Забивая стрелки

СЦЕНА III – СОЛОВЕЙ

МАКС обнимает ГЕРТУ. Человек в черной рясе оборачивается.

МАКС (тихо):

Кто вы?

СВЯЩЕННИК (не оборачиваясь):

Соловей.

ГЕРТА:

Спасибо вам. Можем ли мы помочь вам в ответ?

СОЛОВЕЙ (уходит в глубокую думу и все же изрекает):

Нет.

СОЛОВЕЙ уходит.

†††

– Vorhang! Занавес!– Герта высунула голову над сценкой кукольного театра и помахала ручками наручной куклы, похожей на себя.

Макс проделал тоже самое со своим тряпичным актером и Соловьем. Изорванная кукла Бекки застряла в картонных декорациях, глядя в раскрашенное мелками «небо» одним глазком-бусинкой.

В зале, развалившись на детских стульчиках, сидели Ахт с Рип. Ахт, закинувший ноги на спинки переднего ряда, сложил руки на груди, грозно хмурясь. Ему не понравилось, в каком ключе фигурировал его вид в абсурдном спектакле. Все время он переводил реплики ван Винкль, и она, в отличие от напарника, осталась незаинтригованной.

– Ясно, спасибо. Данке, – махнула рукой охотница, вставая и потягиваясь. – Я хотела изгнать демона сама, это был вопрос принципа. А меня обставили персонажи сказочки для самых маленьких прихожан храма Бафомета.

В полумраке игровой комнаты она увидела, как озадачен ифрит. Тени от аварийных ламп, опустившиеся на кубики, декорации, искусственные мечи с доспехами и костюмы зверят, утяжелили его лицо.

Рип поджала губы. Она решила, что поторопилась с выводами. Слишком много сливов про ифритов за один акт. Охотница улыбнулась Герте с Максом, стоявшим поодаль, и жестами попросила пару минут переговорить с консьержем наедине.

Сев напротив, Рип сложила локти на его ногах, и сказала:

– Колись, что за Вассаго такая. Она связана с МЬ, этим твоим агрегатором консьержей.

– Руководитель.

– И это все, что ты можешь сказать?

– Дело сделано, госпожа. – Ахт резко поднялся, зацепив пиджак со спинки стульчика. – Поставили за «зиро», и столько же получили. Ничего в сухом остатке.

– «Ничего»? – изумилась Рип и, подбежав, дернула ифрита за рукав. – Так это же целое «чего», Ахтик! Ты ведь сам сказал, что основатель МЬ – говнюк, которого не любит даже светоносный мистер Меня-обидел-Папочка. Я так-то хочу знать, кому торчу душу.

– Мне, – прервал густым тоном Ахт и обернулся. В темноте его радужки засияли огнем цвета индиго. – Вы принадлежите мне, госпожа ван Винкль.

«МЬ, Германия, Джиннестан… – думала Рип, глядя в демонические глаза, – и в центре трех пересечений консьерж, немец и ифрит».

➪➪➪

Греческое солнце жарило спину. Все из-за черной ткани рясы, что притягивала ультрафиолет.

Соловей стоял на пригорке, обдуваемый морским бризом. На лице – черные солнцезащитные очки, в руке – трость с белым шариком-набалдашником. Он повернул голову в сторону уходящего круизного лайнера «Кристина», с которого он сошел утром, изгнав Вассаго.

– Ein guter Mensch, in seinem dunklen Drange, – нараспев произнес священник, – Ist sich des rechten Weges wohl bewusst. Я сделаю то, что должен, а потом Ты заберешь меня.

Он кивнул небу, будто закрепляя сделку, и спустился. Со стороны моря раздался протяжный корабельный гудок.Рип снилась Дитка. Загадочная девочка из прошлого. Во сне ван Винкль сохраняла уверенность, что никакого ДТП с ней не случилось, а сестра не облысела от химиотерапии и не умерла, ибо, здоровая и во плоти, говорила со старшей.

