Точка контроля

Имея личный интерес к новинкам американского законодательства Кира почитала и старые, и новые списки. Узнав, в числе прочего, что в Иллинойсе действует запрет на рыбную ловлю верхом на жирафе, она несколько часов потратила на поиск прецедента, потом на изучение рыболовных станций на озерах штата и, наконец, на то, чтобы выяснить, сдает ли чикагский зоопарк жирафов в аренду.

В противовес большинству республиканских штатов Иллинойс шагал в будущее решительно и твердо, подталкиваемый амбициями официального вампирского представителя. Несколько благотворительных фондов, социальные программы адаптации, вампирский фастфуд, отдающий им приоритет при подборе персонала, образовательные программы для безработных, несколько католических приходов, содержащих ночлежки для бездомных вампиров… Кира с оттенком одобрения подумала о том, как ловко Доминик взял в оборот элиты штата после признания вампиров гражданами.

Потягивая кофе, она смотрела на карту метро, размышляя, от какой станции удобнее будет идти, чистят ли дорожки от снега, и есть ли вообще дорожки на кладбище Сен-Люк. Пропорционально неопределенности этих размышлений росла уверенность в правильном выборе одежды. Ее рабочий гардероб, регулярно подвергавшийся насмешкам Арины, составляли добротные, немаркие вещи преимущественно темных цветов. Первое время подруга развлекалась сравнениями с разнообразными камнями и минералами, позже перешла к художественной палитре. Постепенно Кира привыкла к курткам цвета «церулеум» или джинсам «кобальт синий», и даже втянулась. Сегодня на ней красовался набор «глауконит плюс индиго». Любимый сет цвета «кость жженая» остался дома, в Пловдиве, забытый в стиральной машинке.

Недавняя оттепель раскрасила красивый, как рождественская открытка, город серыми акварельными потеками, сделав погоду промозглой и еще более сырой. Переступая через комки размокших сугробов, Кира брела в сторону кладбища, полностью сосредоточенная на балансировании между луж и снежной каши. Когда в нее врезался парень, высокий, как баскетболист, и плотный, как боксерская груша, она испуганно ойкнула. Картонный стаканчик, не выдержав натиска, смялся, заливая руки остатками карамельного латте. На грудь плеснуло чем-то вязким и резко пахнущим. Кира отпрянула, оступилась и рефлекторно схватилась за руку парня. Тот с руганью оттолкнул ее, и она шлепнулась в ближайший сугроб. Стало мокро еще и заднице. Мимо пронеслись двое других «баскетболистов», следом за ними – девчонки в одинаковых куртках с греческими буквами на спине. Обдав не успевшую подняться Киру брызгами из лужи, компания студентов умчалась прочь, оставляя за собой красные следы и пластиковые бутылки, тоже измазанные красным.

Кира неловко поднялась. Встряхнулась, как мокрая собака, ощущая себя примерно так же, и совершила попытку вытереться, но лишь размазала красное по чудесной темно-оливковой куртке, превратив ее в картину пьяного абстракциониста. Резкий запах усилился. Выругавшись, она попробовала немного почистить руки мокрым снегом, оглядываясь в поисках аптеки, где можно было купить влажные салфетки. Улица радовала глаз мокрым асфальтом, двумя лысыми вязами у ворот кладбища и полным отсутствием аптек. До «Алди» надо было возвращаться полквартала, до метро, возле которого был супермаркет, и того дальше. Упоминание какой-то матери, кровосмесительных связей этой матери с парнокопытными животными и прочими обитателями ферм не изменило положение, но немного улучшило Кире настроение.

Зачерпнув снега и протерев им ладони, она шагнула в ворота в прескверном настроении. Проследовала по красным пятнам, вспоминая о безобидных пикетчиках у парка чуть ли не с нежностью. Акция проводилась против вампирских захоронений и была ярко выражена на некоторых могилах. Вместе с Кирой оценивал вандализм каменный ангел с отбитым кончиком крыла. Молитвенно сложив руки, он смотрел вниз, под ноги, где поперек постамента был написан маршрут, по которому он может пойти. На соседней могильной плите грубым, коротким словом был описан характер покойного. Вереница следов утекала вглубь кладбища и Кира пошла по «хлебным крошкам», вполголоса рассуждая о том, как быстро юным вандалам оторвали бы руки за такую наскальную живопись дома. При всей своей мирной флегматичности болгары уважали память мертвых и чужое горе. В стране бытовала традиция вешать на дверь фотографию усопшего, чтобы любой неравнодушный мог помянуть на Радоницу или в иной день. Сама мысль о том, что кто-то может запачкать такую фотографию краской, была кощунственной.

