Сибирские купцы. Торговля в Евразии раннего Нового времени

Астрахань была расположена там, где сходились сухопутные и водные пути. Караваны товаров, приходившие из степи на верблюдах, могли перегрузиться на лодки и двинуться вверх по течению Волги, где несколько волоков, соединявших речные системы, позволяли им добраться до балтийских и беломорских портов. Кроме того, каспийские товары могли отправиться на запад к Черному морю по дорогам, лежавшим к северу или к югу от Кавказских гор, затем дальше на запад – в Алеппо и к берегу Средиземного моря или на юг – к Персидскому заливу. Благоприятное расположение Астрахани, запас воды на шелковых путях, означало, что волжско-каспийская артерия была лучшим способом доставки товаров по Шелковому пути в Московское государство. Для Москвы важность Астрахани не была секретом. Издавна осознавали ее и русские купцы: они посещали этот порт задолго до того, как он оказался под российской властью. Контарини, «выкупленный по доверенности» русским купцом, тоже отмечает присутствие других русских в порту. Энтони Дженкинсон, побывавший в Астрахани сразу после русского завоевания, описал полное опустошение и разбои на степных путях, соединяющих Астрахань с Казанью и Бухарой. В 1558 году Астрахань была основана заново на другой стороне реки и вниз по течению от татарского города. В 1580‐х годах на смену деревянным стенам, ранее защищавшим город, пришли каменные. Борис Годунов повелел построить ряд городов-крепостей по Волге (Самара, Саратов, Царицын), чтобы сделать торговый путь более безопасным396.

Эти меры показывают, что государство осознавало важность сохранения власти над этим водным путем. Но и пятьдесят лет спустя голштинский посол Адам Олеарий называл часть водных путей, ведущих к Астрахани, «самыми опасными» из‐за угрозы разбойничьих нападений397. Виллард Сандерленд пишет, что поволжская степь оставалась «диким полем» до массовой крестьянской колонизации при Екатерине II398. Впрочем, можно предположить, что Астрахань в XVI веке не была по-настоящему действующим предприятием. Если бы она была центром силы, она могла бы оказать более серьезное сопротивление и для ее покорения потребовалась бы более могучая сила, чем та, что была задействована в 1556 году. Но Астраханское ханство (1466–1556), существовавшее менее века, всегда было слабым звеном постмонгольского мира. Оно отстаивало свою независимость и основывало свою легитимность на принадлежности правящей династии к Чингизидам, но фактически играло роль пешки в регионе задолго до того, как его с легкостью завоевали.

Когда я начинала эту книгу, я исходила из того, что в сравнении с объемами торговли, проходившими через Астрахань, на сибирские фактории приходилась лишь малая доля торговли. Это одно из тех допущений, что лежат в фундаменте как тезиса об «упадке», так и аргументов, что подъем Запада обусловлен формированием морских держав конца XV – XVI века: оно заключается в том, что морская торговля более эффективна, чем сухопутная. Субалтерные исследователи усомнились в этом допущении; заставляет в нем усомниться и неточная, но убедительная информация о наличии многочисленных торговых путей, испещрявших всю степь к востоку от Поволжья и соединявших его с Сибирью и Центральной Азией. Возможно, нестабильность на Волжском пути заставила многих купцов искать альтернативные пути и тем самым подтолкнула развитие сибирской торговли399. М. В. Фехнер писал, что в конце XVI века бухарские купцы, игравшие важную посредническую роль в торговле Востока с Западом, потеряли возможность использовать Волжско-Каспийский путь из‐за войн между Персией и Бухарским ханством; они стали искать альтернативные торговые пути на запад, и одним из них оказалась Сибирь400. Когда речь идет о евразийской торговле, сложно эмпирически доказать ту или иную интерпретацию, слишком малым количеством данных мы располагаем. До нас не дошла ни одна таможенная книга из Астрахани за XVI или XVII век. Однако мы знаем, что товары перевозились и по суше, и по Волге и что в XVII веке набор русских товаров, перевозимых каждым из двух путей, был сходным. Вилков писал: «Состав российского вывоза на Восток через Ямышевскую ярмарку был почти идентичен экспорту российских товаров на Восток через Астрахань»401.

