Отмель

В один момент он размяк у меня в руках и тут же уснул.

Никто не знал, что это было. Никто. Даже он сам.

На утро у него поднялась температура. Его знобило. Началась лихорадка. Уложили его рядом с сестрой в одну кровать. И мы с мамой занялись лечением детей. Я так и не решилась у него спросить о том, что это было. И больше мы вообще не говорили на эту тему.

Это случилось всего один раз.

Но тогда я еще не знала, что это лишь первый раз…

Я могла связать это лишь с одним – с воздействием Тона. До катастрофы у него не случалось подобных приступов. Точно так же, как и мне до крушения мира не снилось… таких снов.

Молоко. Кровь.

И бумажные кораблики.

Вот, о чем были мои сны.

Однажды пошел дождь. Я долго его ждала, чтобы попробовать. Мы собрали семейный совет, где предприняли все меры при разных исходах моей рисковой затеи – снять беруши.

План был следующий: я выхожу под дождь, снимаю беруши, а бабушка держит наготове новые, чтобы сразу же заткнуть мне уши, если я почувствую себя как-то плохо.

Дети долго не отпускали. Я даже боялась, что не успею осуществить свой эксперимент, потому что дождь может вот-вот закончится.

Я была первой из нас, кто это сделал – снял беруши в дождь.

Мы стояли у подъезда. Я вышла из-под козырька, вынула беруши и ощутила мир звуков, которого лишилась на долгое время.

И это было воистину прекрасно.

Лучше всего на свете.

Я обрела большее, чем гамму звуков. Я обрела весь мир, который в один момент отвернули от нас.

Тон.

Боялась ли я?

Да, сначала.

Но страх ушел.

Дождевая вода смысла все мои опасения.

Я никогда не чувствовала такого подъема духа, такой силы внутри, такой энергии, такого спокойствия и блаженства.

– Это прекрасно.

Меня, конечно, не услышали.

Я сама развернулась к маме и вынула из ее ушей беруши. Потом сделала это для детей.

Мы вышли в дождь, держа беруши при себе. Как только дождь начнет утихать, нужно срочно их надеть обратно. Это будет правильно. Меры предосторожности – главное, что я разрабатывала для нас все это время.

Правила.

Правила нашей новой жизни.

Правила, которые мы все будем обязаны соблюдать, если хотим спастись.

И мир звуков… только лишившись его, я осознала, какой он огромный, безграничный и по-настоящему прекрасный:

Голос матери, голоса детей, пение, чих ребенка, смех, кашель, стук сердца, плачь, аплодисменты, мелодии пианино, гитары, скрипки, флейты, звон колокола, дробь капель дождя по стеклу, дуновения ветра, шелест листьев, хруст снега под ногами, шум морских волн, гром, плеск воды, треск костра, хруст ветки, всплеск рыбы, лай собаки, мурлыканье кошек, кваканье лягушек, блеяние овцы, щебет птиц, стук клюва дятла по дереву, мычания коров, стрекотания цикад, стук копыт, стрекот сверчков, жужжание комара, звук дверного звонка, ксерокса, вентилятора, вспышки фотокамеры, будильника, скрип двери, звон ключей, хруст надкуса яблока, чавканье, сморкание, звук распыления дезодоранта, свист вскипяченного чайника, гром фейерверков, стрижки газона, шума фонтана, шума на арене стадиона, летящего над головой самолета, кофемолки, тостера, открывания пивной бутылки, шума приготовления пищи на плите, шипение масла, доставки почты.

Но Тон, поганый единственный Звук, лишил нас этого богатого мира.

Глава 10

Она решила, что это ее последняя вылазка, которая состоится до рождения Малыша.

Ходить стало невыносимо. Она больше не может так ловко перешагивать через поваленное дерево, пробираться через заросли можжевельника, уклонятся от нависающих ветвей, обмотанных густой паутиной, словно прялки.

Мама задумывала продержаться на оставшихся запасах, а в новое путешествие отправиться после того, как придет в себя после рождения Малыша.

Ее пугало одно, самое главное: что будет с Малышом.

Как они будут его растить? Ухаживать? Пеленать? Греть? У них практически ничего нет для того, чтобы ухаживать за младенцем. Об этом Мама старалась не думать. Она всячески отбрасывала всевозможные скверные мысли на этот счет. Однажды она пыталась представить себе старину – то время, когда про век технологий речи идти не могло. Как они выживали в те стародавние времена? Как ухаживали за детьми?

