Красный Лёд

Исчезла!.. Моя девочка… Что-то произошло, что-то очень плохое…

В мобильной трубке длинные гудки, а затем «абонент недоступен…» в тридцать седьмой раз. «Попробуйте перезвонить позднее», – бездушно советует мне электронный голос. Издевается. Чёрт бы его побрал!

Она пропала! О господи!

Почти двенадцать… Без пяти. Вышла из дому в десять вечера.

Болван! Зачем отпустил так поздно гулять с собакой? Одну… Нет, она была не одна, с Варягом! Золотистый ретривер – крупный пёс. С ним так просто не сладишь. Нужно всего двадцать минут… Их нет уже два часа!

Снова эти стонущие гудки… и опять «недоступен»…

Я сойду с ума! Никогда не было так страшно. Даже там, над пропастью, на высоте семь с половиной тысяч. Внутри что-то натягивается до предела, ещё чуть и порвётся. Это невыносимо! И тоска… Полнейшее смятение в тесном улье мозга, а в груди – лютая тоска… Словно горло заливают жидким азотом. Минус сто восемьдесят по Цельсию… Спазмы… Задыхаюсь!

Ступеньки закончились. Отпустили. Значит, кто-то там уже наигрался…

Практически вышибаю тяжёлую парадную дверь. Сзади крик… Консьержка верещит, точно умалишённая. Или это я не в себе?

Парк через два дома. Парк. Мысленно я уже там, только вот ноги не поспевают.

Добегаю.

Ещё лето, но в парке темно, и никто уже не гуляет.

В голове ужасный бедлам: много отвратительных предположений. Я цепенею. Не могу решить, в какую сторону лучше бежать. Она может быть где угодно. Много тропинок… слишком много!

Так. Стоп. Сосредоточься! Я должен сосредоточиться! Страхи потом! Главное сейчас – найти мою девочку! Ей нужна помощь!

Где обычно они гуляют? Варяг обожает полянку. Это чуть поодаль, слева от центральной аллеи.

Несусь туда.

Почему я не сразу сообразил, что их нужно срочно найти? Сидел себе, щёлкал стрелкой мышки по монитору и вдруг осознал. Будто дёрнуло. И вот я уже несусь к полянке – небольшому клочку высокой травы среди дорожек из гравия.

Никого. Всё холодеет внутри. Не знаю, где ещё можно искать.

Мать твою!

Чертыхаюсь. В голос. Помогает.

Стряхиваю клешни паники с опухшего горла.

Нужно сконцентрироваться.

В сотый раз набираю заветный номер. Гудки… Начинаю представлять, как звучит мелодия звонка. Мне так хочется её услышать!

Дорогая, заклинаю тебя, возьми трубку!

Горячо молюсь. Шёпотом.

Видимо, я заставил себя поверить, что слышу рингтон её телефона, потому что… действительно расслышал его!

Бросаюсь на звук. Мобильный… Знакомая песня…

Первый час… никого… город спит… Трель доносится издалека, но я легко угадываю направление. Секунд десять, и вот она, сумка.

Маленький рюкзачок. Всё на месте: кошелёк, телефон, плеер. Связка ключей. Вещи здесь… значит, не ограбили.

Где же она?!

Тишина. Вой сирены с дальнего шоссе… но вокруг ни звука. Вакуум…

Истошно ору, не жалея глотки. Выкрикиваю её имя. Не знаю зачем. Может, зову, чтобы услышала… или, скорее, ради себя, чтоб не рехнуться от ужаса.

Одна в чёрном парке. Её похитили… Красавицу, умницу, мою невесту.

Трясутся руки. Обливаюсь холодным потом.

Чую всхлип. Не слышу. Чувствую. Огрызками здравого смысла.

Не помню, как отыскал её тело. Помню, что не рыдается.

Ох, нет! Она жива… Господи, жива! Жива!!! Лицо в пыли… дышит, или, если точнее, беззвучно всхлипывает. Вся в слезах. Плакать в голос закончились силы. Наскоро осматриваю туловище – кости целы, голова без ушибов. Юбка не порвана. Её никто не трогал. Не похищал.