Там, где мы не можем подсчитать товары, мы можем подсчитать людей, и это помогает нам реконструировать коммерческую ситуацию. В числе масштабных строительных проектов Бориса Годунова были два крытых рынка в Астрахани, один бухарский и один персидский, воздвигнутые в 1590‐х годах. В XVII столетии были построены гостиные дворы и кварталы для армян, индийцев, кавказцев и татар402. Протекционистские меры государства по ограничению путешествий иностранных купцов вглубь государства не уменьшили желание восточных соседей торговать с Россией и, возможно, были причиной роста Астрахани в XVII веке. К концу века в Астрахани жили процветающие купеческие диаспоры403. Здесь можно было встретить русских, персов, европейцев, бухарцев, армян и других купцов с Кавказа. В 1678–1680 годах в ней было 122 дома разных землячеств и 223 представителя землячеств. «Восемь домов принадлежали привилегированным купцам и шесть домов – купцам из других русских городов»404. Ближневосточные купцы учили в Астрахани русский язык, а те, кто желал выучить персидский или арабский, могли это сделать на бухарском дворе405. Но нестабильность степи и угроза со стороны Османской империи сделали Сибирь хорошим альтернативным путем. Диаспоры продолжали расти в правление Петра, несмотря на ограничение путешествий иностранных купцов в Москву. Кроме того, когда ведущиеся войны не позволяли индийским купцам ездить через Центральную Азию, они находили новые ниши и продолжали получать доход, оставаясь на своей западноевразийской базе406.

В 1740‐х годах в Астрахани было более тридцати кораблей в частном владении, и большинство их принадлежало крупным русским купцам. В первые десятилетия XVIII века шелк, хлопок и другие материалы составляли подавляющее большинство ввозимых в Астрахань товаров (согласно записям, сделанным в 1733 и 1744 годах, соответственно 82 и 95%). В вывозе из Астрахани в середине века тоже доминировала материя – кожа, шерсть и прочие ткани (75%). По большей части эти товары направлялись на Кавказ и в Персию. По данным Александра Юхта, около трех четвертей астраханской торговли находилось в руках армянских и индийских купцов. Юхт утверждает, что главное внимание как правительства, так и купцов было обращено на Персию. Из наблюдения, что частные лодки в Астрахани превышали числом государственные, он сделал вывод, что по большей части астраханскую торговлю вели частные лица407.

Во второй четверти XVIII столетия у России был пассивный баланс торговли с Персией и Кавказом. Между 1734 и 1750 годами Россия вывезла товары на 1 044 499 рублей и ввезла товаров в два с половиной раза больше, на 2 658 995 рублей408. Какая доля этих товаров была реэкспортирована, неизвестно – возможно, это позволяло в значительной мере компенсировать урон от пассивного баланса торговли в регионе. Более того, сама по себе активность астраханской торговли показывает, что параллельно с могучей сибирской торговлей активно действовал и этот рынок. С приливом поднимаются все корабли409. Казань и Астрахань поднялись в XVIII веке, а кроме них, это сделали и многие сибирские города, к которым мы теперь обратимся.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ТОРГОВО-ОРИЕНТИРОВАННАЯ НЕ-ВПОЛНЕ-КОЛОНИЯ

В своей эпохальной первой монографии об управлении Сибирью Джордж Ланцев написал, что целью создания таможенной системы было поймать в сети всю пушнину, которая проскочила через систему ясака410. Ясак подарил казне огромные количества пушнины, что позволило профинансировать взлет России к имперскому величию. В рамках этого утрированного взгляда ценность Сибири для государства заключалась в пушнине, а средством получения пушнины был ясак. Подобное описание ситуации оставляет в тени другие виды торговли, составлявшие часть сибирской политэкономии. Как показано в настоящей главе, сибирская экспансия демонстрирует важность торговли для Российского государства. Цари из династии Романовых, правившие в XVII веке, были заинтересованы в «выходе на Восток» не меньше, чем в «окне на Запад». Они стремились не только добывать пушнину (и минералы – их поиск в Сибири начался уже в начале XVII века), но и поддерживать торговые связи, чтобы собирать богатства Востока и получать прибыль от посредничества в торговле Европы с Востоком. И как бы далеко Сибирь ни находилась от «протоптанных шелковых путей», на фоне нестабильности волжского и каспийского пути в XVII веке сибирские торговые пути служили отнюдь не только региональным целям. Сбор ясака военными при этом не составлял основу деятельности в Сибири. Как правило, ясак собирал воевода, а не глава таможни411.