Сейчас Мама не может всего этого представить без бесконечного числа подгузников и чистых пеленок. Бабушка всегда помогала ей с детьми. Всегда. Она знала, что нужно делать: когда у них болит животик, когда они плачут, когда не хотят есть, не хотят спать, когда температура, когда кашель. Она все знала, все умела. Мама отдавала отчет в том, что без ее помощи она бы сама точно не справилась.

А сейчас… Бабушка все еще с ней. Она может помочь так же, как тогда. Она будет сидеть с Малышом, пока Мама будет выходить на вылазки. И Мальчик будет помогать Бабушке. Это очевидно.

Но что, если…

Эти мысли посещали ее все чаще: «что, если». Никаких «если» – сказала она себе. Мама устала. Она устала постоянно думать о самых худших развитиях событий. Будущее не переставало ей рисоваться мрачными красками, но и она не переставала надеяться и верить в то, что у них все получится, что они спасутся.

Должны спастись.

Она им обещала.

Всем обещала!

Тогда, после крушения, она обещала детям и родной матери, что они выживут, что она спасет их всех. Но за две недели до зимы силы ее истощились настолько, что она совсем не чувствовала запаса. Мама выживала на износ. Она не жалела себя, отправляясь на очередную вылазку. Рюкзак. Нож. Двуствольное охотничье ружье. Все при ней.

Много она не утащит – очевидно. На велосипед с таким животом уж точно не залезть. Да и ходит Мама тяжело, ощущая непомерный груз. Много припасов не нужно. Необходимо раздобыть самое нужно, про запас, чтобы им хватило до рождения Малыша.

Последняя вылазка перед рождением.

Мама вышла к деревне. Она миновала все дома, которые уже осмотрела и обчистила до этого. Нашла новый. Два этажа. Красный кирпич. Темно-зеленая кровля. Обширный палисадник.

«Не для бедных», – сразу подумала Мама.

В этом доме она наверняка должна найти запасы продуктов. Это все, что ей сейчас нужно – побольше еды для выживания. Сгодится все: крупы, макароны, консервы. Еду она берет в первую очередь.

В этот раз пришлось слишком долго возиться с замком в массивном металлическом зеленом заборе. Мама никак не могла нащупать нужную комбинацию поворотов. Нож не помогал. С отмычкой она копошилось и того дольше.

Мама вспотела и взмокла. Она сбросила с себя рюкзак и оставила ружье на земле. Стоять, сгорбившись, и копаться отмычкой в замке больше десяти минут – мучение. Копаться тридцать минут – пытка.

– Проклятье!

Мама постоянно ругалась.

Она с трудом выдерживала эту каторгу, но продолжала взлом. Она не могла бросить то, что начала. Не в ее принципах.

Она материлась и плевалась. Топала ногами и ныла о том, как все это ее достало.

– Прости, Малыш. Мама занята паршивой работенкой. Эта сучья е… дверь… замок паршивый! Черт! Давай же! Ну! Открывайся, сукин ты сын!

И вдруг она почувствовала… ослабление в руке. Металлический обруч замка отскочил. Замок опустился грузиком в ладонь Мамы.

– Наконец-то! Что ж так долго!

Потратив много времени, она надеялась, что ее старания не окажутся напрасными.

Выбросив бесящий замок прочь, она распахнула дверь, нацепила рюкзак и повесила заряженное ружье на плечо.

Она никогда не выходила на вылазку, не зарядив ружье. Это одно из правил выживания, которое необходимо соблюдать. Правило, установленное для себя самой Мамой.

Это ей помогает. Остается ощущения, что она делает все, как говорится, «по науке». По правилам выживания. Это дает ощущение осмысленности, благоразумности, безопасности.

Никакого безрассудства и спонтанных решений. Только взвешенный и продуманный план.

Порой ей начинает казаться, что она играет в выживание. Придумывает себе правила, чтобы не выглядеть дурочкой хотя бы перед собой в зеркале. Впрочем, это не имело никакого значения. Она выживала, и это единственно-верное и самое главное правило из всех.

Меры предосторожности в приоритете.