Подробности сна ускользнули от Рип, однако сказанные перед пробуждением слова отчеканились, как на монете:

– МЬ Corp. – это зло. Пожалуйста, вырежи опухоль из Котлова.

Так она и сказала: «Вырежи опухоль». Охотница могла и додумать фразу. Всё-таки сестра умерла от рака. Лишь во сне, в бессознательном поле, её разум жил памятью – она сотрется через несколько секунд, когда Рип ван Винкль проснется от шума волн, крика чаек и рычания двигателей фешенебельного туристического лайнера «Кристина».

Три, два…

– Один «Мохито» для вас. – Официантка поставила бокал на столик около шезлонга. – Наслаждайтесь отдыхом, мисс!

Рип приспустила очки и тут же поморщилась. Белоснежная палуба в голубых тонах полуденного солнца – не лучшие декорации для похмелья. Ночью охотница здорово надралась в клубе «Парадиз», заблудилась на палубах и едва не сломала мизинец на ноге. Ахт вытащил пьяное вдрабадан тело и уложил в каюте. С тех пор ифрит не обменялся с хозяйкой и словом, а она чувствовала себя паршиво.

Рип ценила себя за отходчивость. Вздремнув до двух дня у бассейна, она почувствовала, как муть улетучилась, а на её место пришло блаженство. Ван Винкль, как старуха, почавкала сухим ртом и подхватила бокал. Стекло леденило кожу. Рип перемешала коктейль и протянула напиток через соломинку.

«Чистый кайф».

Охотница почесала лодыжку под браслетом пальцами второй ноги и подтянула бретель голографического купальника. Металлическое кольцо оставило след около ключицы. Откинувшись на спинку шезлонга, вытащила косы и полюбовалась полетом чаек в небесном океане. Южный, пресыщенный йодом ветер насыщал Рип эйфорией, обдувал подзагоревшую кожу, охлаждал подсохшие на солнце губы.

Тринадцатипалубная «Кристина» – небоскреб на воде – бодро шла по Средиземному морю от Кушадасы, через греческие воды, Ретимно, что на Крите, с заходом в Порт-Саид в Египте и кипрский Лимасол, чтобы вернуться в Турцию через семь дней. Неделя блаженства – то, что доктор прописал.

Рип отпила четверть напитка, отставила его и начала охоту… не на нечисть, а на хорошеньких мужчин – а на борту лайнера камню было негде упасть: богатые, симпатичные, загорелые и полуголые. У ван Винкль разбегались глаза, точно у лисицы в курятнике, и при её харизме и навыках флирта ей бы не составило труда соблазнить и капитана, если бы он ни был пожилым мужчиной с лицом опытного покорителя морей. Не её типаж, только и всего.

Она приготовилась к охоте. Сначала – выследить цель. На шезлонге отдыхал импозантный грек, красивый, как бог, но из-за того, что рядом с ним ошибался его не менее красивый друг, у Рип закрались сомнения в цели. Охотница поймала в фокус постояльца у борта. Синее поло трепыхалось на ветру, облепляя рельефную форму. Он пил и постоянно кому-то названивал, терпел неудачу и свешивал голову.

«Можно было бы тебя утешить, но я не вынесу, если во время секса ты назовешь меня именем своей бывшей».

После томительных минут поиска нашелся идеальный вариант. Как в мюзикле, статисты расступились, являя Рип турецкого моряка – курчавого голубоглазого шатена с обворожительной улыбкой. Он сидел на барном стуле, общаясь с барменом, и проводил идентичный ван Винкль зрительный рейд среди девушек. Бинго – их взгляды пересеклись, и турок покачал ладонью в приветствии.

Но внезапно наступило солнечное затмение. «Небесное тело», одетое в свободную белую рубашку и бежевые брюки, приспустило зеркальные очки и с недовольной миной воззрилось на ван Винкль.

– Ахтик, ты мне мешаешь… – Рип выглядывала то с одной, то с другой стороны от ифрита, но не увидела моряка и насупилась. – Чего тебе?