Тыльной стороной ладони стряхиваю со лба тяжёлые бусины пота. Успел нафантазировать самое страшное… Больное воображение!

– Что, что случилось? – Смахиваю испачканные локоны с её лица. – Как ты?

Она порывается сказать, но вновь захлёбывается слезами.

– Успокойся! Я рядом! Любимая, рядом! – Прижимаю дрожащее тело к себе.

Домой. Нельзя её здесь допрашивать. Дома всё расскажет.

Пытаюсь приподнять её. Она слаба. Хватается за мою футболку. Силится выговорить слова.

– Потом объяснишь! Сейчас это неважно! Нам нужно домой, – уговариваю её.

Хочу взять за руку и ощущаю запах крови. Медный, тёплый, гадкий. Ненавижу. Меня всегда мутило от него. Откуда кровь?

Ладони стёрты об асфальт. Скорее всего, упала.

Ощупываю ноги. Она бессильно стонет. Колени содраны до мяса. Лежала здесь в грязи. Если инфекция попадёт в открытую рану, начнётся сепсис.

– Тебе нужно промыть ссадины, – как можно более спокойно говорю я ей.

– Ва…вар…ряг, – выдохнула она.

Лишь теперь осознаю, что пса неслышно. Сбежал, предатель! Ему положено защищать хозяйку, а он… трус! Мысленно кляну собаку.

Чёрт с ним! Вернётся ещё.

Бережно поднимаю рыдающую девочку. Кажется, ткань короткой юбки за что-то зацепилась. Оглядываюсь.

Не ткань, рука. В запястье врезался ремешок от поводка собаки.

– Милая, можешь сесть? Я сниму ремешок. – Усаживаю на край бордюра, освобождаю руку.

Ремень. Варяг здесь? Рядом?

Зову собаку. Нет ответа. Только хриплый стон любимой.

Иду за поводком. Два, три метра. Пять метров. Около того. Светлый мешок посреди дороги. В темноте не разгляжу.

– Что за…? – отшатываюсь.

Объёмистая туша мёртвого животного растянулась через широкий проход. В ней не осталось ничего от Варяга. Морда раскрошена на фрагменты. Не было одного глаза и носа. Грудина раздроблена, хребет перебит в двух местах. Корпус неестественно выгнулся через спину и скорее напоминал меховой, напичканный щепами вьюк, случайно упавший с телеги, чем живое существо. Очень странно: крови почти не было. Шкура не порвалась. Но пёс… Боюсь даже представить, что здесь произошло. Жуткое зрелище.

Возвращаюсь к дрожащей невесте.

– Машина, – выговаривает она. – Машина его… Он не успел… Я не видела машину! Его… так страшно… – Она вдруг крепко вцепляется в меня. – Я пыталась встать, но он меня не отпускал.

Чувствую, как кровь отходит от лица.

Ремень! От испуга ей померещилось, что мёртвый пёс держит её. Всё это время она думала, что он её держит!

Я сильно зажмуриваюсь, чтобы прогнать тошноту.

Автомобиль сбивает собаку. Вокруг запястья обмотан поводок.

Её протащило метра два. Сильный шок. Рюкзак недалеко, но аллея пуста. Темнота ночи её вконец напугала. И вот она плачет уже второй час… совсем одна… не может сдвинуться с места… потому что собака её не отпускает.

Ватные ноги приносят нас в дом.

Я быстро опрыскиваю её водой из душа, вымываю землю и пыль из спутавшихся длинных волос. Промачиваю вату перекисью водорода, вынимаю частички гравия. Обрабатываю края ссадин йодом, тщательно перевязываю. Она не дёргается, не кричит. Или сил не осталось, или полстакана заначенной водки притупили острую боль.

Укладываю её, присмиревшую, в чистую постель, под одеяло. Сейчас ей обязательно нужно поспать. Завтра я поговорю с ней, мы во всём разберёмся. Пусть только отдохнёт.

– Эй, ты чего?