Пройдя на территорию дома, она осмотрелась: надо выбить чертово окно. К ее удивлению, в засохшей земле оставили металлический штырь. Длинная тяжелая железная ржавая палка с острым концом, воткнутым в землю. Надев перчатки, Мама выдернула штырь из земли. Скорее всего, это был какой-то инструмент для работы в огороде. Мама точно не могла понять его назначение. Она была не сильна в садоводстве, но смогла вырастить картошку и морковь с зеленью. Тогда она и сама удивилась своим способностям. Муж бы точно гордился. Он всегда считал ее в этом деле профаном.

Вооружившись мощным металлическим инструментом, словно копьем, Мама замахнулась и бросила его в окно.

Стекло разбилось, а «копье» не угодило внутрь. Оно отлетело назад и упало на землю. Мама подняла железный посох и начала сбивать им острые осколки, оставшиеся по краям рамы.

Счистив все стекла и обезопасив для себя проход, Мама начала проникновение в дом.

Сначала забросила внутрь рюкзак и ружье. Потом перелезла сама, использовав для этого бетонный выступ в фундаменте, послуживший для нее ступенькой.

Проникновение в дом далось ей с трудом. Внизу живота внезапно сильно заболело. Она остановилась и схватилась за больное место.

– Прости, прости… тише-тише. Больше этого не повторится. Обещаю. Тиш-ш-ш-ш… все хорошо. Спокойно.

И боль постепенно отступила.

– Спасибо.

Мама повесила ружье на плечо, открыла рюкзак и первым же делом отправилась на кухню – собирать добычу.

Две пачки макарон. Девочка любит макароны. Особенно с сыром или кусочками жареной индейки. Гречка – их новая «любимая» еда, ведь с изысками городской жизни пришлось покончить. Консервы. Много консерв. Это хорошо. Это значит, что им точно хватит припасов до рождения Малыша.

Мама перешла к следующему шкафчику. Открыла и тут же отпрыгнула.

Мыши.

Две мыши грызли забытое разломанное засохшее печенье.

– Черт!

Она сглотнула.

За все вылазки она только дважды столкнулась с мышами. А сейчас они поджидали ее в неожиданном месте.

– Брысь!

Мама разогнала их дулом ружья.

– Прочь!

Мыши разбежались.

Мама с трудом подавила в себе рвотный позыв. Она почувствовала запах гнили и мертвечины. Возможно, какая-то мышь здесь сдохла. Не в силах больше лицезреть картину зеленых крошек печенья, она поторопилась избавить себя от нелицеприятного зрелища и закрыла дверцу шкафчика.

– Брр!

Ее плечи перетряхнулись.

– Мерзко-то как…

Стараясь выкинуть из головы увиденную картину, Мама продолжила осматривать следующие полки с осторожностью.

Сахар. Соль. Этого добра всегда навалом.

Дальше: уксус, мешочек сухого молока.

– О! То, что надо!

И… баночка меда!

– Вау!

За все время вылазок Мама ни разу не находила мед, что казалось ей крайне странным.

Она сразу открыла баночку, чтобы проверить его. Уже засахаренный. Она не побоялась и с нетерпением рискнула попробовать, соскребя поверхностный слой ногтем.

Облизнув комочки меда, Мама почти прослезилась. Она обожала мед.

– Фантастика.

Она точно знала: Бабушка будет в восторге.

Рис. Сода (куда без нее?) – ни один дом не обходится без пачки пищевой соды.

– Что еще тут?

Мука…

– Мука?

Сделать блинчики?

А вдруг получится!

– Берем.

Сушеная фасоль.

– Определенно берем.

Все три банки.

– Водка.

Сгодится для обработки…

– Для обработки.

И все сбрасывалось в рюкзак, который с каждым новым припасом становился все увесистее и увесистее.

– Вроде недурно так. Удачно зашла.

Еще Мама нашла салфетки. Собрала средства для мытья посуды. Мыла. Отыскала пачку свечей и бросила их в рюкзак абсолютно машинально, не задумываясь. Спички, подсолнечное масло, зажигалки и… сигареты.

– Черт с ними!

И взяла.

Остались еще пакетики со специями, лавровыми листьями и сушеным базиликом.

– Это тоже сгодится.

Собрав все самое основное на кухне, Мама осмотрела остальные комнаты. Она не собиралась брать много вещей. Лишь самое важное. Все здесь выглядело более строго, чем в других домах. Ничего детского. Возможно, здесь собирались компании взрослых людей. Молодого или зрелого возраста. Скорее зрелого, судя по продуктам. Но не пожилые. Никаких признаков старины. Нет картин, нет ковров. Все слишком современно. Конечно, это совсем не точные показатели, но даже одежда в шкафу. Ничего женского. Все мужское, строгое.

