Авалон

Вниз ведет одна достаточно широкая лестница из темно-вишневой древесной породы. Потолок второго этажа подпирают несколько узких колонн, обитых деревом.

Разговоры внизу разобрать сложно. Долетает до уха только бесперебойный гул голосов, смех и звон посуды. Похоже, придется подождать какое-то время, пока они поедят и переместятся поближе. Боюсь спускаться на первый этаж: холл просторный и светлый. Совсем негде спрятаться, если кто-то будет выходить из столовой.

До меня долетают обрывки фраз, и в них точно нет ничего интересного. Обычные разговоры мужчин: как один завалил на охоте большого оленя, а другой привез удивительный кинжал с другого континента, и о женщинах, побывавших в их постелях.

Проходит много времени, прежде чем голоса становятся громче, и я вижу, как по очереди семеро мужчин выходят из столовой. Я быстро вскакиваю на ноги, потому что успела с удобством расположиться на верхних ступенях, и прячусь в тени колонны, где меня не будет видно ни с лестницы, ни из коридора, если кто-то обернется, проходя мимо.

Не спеша они поднимаются на второй этаж. Последним, вместе с двумя кэлхаунами, идет Ангус. Я сразу узнаю его по описанию Олана. Его лицо еще больше раскраснелось от выпитого вина. Кэлхауны – высокий парень и девушка. Последнюю я по ошибке приняла за мужчину из-за ее коротких волос. В нашем королевстве я только у Арлеты видела короткий ежик. Волосы мешают ей на тренировках и в бою, поэтому она давно отказалась от идеи как-то ухаживать за ними.

Интересно, какие дела его связывают с этими кэлхаунами? Они же совсем не любят покидать своих краев. Да, Ангус – торговец. Но что-то мне подсказывает, что их привело сюда отнюдь не желание обзавестись сетонским шелком.

Я переношу вес с одной ноги на другую, и в этот момент скрипит половица, что заставляет кэлхауна обернуться. Я замираю и не дышу, пока он своим орлиным взглядом обводит пространство рядом с колонной. Ох уж этот вулканский слух! Совсем забыла про него. Они действительно обладают очень острым слухом, но вот зрение из-за вулканической пыли у них не очень.

«Так что давай, не напрягай свои глазки и иди вперед» – думаю я, с бешено колотящимся сердцем.

Но он все еще стоит и всматривается. Хорошо, что не в то место, где нахожусь я. Мне его отлично видно, и я успеваю его хорошо рассмотреть. Впервые вижу кэлхауна так близко. Они редкие гости в Соуле. Его кожа действительно светло-серого цвета, такая тонкая на вид, что кажется ее сейчас порвут острые скулы и подбородок. Белка почти не видно: весь глаз занимает зрачок черного цвета, отчего они походят на блестящих черных жуков. В отличие от своей спутницы, у него длинные тонкие черные волосы, забранные в высокий хвост. Они не блестят в тусклом свете ламп, а наоборот, как будто поглощают его. Кэлхауны выше всех на нашем континенте. И эти двое не исключение. Даже девушка будет выше меня на голову, а я самая высокая среди моих знакомых.

– Господин, идемте, – Ангус окликает его и жестом приглашает войти в кабинет. – Уверяю вас, в этом доме мы находимся в полной безопасности, вдали от любопытных глаз и ушей. А мои лучшие люди постоянно охраняют территорию.

– Барон, надеюсь, под своими лучшими людьми вы не имеете в виду тех троих пьянчуг, что мы видели во дворе? – говорит он с легким сарказмом. Его голос – это свистящий шепот змеи, от которого бегут мурашки по спине.

Ангус неловко смеется и бормочет какие-то оправдания себе под нос. Видно, что он его побаивается, и я его не осуждаю.

