Инсомния

Но я не спешу делиться этим с Эммой. Хочу оставить это только для себя, словно животное ревностно защищающее свою добычу.

Оливия просит Эмму спуститься и помочь, избавляя меня от необходимости продолжать этот разговор. Вернувшись, она уже рассказывает о том, как они с Томасом провели последние выходные. Я облегченно выдыхаю и с радостью хватаюсь за новую тему.

Остаток рабочего дня проходит спокойно, но в голове все бурлит. Мысли о предстоящей консультации не дают покоя, и, немного волнуясь, я иду домой, не находя ясного ответа на свои сомнения.

Джеймс

Робкие лучи солнца пробивались сквозь ватную серость облаков. Но это – пока. Приложение показывало, что температура сегодня поднимется до 69 градусов по Фаренгейту. А значит, ожидается очередной невыносимо жаркий день для первой недели октября, что уже выглядит ненормально.

Я выливаю остатки недопитого кофе в раковину и с тоской вспоминаю прохладную туманность Англии, где сегодня наверняка идет дождь. Я переехал в Америку десять лет назад, но все еще отвергаю здешний климат.

Беру с мраморной столешницы часы, застегиваю их, попутно отмечая, что у меня еще есть время позвонить Аве из машины. Я неторопливо иду до парковки, кидаю вещи на заднее сиденье и закуриваю сигарету. Дым смешивается с влажным воздухом, окутывая плотной дымкой.

Набираю номер и несколько минут слушаю безжизненные гудки. Я знаю свою сестру; она точно не спит в это время. Только бормочу тихое ругательство, как в трубке раздается недовольный голос Авы:

– Ну чего тебе?

Я проглатываю раздражение новой затяжкой.

– И тебе доброе утро.

– Извини, – раздается глубокий вдох и шорох одеял. Следующие слова она произносит уже без злобы: – Ты прервал меня на самом интересном месте.

Я хмыкаю. Сестра действительно становится раздражительной, если кто-то отрывает ее от чтения.

– Как ты?

– Не знаю. Нормально.

– Мне вчера звонил твой физиотерапевт после занятия. Сказал, что ты заставила его давать больше нагрузки.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно, но в нем все равно проскальзывают нотки осуждения. За что я ненавижу себя. Ава – взрослый человек и не нуждается в нравоучениях. Но беспокойство за здоровье сестры, которая еще месяц назад лежала под аппаратом искусственной вентиляции легких, заставляет меня нарушать границы. Я словно вернулся в то время, когда ей было четырнадцать, и мне приходилось следить, чтобы она не связалась с мутной компанией и не сломала себе жизнь.

– Все в порядке, – говорит Ава, и по ее тону понимаю, что она закатывает глаза. – Я уже не так быстро устаю. Врач сказал, что если я чувствую в себе силы, то мы можем попробовать.

– Хм, – недовольно выдыхаю сигаретный дым, но оставляю эту тему. Она знает, что делает. А ее голос, несмотря на раннее утро, звучит бодро, что успокаивает меня.

– Ты заедешь сегодня?

– Не получится, – с сожалением говорю я. – Буду в университете до позднего вечера. Увидимся завтра.

– Хорошо. С тебя пицца.

– А как иначе?

Ава прощается и кладет трубку. Затушив сигарету, я сажусь за руль, попутно вспоминая, что сегодня меня не ждет ничего примечательного. Уже давно каждый день напоминает день сурка: все те же бестолковые студенты, лишь малая часть из которых проявляет рвение и желание чему-то научиться, а не провести впустую четыре года, отсрочив начало взрослой жизни и необходимость принимать решения.

Ни новых проектов на горизонте, ни свежего ветра перемен в жизни. С того момента, как подтвердился диагноз Авы, моя жизнь напоминала застоявшееся болото с краткими проблесками света, когда сестре становилось лучше. Все мысли крутились вокруг нее, поэтому мне пришлось приостановить работу над своим романом.

Хотя Ава, наоборот, говорит, чтобы я перенес свои переживания на бумагу. Возможно, эта идея не так уж плоха, и я делаю мысленную пометку поразмышлять над этим. С каждым днем Аве становится лучше, да и прогнозы врачей становятся оптимистичнее. Конечно, до полного выздоровления еще долгий путь, но врачи говорят, что у Авы хорошие шансы избежать осложнений.

По дороге в университет решаю включить радио. Тишину салона прерывают переливчатые звуки трека "Time is Running Out" группы Muse.