Консьерж молча испытывал взглядом.

– Ты из-за вчерашнего? – ван Винкль не получила ответ и шумно выдохнула: – Перебрала, с кем не бывает. Спасибо, что перенес мое бренное тело в каюту.

– На лайнерах разное случается. Люди пропадают без вести, бывает, – с усмешкой заявил консьерж. – Аккуратнее со спиртным.

Рип подняла брови над неформальной оправой солнцезащитных очков:

– Ты заделался в мои телохранители? – охотница фыркнула. – Слушай, Деян организовал мне царский подгон в виде путевки, а

– Загадайте, наконец, желание – и разойдемся как в море корабли, извините за оказию. – Показал «V» из пальцев. – А лучше сразу два.

– Что ты намерен делать, если я никогда не загадаю второе и третье желание и умру?

– Вы уже подписали своей душе приговор, загадав первое. Ваше право отказаться от ужина смертника, тогда вы просто будете казнены на голодный желудок. Ифриты терпеливы.

– Тебе меня ни чуточки не жаль?

Он повел плечом:

– Цветы на вашу могилу – за счет фирмы.

– Ну охуеть теперь, – сухо отразила Рип и булькнула мохито. – Все, не обламывай кайф. Я тут кадрю кое-кого.

Ван Винкль грациозно поднялась с шезлонга, расправила купальник на упругих ягодицах и всучила ифриту недопитый коктейль. Щелчком подтянула розовые очки к переносице и пошла к «цели» в моряцкой форме.

Ахт буравил хозяйку и засуетившегося турка взглядом. Он громко помешал лед в стакане и, вытащив соломинку, сделал несколько глотков. Мохито был сладким и холодным.

Звездное небо без четкой границы утекало в темно-синюю пучину. Великолепие открытого южного море подчеркивали границы далеких сизых скал, сопровождавших сияющую «Кристину» на пути в Афины. Исполинский лайнер рассекал зыбь, будто бы летя на пенной подушке, которую образовывал, как на облаке. До греческой столицы оставалось несколько часов хода – пассажиры развлекались в клубе, казино, укладывали детей и сами готовились ко сну.

В главном атриуме недавно завершилось праздничное шоу. В роскошном лобби, оформленным под античные развалины, стоял стойкий аромат эвкалиптовых эфирных масел – вытяжки между палубой со СПА-зоной работали туго, поэтому Ахт, устроившийся в кресле в зоне релакса, вынужденно дышал запахом, от которого свербело в носу и во рту скапливалась горечь.

Консьерж пил виски сауэр, поглядывая в окна, выполненные в виде колоннады. Он перепробовал почти все коктейли из барной карты, пока беспутная хозяйка претворяла в жизнь интрижку с Керимом – моряком, прожившим в Баку в детстве, оттого владеющим полуазербайджанским, полурусским, а еще полуанглийским и, конечно же, турецким. Иными словами, вавилонское столпотворение не разбило тварей, образовавших пару.

«Библейская история», – заключил Ахт и выпил.

На свободное место позади него села девушка – невысокая, но стройная и изящная – похожая на антилопу, с печатью тоски в серых глазах, как у вынужденной жертвы пищевой цепи. Судорожные вздохи и сморкания в платок красноречиво указывали на то, что продышаться ей не поможет даже эвкалипт. Она строчила сообщения, блокировала телефон, сжимая его в руке, затем, стирая сопли под красным носом, заходила в переписку и, не находя ответа, болезненно морщилась с тихим стоном.

Ифрит закатил глаза с тяжелым выдохом. Он поймал официанта, заказал два мохито и стал ждать. Когда заказ принесли, забрал стаканы и с ними подсел к девушке. Она удивилась, но натянула улыбку, пряча под кардиганом бейдж члена экипажа.

– Я чем-то могу быть вам полезна, сэр? – спросила она на английском.

