Отмель

Мама помогла Девочке надеть новые трусики с прокладкой. Мама давно предупреждала дочь о том, что такой день наступит. Девочка все знала и была к этому готова, а потому сейчас держалась молодцом. Скорее всего, она даже ничего не почувствовала, лишь неприятную влагу, когда это случилось, без боли.

– Нормально?

Девочка кивнула.

Мама помогла Девочке надеть штанишки.

– Ты молодец. Всегда говори мне, если это случится. Хорошо?

Ее дочь стала еще взрослее в физиологическом смысле. Можно сказать, что теперь она – женщина, способная родить ребенка. Мама не думала, что это произойдет так рано и даже в какой-то момент перестала ждать. Но все случилось в самый обычный день, самым обычным образом.

Мама спустилась вниз и позвала Мальчика, чтобы тот помог перенести Девочку на первый этаж.

Бабушка озадаченно посмотрела сначала на внучку, а потом на дочь. Мама лишь молча кивнула в ответ, намекая своим взглядом на случившееся. А кивнула она, подтверждая, что все прошло хорошо.

Конечно, Девочка знала, как нужно правильно использовать прокладку. Теперь она сможет менять их сама. Нужно только… чтобы кто-то донес ее до туалета и обеспечил всем необходимым.

Мама прокручивала момент, пережитый ею и ее дочерью только что в туалете. Тогда она ощутила новую нить связи между ней и Девочкой. Это было что-то особенное, странное, но в то же время простое и понятное. Мама думала о Девочке почти как о подруге, помогающей ей в непростой ситуации с женскими проблемами. Но это ведь не подруга, а ее дочь. Это нормально. Так и должно быть.

И все же этот интимный и женский момент установил между ними новую тесную связь. Это что-то их личное, собственное, никому неизвестное. Когда Мама купала Девочку, то ощущала именно материнские чувства, ощущения минувших лет, когда ее дочь была еще совсем маленькой. Сейчас это единение сложилось иначе: другие эмоции, новые незнакомые чувства.

Когда ухаживаешь за ребенком-инвалидом, устанавливаются совсем другие взаимоотношения родителя-ребенка, более тесные, более интимные. И это происходило сейчас с ней, с Мамой. В других семьях дети сами справляются с тем, чтобы помыться в душе или сходить в туалет. Мама же всегда участвует в этой части жизни Девочки, потому что та в этом нуждается. И сейчас свершился новый виток. Новый этап этой их совместной жизни.

Потом мир вернулся на круги своя. Девочка снова продолжила играть с Кошкой, Бабушка читать, Мальчик собирать конструктор, а Мама готовить обед. Ведь ничего не случилось.

Это просто жизнь.

Ночью Мама совсем не спала. Она боялась уснуть и отправиться в страну своих странных и почти пугающих снов.

«Я начала бояться снов, дожили», – усмехнулась она своим мыслям.

К тому же с таким животом было совсем неудобно спать. Вот как лег, так и спишь, на спине. Не повернуться, не поворочаться. А это большая проблема, когда боишься засыпать.

Мама не выдержала долгих мучений в темноте в постели. Она встала и вышла из комнаты. Спустившись вниз, она зажгла на кухне свет, прямо над круглым столиком. А потом решила сделать себе горячий чай.

Пока вода кипятилась, она сидела за столиком и смотрела на темную комнату. Время не торопилось. Оно никогда не спешит в такие моменты, а тянется мучительно долго, отдаляя наступление рассвета.

Она недолго сидела в одиночестве. Совсем скоро на лестнице появился Мальчик. Он остановился и какое-то время смотрел на Маму, сидящую на кухне.

«Не спится», – подумала она, заметив его.

Усталой походкой, Мальчик спустился вниз, прошел на кухню и сел напротив нее.

Они сидели друг напротив друга и молчали, просто смотрели.

– Ты как?

«Боже, я начинаю говорить, как Бабушка!»

Именно этот вопрос Бабушка всегда ей задавала, когда они оставались наедине. И вот она сама перехватила эту привычку.

Мальчик не хотел отвечать жестами. Он встал, нашел лист бумаги, карандаш, вернулся и написал сверху одну строчку: «Не хочу видеть кошмары. А ты чего здесь?».

Перечитав строчку еще раз, она написала ответ: «Тоже», – и передала ему.

На его губах мелькнула тоскливая улыбка.