Думаю, я тону…

Вот-вот задохнусь…

Я хочу развеять твои чары,

Околдовавшие меня.

Ты, несомненно, красива…

– Противоречие.

Я хочу поиграть в игру…

Хочу выяснения отношений!

Ты доведешь меня до погибели…

Ты доведешь меня до погибели…

Странно, но перед глазами предстает лицо новенькой студентки с ее большими карими глазами. Почему у нее такой взгляд? Внимательный, любопытный, словно читает все твои мысли и хочет залезть под кожу, а в тени – печаль и страх, раздирающие душу. А иногда – ясный и мудрый, словно она видела что-то такое и прожила что-то такое, что делает ее выше остальных. И эти глаза, занимающие половину лица на хрупком, маленьком теле молодой девушки. Если бы я не читал ее дело, то никогда бы не поверил, что ей двадцать один год.

Посмотрев на дату на приборной панели, я с удовлетворением отмечаю, что сегодня увижу ее на консультации. От этих мыслей в груди появляется тянущее чувство предвкушения. Я не хочу копаться в себе и выяснять, что это значит. Но сейчас убеждаю себя, что мне просто интересно это противоречие. Уверен, когда я залезу к ней в голову, узнаю, как она думает, и обнаружу там все то же, что и у всех, то интерес пропадет так же быстро, как появился.

Лекция у первого курса. Я надеваю на себя стандартную профессорскую маску, которая, как мне кажется, уже приклеилась к моему лицу. Когда захожу в аудиторию и бросаю взгляд на первый ряд кресел, мысленно похлопываю себя по плечу.

Ничего не меняется. Из года в год одно и то же: находится пара студенток, пытающихся произвести на меня впечатление старым, как мир, образом.

И вот она. Кислотно-розовая футболка в вырезе которой я наверняка увидел бы все, если бы опустил голову, но я смотрю поверх блондинистой головы и подавляю желание закатить глаза.

Спокойно веду лекцию, но блондинка теперь уже на пару с соседкой не оставляют меня в покое. Сначала они перешептываются и давятся смешками. Когда я не обращаю на это внимания, становятся громче и сыпят дурацкими вопросами.

– Мы с вами исследуем такие ключевые темы, как любовь, смерть, идентичность, пол, а также их представление в литературных текстах…

– А как же секс?

Ну, понеслась.

– И секс в том числе.

– А в каком контексте, профессор?

– Коснемся того, как представлена сексуальность в литературных произведениях, включая поиск идентичности, исследование тем интимности и желания. А также рассмотрим сексуальность через призму феминизма, включая анализ репрезентации женщин и их сексуальности, – ровно отвечаю я. Меня сложно смутить такими вопросами, и ни один мускул не дрогнул на моем лице, а вот блондинка заливается краской, видимо, смущенная тем, сколько раз я произнес слово “секс”. Я решаю поставить точку в этом разговоре. – В целом, секс и сексуальное самоопределение являются важными темами в литературе и будут основой для глубоких и значимых обсуждений в рамках нашего курса.

Блондинка игриво прикусывает губу, а я стираю кислое выражение со своего лица. Мысленно вздыхаю и уже скучаю по лекциям у четвертого курса, где люди прислушиваются к словам, вылетающим из моего рта, а не раздевают меня глазами.

Лекция заканчивается. Я мешкаю, пока убираю планы в портфель, и стону, когда краем глаза отмечаю студентку, торопящуюся к кафедре.

– Профессор Эванс, я хотела сказать, что прочитала все ваши книги. – Конечно, ты это сделала. – А роман “Направляющие нити” я перечитывала трижды.

– Вот как. – Я останавливаю взгляд на ее карих глазах, попутно отмечая, как он не похож на взгляд другой студентки с таким же цветом. Этот коричневый плоский, словно пересушенная, потрескавшаяся земля. Нет ничего похожего на глубокие, темные воды с легким проблеском зеленого на свету. – Что в нем вам особенно понравилось?

– Абсолютно все. Сюжет, такие честные герои. Очень глубокая и мудрая книга.

– Что ж. Надеюсь, после моих лекций вы перечитаете ее еще раз и откроете для себя больше.

– Думаю, так и будет, профессор.

На слове “профессор” она понижает голос, словно это обращение ее заводит. Кажется, мне пора. Бумаги уложены, я сдержанно прощаюсь и покидаю аудиторию.