Кэлхаун резко втягивает носом воздух, но все-таки следует за Ангусом и плотно закрывает за собой тяжелую дверь. Выжидаю время и на цыпочках подхожу к двери, прикладывая ухо к замочной скважине. Чтоб тебя! Дверь полностью глушит все звуки из комнаты. Нужно быстро найти место, откуда я могу их слышать. Судя по их разговорам, все люди в этом доме находятся либо за этой дверью, либо во дворе. Так что я без страха быть обнаруженной захожу в соседнюю к кабинету комнату. Дверь закрыта, но я нагреваю ручку – металл замка становится мягким и податливым, и я легко проникаю внутрь. Ах, Ангус, не хорошо обманывать своих гостей. Да он совсем не озабочен своей безопасностью! Я даже чувствую разочарование.

В комнате нет балкона, а только окно. Приходится влезть на покрытый льдом и снегом карниз и слушать, что происходит в кабинете. Ох, хорошо, что у меня есть Сила. Я не знаю, сколько бы продержалась на таком холоде без нее. Стекла у окон тонкие, так что я отчетливо слышу все, что происходит внутри.

– Неужели все гвардейцы вместе с генералом действительно вернулись в столицу?

– Да, господин. В Ошене не осталось никого. Мои люди проследили за всеми, кто выжил. Генерал с командиром покинули город сразу же, гвардейцы – спустя сутки.

– Поехали за подмогой.

– Да, все идет в соответствии с нашим планом. Когда они вернутся, их будет ожидать большой сюрприз.

Мое сердце бешено колотится, а горло сжимает предчувствие чего-то нехорошего. Тело бросает в дрожь, и это не из-за холода. Что здесь происходит?

– Чему вы радуетесь, Ангус? Разве мы вам не говорили, что генерал не должна была остаться в живых? Вы наивно полагаете, что если она не начала рубить головы направо и налево, то не представляет угрозы?

– Да, Ангус, – к разговору подключается девушка, – вам не зря говорили расправиться с ней сразу, пока они прибыли с маленьким отрядом. А когда город наводнят отряды гвардейцев, к ней нельзя будет подступиться.

– Мы не смогли…

– Что это вообще значит? Мы предоставили вам все, что нужно. Вашим людям оставалось только не промахнуться.

– Ей удалось избежать взрыва, – глухо говорит Ангус.

Девушка презрительно фыркает:

– Вы правда такой идиот или прикидываетесь? Месяцы подготовки пропали даром из-за вашей ошибки. Теперь нам нужно начинать сначала.

Ангус что-то бурчит, но я не слышу. Кэлхауны, видимо, отходят к окну, потому что их голоса я начинаю слышать более отчетливо.

– Зря мы с ним связались, – говорит парень.

– Да. Но выбора не было. Этот Ангус – чистый кусок дерьма. Его интересуют только власть и деньги. А еще он нас боится до усрачки, поэтому им легко управлять, – она легко смеется. И этот смех больше похож на карканье вороны.

– Кому-то из нас поручат взять генерала на себя. У нас больше нет шанса на ошибку.

– Не в первый раз.

В горле застревает беззвучный крик. Я стараюсь собрать свои мысли в кучу, чтобы не пропустить ни слова.

– Вы сообщите, когда отряд выдвинется из столицы в сторону Ошена? – раздается новый голос, и его интонации кажутся знакомыми.

– Да. Наши люди в Соуле следят за этим. Как только генерал с отрядом выступят, вы сразу же об этом узнаете, – отвечает девушка. – И будьте уверены, Ангус, вы исчерпали свой предел ошибок, не испытывайте терпение хозяина.

От того каким хищным голосом это было сказано, мне становится не по себе.

– Генерал – теперь наша забота, а ваша – все остальные. Мы показали всем вашим людям, как использовать порошок. Проблем быть не должно.

