Потерянная тропа. Том 1. Часть 2

– Вали отсюда, пока кишки не выпустила и не поджарила! – рявкнула Мари, чувствуя, как растрепавшиеся волосы неудобно спадают на лицо. Зверёк замер, поднявшись на задние лапки и прижав короткие передние к груди. Он казался мандаринкой, свалившейся на землю – настолько ярко-морковного окраса был. Широкие и длинные уши частично лежали на земле вот в такой его стойке. Маленькая мордочка кривилась и легко скалилась. Вокруг носа чернела обрамляющая полоска, а из лба пробивались две антенки-усика. Зверёк щурил янтарные глазки, похожие на бусины.

«Эльник. Безобидное животное, питающееся грибами, семенами, орехами и иногда использующее уши для полётов. Ага, безобидное, как же», – вспомнилась цитата из книги. Мари раздражённо сузила глаза. Ей теперь вообще всей изученной информации не доверять? Срочно нужен нормальный источник рассказов, а то нажрёшься вот так мандаринок и умрёшь от отравления. Или от вытащенного из черепа мозга вот таким вот безобидным поедателем зёрнышек. Расколупает голову, как грецкий орех, и пиши-пропало.

Зверёк рассматривал её точно так же, как и она его. Затем тряхнул ушами и громко фыркнул, перестав скалится. Взгляд стал спокойным, почти добрым. И Мари показалось, что она немного сошла с ума.

– Чего ржёшь?! Я действительно пущу тебя на экспериментальный материал, если не оставишь меня в покое! – и для пущего вида Марианн погрозила ему рукой, в которой был зажат кинжал. Эльник снова тряхнул ушами, а затем весь затрясся и упал на землю. Учёная испугалась, посмотрев на свои царапины и покрылась мурашками. Бешеный? Неужели здесь есть болезнь, похожая на ту, что разносилась животными в её прошлом мире?

Где, зверь, найти стационар? И можно ли сделать что-то с ранками самостоятельно, чтобы увеличить шансы на выживание?

Её отвлекла череда сдавленный фырканий, и она в шоке уставилась на рыжего надоеду.

Нет, она точно сошла с ума.

– Ты надо мной сейчас смеёшься? Серьёзно?! – Мари осмотрелась, в поисках того, что можно было бы швырнуть в зверька, чтобы спугнуть его, а затем решила не заморачиваться и достала накопитель из сумки на поясе. Эльник замер, наблюдая за её движениями, а она усмехнулась зло и весело. – Предупреждение! Водный отпугиватель через: три, два, один…

Мари быстро представила шар над головой у зверька и отпустила контроль. Поток жидкости ухнул на приподнявшего антенки эльника и раздался бульк с громким возмущённым писком.

– Ты первый начал! – рявкнула девочка, когда увидела, как тот стряхнул влагу с тела и закинул тяжёлые уши за спину, а его странные усики прилипли к щекам. Зверек весь напрягся, яростно сверкая глазами и готовясь к прыжку.

Они замерли друг напротив друга. Настороженные, потрёпанные, злые. Мари представила, как это выглядит со стороны: травоядный зверёк с очень милой внешностью, вымокший и слипшийся, и растрёпанная девочка, пыльная, похожая на грабителя. Так и тянет сочинить балладу о злобном голодном ребёнке, нападающем на всех ради мяса. Губы сами расползлись в улыбке и она, не сдержавшись, рассмеялась. Как же глупо думать, что кто-то дикий, из леса, вдруг начнёт понимать её. И как же по-детски угрожать кому-то, кто даже теоретически на человеческом говорить не в состоянии.

Зверёк ещё больше набычился, а учёная замахала руками.

– Не надо, не нападай, я тебе сухарь дам, – она сказала это больше от того, что за пару декад пути устала идти в тишине. Думала, что её движения отгонят рыжего прочь, но он не ушёл.

И не напал. Всё так же оставался на месте, замерев и прижав к себе мокрые уши.

Пока Мари прятала кинжал и доставала из сумки сухарь, он спокойно, пусть и обиженно, сидел там, куда она его отшвырнула.

«Похоже, у него где-то рядом гнездо, поэтому он так набросился», – Мари протянула кусочек хлеба на вытянутой ладони, боясь подходить близко, а эльник возмущённо приподнял тяжёлые уши и вновь опустил их.

– Ладно. Но только чур за волосы не таскать! – она осторожно подошла ближе и сунула сухарь в маленькие лапки с острыми коготками.