Мать и сын начали свою безмолвную переписку в полной Тишине. Они писали свои послания на листе и передавали друг другу.

«Чувствуешь, что сегодня они могут прийти?»

«Да, могут. Не хочу засыпать».

«Меня тоже тревожат странные сны. Но они не такие ужасные, как твои».

«У меня не сны. Они реальны».

«Ты так думаешь?».

«А ты мне не веришь?».

«Верю. Хочешь поговорить об этом?».

«Давай».

Мама сама не верила, что пишет об этом, но все же…

«Те рисунки, в твоем шкафчике, это – они?».

Пока Мальчик читал, она с волнением следила за его реакцией. Она боялась, что он может разозлится на нее за то, что она рылась в его вещах. Но вместо этого последовал совсем другой ответ:

«Да».

«Они лезут к тебе только через окно?»

«Да».

«Чего они хотят?».

Мальчик на время задумался над ответом.

«Проникнуть в дом».

Маму это напугало.

«Ты знаешь зачем?».

Ответ:

«Нет».

Мама вздохнула.

Что бы ни хотели эти твари, им нужно что-то в доме.

«Они хотят что-то от тебя?».

«Странный вопрос» – подумала она.

Но Мама чувствовала, что может ухватиться за правильную мысль. Важно – уметь задавать верные вопросы.

«Не думаю».

«А что ты думаешь? Есть идеи, что им нужно в доме?».

Мальчик заметно напрягся.

Мама решила не встревать в его мысли и дождаться ответа, который ее сильно напугал:

«Скорее… кто».

«Кто? Им нужен кто-то из нас? Девочка, Бабушка? Я?».

Мальчик прочитал и покачал головой.

Он ничего не написал, но его взгляд опустился на живот Мамы.

Она почти машинально схватилась за него, но в последний момент взяла над своей рукой контроль и оставила ее лежать на столе.

Она потянулась к листу бумаги, перехватила карандаш и быстро написала новое:

«Что ты имеешь в виду?».

Она отправила ему лист бумаги, словно делала вызов.

Мальчик посмотрел на нее и просто пожал плечами в ответ.

Чайник вскипел. Мама заметила мощную струю пара, вырывающуюся из носика. Она сделала чай себе и сыну. Они молча пили его, изредка поглядывая друг на друга. Больше ни о чем не говорили. Ответы Мальчика, которые Мама получала на свои вопросы о его кошмарах, пугали ее.

«Только не Малыш» – думала она.

Что бы все это ни значило.

Потом она получила новое послание от Мальчика:

«Ты говорила обо мне с Бабушкой?».

Мама смело написала ответ:

«Нет. Это только наш секрет. Они обе не знают».

Конечно, они знают о существовании приступов Мальчика. Все они были свидетелями самого первого…

Но Мама никогда не рассказывала Бабушке о том, что именно происходит ее внуком по ночам и о том, что он видит. Это бы ее сильно напугало и заставило переживать. Такого ей не надо.

«Спасибо» – последовал ответ от Мальчика.

Это объединяло их: Маму и Мальчика. Эти видения, кошмары, странные сны, появившиеся в результате услышанного ими Тона. Что-то изменилось в их сознании в тот момент. Что-то сломалось, что-то новое появилось – они точно не знали. Но после того дня их мир перестал быть прежним. Они будто ощущали проникновение иных миров в их собственную реальность.

«Мы со всем справимся. Обещаю» – это было ее ответное послание.

В ту ночь Мама приняла для себя одно важное решение.

Она научит его. Научит Мальчика стрелять. Во время следующего дождя. Время пришло.

Мама сдержала свое обещание, данное самой себе. В тот день погода стояла морозная. И дождь был холодный. Они все сняли беруши, но решили остаться дома. Девочка с Бабушкой читали Библию и говорили о ней, а Мама позвала к себе Мальчика и сказала:

– Хочешь научиться стрелять?

Он застыл, глядя на нее.

Даже Девочка и Бабушка отвлеклись.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – забеспокоилась Бабушка.

– Он готов, – ответила Мама, глядя на сына, – ты ведь готов?

– Ага… да… я готов!

Маму это развеселило.

– Тогда идем!

Мама сняла с крючка двустволку и достала из кармана куртки коробку патронов. Они вышли на веранду, встали под крышу, и Мама принялась учить сына стрельбе.