Если главная черта колоний – поселенцы, Сибирь не вполне была колонией; массовое переселение в Сибирь по разным причинам началось лишь в XIX веке. Главной причиной было то, что в России не было избыточного населения и у государства были более приоритетные области для переселения412. Екатерина II считала самой срочной задачей заселение Поволжья и в 1760‐х годах приглашала с этой целью немецких колонистов, применяя ту же стратегию, которую использовала Франция в 1763–1765 годах, стремясь заселить Французскую Гвиану, свою колонию в Новом Свете413. И хотя Сибирь в XVII–XVIII веках отнюдь не была полна колонистов, она представляла собой нечто большее, чем ряд военных поселений, а ее инфраструктура не сводилась к добыванию ресурсов414. Сибирь во многих отношениях была путем к богатству, которое создавали меха и восточные товары, а города Европейской России, снабжавшие Сибирь необходимыми товарами, получали огромную прибыль.

Нет, российская инфраструктура не создала сверхмощную магистраль шелкового пути, которая бы соединила быстрой связью Пекин с Архангельском, – впрочем, шелковые пути всегда работали несколько иначе415. Это скорее выглядело так, как описала Шери Вудворт, – «огромный вращающийся по кругу барабан, состоящий из товаров, вливающихся в центральную воронку с востока, севера, юга и запада, меняющих хозяев и затем вылетающих наружу… масштабный круговорот товаров, двигающихся во все стороны», по всей Евразии416. Можно привести примеры того, как Англия реэкспортировала персидский шелк, купленный в Архангельске417, персидский купец в 1689 году приезжал в Архангельск на английском корабле418, Федор Байков в 1654 году ехал с ревенем на восток из Тобольска. Это круговращение полностью устраивало Российское государство, которое понимало, что при помощи сбора пошлин и устройства таможен можно получить много прибыли. Возможно, самой масштабной была местная и региональная торговля; такие купцы, как те, что будут изучаться в следующих главах, занимались ею с такой же готовностью, как и дальней торговлей. Доходы таможен были важны: но государство не только этого ждало от сибирской торговли. В конце концов, сибирская торговля способствовала получению прибыли и служила инструменталистской цели – обеспечивать русских на территории Сибири.

Часть вторая. Пространства обмена: от центра к периферии

Строительство символических центров красноречиво рассказывает об обществе, которое их строит. Беглый взгляд на центр Москвы в XVII веке – немалая его часть сохранилась до наших дней – показывает важные принципы, со всей очевидностью запечатлевшиеся в крепкой каменной кладке архитектуры и в организации пространства. В самом сердце Москвы стоял Кремль, дом царя и местопребывание «правительства», а также несколько величественных церквей419. Восточные ворота Кремля открывались на Красную площадь – место весьма ритуализованной связи между царем и народом. Но Красная площадь была сформирована лишь во второй половине XVII века. Когда в 1630‐х годах Москву посещал Олеарий, собор Василия Блаженного вместе с оживленными торговыми рядами, воздвигнутыми перед ним, находился внутри Китай-города, «величайшей и лучшей в городе рыночной площади» 420. Тот факт, что центральное пространство Москвы занимают власть, церковь и рынок, великолепно высвечивает организующие принципы Российского государства. Это триединство символизирует собою тот факт, что родовое государство, опирающееся на Божью волю, ритуализованная связь между государством и обществом и торговля формируют самую основу Российской империи. Эта расстановка приоритетов воспроизводилась и на окраинах государства, где финансируемое центром строительство было направлено на религиозные, государственные и торговые цели. К примеру, в первом каменном здании, построенном государством в Тюмени, нижний этаж занимало хранилище для денег и товаров, а на втором этаже располагалась церковь421. Архитектурное прошлое Москвы демонстрирует, что ее торговля была хорошо развита в раннее Новое время. В 1787 году более 80% зданий Москвы были деревянными, но Китай-город, центр торговли, не подчинялся этой тенденции. Здесь 148 зданий были каменными или кирпичными и только 7 – деревянными422.