Совсем нет книг. Только телевизор в углу большой комнаты. Маленький низкий столик. Очень удобный, чтобы на нем чистить сушеную рыбку и запивать ее пивом.

Кровати все раздельные, одноместные. Это еще раз наводило на мысль о компаниях.

Но больше здесь никто не соберется. Никто не приедет. Никто ни с кем не встретится. Скорее всего все, кто когда-либо сюда приезжал – мертвы. И умерли они в тот самый чертов день.

Мама поняла, что собрала в этом доме все самое необходимое. Все, что хотела. В другой комнате она отыскала туалетную бумагу. Прихватила и ее. И несколько полотенец. Что-то ей подсказывало: «пеленки» нужны.

– Нужно больше тряпок.

И взяла еще пару полотенец.

– Хватит. Достаточно.

Теперь…

– Точно все.

Выйти через дверь не получилось. Странным образом она была заперта так, что изнутри не открыть. Нужен только ключ.

– Чертов дом с чертовыми замками! Почему так сложно?!

Она опять вспомнила, как несколько минут назад больше получаса возилась с замком в заборе.

– Бережете свою водку и сигареты? Проклятье!

Пришлось выбираться опять через окно.

– Прости за вранье, Малыш. Я тебя обманула. Будет неприятно. Опять. Но на этот раз… это точно, последний раз.

Вернувшись к окну, Мама перебросила рюкзак – тот плюхнулся на землю. Она надеялась, что ничего стеклянного не разбилось. Она не просто так запихала бутылку с водкой и банки с фасолью среди туалетной бумаги и полотенец: чтобы ничего не разбилось, если она упадет в пути. А такое вполне может с ней случиться, особенно теперь.

Мама сняла ружье. Аккуратно бросила его поверх рюкзака, а сама принялась перелезать через оконную раму.

Она поставила одну ногу на бетонную ступеньку. Потом вторую. Осталось шагнуть на землю и…

Мама упала.

Не сама.

Ее схватили рукой за шею и повалили назад.

Глухой удар.

Звон в ушах.

Мама видела перед глазами здоровую мясистую руку мужскую в черной куртке, с волосатой тыльной стороной ладони. На пальцах – посиневшие татуировки.

Но самое главное другое.

Нож.

Чертов нож в этой сраной мясистой руке!

Мама услышала вопль:

– Сдохни, сука!

Лезвие развернулось к ней.

Мама дернулась в сторону, и нож ударил в плечо.

Сталь прорезала ее куртку, кофту и вошла под кожу.

Мама широко распахнула рот. В глазах начало темнеть. Всю правую руку охватила острая ледяная боль.

– Не рыпайся, мразь!

Мама схватилась за руку, сжимающую нож, сдвинула куртку с запястья и впилась зубами в грязную кожу. Она сжала зубы так, словно кусала шашлык.

Она чувствовала, как ее зубы пронзают человеческую плоть, а по уголкам губ уже течет чужая кровь.

Мама дернула челюсть в сторону и вырвала кусок кожи и мышц. Она поспешила избавиться от него и сплюнула его на землю.

Как сильно нужно сжать зубы, чтобы откусить кусок живой человеческой плоти? У нее этой силы хватило сполна.

Противник мгновенно ослабил хватку, отпустил руку и повалился на землю за нее спиной.

Мама скатилась вниз, села на колени и взялась за рукоять ножа, все еще торчащего из ее тела.

Она обернулась назад и увидела его, нападающего.

Невысокий. Лет за шестьдесят. Седой. Рыхлое лицо пьяницы. Щетинистый. Кривые серые губы и черные глаза. Уши заложены берушами.

Мародер.

Один из убийц, о которых предупреждала та женщина…

Одетый в простые джинсы и черную куртку на молнии, он лежал на земле, хватаясь за свою окровавленную руку.

Мама глянула в сторону: ружье. В двух метрах от нее.

Эти два метра еще надо проползти.

Она отпустила рукоять ножа, позволяя лезвию и дальше оставаться внутри ее тела. Черт с ним! Боль жуткая. Но она все еще жива.

Еще жива…

Она ползет за ружьем на коленях. Оно же заряжено. Она еще может убить этого подонка.

Мародер, заметив ее движения в сторону ружья, пришел в себя. Словно перестал чувствовать боль, ощутив более сильное чувство – страх смерти.