– Смотри, тут все просто. Главное всегда проверять заряд. Зажимаешь здесь и открываешь его, вот так. Два отверстия. Два патрона. Берешь. Вставляешь вот этим концом. Бинго. Дальше просто спокойно закрываешь. Понял?

– Ага!

– Два патрона. Два выстрела. Потом придется перезаряжать. Так, теперь нужно правильно встать. Твердая стойка, чтобы тебя не сбило с ног во время отдачи. Она тут совсем не ощущается. И все же. Самое главное – делать все плавно и нежно. Без резких движений, понял? Сейчас я буду с тобой, помогу устоять. Посмотрим, как сильно ты отшатнешься. Приготовься к этому, когда будем стрелять. Значит так, ноги на ширине плеч, выпрямись, вот. Теперь берем ружье вот так, упирается в плечо, руки сюда, вторую сюда. Убери палец с курка. Ради бога! Так, теперь смотрим вот сюда и целимся. Давай в то дерево, да? Хорошо. Закрывай один глаз, смотри туда. Когда будешь готов, говори. Будем стрелять.

– Ну… я готов.

– Уверен?

– Да, стреляем.

– Стреляем.

Они вместе зажали курок. Раздался оглушительный выстрел. Мальчик покачнулся из-за отдачи, ударившись Маме в живот.

– Тише, тише! Я думала, ты будешь крепче стоять на ногах!

– Прости. Не ожидал, что это так…

– А я тебя предупреждала.

На самом деле отдача практически не ощущалась, но в первый раз Мальчику было просто непривычно.

– Дай-ка сюда ружье. Я еще раз покажу. Потом перезарядишь сам. Попробуем выстрелить еще раз вместе. А потом попробуешь выстрелить сам. Согласен?

– Да-да, давай!

Мама принялась еще раз показывать, как нужно правильно стоять, как держать ружье, как стрелять.

Затем она взяла два патрона и предоставила их Мальчику:

– Пробуй.

– Сейчас…

Мама помогла поддерживать ружье, чтобы Мальчику было проще и удобнее вставить патроны.

– Просто спокойно закрывай, без резких движений. Все делай нежно.

– Ага!

– Молодец. Быстро учишься. Давай еще раз вместе, но приготовься получше, не падай. Держись. Делай все плавными движениями. Держи его крепко.

– Хорошо, хорошо.

Вместе они начали целиться.

На самом деле отдача практически не ощущалась, но в первый раз Мальчику было просто непривычно.

– Теперь сам.

– Ох…

– Давай-давай! Ты же сам этого хотел, верно?

– Да, хотел…

Но совсем не ожидал, что этот момент наступит так скоро.

Мама отошла от него на шаг в сторону и внимательно следила за тем, как Мальчик держит ружье, как стоит и на каком расстоянии находится его указательный палец, готовый нажать на курок.

За спиной она слышала разговор Девочки и Бабушки. Девочка спросила:

– Скажи, а почему Бог посылает нам горе? Почему людей преследуют всякие беды, несчастья, страдания? Зачем это все? Почему Он не сделает так, чтобы мы просто жили счастливо? Если Он нас всех любит?! Почему в мире происходит столько плохих событий? И с нами тоже…

Бабушка сделала паузу, обдумывая свой ответ. Мама сама заинтересовалась тем, как Бабушка сможет ответить на этот вопрос. Их семью горе преследует уже давно. Но они все еще живы. Все еще справляются со всеми трудностями, невзирая на скорое приближение зимы.

Бабушка дала ответ:

– Не было бы в нашей жизни горя, то и счастья не было бы. Не было бы надежды. Мы бы не знали, что это.

И раздался выстрел.

Интермедия

Усыпанный трупами мир трещал по швам. В самом прямом смысле. Дороги исчерчены трещинами. Разрывы в земле. Обваленные здания. Обрушенные мосты. Полыхающие высотки. Асфальт раскалывался у нас под ногами. Центральное шоссе полностью раскололось на два берега, а между ними – бездонная черная река-ущелье, тянущаяся, наверное, до самого пекла.

Я посадила всех в машину. Сама отправилась в ближайшую аптеку и сгребла с полок всевозможные лекарства. В первую очередь – антисептики и обезболивающие. И инвалидное кресло. Вместе с сумкой, полной лекарств, я притащила к машине каталку и закинула все в багажник.

Я вколола дочери обезболивающее.

Потом передала маме спирт и ватно-марлевые салфетки. Она поняла, что делать: заниматься обработкой раны на спине внучки, пока мы не приедем домой.