Занятия заканчиваются, и я возвращаюсь в свой кабинет. У меня есть час перед консультацией, чтобы спланировать лекции на завтра и разобрать бумаги. Большая часть людей покинула здание, и на пустые коридоры легла тишина. Я зажигаю свет и разгребаю беспорядок, царящий на столе – стопки книг, заметки. В этот момент усталость обрушивается на меня, словно груз, который я неосознанно нес целый день.

Сажусь за стол и включаю компьютер. Уставшие глаза жадно требуют времени на отдых, но я заставляю себя сосредоточиться на письмах. Начинаю делать заметки, чтобы равномерно распределить занятость на следующую неделю. Рочестер сильно спутала мои планы своим отсутствием, поэтому приходится отодвигать свои задачи, чтобы в первую очередь уделить внимание студентам.

Время пролетает незаметно. Я снимаю очки и кладу их на стопку бумаг. С силой протираю глаза, пытаясь выжать из них усталость, и откидываюсь на спинку кресла. За окном сумерки. Расплывчатым взглядом осматриваю кабинет, погруженный во тьму, куда не попадает свет настольной лампы. Раздается легкий стук, и в темноте дверного проема появляется маленькая фигура.

– Добрый вечер, профессор.

– Мисс Миллер.

Неспешно протираю очки, надеваю их и рукой указываю на кресло напротив. Она медлит, прежде чем сделать первый шаг и сесть на указанное место, давая мне немного времени, чтобы рассмотреть ее. Сегодня на ней темные джинсы и пуловер с высоким горлом в тон им. Длинные волосы забраны наверх, лишь пара прядей обрамляет бледное лицо без грамма косметики. Я мысленно благодарю высшие силы, ведь если бы на ней снова была та блузка, что на прошлой лекции, мне бы пришлось туго.

Садится в кресло, и даже отсюда видно, как взволнована: руки сжимают папку, дыхание частое, словно зашла в клетку с тигром. Она бросает затравленный взгляд на окно, словно всерьез раздумывает о том, чтобы, в случае чего, покинуть кабинет через него. И ее не остановит то, что он находится на третьем этаже.

Я выжидательно смотрю на нее, и от пристального внимания ее щеки покрывает прелестный розовый румянец. Вопросительно поднимаю одну бровь и протягиваю руку. Она непонимающе смотрит на мою ладонь.

– Вашу работу мисс Миллер, – поясняю я.

Мой голос звучит тихо и немного хрипло после целого дня лекций.

– Извините.

Она тяжело сглатывает и протягивает мне папку. При этом ее тонкие пальцы на мгновение касаются моих и я снова чувствую эту легкую вибрацию, как несколько дней назад в книжном магазине.

Я читаю название ее дипломной работы: “Исследование особенностей жанра магического реализма в американской литературе”, и прежде чем погрузится в чтение первых глав, бросаю на нее еще один взгляд.

Быстро пролистываю вводные главы, делая пометки на полях о том, что еще можно добавить, и дохожу до анализа текстов. Выбор произведений меня немного удивляет. Ожидал, что в этом списке непременно будет Маркес, но здесь «Возлюбленная» Тони Моррисон, «Дети полуночи» и одна из моих любимых писательниц – Анджела Картер.

– Пока идет недурно. – Она ерзает на стуле и с интересом подается вперед. Неужели меня перестали бояться? А то я уже начал чувствовать себя волком, заманившим бедную овечку в свое логово. – Как вы планируете дальше развиваться?

– Хочу построить карьеру сценариста.

Она слегка улыбается, словно эта идея ей кажется недостижимой.

– В таком случае необходимо это отразить в дипломной работе. Я бы посоветовал написать сценарий для короткометражного фильма, основанного на одном из произведений, что вы взяли для анализа. Я дам вам список литературы. Почитайте, прежде чем приступить к работе над сценарием. И на следующий семинар по творческому письму принесите наработки.

Заканчиваю и протягиваю ей бумаги. Она хмурится, пока читает мои заметки, и когда доходит до списка литературы, её глаза почти кричат: «Я ничего не успею!» Она поднимает на меня глаза лани и я уже жду, что она попросит больше времени или разрешения не делать основное задание к семинару, но она только кивает и встает. Я по инерции делаю то же самое.

“Джеймс, ты дебил.” – подумал я. Я хотел узнать ее и поговорить, а в итоге мы не перекинулись и парой фраз, а теперь у меня нет причин ее задерживать. Она укладывает свои вещи в рюкзак, и я предпринимаю еще одну попытку.