Следы свободы самовыражения неожиданно привели к искомым ею покойникам. Испытывая недоумение, – погибшие солдаты совершенно точно вампирами не были, – Кира почитала надписи. Из них следовало, что некто Бирн-овцееб променял военную честь на гребаные клыки. Белый обелиск, объединяющий три могилы в одну, украшал звездно-полосатый флаг и групповой снимок. Изображение левого, четвертого солдата, жирно обвели красным и подписали предателем. Замерзая на пронзительном чикагском ветру Кира глядела на морпеха и думала о том, что могло сподвигнуть его на обращение. Каким стечением обстоятельств оно могло произойти в условиях военной базы, куда вампиров не подпускали на пушечный выстрел. Чем рискнули инициирующий и инициируемый вампиры и почему могил три, а имен в бумагах Рейфа четыре. Вопросы множились, ответы не находились. Сделав фото расписного надгробия, имени и снимка, Кира зачерпнула снега и принялась стирать краску с плиты. За этим занятием ее и застала полиция.

Агент Камеро, хмурый, крепкий, почти на голову выше двух беседующих с ним копов, выглядел донельзя доброжелательно – ответы на вопросы цедил, едва разжимая зубы, и косился на испачканную в краске Киру так, словно пытался прибить взглядом. Кира на пантомиму реагировала спокойно, в душе испытывая чувство легкой ностальгии по прежним временам. Когда-то он точно так же вставал в стойку, стоило кому-то подчеркнуть ее мелкую роль в команде, при этом не забывая и ей самой читать гневные нотации.

Кира позвонила ему из участка, где битый час пыталась объяснить, что не имеет никакого отношения к вандализму, Северо-Восточному Университету, студентам этого университета и к студентам США в целом, после чего отправилась коротать время в комнате без окон, предназначенной для содержания вампиров-правонарушителей.

С признанием клыков полезными членам общества случился бум вампирской рождаемости. Вдохновленные идеей провести вечность молодыми и красивыми одутловатые бухгалтеры и засаленные домохозяйки бросали опостылевший быт. Рискуя потерять и работу, и жилье, и здоровье – итоги переливания вампирской крови предсказывались гадалками и докторами с одинаковой точностью, – занимали очереди в медицинские центры. Клиники, имеющие право на переливание и запасы вампирской крови в достаточном для обращения количестве, захлебнулись от наплыва клиентов.

Система здравоохранения и социального страхования вздрогнула и перекосилась. Через два года власти ввели квоты на обращения, вынудив клиники не только проводить процедуру, но и сопровождать процесс юридически, существенно повысив стоимость услуги. Ожидание процедуры стало затягиваться, что закономерно привело к волне нелегальных обращений. На это смотрели сквозь пальцы, обязав новеньких вампиров в течение четырнадцати дней сообщить о смене статуса, либо подать запрос в Американскую Ассоциацию Вампиров на регистрацию в ней. Эта довольно простая схема, рассчитанная на честных, ответственных граждан, отлично работала на бумаге. На практике в ней обнаружилась масса дыр, поиском которых, а заодно нелегальных вампиров, в эти дыры прошмыгнувших, занялась смешанная группа из агентов ФБР и маршалов. Под руководством замдиректора бюро Марка Дугласа эта группа достигла заметных успехов. Их публичные статистические сводки вызывали легкое несварение у президента Ассоциации Вампиров Алекса Мура и ряда вампирских представителей от прогрессивных штатов. Над воображаемой кислой миной представителя Иллинойса Кира, сопровождавшая Арину в Нью-Йорк на конференцию по межрасовым взаимодействиям, похихикивала с чувством особенного злорадства. Впрочем, сводки тоже позабавили. В некоторых местах ее опытный взгляд и изворотливый ум находил множество возможностей обойти решетку правил с широкими ячейками неточностей. На очередной встрече она не упустила возможности вставить острую шпильку в способность бюро предугадывать криминальные схемы. Дуглас усмехнулся, в шутку предложив ей поучаствовать в команде в качестве консультанта, и Арина загорелась идеей. К общему знаменателю бюро и Болгария пришли быстро, но Киру в озвученных федералами условиях не устраивало примерно все. Начались споры с Ариной о сомнительной пользе мероприятия, о нелепых правилах, о неизбежных проблемах соблюдения субординации, об отсутствии оружия. К ним добавились бюрократические проволочки. Бесконечные консультации с юристами обеих сторон существенно затягивали процесс, и Кира даже начала надеяться, что ее нечаянная шутка не породит нелепую ситуацию, в которой она сотрудничает с ФБР.