Во дворе резко раздается собачий лай, а потом визжание кошки. От неожиданности я поскальзываюсь и чуть не лечу вниз со скользкого карниза, но успеваю одной рукой зацепиться за витиеватый железный крюк. Прыгать вниз не вариант: шум во дворе явно привлек внимание кэлхаунов. Подтягиваюсь и забираюсь по водосточной трубе вверх на крышу. Нужно перевести дух. В голове роятся мысли, как стая перепуганных пчел.

Все не так просто, как нам казалось. Все было спланировано, причем с легкой руки кэлхаунов. Но чего они хотят? Старательно пытаюсь вспомнить хоть какие-то разногласия между нашими королевствами в прошлом, но безрезультатно. Ничего. Но будем откровенны, я всегда спала на занятиях по истории.

Вспоминаю, что они говорили про Арлету, и меня снова накрывает волной страха за нее. Я сдвигаю маску с лица и протираю его снегом, чтобы отогнать панику и взять себя в руки. Чем она им мешает? Арлета – отличный боец и на поле боя стоит сотни воинов. Может, они хотят ее убрать до сражения, чтобы не иметь с ней дела в бою? Если так, они готовят более масштабное нападение. Но конечная цель всего этого пока видится слабо.

Кэлхаун что-то обронил о порошке. Может быть, мешки с этим порошком разгружали во дворе, когда я пришла? Нужно проверить.

Согнувшись пополам, крадусь к краю крыши, чтобы перелезть на другую постройку. Крыша сарая напротив выглядит достаточно крепкой: видимо, это конюшня. Разбегаюсь и прыгаю. По пояс проваливаюсь в крепкий сугроб.

Мелкими перебежками добираюсь до сарая, в который сгружали мешки. Спускаюсь по задней стенке на землю. Хорошо, что все строения, кроме главного дома, деревянные. Провожу пальцем по дощечке, чтобы вырезать себе небольшой лаз. Старое дерево загорается и начинает вонять, но ветер быстро уносит едкий дым.

Сначала просовываю голову в образовавшееся отверстие и осматриваюсь. Трое мужчин, которые носили мешки, сидят возле входа в сарай на соломенных тюфяках и играют в карты. Короткие изогнутые клинки лежат рядом с ними.

Мешки сложены в дальнем противоположном от меня углу. Ох, как сейчас пригодился бы дар кэлхаунов сливаться с темнотой. Но придется выкручиваться с тем, что имеем.

Когда игра становится шумной, на корточках крадусь к ближайшему мешку, прячась за кучей соломы. Подтягиваю ближайший к себе мешок, развязываю и заглядываю внутрь. Просто черная пыль. Похожа на крошку от угля или что-то подобное.

Не понимаю. Может, ее нельзя вдыхать или нужно подмешать в пищу?

Решаю взять немного этого порошка с собой. Из нагрудного кармана достаю плотный платок, запускаю руку в мешок и загребаю хорошую горсть. Но тут же одергиваю руку и душу в горле крик. В руку как будто вонзились тысячи маленьких иголок, раздирающих кожу. Закусываю губу, чтобы не закричать, а из глаз против воли текут слезы. Дрожащей рукой пытаюсь стереть злосчастную пыль о штаны, но тщетно. Она как будто прилипла к коже и проникает глубже от трения. Кожа начинает темнеть, как от соприкосновения с даром адкартцев, и покрываться волдырями. Делаю глубокий вдох, плечом вытираю выступившие слезы. Поврежденной рукой, обернутой в платок, зачерпываю горсть порошка, аккуратно заматываю и выползаю через оставленное мной отверстие. Вырезанную дощечку прислоняю обратно.

Весь обратный путь до постоялого двора я бегу так быстро, как никогда в жизни.

Глава 13

Добравшись до своей комнаты, я с отвращением швыряю подальше от себя ткань со злосчастным порошком и кидаюсь к медному тазу с водой. Не хочу лишиться и второй руки, поэтому пытаюсь смыть с себя эту пыль раненой. Сразу чувствую облегчение. Прохладная вода снимает нестерпимое жжение до легкого зуда, но как только я достаю руку на поверхность, боль возвращается с новой силой. Да так, что я не могу сдержать болезненного стона.