– Ты ведь меня понимаешь? – сев чуть в стороне, Гротэр наблюдала за тем, как он яростно хрустит зачерствевшим хлебом. Предположение было диким, но чем магия не шутит. Эльник покосился на неё янтарным глазом и отвернулся. – Ага… Прости, если чем-то тебя разозлила. И прости за то, что облила водой. Если позволишь, – я могу чуть просушить твои уши тканью, а потом сразу же уйду.

Зверёк снова фыркнул, повернулся к ней спиной и широко распахнул уши, позволив им полностью распластаться по спине и земле. Действительно ведь понимает… Мари хихикнула и подскочив к рюкзаку, вытащила сменную тунику, которой тут же попыталась просушить широкие уши. Она больше щупала слипшуюся шёрстку и горячую кожу, чем вытирала воду, но эльник не дёргался и Мари едва удержалась от желания схватить зверька на руки.

Нет, ну а что? Мягкое, пушистое, живое и тёплое. И понимающее, между прочим!

Вытерев, как смогла, Мари накинула тунику на рюкзак, чтобы не класть сырую вещь внутрь. Сам рюкзак вернула на плечи. А затем замялась.

Да, зверек реагировал на её слова. Да, у него живая мимика. Но он первым напал, видимо. защищая что-то важное. Вряд ли он захочет пойти с ней, оставив гнездо.

– Ну… Я ухожу. Прости ещё раз.

Она обошла эльника по кругу и зашагала дальше.

Никогда в жизни Мари не заводила домашних животных. И тем более не думала приручать кого-то дикого. А сейчас почему-то очень захотела это сделать.

***

Во время пути учёная спала урывками и ложилась только тогда, когда желание упасть становилось сильнее настороженности. Иногда делала это днём, если тело уставало. Иногда засыпала в самые тёмные ночные минуты, чутко реагируя на каждый шорох. Но пока шла по полям, темнота, освещённая лунами, не особо её смущала. Гротэр предпочитала идти, пока идётся. Но вскоре поля сменились подлесками, а затем и вовсе пропали. И чем гуще восставали деревья вокруг, тем сложнее было передвигаться ночью, поскольку света не хватало.

Вскоре Мари почувствовала, что градус опасности накалился. Листья плотнее сомкнулись над головой. Путь был устлан кустами, неровностями, сухой травой в её рост и корнями. Под ногами то и дело проскакивали мелкие, едва больше её мизинца, лысые мыши. Мари вспомнила их название – норки. Они жили в густых лесах и прорывали себе кучу нор под землёй. Пару раз Гротэр наступила на такие жилища, обвалив хрупкий потолок и явно раздавив местного обитателя… По телу прошёлся озноб, а сапоги захотелось вытереть о траву.

С появлением растений и признаков жизни стало понятно, что хищников тут немало. Взрытые куски земли, отметины от когтей на деревьях, белые кости, рассыпающиеся от растворения. Косвенных следов ей хватало с головой. И пока хищники не нападали из кустов, можно было идти без паники и излишней тревоги.

Только вот следы бывают разными.

Сначала Мари обнаружила огромные вмятины на земле, проступающие с очевидной последовательностью, которые она приняла за небольшие овраги, но уж больно плотно в них были спрессованы травы и кусты. Да и на норы в таких углублениях она не наткнулась. Затем Марианн встретила пару разломанных пополам деревьев, толщиной в три её обхвата. Плохой из неё следопыт – о местной природе знаний было гораздо меньше, чем нужно. Но после такой картины Мари смогла сложить два и два.

Древун – самый большой из местных смертоносных обитателей, который возникал только вблизи болот. Он был не совсем живым. По сути – это огромное мутировавшее дерево с длинными сучьями, чутко реагирующее на звуки или движения. Он ловил жертв ветвями и ими же впитывал чужую кровь и ману. Подробностей о том, как такие возникали, у Марианн не было, но что она понимала чётко, – против такой деревяшки шансов нет. Если от ворлока можно было попытаться залезть на дерево и влить ему в глотку кучу воды, то от древуна водой не отбиться, на высоте не спрятаться. Можно было бы его поджечь, но не теми искрами, которыми она располагала.

Расклад был не самым оптимистичным. Идти быстро и шуметь нельзя, – Мари не знала насколько далеко ушёл мутант и какие у него планы. Жадный до крови и магии, он мог быть где угодно. Ночью идти не выйдет, да и костёр разводить нельзя – слишком уж приметно.