Она схватила меня за рукав.

– Ты куда?

– Я ненадолго.

Пожалуй, не стоит ей говорить, что я собираюсь вернуться в парк. Варяг так и остался лежать посреди дороги. Утром на него наткнётся какой-нибудь дворник, и тело собаки попросту выбросят, как заплесневелую банановую кожуру. Я собираюсь его похоронить. Там на полянке, где мы вместе так славно резвились в прошлую пятницу… Три дня назад…

Болезненно сжимается сердце.

Варяг был верным другом и смышлёным псом. Его когда-то подарил мне отец. Когда был ещё жив. Нашёл его в переходе метро, пожалел. Он сказал тогда, что щенок напомнил ему меня. Да! Он был прав! После трагедии на Джомолунгме я расклеился, потерялся. Жизнь утратила былые краски. Я носил в себе камень ужаснейшего греха. Я проклят. Отец говорил, что я хороню себя заживо. Так и было. Но в мою жизнь вошёл неунывающий Варяг. Этот пёс день за днём врачевал мою душу. Теперь пришло время мне позаботиться о его пёсьей душе.

– Милая, тебе стоит поспать! Я отлучусь всего на час. Ты проснёшься, и я буду рядом! – обещаю ей.

– Не уходи! Побудь со мной! – Она тянет меня за футболку.

Шумно выдыхаю. До рассвета часа четыре. Подожду, пока не уснёт. Она столько пережила в этот вечер! Конечно, ей хочется, чтобы с ней кто-то был. Успокоил, обнял, утешил. Она ещё совсем юная… всего двадцать. И через месяц пойдёт под венец. Имею ли я право брать с неё клятву? Вечно любить, почитать, быть опорой в горе и в радости, здравии и болезни… Молодая, почти ребёнок! Ей пока рано сталкиваться с болезнями. А смерть? Она даже не знает, что это! Наполнена множеством ярких желаний. Неисчерпаемая энергия бурлит в янтарных глазах. Всё впереди. Ей кажется, что любая вершина по плечу. Но не догадывается, что в жизни, бывает, случаются ужасные вещи.

«Наверное, за это и полюбил…», – думается мне, – «…если вообще любят за что-то!»

Какая слабая она сейчас! Чувственная… почти хрустальная! Глядит пронзительно, умоляет не покидать её.

Поэтому я хочу сделать её своей женой. Для неё свадебная церемония – это праздник, красивый бал, где она будет окружена вниманием. Для меня всё иначе… Я беру за неё ответственность. Она нуждается во мне, и я дам слово защищать её. Порой и от неё самой.

«Несдержанная. Кипит азартом… За это тоже люблю!»

– Милая, что ты делаешь?

Снимает с меня футболку.

– Зачем тебе футболка? – я слегка удивлён.

Она ещё напугана. От страха люди всякое могут выкинуть. Мне ли не знать?

Берёт меня за руку и притягивает к себе. Не понимаю, что взбрело ей в голову, но поддаюсь. Её руки сплетаются вокруг моей шеи.

«Хочет объятий?»

Вдруг чувствую лихорадочно горячие уста, сперва на горле, затем выше, к лицу. Она яростно целует меня в губы. Болезненно. Страстно. Практически кусает. Вырвавшись из пучины одеяла, ногами обхватывает мои бёдра и пригвождает к своему нагретому телу. Я сквозь ткань плотных домашних брюк ощущаю жар. Начинаю беспокоиться. У неё высокая температура?

Норовлю дотянуться до лба, скрытого влажными её волосами. Не получается. В тонких пальчиках, разбитых в кровь, проснулась неженская сила. Она крепче вжимается в меня, дыша лихорадочсно и глубоко.

– С тобой всё в порядке?

«Не в себе», – понимаю я.

Она выгибается всем телом. Под ночной сорочкой чувствую напряжённую женскую грудь. Бельё исчезло вместе с застенчивостью. Скольжу глазами по обнажённым плечам. Блестящая от испарины кожа. Живая, мягкая, соблазнительная. Жадно втягиваю пьяный воздух. Ничего не могу с собой поделать.