– Бекки, верно? – с характерной немцу четкостью в звуках, спросил Ахт на ее языке. Он протянул растерянной девушке мохито. – Ваша смена подошла к концу. Угощайтесь.

– Это ни к чему, я… – ее взгляд упал на экран, глаза подсветились белым, и из них потекли слезы. Она послала все к черту, обхватила кривыми губами соломинку и жадно выпила. – Спасибо. Я оплачу.

– Все включено.

– Моя смена окончена, но я все еще сотрудница. Нарушаю правила, знаете. – Бекки стеснительно посмеялась. – Простите. Не лучший день. Узнала, что мой бойфренд трахает все, что движется, а что не движется – двигает и трахает. Простите за глупую идиому.

Ахт ухмыльнулся. Девушка привстала, оттянула юбку-карандаш, распустила русые волосы, а «крабик» повесила на кофту. Помассировав голову, расслабленно улыбнулась и осмотрела пассажира.

– Вы из Германии, да? Мне везет на немцев – а я только и рада, так как работаю кое над каким исследованием. Я администратор не по зову сердца, вообще магистерскую планирую защищать. Мой научный интерес – германская этнография времён Третьего рейха.

Ифрит закатил глаза. Куда деваться от стереотипов, когда у тебя такой акцент. Даром что внешность не арийская.

– С утра пожилая пара из Франкфурта согласилась мне помочь с моим особеннымисследованием. Научрук про него не знает. А Макс с Гертой – знают, еще как! Обещали показать мне бесценные труды, но только на родине, их вывозить нельзя. У вас там хорошо. В Германии, я имею в виду.

– Я давно там не живу, – отозвался Ахт. И сам не знал, почему именно немец – среди ифритов были и японцы, и русские, и арабы. Так исторически сложилось.

– А кем же вы работаете?

– Коммивояжер. Вроде того. – Ахт уклонился от ответа и вернулся к проблеме: – Ваш молодой человек работает с вами?

– Да, его зовут Керим, он второй механик. Работает в машинном отделении и выглядит как бог. Мы встречаемся несколько месяцев, но сегодня я узнала, что он – жуткий бабник. Я тяжело переживаю знание, что он кувыркается с кем-то прямо сейчас.

Консьерж что-то проворчал, вынул соломинку и синхронно с девушкой опрокинул стакан. Они пересеклись взглядами и не сдержали улыбок.

– Давай же, детка, поработай языком… – Рип рефлекторно свела бедра на вспотевших щеках, покрытых короткой щетиной. – Да, вот так…

Они с Керимом – тем красавцем из бара у бассейна – заперлись в ее каюте. Ван Винкль упиралась поясницей в зеркало в толстой рамке: любовник усадил ее на рабочий стол, пока их обоих покачивало от выпитого и морской качки. Керим недолго и рвано ласкал ее шею и грудь, а после отодвинул трусики и проник в горячее влагалище языком.

Ей доставляло удовольствие, когда мужчина вращал кончиком языка вокруг клитора, а затем им же неожиданно глубоко проникал внутрь. Охотница отдалась наслаждению, которое не требовало взамен ничего, кроме ее искреннего кайфа. Рип развязала завязки бикини, оголяя бледные соски, и, прикрыв глаза, откинула голову на зеркало. Она ласкала грудь, толкаясь бедрами и трахая Керима в рот, самозабвенно улыбалась и блаженно прикрывала веки.

Ее влага смешалась с обильными слюнями парня – это подняло градус возбуждения. Мокро. Страстно. Ван Винкль подходила роль контролирующей, потому что она не доверяла мужскому полу. Парадокс, учитывая ее случайные связи, полные беспардонного доверия, но такова натура Рип ван Винкль. Она умела лавировать и натягивать бразды правления и не желала знать, что скрывает тень обратной стороны Луны.

В порыве страсти охотница вонзила длинные пальцы в кудри Керима и протяжно застонала. Механик издал сладострастное «м-м-м» с улыбкой, топя язык в ее складочках. Все шло великолепно и вело к оргазму.