Сына я попросила скачать на телефон приложение, позволяющее переводить голос в текст. Интернет еще работал, но я знала, что долго он не продержится. Еще несколько толчков, и мир лишится своей главной сети связи.

Я вела машину среди трупов людей. Они лежали повсюду – на дороге, на тротуарах, на всех улицах. Из ушей, ртов и носов вытекали засохшие багровые ручейки. Словно застывшая лава. Когда все случилось, они просто попадали замертво, услышав проклятый Тон.

Мир мертв.

Я ощутила дрожь под ногами и зажала педаль тормоза. Прямо перед нами асфальт раскололся. Я мгновенно дала задний ход. Прямо перед нами образовалась широкая трещина, преграждающая путь. Придется ехать в объезд.

Дочь плакала.

Сын в большей степени пребывал в шоковом состоянии.

Мама судорожно занималась кровоточащей раной на спине внучки, постоянно обрабатывая салфетки спиртом, промывая рану и меняя салфетки на новые, бросая использованные прямо в ноги.

Когда «Голосовой дневник» заработал, я заговорила вслух, и мои слова отразились на экране телефона:

«Так прошу вас успокоиться черт я знаю как это звучит сейчас мне надо самой подумать милая не бойся мы тебя вылечим мы сейчас приедем домой и я все сделаю прошу потерпи еще немного так мы должны придумать как нам общаться интернета и связи скоро не будет совсем я уверена нам придется разработать язык жестов или разучить язык жестов или что то придумать самим ну вы поняли да мы должны общаться нам нужно как то говорить друг другу что то понимаете на языке жестов имена как я знаю произносятся по буквам это очень долго давайте называть себя теми кем мы являемся зовите меня все мама понятно просто мама бабушка у нас будет бабушкой сынок будешь просто мальчиком ладно милая ты девочка хорошо это будет удобно так мы не будем тратить много жестов и времени на сообщения а в остальном мы должны разработать для себя условные знаки сообщения какие то сигналы понимаете мы справимся понятно вам мы справимся я что нибудь придумаю обещаю мы выживем ясно вам поняли меня я не дам вам умереть главное не вынимайте затычки из ушей я запаслась берушами и раздобуду еще отныне нам придется жить в тишине понимаете это после взрыва по воздуху распространяется звук который убивает нельзя его слышать вы сами видите что случилось прошу вас не бойтесь только не бойтесь я сделаю все что в моих силах ясно я спасу вас всех».

Мы приехали к нам домой. Первым делом я перенесла дочь на кровать и уложила ее на бок. На полу я разложила все необходимое, что ей помочь. Мама хорошо потрудилась в машине: рана почти чистая, кровь уже не идет. Я сделала дочери еще один укол обезболивающего и продолжила обрабатывать рану сама.

Мама и сын мне помогали. Они подавали мне все необходимое. Дочь лежала с закрытыми глазами и обнимала подушку. Я видела, как по ее щекам текут слезы.

– Потерпи, солнышко… потерпи, немого осталось…

Я знала, что она не слышит меня, но я должна была это сказать. Я не могла не говорить. Мне нужно говорить это.

– Я почти закончила… еще немного…

У нее поврежден позвоночник. Перелом или что там – я не знаю. Из-за повреждения каких-то нервов в спинном мозге отныне ее ноги парализованы. И это кресло… кресло, которое стоит в углу, которое сын тащил в квартиру, теперь станет единственным способом ее самостоятельного передвижения.

Они потеряли отца.

Черт!

Теперь есть мать и бабушка.

Он спас ее…

Спас мою маму от смерти, закрыв ей уши, но сам…

Черт! Черт! Черт!

Взрыв. Кровь. Трупы.

Это до сих пор у меня перед глазами!

Переломанные руки и ноги Оли Синицыной, погребенные под завалами. Ее стонущая мать. Как она выгибается, как она кричит, как кровь хлыщет у нее из ушей… и она умирает.

Люди бегут, хотят спастись от завалов, но чертов звук их убивает. Они не заткнули уши. Они не понимали. Они не знали.

Они просто умерли.

Замирали, падали, истекали кровью…

Муж лежит рядом с моей мамой. Мертвый. Прижимая мертвыми застывшими руками ее уши.

Моя дочь. Под завалами. Я разгребала их голыми руками. Конечно, без ран на ладонях не обошлось. Руки все изрезаны! Черт!