Учёная долго думала продолжать ли перебираться из оврага в овраг или свернуть и пойти под углом, чтобы уменьшить шансы впериться в спину мутанту. С одной стороны, – раз трава ещё не выпрямилась, значит древун прошёл тут не так давно. Есть шансы его нагнать и сдохнуть. Но с другой, – вряд ли она встретит по этому маршруту хищников в ближайшее время, потому что от всех, кто был крупнее норки, наверняка ничего не осталось.

Древун был не единственной опасностью в лесу вблизи болот.

В итоге Мари решила продвигаться по оврагам. Медленно, как можно тише. Внимательно вглядываясь и прислушиваясь к окружающей обстановке. К вечеру древуна она не нагнала. Когда начало темнеть, учёная остановилась и чуть ушла в сторону, заприметив дерево мандаринника.

А ночью она проснулась от тяжести на голове и жутко испугалась, когда почувствовала лёгкое царапанье когтей и жар чужой плоти. Она вскочила, схватилась за слезу глубин, то ли в надежде утопить раскрывшуюся над ней глотку, то ли пытаясь осветить пространство, и увидела сонный, осуждающий взгляд янтарных глаз.

Эльник. Тот самый, с антеннами, пушистыми ушами и черной полоской, обрамляющей нос. Понял ли он её желание обзавестись спутником? Или у него были свои мотивы? Может понравился сухарик или он решил свить гнездо в её волосах?

К сожалению зверёк явно не умел говорить, хотя один вопрос Мари ему всё-таки задала:

– Зачем ты пошёл за мной?

Марианн подумала, что в свете слезы ей померещилось, но пару раз моргнув, до сонного мозга всё-таки дошло. Этот… Этот рыжий, что б его зверь заколдовал, закатил свои янтарные глаза-бусинки! Ещё и нос чуть сморщил.

– Ты вообще понимаешь, что для подобной мимики твоя мордочка не предназначена?

Эльник фыркнул, а затем чуть сдвинулся, повернувшись к ней пушистой спиной и укрылся собственными ушами.

– Вот же… И где тебя только такого сделали… – шепнула девочка, укладываясь назад и тут же получила широким ухом по лицу. – Эй!

Если бы зверёк умел говорить, то он явно бы её проигнорировал.

Лёгкое эхо её голоса скользнуло по плотным теням леса. Мари притихла, вслушиваясь, но ничего, кроме шороха и возни норок где-то в десятке метров от себя, не услышала. Звёзд в этом мире не было, а одна из лун кое-как освещала листья чуть левее неё. Темно. Вдали от океана с его ослепительными приливами и от замка с кучами факелов, ночь казалась гораздо плотнее и тяжелее. И впервые за декады одиночества её не пугал этот мрак.

– А это твоё движение ухом к чему было? «Заткнись и спи» или «где сделали, таких уже не…» Ай! Видимо, первое, – Мари сдавленно хмыкнула и плотнее закуталась в свою куртку. От тела вредного зверька шло приятное тепло.

***

Ранним утром, когда всё вокруг только-только начало избавляться от покрывала теней, на её щёку приземлилась чужая маленькая лапка. Мари отреагировала не сразу и смогла разлепить глаза, только когда в кожу впились коготки.

– Чего тебе? – практически не разжимая губ пробурчала Мари и тут же сладко зевнула. Эльник продолжил настойчиво тыкать ей в щёку и успокоился только после того, как Мари приподнялась. Зверёк отодвинулся, изогнул уши и резко замахал ими, поднимаясь в воздух. Он быстро подлетел вверх, к веткам мандаринника и смутной тенью скользнул между листов.

– Это ты меня так предупредил о том, что уходишь? – вглядываясь в сумерки, спросила Мари. В ответ раздался писк и вниз слетела пара круглых фруктов, с силой врезавшись в землю. Один из них чуть треснул. Учёная окончательно села, подобрала оранжевые кругляши и выжидающе замерла. Но эльник не спустился и больше не издал ни звука.

Мари не стала вновь укладываться. Она спокойно перекусила фруктами, пересобрала косу, – волосы стали совсем жёсткими из-за долгого отсутствия мытья, – и умылась. Если тело ещё как-то терпимо было ополаскивать прохладной водой из слёз, то сырая голова в такую погоду для неё добром не закончится. Ночью температура опускалась до шести-пяти градусов, а днём держалась лишь едва теплее.

Она поднялась, собираясь продолжить путь.

Света было достаточно, чтобы не запинаться о корни и видеть ближайшие деревья вокруг.