Торговля занимала центральное место в московском мире, что проявлялось и в его планировке. Посольский двор, где иностранные послы оставались во время пребывания в Москве, был трехэтажным каменным зданием, стоявшим внутри стен Китай-города423, в самом сердце главного торгового центра Москвы424. Не было ничего случайного в том, что государство совместило посольское жилье и оживленный рынок. В его представлении иностранные отношения и были связаны с торговлей. Торговлю государство ценило, международную торговлю оно стремилось развивать. Тысячи лавок, организованных так, чтобы конкретные товары – неважно, меха, шляпы или чайники – продавались вместе, собрались в торговые ряды, которые мало кто из иностранцев мог оставить без внимания. «Все лавки московских купцов объединены на различных улицах внутреннего города, известного как Китай, – писал итальянец Филиппо Балатри, – и вы не найдете торговца тканями на улице ювелиров или меховщика на улице сапожников»425.

При этом нельзя сказать, чтобы Китай-город был результатом намеренного планирования. Напротив, деловое сердце Москвы было пространством, где среди торговых рядов оказались монастыри, церкви, княжеские и купеческие дома и общественные бани. Курс обучения латыни в одном из монастырей дал в 1682 году начало Славяно-греко-латинской академии. Первая типография в Москве находилась в Китай-городе, пока царь Михаил не перенес ее в пределы Кремля. Каменные лавки были построены в верхнем, среднем и нижнем торговых рядах в 1595 году426. В 1665 году был построен новый гостиный двор, кирпичный, внушительный и симметрично организованный427. В Китай-городе жили богатые купцы. Жили здесь и бояре, и князья. Собственно, по мере того как пространство внутри стен Кремля все в большей степени занимали дела государственные, бояре и князья переселялись в Китай-город. Олеарий сообщал, что они, как правило, жили поблизости от купцов, неподалеку от того места, где «русские, сидя, при хорошей погоде, под открытым небом, бреются и стригутся. Этот рынок… так устлан волосами, что по ним ходишь, как по мягкой обивке»428.

В Китай-городе располагались многочисленные, но не все торговые ряды Москвы. Подобно самой империи, в течение XVII века он невероятно расширился. Торговые лавки хлынули в Белый город; возникли отдельные приходские рынки. Был рыбный рынок, вонь от которого, по заявлениям посетителей, чувствовалась за несколько кварталов429. Рынок лошадей возник на берегах Москва-реки; каждый год кочевники приводили в центр Москвы тридцать-сорок тысяч лошадей. На Ивановской площади, где предоставлялись нотариальные услуги, возник рынок рабов – возможно, потому, что покупка раба, или кабальный договор, были невозможны без государственного договора430. Подьячие кричали о предоставляемых ими услугах; о готовности составить кабальный договор, чтобы все было по закону. Оттуда происходит выражение «кричать во всю Ивановскую»431. Разные купцы привозили в Москву разные товары. К середине XVII столетия в Москве были специальные дворы для персидских, армянских, шведских, ливонских, греческих и английских купцов, приезжавших в Москву432. В наши дни Красная площадь физически отделяет Кремль от Китай-города, но Кремль был тесно связан с рынком на многих уровнях. Существенная доля экономической деятельности служила нуждам царского двора и царских конюшен, и многие переулки в центре Москвы – Скатертный, Мясной и т. д. – своими названиями напоминают о тех ремеслах, которыми здесь занимались, удовлетворяя нужды царского двора и столичного города. Царя называли «главным торговцем во всей России»433. В Москве был отдельный сибирский рынок434.

Первые исторические упоминания о Москве восходят к XII веку. Со временем Москва становилась все более важным средоточием торговли, тесно связанным с другими торговыми центрами от Балтийского до Черного моря. Москва заключила таможенные соглашения с несколькими русскими княжествами еще до того, как они признали великого князя Московского своим сюзереном. В русских землях возникла торговая сеть, действовавшая в соответствии с календарем, привязанным к дням святых. Наконец появились ярмарки, ставшие важными событиями в коммерческой жизни России, в том числе мартовская ярмарка, проходившая в Благовещенском монастыре на реке Вага, августовская Архангельская ярмарка, июльская Макарьевская ярмарка, проходившая на Волге к югу от Нижнего Новгорода, и январская Ирбитская ярмарка в Западной Сибири. Русские земли и русские купцы были тесно связаны с такими рынками, как Казань и Астрахань, задолго до того, как эти города оказались под властью России. В сущности, в раннее Новое время Московское государство было связано со значительной частью известного мира.