– Это не… это не… Тебе следует отдыхать! – Сметаю с себя её руки.

Продолжает смотреть на меня из-под полуприкрытых век.

– Прошу тебя! – её голос сильно дрожит.

– Нет, я не могу!

Варяг там, в ночи… Я должен похоронить его! А ей нужен отдых, а не…

Раскалённые губы касаются меня, потом ещё и ещё…

– Не… не могу… – Выдыхаю и растворяюсь в наслаждении.

Она меня одолевает. Забываюсь. Я повержен.

– Обними меня крепче! – слышу крик. – Хочу… сильнее!

Вонзает ногти мне в плечи. Чертовски больно. Я рычу. Стоило бы остановиться, прекратить это безумие… Но сейчас всё по-другому. Отрекаюсь от боли. Не обращаю внимания.

И снова когти царапают спину. Дьявол! Она распаляет меня. Злит. Взывает к внутреннему зверю. Требует… жестокости.

Я никогда прежде не был груб с женщиной. Но это… это больше похоже на истязание, чем на любовь.

У неё не было мужчины… до меня. Я всегда старался быть с ней предельно аккуратным. Этим летом она в первый раз… Она совсем небольшого роста. Не хотел причинить ей… Боль.

Она сошла с ума, и, кажется, я тоже.

Священнодействие. Жертвенный алтарь. И мы, язычники.

Я не могу остановиться. Чувствую, как ярость поднимается по венам. Я словно призван поразить идолопоклонницу.

Запредельный ритм. Сердце долбит в ушах. Вместо крови – адреналин. Тело стало единым духом. Я почти не дышу – горю. Если бы не спортивная закалка, умер бы от перегруза.

Она сама не своя. Безумная, алчущая, ненасытная. Словно ей меня не хватает, словно хочет наполниться до краёв. Я весь в ней. Она прижимается в исступлении, отдаётся вся целиком.

Слепая дымка в невидящем зрачке мешает как следует разглядеть её лицо. То, что она испытывает, не удовольствие. Голод.

Ощущаю, как растекается сознание. Кровь и ртуть. Мистический калейдоскоп осколков мыслей. Уже не разобрать, что есть реальность.

Парк, авария, собака – всё предано забвению. Страшный грех, гибель человека… Я был убийцей! Нет, не было такого! Я снова чист душой! Я знаю!

Вся простыня в крови. Моей, её. Повязки сорваны с колен… как и моя кожа на плечах.

Я почти на грани… Она просит ещё… Заклинает. Я падаю в неё последний раз и… слышу крик. Не помню, кто кричал.

Пальцы… Её тело каменеет в приступе экстаза, и вся она поддаётся вперёд, выбрасывая обнажённую грудь мне навстречу.

Помню её пальцы. Неестественно изломанные, согнутые в каждом суставе, до крайности напряжённые. На фоне плавности телесных линий эти пальцы, казалось, принадлежат не ей. Руки старой ведьмы. Отвратительные руки. Они ворожат надо мной.

Хочу помешать им, но сводит плечи. Всё в крови, но от запаха я проваливаюсь в сон. Нет сил, чтобы открыть глаза. Что-то тяжёлое во мне рассыпается, и я чувствую, как вместе с кровью уходит боль. В первый раз за эти годы я сплю спокойно.

Варяг был похоронен до рассвета. Я успел.

Прощаюсь с верным псом, а сам гадаю, что произошло… там… с нами?

Мы оба никогда не заговорим о той ночи. А, может быть, её и вовсе не было? Может, эти руки просто приснились мне?

Глава седьмая

– Сима, просыпайся! – чей-то противный голос выдернул девушку из тревожного сна.

– Что? Не-е-ет! Я не выспалась!

– Десять минут, и будешь порхать по всей комнате уже не как балерина. Сколько можно тебя будить? Через полчаса выступаем! – рассердилась Наталья.

– Не может быть! – застонала Серафима. – Сколько времени? Ещё темно!

– Четыре утра.

