Инсомния

Он в ярости, если не в бешенстве. На его скулах играют желваки, и он то и дело сжимает кулаки, словно готовится дать в морду воображаемому обидчику.

Я рассказываю в подробностях, что произошло, и в конце Лиам шумно выпускает воздух, словно сдувшийся шарик.

– Нужно заявить в полицию, – убежденно говорит Миа.

– Слабо верится, что его смогут найти. Ты говоришь, что видела только его глаза? – спрашивает Лиам, и после моего кивка продолжает: – Сколько таких хмырей по городу. Тебе бы переехать в район получше, где в доме хотя бы есть камеры видеонаблюдения.

Я соглашаюсь – не представляю, как мне теперь возвращаться одной после всего, что произошло.

– Можешь пожить у нас с девочками, пока ищешь квартиру. У нас хоть мало места, но все же лучше, чем одной.

– Ты серьезно? – на моих глазах снова выступают слезы.

Кидаюсь к подруге на шею, и та крепко меня обнимает в ответ.

– Конечно. Это меньшее, чем я могу сделать, чтобы помочь тебе сейчас.

– Спасибо, и спасибо, что приехали. Не знаю, как бы я провела эту ночь одна.

– Перестань, – отмахивается Лиам, а Миа согласно кивает.

Мы заказываем пиццу. Чтобы отвлечься, друзья включают глупые комедии нулевых. Лиам обнимает меня за плечи. Я устраиваюсь возле его бока и медленно уплываю в сон, успокоенная его теплом и их легким смехом.

Лили

– У тебя на удивление мало вещей, – говорит Лиам, занося последнюю коробку в квартиру Мии.

Он ставит ее на пол рядом с остальными и с усталым видом падает на диван. Мы проснулись несколько часов назад и сразу начали собирать вещи. Я не хотела еще хоть сколько-то времени проводить в этом доме, и друзья меня поддержали.

– При переезде я брала все самое необходимое, а в той квартире прожила недолго.

Я сажусь на диван рядом с ним и вытираю испарину со лба. Хотя вещей у меня и правда немного, но я все равно вымотана от переезда. Тем более что в прежнем здании не было лифта, и пришлось несколько раз подниматься по лестнице.

Миа протягивает нам газировку и открывает первую коробку. Выуживает черно-белое фото родителей в простой белой рамке – одна из немногих личных вещей, что я не продала и привезла с собой из Юджина.

– Твои родители? – спрашивает она, садясь рядом на край дивана.

Я киваю, делаю глоток и чувствую внимательный взгляд Лиама, который напрягается всем телом после этого вопроса.

– Ты очень похожа на маму, – тихо и мягко говорит Миа, обнимая меня за плечи. – Хочешь, поставим это фото здесь?

Она ставит фотографию на полку в центре комнаты рядом с другими фотографиями ее и девочек.

Я шумно выдыхаю и потягиваюсь всем телом. В носу начинает щипать, а я не хочу второй день подряд проливать слезы. После вчерашнего вечера их и так было достаточно. Моё лицо опухло, скула ноет, и на ней расцвел ярко-красный синяк, закрывающий добрую половину лица.

– Спасибо, что помогли с переездом, но не нужно было ради этого пропускать лекцию, – осуждаю я Лиама.

– Не то чтобы я сильно хотел на ней быть, – отмахивается он. – Профессор фанатеет от нашей баскетбольной команды. Все, что мне нужно, – это не накосячить на следующей игре.

Мы еще немного сидим и болтаем. Миа первой убегает на занятия. Лиам не торопится и предлагает разобрать вещи.

– Оставь, я сама, – чуть ли не силой забираю у него из рук коробку. – Тебе нужно отдохнуть. Хоть побили меня, но ты выглядишь не лучше.

Это правда. Не знаю, сколько ему удалось поспать прошлой ночью, но выглядит он помятым. Под глазами залегли тени, а загорелая и сияющая кожа сейчас выглядит серой.

– Я в порядке.

– Лиам.

– М?

– Я хочу побыть одна, – говорю прямо, когда он не понимает намеков.

– Прости, – смеется он и почесывает свои слегка вьющиеся волосы. – Напиши мне, если тебе что-то понадобится.

Закрываю за ним дверь, и комната погружается в оглушительную тишину. Соседок Мии тоже нет, так что я остаюсь одна. И впервые с прошлого вечера могу спокойно подумать о том, что произошло. Я сажусь на диван и вспоминаю его до мельчайших деталей.