– Вас подвезти? На улице уже стемнело.

– Нет, спасибо, я доберусь сама.

Она наклоняет голову, от чего каштановый локон скользит по скуле, исчезая за воротником свитера. Я ловлю себя на желании подойти ближе, притянуть ее к себе, заправить непослушные волосы за ухо и проделать этот же путь только губами, чтобы почувствовать, как бьется пульс под тонкой, бледной кожей. Желание настолько сильное, что у меня перехватывает горло и колет пальцы.

– Хорошего вечера, – говорю я хриплым голосом и отворачиваюсь к окну. Лучше не видеть ее лица. Так становится легче.

Тихое прощание заглушает звук закрывающейся двери, и я остаюсь один.

Лили

Оказавшись в коридоре, я шумно выдыхаю и без сил прислоняюсь к двери. Сердце колотится будто я пробежала марафон. Слова прощания, сказанные усталым, хриплым голосом, еще отдаются отголосками где-то внизу живота.

Кажется, он не хотел меня отпускать? Да нет. Это бред. Как только я вошла, он сразу принялся за дело. Верно говорила Миа: его не интересует в студентах ничего, кроме их успеваемости.

Он сидел в темноте кабинета, слабый свет от лампы бросал тени на лицо и подчеркивал скулы, делая их еще острее. При этом у него был такой спокойный и усталый взгляд, что захотелось подойти ближе, запустить руку в растрепанные волосы и прижаться к его груди.

А когда он откинулся назад, читая работу, и чуть раскинул свои мускулистые бедра, обтянутые тканью брюк, я хотела пищать. А может, опуститься на пол и вскарабкаться на него, расположиться у него на коленях, будто это место было для меня создано.

Да что со мной?!

У меня несколько месяцев не было секса, но это же не причина исходить слюной и хотеть наброситься на первого попавшегося мужчину. Внутренний голос шепчет, что дело совсем не в сексе, а в конкретном мужчине. Лиама-то я трахнуть не хочу. А вот образы того, как профессор Эванс садит меня на стол, целует и смотрит своими внимательными серыми глазами, возбуждают так, что я краснею до кончиков волос.

Интересно, что было бы, если бы я сейчас вернулась в его кабинет и попросила его сделать все то, о чем сейчас подумала?

Из меня вырывается легкий смешок. Я тут же его обрываю и отскакиваю от двери, словно через нее он узнает, о чем я думаю.

Ну точно чокнулась.

Эти мысли не отпускают меня даже когда я иду в библиотеку, беру книги и сажусь делать домашку. В отличие от опустевших аудиторий здесь яблоку негде упасть, и мне приходится потратить время, чтобы найти свободное место.

Телефон вибрирует, и я читаю СМС от Мии: «Где ты?». Отвечаю и, спустя пятнадцать минут, рыжая копна волос плюхается рядом.

– Мне профессор Девис сейчас рассказала: через две недели университет организует встречу с издательствами и продюсерами. Говорят, будут агенты из Universal и Warner Bros.

Я приподняла одну бровь, пытаясь сосредоточиться на ее словах, но мысли будто сами по себе уводят меня в сторону.

– Земля, прием! – говорит Миа, дергая меня за кончик локона. – Такую возможность нельзя упускать.

Встряхнув волосами, я задумываюсь над ее словами, и мои глаза распахиваются от удивления. Я с силой хватаю подругу за руку.

– Ага. Теперь дошло, – смеется она.

– Я хочу. Очень хочу. Кого нужно убить, чтобы туда попасть?

Миа открывает пакетик арахиса и закидывает пригоршню себе в рот.

– Ты не так уж далека от истины. Университет каждый год проводит такие встречи, и попасть туда реально тяжело. Профессора рекомендуют лучших своих студентов. Меня профессор Девис записала. Спроси Рочестер. Уверена, она тоже тебя внесла в списки.

– Черт.

– Что?

Миа протягивает пакетик, но я отказываюсь – аллергия.

– Рочестер сейчас на конференции, и я сомневаюсь, что она позаботилась об этом.

На лицо подруги набегает тень.

– Ты права, у нашей старушки плохая память. Слушай, а кто тебя консультирует вместо нее?

– Эванс.

Я стараюсь произнести его имя как можно небрежнее, но все равно мой голос слегка дрожит, сердце на мгновение замирает, а внизу живота появляется трепет. Я бросаю быстрый взгляд на Мию, но та, кажется, ничего не замечает и радостно хватает меня за руку.