Смерти, которая его вот-вот настигнет, если он не поторопится и не предпримет решительных действий.

Он оторвался ногами и руками от земли и, как животное, набросился на Маму, снова повалив ее землю и прижав собой.

– Ничего не выйдет! – проорал он.

Его руки потянулись к ее ушам…

Проклятье!

Черт!

Все произошло быстро.

Мама с силой хватается за рукоять ножа, извлекает его из своего тела, ощущая пронзительную режущую боль, разворачивает лезвие и…

Вонзает кинжал в лицо мародера.

Прямо в щеку.

Тот взревел, взмахнул руками, перевернулся в сторону и отпрянул от нее.

Шанс есть…

У нее есть шанс победить в этой чертовой бойне!

Покрывшись ледяным потом, Мама продолжила ползти к ружью. Еще немного… оно у нее в руках.

– Нет! – орет мародер.

Она сжимает ружье, поворачивает в его сторону. Тот уже бросается на нее…

Одно движение.

Курок.

Зажать…

Выстрел.

Его тело откинулось от нее прочь, словно манекен. В груди зияла кровавая дыра. Мародер лежал неподвижно на земле, а его пальцы… пальцы слабо шевелились…

Живой?

Этот человек еще жив!

– Проклятье…

Она никогда не убивала. Никогда не лишала никого жизни. Она всегда была готова защищаться. И сейчас она защищалась. Она надеялась его убить во время защиты, но теперь…

Теперь это будет убийство.

Она смотрела на него, раненного и беспомощного. С ножом в щеке и дырой в груди.

Его голова посмотрела куда-то в сторону. Мама проследила за ним взглядом и…

Увидела ее.

Женщину.

Рыжие пряди волос скользили по лицу и падали на плечи. Зеленая куртка и синий шарф. Темные джинсы и сапоги. Она стояла на дороге, в проеме ворот.

Стояла и смотрела на мужчину и на того, кто его почти убил.

Ее взгляд…

Что она чувствует, видя перед собой все это?

Мама прикинула ее возраст. Они вполне могут оказаться ровесницами. Может, это его дочь?

– Вот черт…

Она наставила на нее дуло ружья, чтобы припугнуть, и раненый заревел:

– Нет!

Рыжая убежала.

Она рванулась с места слишком быстро: Мама даже не заметила, ведь отвлеклась на голос мужчины.

Кто эти люди?

Если они выживают, то почему попытались убить?

Может, увидели ружье и напали?

Или они нападают на всех, чтобы спасти себя?

– Дерьмо…

Она смотрит на него, лежачего, полумертвого-полуживого.

Его губы слабо шевелились.

Она могла прочитать его речь по ним.

«Убей» – говорил он.

Убить…

«Убей меня» – произносили его губы.

Рана слишком большая. Она не может его вылечить.

Если выстрелит, рыжая услышит этот выстрел и все поймет.

«Может, вынуть у него беруши? Нет! Это слишком жестоко. Я не позволю никому умереть такой страшной смертью!».

Мама попыталась подняться на ноги – в плече стрельнуло.

– Черт!

Она с трудом встала и посмотрела в лицо человеку, который уже смотрит на свою смерть.

«Убей» – говорили губы.

Она подошла ближе. Осмотрела его. Мама опустила дуло ружья на лоб.

И заметила… кивок.

Его легкий кивок, который говорил: «я готов».

Но она?..

Готова ли она это сделать?

«Давай».

Она закрывает глаза. Отворачивается. И нажимает на курок.

Раздается оглушительный выстрел.

Она не смотрит.

Не открывая глаз, она поворачивается к нему спиной, только теперь позволяя открыть глаза. Рот наполняется слюной. Она сплевывает ее на землю полным ртом. Мама подходит к рюкзаку, открывает его и достает бутылку водки. Открывает ее и начинает судорожно поливать плечо.

Шипит.

Так остро!

– Проклятье!

Надо добраться до дома.

Нужно срочно возвращаться. Там есть бинты и перекись. Есть зеленка.

– Проклятье!..

Мама взяла полотенце, смочила его водкой и приложила к ране.

– Сука! Как же больно! Черт! Зачем ты это сделал? Идиот…

Мама зажмурилась от боли, и перед ней мелькали их лица: мужчины, готового умирать, и той рыжей женщины, наблюдавшей за смертью ее близкого человека.

Куда она убежала?

Что они здесь делали?