– Вы все с ума сошли, что ли? Зачем так рано!

– Нам сегодня предстоит марш-бросок в семнадцать километров. Ты что, опять уснула?!

– Я не хочу!

– Господи, какая же ты! – вскрикнула медсестра. – Зачем Глеб вообще тебя сюда притащил? Ты же погубишь всё наше дело!

– Согласна! Я тоже просила оставить меня в покое, а он…

Дверь в их каморку распахнулась, и вместе с предутренним стылым воздухом развязно вторгся Андрей явно в приподнятом настроении.

– Девчонки, собрались? Какие вещи уже выносить? – спросил он бодро.

– Можешь вынести нашу спящую красавицу, – буркнула Наташа.

– О! – Мужчина был озадачен. – Сима, ты что, ещё в кровати? Быстро поднимайся! Бегом завтракать! Мы уже выдвигаемся!

– Я сплю!

Андрей вопросительно взглянул на Наталью.

– Не знаю, что с ней делать! – Женщина нарочито всплеснула руками.

– Сима! Ты же подводишь команду! Лошади уже здесь. Пора грузить вещи. Мы не можем задерживаться.

– Четыре утра! – Серафима негодующе вскинула одеяло и, наконец, села. – Вы ненормальные! И меня хотите свести с ума!

– Вот так принцесса! Сахарная! – заключил первый помощник.

За спиной послышался громкий топот.

– Что вы копаетесь тут? – Глеб, сосредоточенный на времени, обходил комнаты.

Он остолбенел, когда наткнулся на развешенные вещи и заспанное лицо жены.

– Я не могла её добудиться, – поспешила оправдаться Наталья.

Сима с наигранным безразличием расчёсывала волосы, стараясь казаться спокойной в присутствии мужа. Это он притащил её в это захолустье, поднял до зари и вынуждает лезть в горы, где ей не место.

– Ребят, извините. Можно попросить вас обоих на минуту? Мне придётся обменяться парой фраз с нашей примой балета наедине.

Андрей вопросительно поднял брови, Наталья торжествующе ухмыльнулась.

Дверь захлопнулась, и Глеб присел на койку, устало разглядывая мягкое, ещё полусонное лицо жены. Та прекратила расплетать заполстившиеся пряди и с опаской бросала взоры на мужа. Он молчал, и молчала она.

– Пора бы им уже. Время не терпит! – неодобрительно кивнула Наталья в сторону двери. – Она, как дитя неразумное. О чём с ней вообще можно разговаривать?

– Ты спешишь с выводами, – предупредил Андрей медсестру. – У неё в голове беспорядок, но она интересная особа. Сдаётся мне, Глеб не зря выбрал её.

– Перестань! Наверняка услуги журналистки без опыта обходились дешевле. Быть не может, что она ему… ну ты понял.

– Нравится? Кто знает!

– Он женат! Для вас, мужчин, это ещё что-то значит? – нахмурилась женщина.

– Может, она ему какая-то родственница. А заодно работает в столичной редакции. Вот он и заботится…

Андрей не успел договорить. Сима вылетела из двери, как подстреленная.

– Куда это она? – недоумённо обратился к другу первый помощник.

– Пошла умываться и завтракать. Через пятнадцать минут собираемся внизу. Андрей, помоги ей спустить вещи!

Через четверть часа команда в полном составе топталась у крыльца.

Густой лес, ещё чернеющий в тенях ночи, тонул в сливочном предрассветном тумане. Зардевшаяся ото сна летняя заря едва показала из-за дымки румяную щеку. Хоровод последних июльских деньков завершал прощальный танец цветения. Утренняя алмазная влага целовала возлюбленную землю. Совсем скоро роса начнёт остывать, и тёплые ветры уступят место северным, осенним. Початки листьев успели вобрать в себя магию света и грунтовый сок, и теперь, пресыщенные, постепенно отваливались от тощих веточек, падая ниц у ног дерева-родителя. Трава мягко ложилась вдоль разбитой дороги. Соседнее поле дышало свежестью. Запах отсыревшей почвы сводил ноздри с ума и побуждал вдыхать чистую благодать, непривычную городскому забитому носу.