Это не мог быть Итан, нет. Его черный, изливающий безумием и злостью взгляд я бы узнала сразу. Да и нападавший был ниже ростом. Это просто совпадение, успокаиваю я себя. Он не знает, где я, и никогда не сможет меня найти.

Дерьмо. На моем лице написано: “я – жертва”? Будто я магнит, притягивающий к себе придурков. Можно уехать на другой конец страны, но все равно быть избитой.

Я морщусь, ощупывая лицо. Что ж, бывало и хуже. Удар был несильный, кости целы, а синяки пройдут.

Это не сравнится с болью от треснувших ребер, когда Итан решил, что я флиртовала с его другом.

– Ты же будешь хорошей девочкой? Я бы не делал этого, но ты ведешь себя неправильно. Зачем ты так поступаешь, Лили? Ты же знаешь, что за этим последует, правильно? – он с силой сжимает мой подбородок и рычит эти слова мне в лицо. – Но нет. Ты провоцируешь меня. Потому что тебе это нравится. Нравится выводить меня из себя. Нравится делать из меня монстра, хотя я не такой. Я хочу только лучшего для тебя. Хочу быть добрым с тобой.

Из моих легких вырывается хриплый смех. Я знаю, что пожалею об этих словах, но все равно выплевываю их:

– Ты больной ублюдок, Итан. Я не сделала ничего! Ничего! Тебе не нужен повод, чтобы издеваться надо мной.

Слезы боли и бессилия заливают мое лицо, и я пытаюсь отползти от него как можно дальше, зажимая бок, потому что каждый вдох дается с невероятной болью.

Его глаза темнеют и наливаются кровью. Черты лица давно потеряли человечность и мягкость. Вместо этого они искривлены безумством.

Он резко хватает меня за лодыжку и рывком притягивает к себе. Я кричу от боли, пронзающей грудь, из глаз сыплются искры. Я задыхаюсь и кажется, что потеряю сознание. Это слишком. Слишком много боли. Я устала с ним бороться. Я молю, чтобы это закончилось. Не важно, каким образом. Но если Бог и существует, то он остается глухим к этим молитвам.

– Кажется, я должен преподать тебе еще один урок, милая.

Я не вижу его, все расплывается, но слышу эти слова над ухом. Он берет меня за волосы, вырывая при этом несколько прядей, и следующий удар приходится по лицу. Наконец-то мир погружается в блаженную темноту.

Я трясу головой, пытаясь прогнать эти яркие картины прошлого. И только спустя несколько минут, придя в себя, понимаю, что по моему лицу катятся слезы, а под ногами валяются осколки разбившегося стакана.

– О, боже! Да забудь ты про него! Тебе удалось сбежать, и ты его больше никогда не увидишь.

Я специально произношу эти слова вслух, словно так они приобретают большую силу. Словно так я прогоняю демонов прочь и показываю им, что не боюсь.

На распаковку всех вещей уходит всего час. Я разложила одежду в отведенном шкафчике в комнате Мии и перед университетом решаю принять душ, чтобы привести себя в порядок.

Пока сохнут волосы, я отправляю Эвансу свою работу и делаю макияж. В моей косметичке все еще валяется плотный консилер, который перекрывает даже татуировки. Я с ненавистью смотрю на злосчастный тюбик – не думала, что когда-нибудь еще им воспользуюсь.

Недовольно хмыкаю, глядя в зеркало. Сильно лучше не стало: одна половина лица все еще опухшая, но хотя бы синяков не видно. Оставляю волосы распущенными, чтобы они закрывали лицо, и натягиваю капюшон.

В этот день у меня одно занятие, и мне удается не привлекать к себе лишнего внимания, спрятавшись за спинами других учеников на последнем ряду. Но когда я иду на смену в книжный, Оливия, увидев меня, роняет ножницы.

– Лили! Что с тобой произошло?!

Она бросается ко мне и осматривает меня, бережно держа за здоровую щеку.

Черт. Нужно было проверить, как я выгляжу, чтобы не пугать эту добрую женщину. Оливия провожает меня за прилавок и усаживает на стул.

Я быстро рассказываю, что произошло, преуменьшая пережитый страх, но она все равно переживает.

– Почему ты не позвонила? Эмма бы вышла за тебя. Иди домой, – она тянет меня за руку. – Тебе нужно отдохнуть и прийти в себя.

– Если позволите, Оливия, я бы поработала. Я себя хорошо чувствую, а работа лучше всего отвлекает от других мыслей.