Беру таз с водой и ставлю его возле кровати. Ложусь так, чтобы раненая рука была в воде, и вытягиваюсь на кровати. От продолжительной боли в висках начинает стучать. Тру глаза свободной рукой, чтобы сбросить с себя пелену боли.

Я уже поняла, что порошок действует на обладателей Силы огня. Именно с помощью него они хотели избавиться от Арлеты, по иному никак.

Жутко, что мы оставались в полном неведении о готовящемся нападении и о том, какими силами обладает враг. Мы отделались малой кровью только по счастливой случайности. Арлета вовремя вернулась в Соул, и кто мог подозревать, что королева будет медлить с тем, чтобы послать в Ошен большую часть войска? От этой мысли я даже слабо хмыкаю. Но что мне делать? В любом случае Арлета рано или поздно появится здесь и подставит себя под удар. А если ей сказать правду о том, что я узнала, то она появится здесь еще быстрее. Ее присутствие в таком маленьком городке будет сложно оставить незамеченным. Тем более они уже знают, как она выглядит.

Вода в тазу нагрелась от моей Силы, пришлось слить ее в ведро и зачерпнуть прямо из окна холодного снега. Я сейчас не в состоянии спуститься вниз и попросить ее у хозяйки.

Делаю глубокий вдох и решаю осмотреть насколько сильны повреждения. На удивление все не так плохо. Может, меня спасло, что я быстро одернула руку: она лишь немного потемнела, несколько волдырей лопнули, и из них сочилась жидкость светло-желтого цвета, кожа кое-где начала шелушиться и облезать. Думаю, за ночь от этого не останется и следа. Убаюкивая, прижимаю раненую руку к груди и засыпаю беспокойным сном до утра.

На утро просыпаюсь ужасно разбитой. Голова трещит, будто рядом со мной всю ночь били в набат. Осматриваю руку – ни следа от повреждений. Кожа розовая и чистая, только чувствительнее, чем обычно. Быстро умываюсь растаявшей от снега водой и спускаюсь вниз, чтобы найти себе поесть. За стойкой только хозяйка и еще один посетитель ест в темном углу таверны. Его я уже успела запомнить: он снимает комнату напротив моей.

– Госпожа, хотите поесть? – И не дожидаюсь ответа: – Яйца, поджаренный хлеб и каша вас устроит?

Согласно киваю и сажусь за стойку на высокий стул. Хозяйка отворачивается к очагу, начинает греметь горшками, чтобы погреть еды.

Спустя минуту она ставит передо мной дымящуюся миску с молочной кашей, от которой восхитительно пахнет. В животе начинает урчать, и я с наслаждением набрасываюсь на горячую еду.

Каша почти безвкусная, но зато горячая и свежая, а это то, что мне нужно. Женщина тут же ставит рядом тарелку с двумя ломтиками поджаренного хлеба и яичницей.

– Надеюсь, вам удалось выспаться – вчера здесь было достаточно шумно.

– Не беспокойтесь, – отмахиваюсь я, – приходилось спать и в худших условиях.

– Я так и не спросила, надолго ли вы у нас?

Проглотив большую ложку каши и запив горячим травяным чаем, отвечаю:

– На несколько дней. Мне нужно отдохнуть после долгой дороги и пополнить запасы. Затем я снова отправляюсь в путь.

Пока она отвлекается на постояльца, который подошел за добавкой, сметаю все, что находится на тарелках. Благодарю хозяйку за еду, оставляю пару медных монет на стойке и поднимаюсь к себе.

Нужно на свежую голову подумать над тем, что я вчера узнала. Арлету нужно держать как можно дальше от Ошена, если она уже не в пути, чтобы вернуть меня домой, как заигравшегося ребенка. Атти слишком эмоциональна и будет умолять не рисковать собой и вернуться домой. Нет, тут нужен человек, который оценит ситуацию трезвым взглядом, поможет советом и не будет отдавать приказы вернуться. Остается только Олан.