Рип, конечно, часто обвиняли в том, что в отношениях она несерьезна и витает в облаках, но во вторую ночь на «Кристине» она превзошла саму себя. Натягивая волосы Керима, как поводья, ван Винкль подумала:

«Мягкие и курчавые. У Ахта не такие, они жестче и прямее. Наверняка не так просто было бы их распотрошить».

Порочный вектор мысли развязал Рип руки. Она загорелась каким-то особенным огнем, что пронзил и Керима. Он стал глубже засаживать охотнице языком, сладко касаясь излюбленных точек. Приближая то, чего желали оба.

Ван Винкль разонравились его волосы. И небритая кожа. Она развела ноги, вынула пальцы из спутанных локон и вцепилась в столешницу. Монотонно ударяясь спиной в зеркало, она облизывала полные губы и фантазировала о том, что, должно быть, Ахт, как адское создание, способен инфернально вылюбить ее без права на капитуляцию.

С закрытыми глазами, не касаясь чужого тела, охотница представляла, что ее ублажает ифрит. А что в том предосудительного? Он ее слуга. Ахт должен выполнять любые требования владелицы.

«Какой ублюдок выдумал ограничения по контракту? Я хочу потратить желание на секс с ним, – вожделенные мысли проникали в разум, как тараканы через ухо, – ох, блядь, да за дикий трах и душу не жалко отдать».

Керим, как настоящий моряк, ощутил волнение её тела. Она изгибалась, шептала скабрезности и уходила взволнованной лодкой в шторм. Теряя ориентиры. Всё в ван Винкль вскипало, пульсировало и кренилось.

С шепотом, которым Рип нарисовала чужое имя, их с головой накрыло соленым и густым приливом. Она захлебнулась стоном, судорожно втянула воздух сквозь зубы. Внутренние стеночки сжались в спазме, пока раздраконенные нервные окончания, централизованные в точке джи, продолжали посылать команды в ослабевшие мышцы ног. Охотница, как выброшенная на берег после кораблекрушения, позволяла волнам лизать ее тело, успокаивая тонкую дрожь.

– Ты назвала чужое имя, – хмуро заметил Керим. Он открутил крышечку бутилированной воды и жадно напился. Утираясь, повторил: – Ты сказала Ахт.

– Ты вообще встречал человека, которого могут так назвать? – рассмеялась Рип. Она повязала бретели купальника и прикрыла пульсирующую киску.

– Тот мужчина, который бил с тобой сегодня. На бассейн, – механик изобразил хмурого Ахта, да так подробно, что ван Винкль не сдержала хохота.

– Ой, нет. Это всего лишь мой лакей. – Охотница покачала кистью руки. – Видишь ли, Керимчик, у меня такая особенность: когда подступает оргазм, я считаю от одного до восьми.

– По-немецки?

– Агась. Типа так… – Рип неприлично толкалась бедрами в такт счета: – Айнс, цвай, драй, фир, фюнф, зекс, зибен…

– Ахт, вот ты где! А я тебя везде ищу. – Рип обвила руку ифрита, стоявшего около борта – прямо на месте «брошенки» в поло. – Чем занимался?

– Наслаждался тишиной, – съязвил консьерж, поворачиваясь. Он облокотился о борт, зачесывая пальцами волосы, которые тут же рассыпались на румяном лице. – Но недолго, раз вы вернулись. Наслаждение и невинность – самые стыдливые вещи.

– О, это…

– Ницше.

Ван Винкль присвистнула.

С моря дул особенный ветер – и дышалось ярче и проще. Звездное небо затянули серые тучи, ясности как не бывало, стало на порядок темнее. Путь освещали огни, отбрасываемые окошками-сотами роскошного «улея», идущего на запад.

Рядом раздалось постукивание – собеседники посторонились, пропуская слепого мужчину. Блондин с просединами, «ощупывая» путь по палубе тростью, прошел мимо. Он еле-еле замешкался около Ахта: ифрит коснулся его локтя и спросил:

– Вам нужна помощь?