Еще до решительных сдвигов XVI столетия Москва производила сильное впечатление своими масштабами. В 1517 году польский посол, побывавший в Москве, написал, что Москва вдвое больше, чем Флоренция или Прага435. Джайлс Флетчер, посетивший Москву в 1588 году, менее чем через два десятилетия после ужасающего разгрома города крымскими татарами, счел, что Москва больше Лондона436. В наше время Москва, где сосредоточены правительство, финансовый центр и развлекательный центр, выглядит с американской точки зрения как соединение Вашингтона, Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Занимая всего 0,0001% территории России, Москва производит гигантскую долю российского ВВП – почти 25%437. Было бы интересно узнать, как относительная важность Москвы увеличивалась или колебалась в разное время. В XVI веке это уже был впечатляющий город, но, судя по всему, еще не подавлявший другие русские центры. Ричард Ченслер, посетивший Москву в 1553 году, считал главным торговым центром страны Новгород438. Адам Олеарий, приезжавший в 1630‐х годах, отметил, что в Московии «много больших и по-своему великолепных городов». Он дополнительно отметил, что в России повсюду много цветущих городов и деревень, и даже в недавно завоеванных татарских землях есть «хорошие города»439.

То, что услышал Ченслер, и то, что увидели Флетчер и Олеарий, возможно, не вступает в противоречие. После сожжения Москвы в 1571 году Иван IV, стремясь возродить город, перевел многих новгородских гостей в Москву. Это облегчило восстановление Москвы, и Флетчер увидел великий город, но, как сообщает Флоря, это повредило Новгороду, внеся свой вклад в упадок города440. Кроме того, открытие Беломорского торгового пути (и, много лет спустя, основание Петербурга) внесли свой вклад в медленную эволюцию Новгорода от городского торгового центра к историческому памятнику. В конце концов, на каждого гостя приходилось много мелких купцов, готовых ухватиться за представившуюся возможность.

В рассказе, который в основном посвящен торговле на имперской окраине, есть смысл обратить внимание на центр империи, ведь жизнеспособность Москвы зависела от торговли на окраинах. Московская структура воспроизводилась на окраинах. Если искать государство в Сибири, его можно найти, но с трудом, потому что места российской власти были маленькими островками в огромном и далеком краю, островками, от которых тянулись тонкие щупальца. Представьте себе империю, похожую на швейцарский сыр, в котором дырочки – это места присутствия власти. Но каким бы разреженным ни было Российское государство, там, где оно было, можно было найти казармы, церковь и торговую площадь. Следующие главы описывают и изучают инфраструктуру, динамику и места торговли в Сибири.

Глава 3

ПРОСТРАНСТВА ОБМЕНА: ГОСУДАРСТВЕННЫЕ СТРУКТУРЫ

Для распространения по всем сибирским городам торговых промыслов, которыми бы его великого государя казна в пошлинах множилась.

Полное собрание законов Российской империи, 12 ноября 1698 года

С самого начала московские власти видели в Сибири возможность получения двух видов богатства, одно из которых было связано с пушниной, а второе – с восточной торговлей. Стремление к эксплуатации богатых руд присутствовало уже в первых грамотах Строгановым и на протяжении всего XVII столетия, но существенная разработка месторождений началась только в XVIII столетии441, а сибирская нефть была обнаружена позже, уже в XX веке. Но начиная с первых своих проникновений на восток русские были убеждены, что восточное направление обещает выгодную торговлю. «Торговля с Востоком» могла означать торговлю с Персией, Индией, Центральной Азией и Китаем. Подобно западному термину «Восток» (Orient), имевшему неопределенные географические очертания, термин «Индия» в ранних русских источниках мог включать в себя значительно более обширную территорию, в том числе даже Китай442. Таким образом, история Сибири в XVII–XVIII веках – это история того, как Россия, долгое время встроенная в политический мир степи, оказывается более тесно связанной с Дальним Востоком и более интегрированной в мировую экономику, которая и сама становилась все более динамичной и всепроникающей. Настоящая глава посвящена государственному строительству и рассказывает, как Российское государство создало минималистскую, но эффективную инфраструктуру торговли и управления в Западной Сибири.