Не откладывая дело в долгий ящик, я сажусь писать ему письмо. Запечатав конверт Силой, отдаю его хозяйке, чтобы она отправила письмо с ближайшим гонцом, а сама отправляюсь на площадь, чтобы зайти в лавки и послушать, о чем судачат местные, и прикупить вещей для своей легенды.

На улице встречаю старика, который провожал меня в первый день. Он снова торчит в лавке у пекаря и приветствует меня, как старую знакомую, и представляет хозяину лавки. Вдвоем они накидываются на меня со своими непристойными и даже обидными шуточками. Я неловко смеюсь в ответ. Не хочу их обижать или показывать неуважение. Откланиваюсь, и хозяин всовывает мне напоследок краюху свежего черного хлеба, наотрез отказываясь брать с меня денег.

Прогуливаясь по площади, съедаю весь хлеб до кусочка, прикупаю себе сыра и вяленого мяса – то, что долго может не испортиться в дороге. Хорошо было бы еще найти яблок для Элбана, но сейчас фруктов и овощей нет. Хозяин булочной сказал, что нужно ждать следующего подвоза продовольствия. Тот, что был на этой неделе, уже раздали.

Понимаю, что нужно подождать ответа Олана, и только после этого действовать, но не могу усидеть на месте. Собираюсь и решаю отправиться в королевство кэлхаунов. Граница с ними совсем рядом. Может, удастся что-то выяснить, а если нет, то всегда можно вернуться обратно. Скорее всего, кэлхауны, которык были в доме Ангуса, покинут Ошен под покровом ночи, чтобы не привлекать к себе внимание и слиться с тенями. Уповая на то, что они, переждав прошлую ночь, отправятся восвояси сегодня вечером, надеваю легкую броню и иду к дороге, которая ведет в сторону королевства Кэлхаун.

Погода ясная, на небе ни облачка, поэтому темнеет позже, чем обычно. Но это только играет мне на руку: когда я добираюсь к кромке леса, только начинает смеркаться. Выбираю сосну попушистее, забираюсь повыше и начинаю наблюдать за дорогой, закутавшись в теплый плащ.

По ощущениям прошло уже много часов и наступила глубокая ночь, когда вижу двух всадников, неспешно приближающихся к кромке леса. Слава Создательнице! Я уже думала, что зря трачу время, и несколько раз порывалась вернуться на постоялый двор.

Всадники подъезжают ближе – и сомнений не остается. Это кэлхауны. Только они могут так искусно сливаться с окружающими тенями: кажется, что лошади вовсе без наездников. Они неспешно ведут своих коней дальше по дороге.

Как только они скрываются за ближайшими деревьями, я легко спрыгиваю на землю. Пора узнать, как меня натаскала Арлета. За сетонской породой коней я бы точно не угналась, а вот за лошадьми кэлхаунов – вполне. Нужно держаться на безопасном расстоянии, чтобы они меня не услышали, но и не выпускать их из виду. Хорошо, что Арлета научила меня передвигаться практически бесшумно, а ковер из сосновых иголок скрадывает звуки. Приходится ускориться, чтобы догнать их и вести след.

Как только валежник заканчивается, они прибавляют ходу, и держаться неподалеку становится сложнее, приходится прикладывать Силу.

Несколько часов проходит в этой безумной погоне. Пот застилает глаза, в горле пересохло и скрипит, во рту устойчивый привкус крови, а звук сердца гулко отдается в голове с каждым шагом. Я замечаю, как изменился пейзаж: сосен и елей почти нет, серая земля сухая и промерзшая. Я все чаще спотыкаюсь и сбиваю шаг на камнях, которые как будто кто-то подкидывает мне под ноги. Деревья под стать земле – чахлые и кривые, белесого цвета. Мне все чаще приходится таиться за большими валунами.