Девочка вернулась к следам древуна и продолжила идти по ним, беспокоясь, что всё-таки наткнётся на него в скором времени. Но уже к обеду следы резко свернули вправо и Мари расслабилась, перестав вглядываться вдаль.

Она села на землю, достала сухарь и отрезала кусочек мяса. Перекусив, привычно стала наполнять флягу водой, представляя, как в горлышко тоненькой струйкой проникает жидкость и та, появляясь прямо из воздуха, слегка засеребрилась под дневным светом. Мари почти закончила, когда над головой зашуршали листья и рядом с её сумкой с грохотом упал эльник, возмущённо встопорщив усики и наблюдая за ней круглыми глазами. Он мявкнул, тряхнул головой, а затем подошёл ближе и с интересом уставился на бумажку, к которой Мари прижимала слезу.

– Что? Я же тебя точно таким же способом водой окатила, – девочка чуть отвлеклась, и фантазия оборвалась. Последние капли воды промазали мимо горлышка. Мари вновь сосредоточилась, наполняя флягу до краёв, и не заметила, как зверёк подошёл ещё ближе, чуть ли не носом уткнувшись в её руку со слезой.

Мари отодвинула накопитель и собралась подобрать бумажку, но лапа эльника, прижавшая листок в углу, помешала ей.

– Эй. Тебе так интересно что ли?

Он махнул ушами и ещё ниже склонился над руной. Мари хмыкнула:

– Ну… если тебя это заинтриговало, могу рассказать, где я нашла этот символ.

Эльник отвлёкся, медленно приподнялся на задних лапах, отпуская листочек и чуть развернул уши в её сторону.

– Я нашла его в слезе глубин, когда поднесла к окну…

Марианн не планировала рассказывать в подробностях, лишь в общих чертах. Но как-то так вышло, – то ли из-за заинтересованного взгляда эльника, то ли из-за долгого пути в одиночестве, – что краткий рассказ разбавился пояснениями, а затем перескочил на трудности и долгие поиски. И в итоге Мари выложила чуть ли не всё, что успела узнать о магии сама.

Проговорила она до самого вечера и ночевать решила там же.

А эльник вновь устроился спать возле её головы.

***

Зверёк всё же увязался за ней. По началу днём он шёл где-то вдалеке так, чтобы Мари его не замечала, но к вечеру при остановке на ночлег он всегда оказывался рядом. Позже эльник будто перестал её опасаться, – стал идти рядом и девочка видела мелькающую то сбоку, то наверху в ветвях, рыжую шкурку. А однажды он вообще смачно упал прямо на её рюкзак. Подержался за него когтями, потом расслабился, покрутился и… Устроившись поудобнее, уснул.

Иногда шёл рядом, иногда ехал на сумке, иногда его не было видно вовсе, но каждую ночь Мари просыпалась от того, что её голову согревала махровая подушка. Она не боялась рыжика не смотря на их бурное первое знакомство и такая компания чуть скрасила тяжёлую дорогу с бесконечной ходьбой. Единственное – живая реакция и то, что зверь понимал каждое её слово, наводило на соответствующие размышления, но постепенно Мари перестала придавать этому значение.

Эльник любил приносить ей орехи или ягоды. По чуть-чуть, но при однообразном рационе такие подарки радовали сильнее его довольных и хитрых рожиц. А ещё… Кажется, малыш старался её оберегать. Как-то, ближе к вечеру, он слетел с дерева прямо перед ней и настороженно замер, вглядываясь вперед, а затем, серьёзно взглянув на неё, свернул влево. Мари, подумав, тоже присмотрелась, но ничего не заметила. И всё же пошла вслед за эльником. А он всю дорогу прыгал по земле впереди, вслушиваясь и вглядываясь, а также наблюдая, чтобы девочка не отставала. Шли они до тех пор, пока окончательно не стемнело. Только после этого зверёк остановился.

А ночью, когда она проснулась от странных звуков, – смесь возни, писков и хлюпов, – эльник предупреждающе сжал её волосы, больно потянув их на себя.

Она не закричала и не шевельнулась и, видимо, только это спасало им обоим жизнь. Утром, встав с тёмно-сиреневыми проблесками неба, Мари первым делом осмотрела место, – всего несколько десятком метров от них, – где и происходило нечто, что вызвало у её спутника столько опасений. Она нашла кучу поваленных деревьев, взрытую землю и пятна крови. Был ли это древун, – хотя его следов Мари не наблюдала, – или кто ещё из местной фауны, она не знала и узнавать, если честно, не особо горела желанием.