И еще эти лекарства, инвалидное кресло, трещины в земле, трупы на всех улицах…

Что с нами будет?

Что станет с этим миром?

И что нам делать дальше?

Я сказала, что спасу их. Я обещала.

Но как?

Обработав раны на спине, я оставила салфетку, смоченную перекисью, а поверх нее начала бинтовать. Мама и сын приподняли тело дочери, чтобы я смогла провести бинт под ее телом и замотать. Наложив такую нехитрую бинтовую повязку, я просто упала.

Я упала перед диваном на пол и уставилась в потолок. Мама и сын лежали рядом со мной, а над нами – моя дочь, лежа на боку, не переставала плакать.

Я даже не могу нормально с ними говорить. Мы не можем нормально общаться. Ситуация крайне паршивая. Тон лишил нас возможности словесных контактов.

Придется действовать иначе.

Сын начал первым.

Он полез в телефон и быстро скачал всевозможные картинки и обучающие инструкции по общению жестами. Он успел все это сделать до того, пока интернет не исчез совсем.

У него в телефоне оказалась подробная обучающая программа по языку жестов. И мы начали учить новый язык. Язык, на котором нам суждено отныне говорить друг с другом.

В первую очередь мы разучили наши новые прозвища: Мама, Бабушка, Мальчик и Девочка.

Что изменится в моей жизни, когда я перестану произносить имена своих детей?

И называть их… Мальчик и Девочка…

Не знаю.

Обучение нового языка отвлекло нас от всего. Дочь забыла о боли. Я забыла о том, что произошло несколько часов назад. Мы просто смотрели на картинки и обучающие видео, которые нам показывал сын на телефоне, и учили… учили слова. Показывали жесты. Поправляли друг друга. Повторяли. Запоминали. Пытались выстроить короткие фразы. Маленькие предложения. Иногда у нас проскальзывала вербальная речь, но после трех часов занятий эта привычка сошла на «нет». Мы учились говорить, лишь шевеля губами. Читать по губам. Иногда приходилось прибегать к помощи «Голосового дневника». Это приложение стало для нас «чатом», в котором мы могли нормально поговорить, используя сложные конструкции, которые не умели показать руками.

Так протянулся весь день.

Весь тот день мы посвятили изучению нового языка, забыв обо всем, что происходило вокруг. Забыв про смерть, про конец света, про еду, про выживание, про горе. Мы просто учили язык жестов, не прерываясь ни на миг.

И уснули.

Все вместе.

Мы разложили диван в большой комнате. Легли, не раздеваясь. Я обнимала дочь. Сейчас я не могу лишить ее своих прикосновений. Особенно учитывая то, что она больше не почувствует никаких прикосновений к своим ногам. Я гладила ее по плечам, по рукам, целовала в голову. Гладила ее волосы, ее спинку.

Что это за день рождения такой, а?

Чудовищный день.

На следующее утро я всем одела беруши. Я решила включить воду в душе – создать иллюзию дождя. Это было очень глупо, но я чувствовала, что поступаю правильно. Возможно, я обманывала себя, но тогда мне казалось, что шум воды может перебить распространение Тона.

Мы не переставали общаться на языке жестов ни на миг. Постоянно практиковались. Говорили друг другу разные фразы и отвечали. Конечно, это только начало, но необходимо делать это всегда. В любую минуту.

Сейчас нельзя молчать.

Я зажала беруши в руках. И сделала два ловких движениях. Двумя пальцами я одновременно вытащила затычки-салфетки из ушей и мигом заткнула уши берушами. Очень быстро. Около секунды.

Я надеюсь, что это было достаточно быстро, чтобы Тон на них не успел подействовать. Так, я сменила салфетки на беруши и заткнула уши всем: себе, детям и маме.

Телевизор не работал. Связи больше нет. Интернета тоже.

Все исчезло.

На улице – ни одной живой души.

Мы периодически ощущали тряску – остаточные толчки после землетрясения. С полок сыпались вещи, осыпалась штукатурка. Но никаких катастрофических разрушений больше не последовало. Дочку пересадили в инвалидное кресло. Она постепенно училась им управлять. Сидеть ей еще было тяжело из-за незажившей раны в спине. Именно поэтому она больше лежала на боку. Я меняла ей повязки. Обезболивала. Мы продолжали лечение.

Для себя я решила, что мы уберемся из города сразу, как только подлечим ее. Сейчас она не готова к длительным переездам. У нас есть возможность самим подготовиться к переезду, ощутить на себе новые условия жизни.