Оливия с сомнением смотрит на меня, но все-таки соглашается.

– Тебя кто-то может встретить? Не хочу, чтобы ты возвращалась одна.

– Оливия, – я обнимаю ее за плечи, и мой голос звучит твердо, – со мной все будет в порядке.

И прежде чем она успеет еще что-то сказать или передумать, быстро поднимаюсь на второй этаж.

Смена проходит быстро: в кофейне полно студентов, которым нужна вечерняя доза кофеина. Физический труд и общение с посетителями не дают мне погрузиться в свои мысли, и после закрытия я покидаю магазин уставшей, но на удивление с отдохнувшей головой.

Квартира Мии находится дальше от книжного, и мне приходится идти на остановку, чтобы сесть на автобус. На телефон приходит уведомление. Лиам. Просит написать, когда я буду дома. Рот растягивает улыбка. Приятно, когда есть человек, который беспокоится и переживает за тебя.

Следующим утром вместе с Мией еду на занятия. Она водит симпатичный белый жук, и всю дорогу мы подпеваем под сладкий голос Mila J трек "Kickin' Back", так что в университет приезжаем в приподнятом настроении.

Мое лицо выглядит лучше: отек спал, а плотный макияж перекрывает синяки. Люди даже не шарахаются от меня.

Когда я подхожу к аудитории, где будет проходить семинар у Эванса, в моей груди неприятно свербит. Я распускаю волосы, чтобы они закрывали лицо, и занимаю последний ряд подальше от профессорского стола. Мия, зайдя в аудиторию, не сразу находит меня, но, пошарив глазами по кабинету, садится рядом.

– Есть что-нибудь? – продолжает она наш утренний разговор. Весь вечер я искала варианты квартир, и тех, что находятся в приличном районе, есть какая-никакая система безопасности и не стоят как крыло от самолета, – мало. Куда там. Их нет.

Похоже, мне нужно смириться с тем, что придется залезть в деньги от продажи дома и найти еще одну подработку. А часов в сутках не прибавилось. Ощущение, будто я тону в этих проблемах, и с каждым днем болото безнадежности затягивает все больше и больше. Я устала и просто хочу хотя бы пару дней пожить немного для себя: прогуляться по городу, почитать книгу за чашкой кофе. Я уже третий месяц в Филадельфии, но видела только дорогу от университета до работы. Эти мысли так расстраивают меня, что я чувствую, как на глазах выступают слезы. Нервы стали ни к черту.

– Как тебе эти? – я открываю ноутбук и показываю подруге варианты, которые добавила на всякий случай, если не найдется чего-то дешевле.

– Симпатичная кухня.

Согласно бормочу. Не то чтобы для меня это было важно – готовка никогда не была моим любимым делом.

Разговоры смолкают, как только Эванс входит в кабинет. Поерзав на стуле, я двигаюсь за спину Бена, чтобы меня не было видно с профессорского места. Не хочется, чтобы он видел меня в таком состоянии.

Сегодня профессор явно в приподнятом настроении: на обычно бледном и хмуром лице играет румянец, будто он вернулся с пробежки, на лице то и дело пробегает улыбка. От этого вида мне становится лучше, и хочется улыбаться в ответ. Он раскладывает вещи и поднимает взгляд на аудиторию. Его глаза быстро пробегают по залу и немного дольше задерживаются на том месте, где обычно сидим мы с Мией. Слегка хмурится, и уголки его губ опускаются. Расстроен, что не увидел меня? Ха-ха. Да-да.

Профессор начинает занятие, я внимательно слушаю, и ненужные мысли отходят на второй план. Группа веселится и ведет активное обсуждение. Мне есть что сказать, но сегодня я молчу. Мия тоже витает в своих мыслях, и я вижу, что она часто отвлекается на телефон, где идет активная переписка в чате ее группы. У них скоро концерт, и с площадкой, где они должны были выступать, возникли проблемы.

Мы смеемся от нелепого высказывания одногруппника, и в это же время Бен впереди меня отодвигается в бок, подперев подбородок рукой, открывая меня. Взгляд профессора моментально находит мой, и с его лица слетает усмешка. Глаза темнеют, и он выглядит в серьез разозленным.

Я судорожно втягиваю воздух и отворачиваюсь к окну, скрывая половину лица.

Блядь.

Эванс прочищает горло и возвращается к обсуждению, но атмосфера в аудитории уже не такая легкая. Студенты замечают перемену в его настроении, и по кабинету прокатывается непонимающий шепот. Речь профессора становится резкой и обрывистой, а его английский акцент звучит сильнее.