Кто они?

Мародеры?

Или просто люди?

Что все это значит?

Мама убила человека – вот, что это значило.

Убила, чтобы… чтобы…

– Сукин сын… придурок!

Мама, придерживая кровавое полотенце, смоченное водкой, к ране, сделала все возможное, чтобы нацепить на себя рюкзак. Собравшись в обратный путь, она покинула территорию частного дома, не оглядываясь на труп, оставленный ею в саду.

Она так и не посмотрела на него после выстрела.

Она не могла это видеть.

Выйдя на дорогу, Мама осмотрелась: рыжая. Где она?

Никого нет: вокруг пусто.

– Быстро домой… быстро!

Возвращаясь назад, Мама поняла главное: они в опасности. Люди, убивающие других людей, забрались в эти края. Кто знает: они не одни. Она встретила двоих. Убила одного. А остальные?

Кто-то же должен быть еще.

Или же это просто случайность?

Глупая… нелепая… патовая… ситуация…

Нелепая настолько, что она убила человека…

Она уже миновала поваленное дерево. Кусты вдалеке зашевелились.

Враг?

Черт!

Она сбросила с себя рюкзак. Опустила ружье и сунула руку в карман за патронами.

Кто-то приближается…

Мама перезарядила ружье, готовая стрелять. Она выставила дуло вперед себя и…

Лишь чудо не позволило ей нажать на курок: к ней навстречу мчался Мальчик на велосипеде.

И в глазах сына Мама увидела ужас.

Глава 11

Мальчик застыл, притормозив перед матерью. Он не сводил взгляда с ее кровавой раны в плече. Покрытый испариной, Мальчик тяжело дышал.

– Что это? – первый жест.

Мама, понимая, что что-то случилось, сразу сменила тему.

– Почему ты здесь? – ее жест.

Мальчик не отвечал.

Он тупо уставился на ее кровоточащую рану, которую она прикрывала полотенцем.

– Говори, – потребовала она.

Но он не смотрел на нее.

Она подошла к нему, потрясла сына за плечи и показала жест:

– Отвечай.

Мальчик помотал головой. Он перевел дыхание и показал:

– Бабушка.

У Мамы перехватило дыхание: «только не это!».

Мальчик показал новый жест:

– Упала.

Упала?

Черт!

Мама уже начала снимать с себя рюкзак и ружье.

Мальчик добавил:

– Не может встать.

Проклятье!

Мама передала ему рюкзак и ружье, указала на велосипед и скомандовала:

– Езжай.

Мальчик кивнул, нацепил на себя всю провизию, сел на велосипед и оглянулся на нее.

Он все еще смотрит на рану.

– Быстро.

Мальчик послушался – он закрутил педали и помчался в сторону дома.

Мама, избавившись от лишнего груза, смогла идти в два раза быстрее. Она хотела даже побежать, но с такой раной это было слишком тяжело.

«Бабушка упала и не может встать» – все плохо.

«Все очень плохо!».

Мама быстрым шагом пробиралась к дому, придерживая полотенце к ране. Мальчик уже скорее всего вернулся назад. Он оставил лежачую Бабушку и сестру в инвалидном кресле дома. Понятно, они вдвоем не могут ее поднять.

Так и лежит на полу.

– Только не это… – говорила сама себе Мама, – только не сейчас… только не так… нет… прошу… только не…

Она добралась до дома. Мама увидела велосипед, лежащий у веранды. Дверь в дом открыта.

Она поднялась по ступенькам и оказалась в большой комнате. Кошка, заметив ее появление, спрыгнула с дивана и убежала на кухню. Мама увидела на полу, у самого дивана, Бабушку, лежащую и стонущую. Ее руки интенсивно тянулись в сторону правой ноги.

Дети смотрели на мать, истекающую кровью.

– Перекись. Бинты. Обезболивающее. Быстро.

Мальчик вскочил и помчался на кухню за всем тем, о чем просила его мать.

Мама подошла к Бабушке, опустилась перед ней на колени и задрала край халата, освобождая бедро. Она увидела разлитую гематому. Половину бедра заливал синий оттенок.

Стопа правой ноги выгнута наружу.

Бабушка отчаянно пыталась оторвать пятку от пола, но ничего не получалось.

Мама смотрела на нее и видела… непонимание.

Непонимание всего.

Бабушка смотрела на Маму так испуганно, словно видит ее впервые. Ее глаза молили лишь о помощи.