Незрячий покачал головой и удалился.

Ван Винкль не заметила, она думала о другом. Отголоски собственного голоса, простонавшего имя ифрита, вонзились в память Рип разрывным патроном. Она извлекала осколки – пинцетом, один за одним – и разглядывая объект вожделения, который под покровом ночи выглядел особенно эстетичным.

Ахт зафиксировал взгляд в пестром засосе на ее шее, что будет держаться пару-тройку суток и бесить его. Он ничего не сказал, поэтому ван Винкль, отбросив приличия, спросила прямо:

– Как ты относишься к запретным отношениям?

– К таким, как секс с пассажиркой при исполнении? – отразил консьерж.

– Ба, это что за номер? – округлила глаза Рип. Она толкнула его бедром: – Да ты ревнуешь свою госпожу, я права?

– С чего вы взяли? – вздохнул Ахт. – Моей целью был Керим. Играл бы с ним в шахматы до рассвета, я об этом. Пришлось найти другого члена экипажа для ночных игр – им оказалась его подружка.

Ван Винкль уважительно подумала, что ифрит – шкатулка сюрпризов. Он вел себя необычно, и Рип в шутку поддержала настроение:

– У тебя и юмор проклевывается, когда ты так… – проехалась взглядом по съехавшему вороту белой рубашки, – особенно недоволен.

– Не путайте понятия. Юмор – это то, что в штанах у вашего ухажера. А я всего лишь злобно иронизирую. Как и сейчас.

Рип расхохоталась. Она спросила:

– Ты знаешь что-то о Кериме, чего не знаю я?

– Знаю и порицаю тот факт, что до вас он перетрахал трех женщин на борту, и ни одну из них не звали Ребеккой Нортон, которой он сделал предложение неделю назад.

– Вау, а тебя как-то задевает, что я пятая? – приподняла брови охотница. – Типа дрочишь на ангельские числа – идеальную троицу? Ну уж прости, не веду счет.

Ахт не то фыркнул, не то хохотнул. Он покачал головой и отвернулся к морю, позволяя воздушному потоку обветрить покрасневшую кожу. Рип заподозрила кое-что и, подтянувшись к ифриту на носках, понюхала его и воскликнула:

– Да ты пьян!

– Я подрабатывал нянечкой для разбитого сердца. А вы? – прямо уставился на ван Винкль он и ощутил странный укол в язык, заставивший задаться: – Утолили голод?

– Мужчины только на то и годятся, Ахтик. Утолять мой голод, – парировала Рип, сделавшись металлически холодной. – Согласен – прыгай в койку. Отрицаешь – иди гуляй. Я категоричная неадекватная дрянь, и у меня есть на то причины. Смирись и не лечи меня.

Ифрит предупредительно качнул пальцем на Рип. Она скосила глаза на золотом перстне. Ахт открыл рот, чтобы взаимно задеть оппонентку, но остудил пыл самоконтролем. В конце концов прошипел:

– Соблюдайте дистанцию, госпожа ван Винкль.

Консьерж слегка наклонил корпус, имитируя поклон лакея, и затерялся в толпе тусовщиков, голубой от бликов бассейновой подсветки. Ван Винкль скривила губы. Она в два шага настигла официанта, разносящего напитки, и смахнула с подноса бокал шампанского. Осушив наполовину, сплюнула.

– Сухоеи теплое, – заключила она и вылила остатки в море. Свесившись на ограждениях, надула щеки и выдохнула: – Чертов педант. Все настроение заруинил.

➪➪➪

На следующее утро Керим позвал Рип на импровизированную экскурсию в машинное отделение лайнера. Они шагали под низким потолком по узкому металлическому коридору. Нулевая палуба беспрерывно жужжала вибрацией габаритных машин, обеспечивающих ход.

Керим шёл первым. Китель с нашивкой «Second Engineer» на спине был расстёгнут. Рип всю дорогу смотрела на две черно-золотые лычки на крутых плечах. Как вездесущие стрелки, они указывали вправо-влево. Инженер уклонялся под трубами, предупреждая подругу о препятствиях.