Мия поднимает голову от телефона и тихо шепчет:

– Что с ним? У него как будто живот скрутило.

– Не знаю… – глухо отвечаю я.

Кровь бьет в ушах, я не слышу, что говорит Эванс. Отчего-то мне хочется сползти под стол или выйти в окно, чтобы не видеть этого взгляда, который сейчас мечет молниями.

Впервые на его лекции я не свожу глаз с часов, приказывая стрелкам двигаться быстрее, чтобы покинуть кабинет.

Наконец-то он заканчивает, бросив Мие короткое «увидимся», я пулей вылетаю из аудитории.

Благодаря моему побегу первой прихожу на следующую лекцию и наблюдаю, как аудитория постепенно заполняется людьми.

После занятий иду в библиотеку и до позднего вечера корплю над заданием Эванса, которое немного остудило мой интерес к нему. Мысленно рыча от злости, я несколько раз переписываю введение, стараясь соответствовать требовательному взгляду профессора. Закончив, перечитываю получившееся. По телу пробегает дрожь, и кончики пальцев колет от волнения. Я могу дать трезвую оценку своему тексту – это лучшее, что я когда-либо писала.

Закинув вещи в рюкзак, иду к выходу. Мои шаги гулко разносятся по пустым коридорам университета. Размышляю, чем бы заняться сегодня вечером? Мия будет на репетиции, а с ее соседками я еще не так хорошо общаюсь и не хотелось бы их обременять. Может, написать Лиаму?

Я не успеваю достать телефон, как вдруг чья-то рука крепко хватает меня за запястье и разворачивает. Из меня вырывается приглушенный крик, который смолкает, как только я вижу, кто это.

– Извини, не хотел пугать, – Эванс отпускает мою руку и делает шаг назад.

Он с опаской смотрит на меня и хмурится, замечая, как я судорожно сжимаю кулаки. Прикусывает внутреннюю сторону щеки, будто борется с тем, чтобы не сказать лишнего.

– Что случилось? – он указывает острым подбородком на мое лицо, а его голос звучит грубее обычного.

– Неудавшееся ограбление.

– Нужно было готовиться лучше, – его губы подрагивают в легкой улыбке, но он тут же снова становится сосредоточенным. – А если серьезно?

– Я возвращалась домой, и на меня напали… – я пожимаю плечами, словно хочу сказать «да ничего страшного, с кем не бывает». – Но все обошлось.

– Это ты называешь «обошлось»? – Эванс вздыхает и раздраженно засовывает руки в карманы брюк.

Эй, он что, сейчас закатил глаза?

– Куда сейчас, домой? – и после моего кивка продолжает: – Подожди здесь.

– Профессор?…

– Жди здесь, – отрезает он и широким шагом идет в направлении своего кабинета.

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу и оглядываю пустой коридор, ища того, кто мне объяснит, что сейчас происходит. Ждать долго не приходится, и спустя несколько минут профессор возвращается, одетый в пальто, неся в руках портфель.

– Идем, – говорит он, но это больше похоже на приказ.

Я хочу возразить или сказать, что не стоит обо мне беспокоиться, но слова застревают в горле, когда широкая теплая ладонь профессора ложится между лопаток, подталкивая к выходу.

Ого.

На улице морозно и влажно. Эванс ведет меня к парковке, подстраиваясь под мой медленный шаг. Он такой большой, от него вибрациями исходит тепло, что я неосознанно тянусь к нему ближе.

Он подводит меня к низкому спортивному автомобилю темно-серого цвета и открывает пассажирскую дверь. Пока он обходит машину, я делаю глубокий вдох, и мой рот наполняется слюной – внутри запах, как у него. Легкие ноты древесного парфюма и кожаных сидений смешиваются с запахом табака и сладостью вишни.

С неожиданной для его роста грацией, он садится за руль. Повернувшись, бросает сумку на заднее сиденье, и в этот момент его скула и шея оказываются так близко к моему лицу, что я вновь ощущаю аромат его парфюма. Я задерживаю дыхание – тело охватывает дрожь. Боже, как же я сейчас выгляжу – наверняка, как задыхающаяся, покрасневшая свинья! Чувствую себя неуместной здесь, словно инородный объект, который нужно скорее убрать. В своей ушатанной толстовке и потертых джинсах я кажусь потасканной на фоне исходящей от него уверенности.