В застывшем утреннем воздухе легко угадывался шум бурной реки Катуни, с давних пор священной для алтайцев.

Люди верили, что Катунь была сварливой женщиной и капризной супругой одного из высоких хребтов. Гнева её опасались не меньше, чем дикого зверя. Неверных мужчин она губила в омутах и на крутых каменистых порогах, зато молодые незамужние девушки могли плескаться в её водах от зари до зари. И теперь журчание Катуни завлекало обманчивой беззаботностью, но нрав её был прежним: каждый год она утягивала на дно соблазнённых ею мужчин. Они навсегда останутся её любовниками.

«Прямо роковая женщина!» – Серафима протёрла глаза, заслезившиеся от света.

Хотя солнце уже поднималось над горизонтом, их команда до сих пор не выдвинулась из лагеря.

– В ручную кладь берём только самое необходимое! Не забудьте спрей от летучих тварей. Остальное грузим на лошадей! – объявил руководитель. – Бережём силы для подъёма.

Отряду привели четверых разномастных коней. Два гнедых жеребца спокойно стояли на коренастых ногах. Ещё один, не такой упитанный, грязно-белый, понуро опустил седую шею. Он был самым старым из них и не раз испытывал на собственном хребте тяготы горной тропы, кои были ему уготованы лошадиной судьбой. Он знал, что их ждёт.

Серафиме почудилось, что если хорошенько присмотреться в тёмные лужи глаз седогривого старца, можно разглядеть в них дорогу туда и обратно. Рассмотреть вершину Белухи. Почувствовать облегчение, когда по возвращении на горизонте завиднеется алтайская деревушка, и всё уже будет кончено – трудности позади.

Четвёртым оказался удалой скакун-новичок, норовистый подлеток. Сегодня ему, как и Симе, предстоит в первый раз столкнуться с непредсказуемой горной тропой, и он нервничал, царапал копытом землю в ожидании чего-то неизъяснимого, пугающего и одновременно величественного.

У девушки заныло под сердцем. Её тоже мучило томительное предчувствие.

Лошади пройдут с ними до Аккемского озера – это два дня пути, затем скинут чужую поклажу и вернутся домой вместе со своими провожатыми.

– Нравится? – с нескрываемой гордостью спросил неказистый алтаец, видимо, хозяин коня.

– Д-да! – Моргнула от неожиданности Сима. – А можно погладить?

– Не советую, – вмешался Андрей. – Здесь лошади не те, что в городе. Эти почти дикие. Их растят в огромных загонах. Никаких тёплых стойл. Они – тяжёлая рабочая сила, а не аксессуар. Признают только хлыст, – безжалостно сказал он. – Оттяпает тебе руку не хуже собаки. Не лезь!

Серафима послушно отошла от молодого жеребца. Алтаец бестолково пожал плечами и продолжил навьючивать лошадь.

– Как ты это сделал? – раздался вопрос за спиной. Глеб обернулся.

– Не понял.

– Наша принцесса собрала чемоданы за десять минут! Не хныкала, не дерзила. Что ты ей сказал? – Наталья сверлила его любопытным взглядом.

Глеб на секунду задумался над ответом.

– Сказал, что дам ей развод, – не моргнув глазом, объяснил он.

Медсестра застыла, а потом вдруг улыбнулась.

– Это шутка такая? Ха! Смешно! – Закивала она одобрительно.

– Шутка…

– Ну, не хочешь, не говори! – Выпятила она нижнюю губу, беззлобно изображая досаду. – С этой девчонкой никакого слада нет!

«Это точно!» – Глеб отыскал Симу в толпе. – «Никакого!»

Девушка с восхищением осматривала нож, который взял в поход фотограф Сергей. Изогнутый металлический клинок разительно отличался от привычного туристического ножа и вызывающе лежал в руке. Три дерзких зубца украшали лезвие, в то же время утяжеляя его. Произведение искусства, вылитое из стали и остро заточенное, было призвано восхищать неискушённый глаз. Форма клинка вселяла в девочку благоговение перед холодным оружием.