Как только я думаю, что пора бы им сделать привал, всадники замедляют ход и спешиваются. Но я зря радовалась: они спешились, чтобы пройти досмотр стражников, охраняющих ворота в Нёльер. Из легких выходит стон разочарования: вся граница обнесена высокой стеной из черного, гладкого и блестящего камня. А пройти можно только через стражников, которые точно не спят, как ошенские.

Прикидываю варианты. Можно сделать крюк, пройти дальше по границе и сделать небольшую брешь в стене с помощью своей Силы. Не могу возвратиться назад ни с чем, потратив столько сил и находясь так близко.

Пригнувшись, быстрым шагом перебираюсь к левой границе – там виднеется крутой обрыв. Если и заметят брешь, то не сразу. Прислонившись спиной к стене, маленькими шажками пробираюсь в глубь. Ноги трясутся от длительного бега, и я все чаще соскальзываю то одной, то другой ногой вниз, осыпая камешки и куски земли в пропасть перед собой.

Только продвинувшись на приличное расстояние, чтобы меня не было видно с дороги, решаю перевести дух. Опускаюсь на дрожащих ногах, свесив их вниз, и смотрю в небо, чтобы не кружилась голова. Стена на удивление теплая и резко контрастирует с ледяной землей. Погода – сплошной ватный и густой туман. Так и хочется провести рукой перед глазами, чтобы снять пелену.

В воздухе стоит плотный запах серы и пепла, так что вдох полной грудью не приносит облегчения, а только заставляет исходиться кашлем. Урчание в животе напоминает, что я ничего не ела со вчерашнего дня. На меня накатывает раздражение на собственное тело, которое может в такой момент думать о еде. Натянув маску до самых глаз, чтобы не вдыхать окружающий воздух, поворачиваюсь к стене и осматриваю ее. Действовать грубо не стоит, хотя я могла разнести ее одним ударом. Но неясно, что находится с другой стороны. Решаю нагреть ее постепенно, чтобы сделать этот камень хрупким. Прислоняю одну руку к стене и пускаю голубой светящийся поток света. Камень ведет себя странно: коптит черным едким дымом, режущим глаза, заставляя меня отвернуться, но сам не крошится, превращаясь в вязкую, тягучую жижу. Проходит немного времени, и виднеется просвет.

Глава 14

Отверстие в стене расширилось достаточно, чтобы в него поместилась голова и я смогла осмотреть окружающую обстановку. Ничего примечательного: заброшенный проулок с грудой мусора, источающий зловоние. Делаю дыру больше, чтобы протиснуться целиком. Без воздействия Силы камень быстро остывает и перестает растекаться, все больше напоминая смолу. Я, не испачкав одежды, оказываюсь по другую сторону стены.

Подтянув маску на нос, уверенным шагом выхожу из переулка на дорогу. С моих губ срывается возглас изумления. И это удивление не из приятных. Улицы полны людей самой разной наружности. По мере приближения к главным воротам я вижу много бродяжек. Все они одеты в замусоленные черно-коричневые одежды. Кто-то полулежит в стенных нишах, зарывшись в кучи тряпья, постоянно перекрикивая и ругая друг друга; кто-то осаждает людей с большим достатком, выпрашивая милостыню.

Я успеваю отпрыгнуть в сторону, чтобы мне на голову не вылили ушат помоев со второго этажа. В городе, видимо, проблемы с канализацией: по краям дороги стекают грязные потоки сточных вод. Закашлявшись от мерзкого запаха, я замечаю «своих» кэлхаунов и пристраиваюсь к кучке людей, идущих позади них. Они лавируют и обходят возницу, чьи лошади гадят прямо на дорогу у мелкого фонтанчика, в котором несколько женщин стирают серые тряпки. К моему удивлению в городе много приезжих, так что я не выделяюсь своим ростом.