Подав руку, спустил по короткой лесенке на нижний уровень. Шум во сто крат усилился, вместе с ним в нос ударила вонь ржавчины и плесневелой обшивки.

– Вот здесь – дизеля, – сообщил Керим. – Четыре «Вяртсиля»[1]. Один – в ремонтном, но судно тянут остальные, – проговорил он поверх плеча. Его голос тонул в звуке турбин. – Вон там эти… paylayıcı lövhələr, как по-русски… распределительные щиты, вот, к ним не лезь. Пускорезерв, автономка – под Automatic Transfer Switch. Если погаснет питание, лайнер не встанет, злым только станет. – Он лучезарно улыбнулся. – Не бойся, брат.

Рип только закатила глаза. Она устала повторять, что «братом» девушек, которым отлизывают, не называют. Возможно, то фишечка-крючок для молодых дур, одной из которых она прикидывалась.

Турок хлопнул по барьеру. Ниже раскинулся лабиринт толстых труб, маховиков, щитков и экранов. В желтом свете висело облако конденсата и копоти, поддерживаемое духотой.

В ноздри ван Винкль вонзилась вонь, которую она распознает везде. Находка заставила ее остановиться и в волнении спросить:

– Почему так воняет серой?

Керим хмыкнул. Он уже опустился по ступеням и стоял у консоли.

– Датчики нормально, брат. Но да, it stinks like hell. Мы с первого дня вонючка нюхаем. Я думай, вентиляция шортнуло… когда трассу на юкары палуба меняли. Клапан не хочет открываться. Надо будет звать верхнюю бригаду. – Он вытер пот со лба. – Или самому в канал лезть, но там такой жаркий, что яйца слипаются, vallahi.

«Все, по ходу, пипец как серьезно!» – подумала Рип и начала пятиться.

Механик обернулся, и охотница поняла, что она заперта с потенциальным демоном одна посреди громких машин. Никто не услышит ее криков.

– Я тебя выслушаю, – сказал он с паузой. – Но сначала я должен fix кое-что. За генераторным щитом есть бак дренажа, там шумит что-то.

Они пролезли под парой балок и между двух котлов. Керим включил фонарь и осветил подпространство за баком.

– Вонища… – Рип зажала рот, раздув щеки. – Здесь конкретная утечка! Ты слышишь запах?

Вдоль стены стекала жирная вода. Она омывала нечто изощренно-тошнотворное – неестественную фигуру. Керим резко застыл. Он выронил фонарь: луч света перевернулся, скользнул по стене и осветил нечто.

Вросшая в металл, из обшивки торчала треть женского туловища. Щека полуслилась со сталью, открытый глаз безжизненно глядел в бок, под ним темнела высохшая дорожка слезы. Половина рта искажена: она агонизировала перед смертью. Или тем, что в разы хуже гибели.

– Ее будто прервали во время телепортации, какой же мрак. Какого хуя с ней произошло? – Рип шагнула ближе и подняла фонарик. Она осветила золотой бейдж сотрудника. – Ох, хуже быть не может.

– Бекки… – прошептал Керим. – Yarabbim… bu ne… bu nasıl mümkün olur… – он рухнул на колени и обхватил голову дрожащими руками. —Bismillahirrahmanirrahim…

Рип переплела пальцы в демонический прицел и проверила Керима. Чист. Он не одержим. Но кто-то на борту совершенно точно находился под влиянием демона – изуродовал Бекки Нортон и продолжит плодить аномалии, пока его не поймают и не уложат в колыбельку с остальными адскими отродьями.

Стрелка. Белая на зеленом фоне. «Смотрела» вправо. Рип шла по ней мимо иллюминаторов кают, скользя ладонью по перилам борта. Лайнер стоял в порту Афин – трехчасовая остановка, во время которой пассажиры могли насладиться античной историей и безмятежностью.