УСТАНОВЛЕНИЕ РОССИЙСКОЙ ВЛАСТИ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ

Хотя мы заглянем и дальше на восток, главное место действия нашей истории – Западная Сибирь, расположенная к востоку от Уральских гор, на северо-западной оконечности Внутренней Евразии. Здесь плодородные степные луга постепенно уступают место смешанным лиственно-хвойным лесам, все еще свободным от вечной мерзлоты, существующей в суровой северной тайге, а реки, текущие с востока на запад, впадают в реки, текущие на север, подобно асимметричным ребрам на спинном хребте. К концу XVII века в этом регионе жило около 75% крестьянского населения Сибири, или примерно 150 тысяч русских443. Как объясняется в первой главе, Западная Сибирь уже давно была домом для многочисленных народов. До прихода русских вогулы, остяки, югра и самоеды уже привыкли платить меховую дань сибирским татарам и иногда страдали от их набегов. За десятилетия до Ермака плоские земли вдоль Иртыша и его притоков обживали бухарцы, приезжие мусульманские купцы из Центральной Азии. Таким образом, когда пришла Россия, край уже был полиэтничным.

«Татары» – старинный термин, менявший свое значение со временем. Средневековые европейцы, такие как Гильом де Рубрук и Джованни ди Плано Карпини, называли монгол «татарами», хотя сами монголы считали это название ругательным; эти путешественники именовали пространство, завоеванное монголами, «Татарией»444. Русские восприняли этот термин – еще одна иллюстрация их промежуточного положения между Европой и Азией. На первых порах для них все степные народы (включая монголов и такие тюркские народы, как казахи и киргизы) были татарами. Однако по мере того как монгольская власть в евразийском пространстве слабела, русские, более тесно взаимодействовавшие с ними, стали находить больше различий между разными наследниками монгольской державы, чем большинство западноевропейцев. К XV веку татарами называли людей, перешедших от кочевой жизни к оседлой, – крымских татар, волжских татар, ногайцев, казанских татар, башкирских татар, сибирских татар, заболотных татар (людей Кучума, убежавших в болота) и «служилых» татар (тех, кто поступил на русскую службу). Татары, жившие в сибирском регионе, где Россия собирала дань пушниной, стали известны как «ясачные татары». Остяки, вогулы, югра, самоеды и другие коренные жители Сибири тоже стали «ясачными людьми», но, поскольку они обычно жили в лесах, а не в открытой степи и не происходили от Чингисхана, русские, как правило, не называли их «татарами»445.

Степь, примыкавшая к южному краю Сибири, была населена монгольскими народами, которые сохранили кочевой уклад, хотя наряду со скотоводством они немного занимались и земледелием. С российскими территориями граничили монгольские народы, известные как калмыки (ойраты), жившие вблизи от Западной Сибири, и джунгары к востоку от них. Дальше к югу степное население состояло из кочевников-тюрок – казахов, ногайцев и киргизов446. Еще дальше, за Каспийским морем, находились Османская империя, Персия, империя Великих Моголов (Индия) и Китайская империя, а также города Центральной Азии – потенциальные торговые партнеры Московского государства. Сибирь была частью давно существовавших торговых систем вне зависимости от влияния Москвы. Она была периферией по отношению к Европе и к Индии. Находившаяся в самом сердце Евразии Западная Сибирь лежала на перекрестке дорог между Россией и Азией, Востоком и Западом. Ее близость к древним торговым путям Внутренней Евразии не могла не повлиять на характер ее торговли. Из Восточной Сибири поступала пушнина, и рынки Западной Сибири с самого начала были заполнены как мехами, так и восточными товарами, приходившими из Центральной Азии, Персии, Индии и Китая447. Влияла на сибирскую торговлю раннего Нового времени и Москва, находившаяся в трех тысячах километров448. Хотя наша история посвящена в первую очередь органам местной власти, она не может игнорировать влияние центра. Москва издавала директивы, руководившие торговлей; она сама участвовала в торговле, отправляя казенные караваны. И хотя распоряжения Москвы порой нарушались, плохо выполнялись или попросту игнорировались, не может быть сомнений, что Москва оказывала важнейшее влияние на развитие коммерции в Сибири.