Временами, возможно, чтобы развлечь эльника, а может, чтобы успокоить мысли в голове, она рассказала зверьку о том, как жила в замке. О Дэйве, Бель, воспитанниках, ошейниках, о том, как училась уборке и что читала. И по десятку раз, снова и снова, – о магии. И шла.

Постепенно лесная местность стала пропитываться близостью болота – земля с чавканьем собиралась на сапогах, трава стала значительно ниже, показались первые лужи, покрытые илом, и в воздухе повис тяжёлый металлический запах с нотками серы и гнилой сырости. Идти становилось всё труднее, поскольку почва теряла устойчивость и податливо прогибалась под её обувью.

Перерывы приходилось делать всё чаще, а сухие участки для ночлежки встречались реже.

Однажды на привале зверёк ткнул лапками в рукоять кинжала, долго его разглядывая, а затем приподнял и опустил уши, убедившись, что Мари на него смотрит.

– Мне кажется им убили мою мать. Я нашла его в тайнике графа, – вытащив кинжал из-за пояса, она развязала ткань, и зверёк вдруг отскочил, чуть зашипев. – Ты тоже что-то чувствуешь?

Эльник приподнял уши и взмахнул ими, будто пытаясь взлететь.

– И что ты делаешь? Или ты так вопросы задаёшь?

Он вновь приподнял уши и надул щёки, от чего Мари хихикнула.

– Я не знаю, почему взяла его с собой, – она повернула лезвие так, чтобы поймать им вечерний свет. Оно легонько засеребрилось узорами, в остальном будто бы впитывая отблески сиреневого неба. Нити завёрнутых символов ярко сверкали, в какую бы сторону Мари его не повернула. – Это было единственное оружие, которое я смогла утащить из замка незамеченным. Да и… Он будто бы тёплый.

Эльник подскочил и шлёпнул её по руке. Мари чуть опустила кинжал и внимательно присмотрелась к зверьку, но прочитать по его мимике или жестам, что он пытался транслировать, не смогла.

– Временами я тебя совсем не понимаю.

Зверек набычился. Мари, вновь обернув кинжал и, спрятав его за пояс, хмыкнула. Весь вид эльника так и говорил «ты вообще ничего не понимаешь».

– Ну сейчас же поняла.

***

Она шла уже четвёртую декаду и запасы еды в сумке полностью закончились. Всё, чем теперь она могла питаться – это огромные оранжевые фрукты, от которых в последнее время её уже подташнивало. Таскать ягоды и орехи эльник перестал. Он теперь не отходил от неё ни на шаг, постоянно во что-то вслушиваясь и периодически меняя направление. В какой-то момент, Мари даже решила начать по чуть-чуть охотиться и очень скоро ей попалась неосторожная норка, которая почему-то не испугалась влажной земли и была перепачкана так, что с неё комья грязи отваливались, как с сапогов Мари. Учёная быстро поймала её в шар магии, и вода тут же стала мутной, но стоило лысой пигалице испустить последний воздух и её сердцу замолкнуть, как она на глазах стала осыпаться и растворяться, не смущаясь того водного шара. Выглядело так, будто кто-то очень грубо удалял код из программы начиная с совершенно разных точек. Причем во что превращались исчезающие кусочки тела Мари не видела.

– Так вот оно какое, «растворение»… – тихо озвучила Гротэр и погладила сидящего на сумке эльника, который вытянул голову над её плечом. – Оно всегда так?

На её вопрос зверёк лишь вздохнул.

С планами питаться пойманной добычей пришлось распрощаться. Уж не в её силах было лезть на ворлоков или ещё кого, чьё мясо не исчезнет в течении нескольких склянок. Скорее при таких потугах её сожрут быстрее.

Вскоре эльник за её спиной стал всё больше дергаться и елозить, нервничая. В какой-то момент он и вовсе попросился к ней на руки, замерев на них, словно маленькая струна и дёргая ушами в разные стороны. Мари и сама, даже не видя реки мира, поняла, насколько тяжёлой, тихой и мрачной стала атмосфера. Был разгар дня, но ощущение стало такое, будто бы они вновь оказались возле неизвестных хищников, в ночных тенях разрывающих друг друга. И вскоре учёная прекратила идти.

– Хватит дёргаться. Лучше подскажи, где безопаснее.