Эти мысли угнетают, и я двигаюсь ближе к окну, стараясь занять как можно меньше пространства. Он просит назвать адрес, и машина, издавая низкий рокот, срывается с места.

Джеймс

Нужно как-то отвлечь ее, иначе она превратится в статую. Я буквально чувствую, как от Лили волнами исходит напряжение. Она ерзает на сиденье, старательно смотря в окно, а огни ночного города мягко освещают ее бледное лицо. С самого начала мне казалось, что ее нужно оберегать – она выглядит такой хрупкой и беззащитной. И, как оказалось, мои чувства не подвели. Какой ублюдок осмелился поднять на нее руку? Она же выглядит, как беззащитный котенок.

Я выдыхаю через нос и сжимаю руки на руле так сильно, что костяшки пальцев белеют. Все это очень плохо. Мысли в голове накаливаются, пробуждая во мне инстинкты пещерного человека: сначала взять ее в охапку и укрыть у себя дома, охранять, как сторожевой пес, а потом найти этого мудака и отомстить, чтобы он понял, каково это – иметь дело с теми, кто может дать отпор.

Я чувствую ее взгляд, и скорее ощущаю, чем слышу, как она задерживает дыхание. Черт. Наверное, я пугаю ее.

– Я прочитал твою работу, – вспоминаю безопасную тему. Надеюсь, это отвлечет нас обоих, и кровавая пелена гнева рассеется.

– Так быстро? – удивляется она. – И как вам?

– Неожиданно, – это первое, что приходит мне в голову. – Эротический триллер – сложный жанр. – Меня также удивило, что ты выбрала его, но об этом я не говорю вслух. – Ты хорошо с ним справилась. Есть, что доработать, например, постельные сцены.

– Что, это было слишком откровенно?

Она краснеет от похвалы, придвигается ближе и буквально впивается в меня глазами, стараясь не пропустить ни слова. В ее глазах горит неподдельный интерес, и сейчас она выглядит так красиво, что у меня на миг щемит сердце.

– Наоборот, нужно раскрутить на максимум. Показать в этих сценах, как власть от мужского персонажа переходит к женскому, – мысленно стону, вспоминая некоторые из сцен. Черт, это было действительно горячо. Зря я затронул эту тему. Как теперь бороться со стояком? Осознание того, что это были ее мысли и, в какой-то степени, ее желания, возбуждает еще больше. Мне приходится прочистить горло, чтобы сказать: – Меня удивила концовка. Не думал, что Ирен решится на убийство.

– Почему? – она хмурится, переводя взгляд на свои пальцы, теребя замок от рюкзака. Это ощущается, как будто солнце отвернулось от меня и больше не согревает своими лучами. Посмотри на меня!

– Я ставил на побег. – Она резко вскидывает голову, глядя на дорогу, и бледнеет. Эта реакция сбивает с толку, но я продолжаю: – Поэтому нужно прописать трансформацию героя: как она из безвольной героини превратилась в человека, способного на хладнокровное убийство. Что стало точкой невозврата?

Она погружается в глубокие размышления, долго молчит, глядя в даль на дорогу. Мне начинает казаться, что вопрос останется без ответа, когда она, наконец, произносит:

– Вы имеете в виду, что Ирен нужно дать сильный толчок?

– Да. Должно произойти нечто серьезное и из ряда вон, чтобы подтолкнуть ее к этому. Она должна по-настоящему испугаться за свою жизнь.

В моей голове сразу всплывают сцены из ее сценария, полные ужасных подробностей о побоях женского персонажа. Она, без сомнения, проделала большую работу, собирая эту информацию. От некоторых сцен мне становилось жутко. У девчонки настоящий талант.

– А почему ты оставила главного персонажа без имени? – это еще одна загадка, терзающая меня с того вечера, как я прочитал сценарий.

– Не знаю… – отвечает она глухо. – Не могла решиться наделить его именем, словно от этого он станет реальным.

Этот ответ так неожидан, что я несколько минут тупо смотрю вперед, не замечая дороги, чуть не пропуская нужный поворот. Но после этих слов начинаю понимать ее мысли, и это не может не радовать.

– Назови его Чип.

– Чип? – она поворачивает ко мне голову, и ее волосы рассыпаются по кожаному сидению, я вновь утопаю в шоколаде ее глаз.

– Да, Чип. Пусть ужасный человек носит имя маленького бурундука.

– Тогда ни у кого не возникнет вопросов, почему он стал таким, – ее глаза блестят от смеха.