Мы начали тренировку.

Тренировку выживания.

Я выходила на улицу и приносила нам продукты из магазинов. Газ, вода и электричество у нас имелись. Мы начали жить в тишине.

Но с постоянным общением, с жестами, со странными «словами» тишина совсем не пугала. Мы были друг у друга, мы научились общаться по-новому. И было уже совсем не страшно.

У нас есть жесты, есть записки, есть «Голосовой дневник» – мы нашли способы контактировать друг с другом. Для некоторых вещей не нужны слова – взгляд порой решает многое.

Мы учились улавливать эти изменения в лицах друг друга, видеть настроения, знаки, намеки. За эти дни в полной тишине мы узнали друг друга лучше, чем за все прошедшие дни нашей жизни до этого.

Мертвецы гнили.

Их не убирали.

Я видела, как весь мир превращается в один большой компост из сгнивших людей.

Мы не могли долго оставаться здесь – это очевидно. У нас было одно место. Всего одно, то самое место, куда мы могли отправиться. Тот дом у моря. Далеко. Но это единственное место, где мы найдем покой и спасение. Я чувствовала, что там опасности нам не грозят. Мы сможем выжить.

Главное – успеть посадить урожай. А потому я всеми силами и средствами старалась как можно скорее восстановить здоровье дочери. Мне надо, чтобы она могла ездить в кресле, двигаться и при этом не ощущать никакой боли. Чтобы рана не тревожила ее, и кровь не шла.

Когда перейдем на мази и крема – можно выезжать.

Я им обо всем рассказала. Они прочитали в «Голосовом дневнике» о том, что скоро мы уедем в дом на море. Можно начать готовиться.

Спали мы всегда вместе, в большой комнате. Это стало новой традицией, ритуалом, новой особенностью нашей жизни. Сейчас мы не могли позволить друг другу спать по одиночке. Оставаться одному в тишине – сущий кошмар. Никто из нас не хотел расставаться друг с другом ни на миг. Дети меня каждый раз тяжело отпускали на улицу. Но постепенно учились это делать. Они понимали, для чего это надо. Нужна еда, вещи, предметы первой необходимости.

Мы это назвали «вылазкой».

Вылазка Мамы за припасами.

Вылазка во внешний мир, где царствует смертоносный Звук.

И у Звука были свои последствия.

О них я узнала на третью ночь. Тогда это случилось с ним в первый раз. Мы спали. Три часа ночи. Самая темень.

Я открыла глаза, когда он закричал.

Он разбудил нас всех своими резкими движениями в постели. Он вскочил, стал размахивать руками, ногами и отчаянно вопить. Словно, его кто-то схватил, кто-то невидимый потащил его прочь.

Его трясло.

Он сорвался с кровати. Упал на пол.

Он плакал, а по его щекам струились слезы. Он даже не моргал.

Мама быстро зажгла свет. Дочь обмоталась одеялом и в ужасе смотрела на брата. Мама не знала, что это такое и что делать. Я, признаться, тоже.

Я только видела, как мой сын сидит на полу, обнимает свои согнутые коленки, раскачивается взад и вперед, смотрит куда-то в темноту и кричит. Так громко… что я слышала его вопль через беруши.

– Не трогайте меня! Не надо! Уходите! Оставьте нас! Не делайте этого! Нет! Нет! Уходите! Хватит! Хватит нас пугать! Убирайтесь! Не трогайте! Нет!

И его затрясло.

Сын выгнулся дугой.

Его взгляд тупо смотрел в потолок, а тело тряслось. Он себя совсем не контролировал.

Губы дрожали.

Наружу вырывались обрывочные слова:

– Уходите… не надо… хватит… прошу…

Я слезла с дивана, схватила одно из одеял, набросила на сына, обмотала его, трясущегося под одеялом, подняла и прижала к себе.

– Тише… тише, я с тобой. Я с тобой. Слышишь? Я рядом. Никого нет. Здесь никого нет. Прошу, милый. Хватит. Прекрати. Ты меня пугаешь. Я с тобой. Успокойся.

А он кричал, словно в ответ:

– Они здесь! Они есть! Я их вижу!

Я не знала, что все это значит.

Мне было просто страшно, что он сошел с ума.

Я не переставала его обнимать, качать и успокаивать. Мне понадобилось минут десять, чтобы это закончилось.