– Это же супер! Иди к нему и попроси записать тебя.

– Прямо сейчас?!

– Сейчас, Лили. Он еще в здании.

– А ты откуда знаешь? – сердце сжимает холодный обруч ревности.

– Эванс по средам не покидает университет раньше десяти вечера. В прошлом году, когда мы готовились к конкурсу, я все вечера среды проводила в его кабинете.

Да что ты говоришь! Я проглатываю желание взять Мию за волосы и долбануть лицом об стол.

– Если тебе стремно, хочешь, я пойду с тобой? – спрашивает она, посмотрев на меня.

Не знаю, что за выражение появилось на моем лице, но я рада, что Миа неправильно его истолковала. Я мысленно даю себе пощечину, и меня накрывает чувство вины.

Ну что я за человек!

– Хорошо, – говорю я и начинаю собирать вещи.

– Ты не вернешься?

– Лучше позанимаюсь дома, – качаю головой.

На прощание обнимаю подругу, закидываю рюкзак на плечо и вылетаю из библиотеки. Мое внутреннее животное довольно урчит от скорой возможности снова с ним встретиться.

Останавливаю себя от желания зайти в туалет и проверить, как я выгляжу. Мне совершенно не нужно его внимание.

Совершенно.

Я останавливаюсь перед дверью из темного дерева, стучу и хриплый голос говорит:

– Войдите.

Профессор отрывается от бумаг и удивленно осматривает меня. Раздраженным он не выглядит, но и радостным тоже.

– Что-то забыли, мисс Миллер?

– Да. – Я подхожу к столу, но не сажусь, а остаюсь стоять, заглядывая в его серые, грозовые глаза. – Мне только что сказали, что скоро будет встреча с продюсерами из Universal, и я подумала, может быть, вы порекомендуете меня?

Его лицо после этих слов становится деловым.

– Хоть эта встреча носит неформальный характер и на ней не нужно презентовать свои работы, будет лучше, если у вас уже есть что-то, что вы можете направить агентам или поделиться своими идеями в беседе. Есть что-то подобное? Может быть, написанный сценарий или какие-то наброски?

Черт. Из готовых работ у меня только одна, и та, которую не хотелось бы выставлять на всеобщее обозрение. Да куда там. Я не собиралась показывать это вообще никому. Это слишком личное, но, похоже, выбора у меня нет.

– У меня есть одна готовая работа.

– Хорошо, – он поворачивается к компьютеру и морщится от яркого света. – Я внесу вас, но пришлите мне сценарий до встречи, я просмотрю.

Он записывает электронную почту и протягивает мне листок. Я касаюсь его пальцев и чувствую, как это прикосновение вытягивает на поверхность мои глубо зарытые фантазии и желания. Взгляд Эванса медленно поднимается от наших сомкнутых рук и задерживается на моих губах. Его горло дергается, а в глазах вспыхивают угольки.

– Конечно, профессор.

Я прощаюсь и нехотя выпускаю его руку. Не разрешаю себе обернуться и во второй раз за последний час покидаю его кабинет. В коридоре шумно выдыхаю.

Это пытка. Самая настоящая пытка. Все мое тело так и тянется к нему и ему плевать на громкий голос моего разума, который кричит "Стоять! Опасная зона".

Но по дороге в квартиру, я позволяю себе немного помечтать. Какими были бы его прикосновения? А поцелуй? А…член?

Фу, Лили.

Чем ближе подхожу к дому, тем сильнее во мне чувство тревоги, и все веселье сходит на нет. Мне кажется спину сверлит чей-то взгляд, а волосы на затылке начинают шевелиться. Я замедляю шаг и нащупываю в кармане куртки ключи, позволяя холодному металлу впиться в ладони. Заворачиваю за угол и подпрыгиваю от громкого смеха. Стук сердца так громко отдается в ушах, что я больше ничего не слышу.

Воздух медленно проникает в грудную клетку, когда я понимаю, что это всего лишь компания парней, которые вышли из бара покурить. Глубже натягиваю капюшон и быстрым шагом иду вверх по дороге.

Городской шум смолкает, и я останавливаюсь на тротуаре, не дойдя до своего дома. Желтый фонарь уличного освещения подсвечивает моросящий дождь. Я часто дышу, выпуская пар изо рта. На противоположной стороне улицы припаркован черный мерседес с наглухо затонированными стеклами. Я мало разбираюсь в марках машин, но она сильно выделяется на фоне остальных, не таких блестящих и новых. Немного расслабляюсь, рассмотрев на номерном знаке надпись штата «Пенсильвания».