И он показал. Спрыгнул на торфяную почву, привстал на задние лапки, оглядываясь по сторонам и принюхиваясь, а затем медленно двинулся вправо, старательно обходя деревья стороной. И Марианн поняла почему. Лианы, на которые она не особо то обращала внимание, но после слишком уж испуганного вида спутника, волей-неволей присмотрелась, – оказались ветками деревьев, из которых вытянули твёрдость. И они легко подрагивали, будто бы желая подняться и впиться в того, кто неосторожно их заденет. Их было не много. У каких-то деревьев больше, – и там они дергались и извивались, будто бы змеи, случайно свесившие свои хвосты, у каких-то их вообще не было.

Догадка к Мари пришла почти сразу и нервничать она стала едва ли не больше эльника. Неужели учёная случайно забрела в «ясельник» древунов? В книгах о таком не было ни слова, но интуиция подсказывала, что она права.

Вскоре лиан стало меньше и атмосфера вновь полегчала. Зашуршали листья. А затем деревья поредели, и они оказались прямо посреди проторенной, и весьма объезженной дороги. Обе колеи были чуть сыроватыми, но плотными и практически без кочек.

– Так, всезнайка, и в какой стороне теперь деревня зверолюдей? – зверёк обернулся и вдруг бросился прочь, но не успела Мари что-либо узнать, как мир схлопнулся.

***

Знала она, что нельзя приближаться к дорогам, что стоит держаться подальше от любых признаков жизни, ведь столько сказок было прочитано, услышано россказней, и всё равно нарвалась. Голова раскалывалась, тело занемело —Мари лежала на чем-то твёрдом и временами её подкидывало на месте. Совсем близко раздавались глухие, неразборчивые разговоры, а она даже оценить время суток не могла – связаны и руки, и ноги, и глаза повязкой накрыли, уроды. Девочка не знала, получила ли сотрясение после удара, и не могла оценить своего состояния, поскольку лёгкую тошноту считала чем-то нормальным в последние дни.

Марианн заерзала, пытаясь сбить повязку ниже и увидеть хоть что-то, но та лежала плотно.

Как обычно осуществлялись побеги из такого положения? Ох зря она в своё время игнорировала популярные серии фильмов про дерзких исследователей руин, которые в каких только передрягах не оказывались. Что можно попробовать? Перепилить веревку о какой-нибудь острый выступ? Бред. Всё, что смогла придумать учёная, было возможно только благодаря урокам Ларса, который хоть какую-то гибкость в ней развить умудрился. Она прижала ноги плотно-плотно к груди и медленно, чувствуя, как скрипят связанные запястья и суставы плеч, как натягиваются мышцы и изгибается до хруста позвоночник, вывела руки вперед тела, протянув их поверх прижатых к груди ног. Затем, нащупав руками узел на затылке, потратила некоторое время, чтобы его развязать.

И тут же едва не чертыхнулась. Повозка, в которой её везли, была не крытой. Узкие деревянные бортики точно не скрыли бы её от людей, идущих чуть впереди ящеров, тащивших телегу, если бы она вдруг села или реши они обернуться. Мари перекатилась ближе к крайнему борту, чтобы точно не попасться на глаза и оглядела замысловатый узел, в который были свернуты веревки на запястьях. Она потеребила его пальцами, насколько позволяли запястья, а затем вцепилась в узел зубами, пытаясь его развязать.

Судя по тому, что Гротэр успела заметить, похитивших её людей было трое. Именно от них исходил тот бубнёж, который, как поняла, был вовсе не на имперском или островном языке, поэтому она и не могла различить ни слова.

А ещё на дне телеги, помимо неё самой, вповалку, словно криво скиданные брёвна, лежали несколько связанных по рукам и ногам детей.

Работорговцы. Или пираты. Одно другого было не лучше. Знала она местную любовь продавать всех, кто не может двинуть тебе по башке дубинкой в ответ. Глазом моргнуть не успеешь, как вновь окажешься в замке графа, только на этот раз с клеймом раба и магической печатью. Если после такого её вообще в живых оставят. Вскоре узел поддался и она, яростно дергая руками, быстро стряхнула с них веревки. Вновь поджав ноги к груди, девочка распутала узлы и на них, а затем сунула руку к поясу. Кинжал сняли. Как и куртку, и мешочек с камнями, и сумку. Кажется, Марианн даже видела рюкзак на ящере, когда откатывалась в сторону.

Совсем без оружия. Да ещё и шея ужасно чешется. Мари попыталась ослабить зуд и, наткнувшись на метал, обмерла. Дыхание перехватило.

Ну всё, конечная. Кажется, этот мир окончательно довёл её до ручки.