Из-за поворота на меня резко вылетает мужчина, едва не сбив с ног. Я извиняюсь, но его это явно не успокаивает – он разражается на всю улицу отборной бранью. Быстрее уношу ноги, чтобы не привлекать лишнего внимания. Что за люди? Я невольно съеживаюсь, но продолжаю свой путь. Мне совсем не нравится это место. Хочется скорее убраться отсюда. Прослежу за кэлхаунами, узнаю кому они служат и сразу же вернусь в Ошен.

Наконец кэлхауны останавливаются возле постоялого двора с разбитым замусоленным крыльцом. Привязывают лошадей и заходят внутрь, согнув спины, чтобы не удариться о низкий потолок. Остаюсь снаружи и наблюдаю за ними сквозь закопченное окно. Парень пожимает руку мужчине за стойкой, они перекидываются парой слов. Затем тот кивает куда-то в сторону, и они уходят туда, забрав со стойки кружки; теперь мне их совсем не видно.

Захожу внутрь, низко склонив голову. Сразу отхожу подальше от входа, чтобы меня не заметили. Но тут куча народу, и, похоже, всем наплевать. Зачем им стена и такая охрана на въезде, если в городе один сброд? От кого они пытаются защититься? Этих людей нужно защитить от них же самих.

Лестница на второй этаж находится в другой стороне. Единственное место, куда могли скрыться кэлхауны, – это огороженная шторкой кабинка в углу зала. Сбоку стоит небольшая лавочка. Разваливаюсь на ней, полностью расслабив тело и закрыв глаза, чтобы все подумали, что меня разморило с дороги или хмеля, а сама, навострив уши, слушаю, что происходит внутри.

Пока доносится лишь стук кружек по дереву и чавканье. Спустя некоторое время, когда я чуть не уснула по-настоящему, раздается довольное кряхтение:

– У этого старика лучшая стряпня в городе, иначе я ни за что бы не пришел в эту дыру.

По голосу сложно понять возраст говорящего, но это определенно взрослый мужчина. Голос влажный и с неприятной хрипотцой, похожий на бульканье трясины.

– Вы все уладили? – В ответ не раздается ни слова. Понимаю, что они кивают, и третий продолжает: – Хорошо. Я на него и не надеялся. Но готов бы приятно удивиться, если бы все получилось. Таррен, займешься этим.

– Да, господин, с удовольствием, – отвечает девушка.

– А для тебя, – видимо, он обращается к парню, – у меня найдется новая работа. Пойдемте, обсудим дела.

Раздается скрип отодвигаемых лавок, шорох надеваемых плащей. Чтоб тебя! Продолжать следить за ними дальше – бессмысленно. Это не Ангус – они точно выставят охрану там, куда направляются. А мои способности в шпионаже не настолько блестящие.

Из-под приоткрытых век наблюдаю за выходящими из кабинки. Мимо меня проходит только уже знакомые парень с девушкой: третий, скорее всего, вышел через черный ход. Сквозь ресницы вижу, как кэлхаун напоследок оборачивается и задерживает на мне взгляд. Я стараюсь спокойно и размеренно дышать, ничем не выдавая то, как бешено колотится сердце. С ним нужно быть осторожнее. Видно, что он всегда начеку и может уже что-то подозревать.

Какое-то время выжидаю, чтобы точно не попасться им на глаза, и покидаю таверну. Удушающий туман сменился мелким противным дождем, а небо затянули серые тучи. По ощущениям наступил глубокий вечер, хотя сейчас только время обеда.

Пока сапоги шлепают по зловонной жиже, размышляю о своей слежке. Какая бесполезная трата времени! Я ничего не узнала: то, что двое кэлхаунов выполняют приказы какого-то третьего – было и так ясно, а вдохнуть запах помоев можно было в любом другом месте. Я так и слышу, как в моих ушах звенит голос Олана, поносящий меня за то, что я подвергла себя ненужному риску.