Позади слышатся шаги, шаркающие по мокрому асфальту. Я встряхиваю волосами, пытаясь сбросить напряжение. Придумала тоже! Но еще раз бросаю взгляд на машину, прежде чем открыть дверь. Внезапно мой рот накрывает рука в перчатке. Другая рука обхватывает затылок и с силой прижимает меня к металлической двери. Сзади наваливается твердое тело. Я хочу закричать, но широкая рука крепко зажимает рот, и из меня вырывается приглушенное мычание.

Резко откидываю голову назад, попадая нападавшему в грудь, от чего у него сбивается дыхание, и следом со всей силы бью локтем в живот. Он хрипит, скорее от неожиданности, чем от боли, и мне удается повернуться и увидеть мужчину на добрых две головы выше меня, одетого в обычную темную толстовку и лыжную маску.

В слабом свете от входной двери на меня смотрят блеклые глаза неопределенного цвета, пронизанные красными капиллярами. Он приходит в себя и кидается ко мне, протягивая руки к горлу. Мой крик о помощи тонет в паническом вдохе, но тело приходит в себя быстрее. Рука ныряет в карман и выуживает газовый баллончик. Задержав дыхание, я выпускаю мощную струю газа прямо в прорези лыжной маски.

Ублюдок стонет и падает на колени. Я тупо застываю на месте, а он вскакивает на ноги и, шатаясь из стороны в сторону, закрыв голову руками, убегает вниз по улице.

Адреналин покидает тело, и на меня накатывает истерика. Я не могу успокоить дыхание, из меня рвутся рваные всхлипы и вздохи. Все тело трясет. В мгновение ока влетаю в квартиру, закрываю все замки. Прислоняюсь к двери спиной и без сил падаю на колени, разражаясь рыданиями.

Судорожными пальцами достаю телефон и набираю Мию. Она не отвечает, звучит автоответчик. Меня накрывает ужас, но она тут же перезванивает.

– Хей, как ты? Удалось поговорить с Эвансом? – раздается веселый голос.

Я пытаюсь отдышаться и ответить, но из меня вырываются лишь рыдания.

– Боже, Лили, с тобой все в порядке?! Почему ты плачешь? – обеспокоенно кричит Миа.

– Меня пытались ограбить или что-то вроде того, – я глотаю слезы и пытаюсь объяснить. – Какой-то чувак напал на меня возле дома, когда я пыталась попасть в подъезд. Я брызнула ему в лицо перцовым баллончиком, и он убежал.

– Боже… Где ты сейчас? Ты дома?

Судя по звукам, доносящимся из трубки, Миа начинает бежать.

– Да, я закрылась в квартире. Ты можешь приехать? Мне сейчас страшно оставаться одной.

– Уже. Скинь адрес, я скоро буду, – твердо говорит Миа.

Я скидываю адрес и на дрожащих коленях поднимаюсь на ноги. Нужно принять душ, от меня смердит перцовым баллончиком, и сейчас, когда шок немного отступил, я чувствую, как горят руки. Видимо, на них тоже попало.

Раздеваюсь догола и закладываю все вещи в стирку. Я рассматриваю свое опухшее от слез и перекошенное от страха лицо. На скуле виднеется сильная краснота, которая скоро превратится в синяк.

– Ублюдок! – я, рыча, с силой ударяю кулаком по краю раковины. – Какого черта? Почему я? Ненавижу свою чертову жизнь!

Я включаю горячий душ и сижу под ним до тех пор, пока не раздается звук домофона, а следом звонок от Мии.

Спустя пятнадцать минут я сижу в гостиной с чашкой горячего чая в руках. Миа не отрывает от меня обеспокоенный взгляд и то и дело начинает гладить меня по спине. Лиам с явным раздражением меряет шагами комнату.

– Я так рада, что с тобой все в порядке, – сиплым голосом говорит Миа. – Ну, почти.

Она разглядывает синяк на скуле и приносит лед. Я морщусь от холодного компресса, но благодарю подругу.

– Расскажи, что случилось, – требует Лиам, садясь рядом.

Он в ярости, если не в бешенстве. На его скулах играют желваки, и он то и дело сжимает кулаки, словно готовится дать в морду воображаемому обидчику.