– Точно.

Я паркуюсь возле нужного дома, и атмосфера легкости начинает растворяться, мне не хочется прощаться. Я помогаю ей выйти и провожаю до дверей. Она глубоко вдыхает, поднимает глаза к тучному вечернему небу и хмурится.

– И тебя хотели ограбить здесь? – недоверчиво осматриваю ярко освещенную парковку. Прозрачные двери ведут в вестибюль, через которые хорошо видно, как улицу, так и консьержа за столом. Не удивлюсь, если у каждого входа стоят камеры наблюдения.

– Нет. Я переехала к Мии после этого. Мой прежний дом был… не таким новым, – говорит она, слегка подергивая плечами, словно ей неудобно говорить об этом.

– Разумно.

– Да, но мне все равно нужно найти новое жилье. Не хочется стеснять девочек.

Она останавливается возле дверей, опуская взгляд и пряча лицо. Я прикидываю варианты: в доме, где живет Ава, насколько я знаю, освободилась одна из квартир.

– Дай свой телефон, – говорю я, быстро набирая себе и сохраняя ее номер. Дождавшись, пока он отобразится, возвращаю ей устройство. – У меня может быть неплохой вариант. Хороший, современный дом. Я пришлю тебе контакты арендодателя, если квартира еще свободна.

– Спасибо, – она держит телефон будто это бомба замедленного действия, но благодарность звучит тепло и искренне. Хотя я мельком замечаю на ее лице выражение сдерживаемого скептицизма.

Она прощается, я придерживаю дверь, наблюдая, как она вызывает лифт и одновременно набираю нужный номер.

– Джерри, та квартира на Спрус-стрит еще не занята?

– Завтра пара записана на просмотр.

– Отлично. Сдашь ее мисс Миллер, она с тобой сегодня свяжется.

Слышу, как старик устало выдыхает в трубку, но согласно бормочет и записывает контакты.

– Сдашь ее за пол цены.

На том конце трубки воцаряется тишина.

– Ты шутишь? – шипит он. – У нас и так одни из самых низких цен на недвижимость. Это убытки!

– Этот дом построен на мои деньги. Если я говорю за пол цены, значит, так и будет. Продолжишь спорить – она будет жить бесплатно.

– Ладно, – соглашается он и вешает трубку.

Джерри нагнетает. Я мог бы позволить ей жить бесплатно, но она в жизни не согласится. Она явно не любительница быть кому-то обязана или эксплуатировать людей. Ее наверняка итак смутит низкая цена, но это я смогу уладить.

Я возвращаюсь к машине, отправляю Лили контакты и закуриваю сигарету. Хм, приятно называть ее по имени даже в своих мыслях. Это имя идеально ей подходит: нежная, милая и хрупкая.

Вдруг приходит сообщение.

Лили: Профессор, какой пример вы подаете своим студентам?

Я вскидываю голову, но среди множества светящихся окон не могу найти ее.

Джеймс: Вне стен университета не стоит на меня равняться. Ничему хорошему я не научу.

Лили: Я бы хотела, чтобы вы научили меня плохому.

Дым застревает в горле, а в голове каруселью проносятся дикие образы с ее участием. Руки дрожат, кровь приливает в низ, как у озабоченного подростка. Не успеваю ответить, как приходит следующее сообщение:

Лили: Я только сейчас поняла, как двусмысленно это прозвучало… Извините, я не имела в виду ничего такого. Пожалуй, пойду закопаюсь в одеяло от стыда. Спасибо за контакты и снова извините.

Джеймс: Спокойной ночи, Лили.

Утром в субботу я еду к Аве. Ей однозначно стало лучше, это видно по ее свежему лицу и тому, как она резво передвигается по квартире. Как только я вхожу, она начинает метаться: заваривает чай и гордо ставит на стол финиковый пудинг.

– Нет, не может быть! – Я смотрю на сестру с недоверием. Она всегда любила печь, но когда ей поставили диагноз синдромом Гийена-Барре, готовка отошла на второй план. У нее просто не было сил стоять у плиты. – Ты – лучшая сестра на свете!

– Считай это моей благодарностью за все месяцы, что ты возился со мной. Я знаю, как я бываю невыносима, когда болею. Меньшее, что я могу сделать – это приготовить твой любимый пудинг. – Она наклоняется, крепко обнимает меня и целует в щеку. В ее голосе слышатся слезы, а у меня в горле застревает ком размером с теннисный мяч.