Сима выпросила подержать красивую вещь. Её кисть заметно напряглась, приняв на себя вес клинка.

«Так и есть: слишком тяжёлый», – смекнул Глеб. – «Таким проще порезаться, чем нанести реальный вред кому-то другому. Лезвие застрянет внутри, и любой дикий зверь загрызёт, прежде чем сам истечёт кровью из раны».

Но Серафиме явно нравился этот красивый нож. Фотограф не скрывал удовольствия и раздувался от гордости: он сумел произвести желаемый эффект.

«Сорока!» – бросил ей мысленно Глеб. – «Разглядела блестящее…»

– Видел ножичек? – Вынырнул из-за спины первый помощник.

Глеб коротко кивнул. Своё раздражение он оставит при себе. Незачем остальным читать его мысли.

– Спорим, он быстрее всадит его в своё же бедро, чем сумеет почистить картошку?

– Оставь! Пусть балуется! – бесстрастно произнёс Глеб.

– Эй, где твоё чувство юмора?

– Я занят. – Мужчина втискивал рюкзак с аппаратурой в кожаный непромокаемый мешок.

Андрей разочарованно пожал плечами и крикнул Сергею:

– Эй, Рембо! Убери свой клинок подальше от девочки! Не дай бог поранится – шею сверну!

Серафима ещё раз осторожно провела пальцем рядом с тонким лезвием и протянула нож обратно Сергею. Она повернула голову в сторону ножен супруга, в тех лежал обычный, ничем не примечательный ножик с деревянной потемневшей от времени толстой ручкой. Сима растянулась в злорадной улыбке: предпочтение она отдавала явно не в пользу мужа.

Глеб стоял к ней спиной и не мог видеть издёвки на её лице, однако короткий полный презрения взгляд перехватил вездесущий китаец, не попадавшийся на глаза весь прошлый день.

«Этот тут как тут!» – Она постаралась скрыть стыд за неосторожность. – «Ну и пусть!»

Они шли уже больше шести часов.

Солнце неукротимо тянулось к зениту. В отличие от нестерпимого пекла два дня тому назад, этот полдень навевал ликующие песни вместе с приятным остужающим ветерком.

Настроение Серафимы мало-помалу улучшилось. Спину чуть оттягивал походный рюкзак. Новые ботинки сидели по ноге и не думали натирать.

Ей дышалось весело и свободно. Шумный гомон качающихся листьев тешил проржавевшие нервы. Голова отреклась от раздумий и окунулась в волны созерцания, беспрестанно спотыкаясь о чудеса дивного леса. Не единожды Сима встречала застывшую фигуру зверя, а затем та оборачивалась корягой.

В кустах сияли шёлковые сети неусыпных пауков, играющих в салки с жирной мушкой. Паутинки переливались алмазной нитью, отблескивая на солнце драгоценностями вместе с агатовым паучком.

Сладкий воздух зазвенел от райского пиликанья невидимой птахи. Где-то недалеко, в кроне деревьев ещё один голос походил на хрустальный свиристель. К ним присоединялись ещё и ещё.

Всю жизнь, не ступая шага из мегаполисов, Сима не догадывалась, что птицы умеют так петь. Хотя… нет, знала, конечно: слышала городских воробьёв под окном спальни в родительском доме. Однако то было совсем другое.

Прошлые обиды и горести забывали дорогу к разморившимся думам. Мысли перескакивали от одного светлого воспоминания на другое. Иначе не получалось. Лес убаюкивал мерным качанием, прославляющей песней ручьёв и мшистой мягкостью толстого наста. Ноги спешили навстречу жизни, и расцветала внутри безмерная благодарность судьбе за то, что свела к этой дороге, пусть даже не по своей воле.

Глаза сами принялись выискивать вожака колонны. Полтора десятка людей, четыре коня и бесчисленная поклажа. Ему нельзя сбиться в пути – за ним идут люди.