивалось по секундам, растянутым в вечность. Пока Пашкино тело, повинуясь вековому инстинкту выживания, прижималось, что было силы к земле-матушке, какая-то часть сознания, не обращая внимания на смертельную опасность, бесстрастно взирала на происходящее, отмечая все детали, находившиеся в поле зрения.
На полсекунды опоздав от первого, грохнул второй огнемет, смел остатки активной брони с башни и накрыл железного зверя ослепительным огнем. Даже на расстоянии Пашка ощутил пробежавшее давление, то, что убивало на пять-десять метров вокруг все живое. Если в танке был открыт хотя бы один люк, то об экипаже машины можно было говорить уже в прошлом времени.
Невдалеке слева тоже сверкнуло в кустах. След от летящего выстрела точно обозначил свою цель – БТР, натужно рявкнув в последний раз, дернулся развороченным носом в сторону и заглох. Сидящего на командирском месте офицера в шлеме и полевой форме без знаков различия разметало клочьями в воздухе.
Хорошая смерть, восхитилось Пашкино сознание. Всего-то один миг одной маленькой секунды.
И тут с обоих концов зеленки грохнули еще несколько выстрелов имеющихся у боевиков «Мух», ручных и подствольных гранатометов. Чтобы результат был быстрым и однозначным, ценное оружие не берегли, действовали наверняка. Вставшие на дороге внизу машины оказались беспомощной открытой мишенью для изуверов, наслаждающихся своей мощью. Взрывы гремели один за другим, колонне не давали ни одного шанса. Разворачивались листы бронетехники, словно консервные банки, полыхала дорога, превращаясь в огненно-черный смерч. Кабину ЗИЛа оторвало сразу двумя одновременными разрывами. Остатки кабины и горящего капота безобразно вывернулись на сторону. Даже отсюда было видно, как шипели на раскаленном, обугленном железе капли не сразу сгоревшей в огне солдатской крови.
Сколько сидело в фургоне людей, и кто это был, теперь уже никто не скажет. На землю, на полыхающую огнем дорогу успели с первыми выстрелами выпрыгнуть двое. Первый солдат горел, объятый перекинувшимся на него пламенем. От боли он орал и, держа в руках единственный не горевший АКС, палил без разбора по кустам, откуда велась стрельба. Магазин его автомата не успел опустеть, как очередной разрыв превратил живого человека в черный, откинутый на обочину кусок мяса.
Второй успел броситься на землю. Он полз в укрытие, волоча по пыльной чеченской дороге полуоторванную ногу, еле державшуюся на лоскуте кожи. Кровь густой струей выплескивалась из раны. Обреченный молча, сосредоточенно полз, быстро перебирая локтями, но чья-то очередь настигла его еще на пути к укрытию, и он затих, прибитый к белой поверхности безумными в своей радости освобожденными пулями.
Изуродованный и заглохнувший, казалось бы, навсегда Т-80 неожиданно для всех дернулся. Башня, неловко мотнув израненной головой, с душераздирающим скрежетом начала поворачиваться в сторону атакующих, чем вызвала панические вопли в кустах зеленки. Пашка спиной почувствовал, как начали разбегаться боевики от того места, куда наводился огромный танковый ствол. Выжившим в своей братской могиле танкистам, или одному танкисту, удалось невероятное – горящий изувеченный монстр оглушительно рявкнул, словно старый, изодранный молодыми сородичами лев. Вокруг в секунду взметнулась горящая пыль, и танк заволокло в саже.
Пашка чуть не заплакал – выстрел оказался бесплодным. Видимо, чудом выжившие в танке не смогли по каким-то причинам точно навести прицел, и снаряд, вызвавший панику в рядах боевиков, пролетел над их головами, над вершиной склона, и умчался куда-то в те места, что отряд прошел еще днем, чтобы одиноко разорваться где-нибудь на покрытом изумрудной травой лугу.
На эту оплошность, либо беспомощность, боевики ответили мощным огнем. Второго шанса они не давали. Из центра засады полыхнул еще один гранатомет и на этот раз лег точно в цель – прямо в башню под стволом, отчего мощный бронехобот заметно изогнуло, делая его окончательно непригодным для ведения огня. Зеленку огласили торжествующие крики.
На этом бой, если можно было так назвать эту бойню, был окончен.
Султан, вытирая с бровей капли горячего пота, возбужденно отдавал приказы. Искал безумными глазами Абу, требовал, чтобы тот вновь зарядил кумулятивным зарядом потертый РПГ-7. Мощные русские РПО «Шмели» кончились… А надо разворотить, разворотить, выдавить фарш оттуда…
Усман невольно залюбовался им, на секунду прекратив стрельбу из автомата по укрывшимся за останками БТРа нескольким солдатам. Как-то, непонятно как, им все же удалось уйти с брони, что мгновениями позже превратилась в испорченную адскую сковородку. А Султана даже не интересовали эти русские жучки, беспорядочно расстреливающие остатки патронов по зеленке, по всполохам выстрелов. Ему надо было видеть размазанное по земле железо, ставшую жалкой броню, которая еще минуту назад заставляла предательски сжиматься сердце.
Не успел Абу аккуратно насадить гладкий выстрел на зеленом запале в глубине широкой трубы оружия, как командир, отчаянно ругаясь на своем горском диалекте, вырвал гранатомет из его рук и, вскинув на плечо, выстрелил, практически не целясь. Последний снаряд довершил все начатое дело. Объятый пламенем танк жалобно звякнул от очередного прямого попадания. Кумулятивный заряд пробил, наконец, измученную броню и ворвался внутрь, взорвавшись изнутри белым приглушенным сполохом. Один люк вырвало, и оттуда повалил ничем уже не сдерживаемый черный маслянистый дым.
– Аллах Акбар! – в безумной пляске потрясал пустой шайтан-трубой Султан, упивающийся витающей в воздухе смертью.
Рыжебородый покачал головой, умиротворенно улыбнувшись. Этот горный волк, как всегда, неисправим. Ему и дела нет, что посвистывают где-то рядом пули живых еще солдат.
Старательно целящийся сквозь дым молодой Айдамир испуганно вскрикнул, зажимая ладонью левую руку. Пуля угодила в мякоть плеча. Усман быстро разрезал своим кинжалом рукав, оглядел рану профессиональным взглядом. Махнул рукой успокаивающе – пустяк, мол, не паникуй. Жестом указал Абу – займись командиром, прикрой. Нашел глазами одного из боевиков:
– Перевяжи его, – хлопнул страдальчески сморщившего лицо Айдамира по спине. Осмотрелся, проверяя, все ли целы, все ли на местах. Пока Султан в экстазе, это его время, время думать о людях и отдавать приказы. Султан потом может что-то отменить и отдать новый приказ, может, более лучший и правильный, но пока необходимо давать понять бойцам, что командиры в этом отряде всегда держат контроль над любой обстановкой.
Жук-Абу исполнительно заполз перед стоящим Султаном и встал впереди, закрывая его от шальных пуль.
Взрывы больше не повторялись, в них больше не было никакой необходимости. На дороге вся техника была полностью раскурочена. За подбитым и поникшим Т-80, от которого целыми остались только противоминные катки-колеса, дымились останки шасси ЗИЛа, держащаяся на нем как-то дуга с обрывками тлеющего брезента, и растрепанная в лохмотья кабина. Загнутые на осях колеса продолжали гореть, источая жирный потрескивающий чад. Больше от него ничего не оставалось, если не считать горящие ошметки вокруг.