Все решилось как по мановению волшебной палочки. Кира не знала, кто ею махнул, кто кому позвонил и насчет чего кого убедил, но однажды ночью Арина впорхнула в ее номер, и шлепнула пачку документов на столик. После чего уютно расположилась в кресле, и принялась ждать, накручивая на палец прядь волос. Это означало, что решение принято, и самый простой вариант – с ним согласиться, подписав бумаги. Кира из чистого упрямства поспорила, выторговав себе стингер. С ее точки зрения, это было достаточной компенсацией за необходимость три года болтаться в бюро на птичьих правах, соблюдая уставы, протоколы, условия. Впрочем, подчиняться правилам федералов оказалось не так скучно, как ожидалось.

В участке она мило попрощалась с клыкастой негритянкой, пережидающей день в комнате без окон, и с полицейским патрулем. Рейф вывел ее за руку и, едва они сели в машину, принялся распекать. На третьей минуте этого монолога Кира подумала, что позвонить ему было ошибкой. Умения давить на совесть агент Камеро определенно не утратил. Слушая его аргументы, Кира невольно задумалась, почему это не трогало ее прежде.

– Что молчишь?! – Возмущение в его голосе солировало, но где-то под ним пряталось недоумение.

– Думаю.

– О чем?

– О том, что по закону жанра сейчас должен случиться бурный секс, – фыркнула Кира.

– Это твой новый способ флирта? – Рейф недобро сощурился. – Влипнуть в проблемы, посидеть в полиции, потрепать мне нервы, и все ради того, чтоб потом потрахаться? Зачем ты вообще на это кладбище поперлась? Сказал же – подожди!

– Я как-то не ожидала такой активности на кладбище. У нас к мертвым не предъявляют претензий, не важно какого они сорта.

– Где это у вас?

– Дома, – пожала плечами Кира. – За такое родственники руки бы в задницу затолкали, никакая полиция бы не помогла. Какой смысл гадить на могилах? В чем идея?

– Ты меня спрашиваешь? – Рейф выразительно кивнул на ее куртку.

– Я с ними столкнулась у ворот. Облили краской и убежали.

– Запомнила?

– Четверо высоких парней и две девчонки.

Рейф еще раз окинул ее очень выразительным взглядом.

– Ну, да. Рядом со мной все высокие, – согласилась она и, смутившись, заправила за ухо прядь волос. – Эти были очень высокие, как баскетболисты, все белые. Девицы в куртках студенческого братства Тета-Кси.

– А почему полиции не сказала?

– А почему я за них работу делать должна? – ощетинилась Кира.

– Не шипи, просто спросил. Что узнала?

– Что акриловая краска хорошо липнет. Как думаешь, куртка отстирается?

– По делу.

– Военных могил на Сен-Люк не много, найти их легко, так что зря твои коллеги в бумажках имена затирали. Там даже фотка есть на обелиске. Моего стрелка, если верить документам, среди них нет. Есть какой-то четвертый, который не умер, как ожидалось, а овампирился. За это могилу и изгадили, она объединенная.

Рейф нахмурился, на мгновение сделался каким-то измученным и темным. Горькая складка возле губ опустила их уголки вниз, глубокая морщина пролегла между бровей.

– Не складывается, – буркнул он мрачно.

– Складывается, – возразила Кира. – Что сделает морпех с клыками, если все военные и силовые структуры вампиров дискриминируют?

– Никто их не дискриминирует. Нашла ущемленцев! – мгновенно вспыхнул негодованием Рейф. – Можно жить как все.

– Если человек привык убивать, он не станет печь лимонные пироги и приглашать соседей на барбекю по воскресеньям. Он продолжит делать то, что умеет.

– Если человек привык убивать, он должен сидеть в камере.

Кира покосилась на федерала с сомнением, прикидывая, может ли он так сильно заблуждаться на ее счет, но это допущение проходило на фантастическое.

– Я не то, чтобы отстаиваю права вампиров, – протянула она вкрадчиво. – Но им тоже надо где-то жить и что-то есть. Когда ты в один момент лишаешься сразу всего, бывает трудно с этими задачами справиться, не замарав руки.

– Не понял. Ты кого выгораживаешь? – Рейф снова нахмурился. – У жизни есть правила. Даже у вампиров должны быть моральные стандарты.

– Поголодай пару месяцев, побираясь по помойкам в какой-нибудь жопе мира, потом обсудим моральные стандарты и правила, – резко посоветовала Кира. – Поехали.

В машине воцарилась пустая, напряженная тишина, похожая на предвестник мороза, ударяющего внезапно, ледяным молотом. Рейф недовольно сопел, хмурясь и морщась одновременно, но Кира старательно делала вид, что не замечает этого. Пялилась в боковое зеркало так, словно они уже ехали, и через несколько минут Рейф уступил. Завел двигатель и вырулил с парковки, вливаясь в плотный поток машин.

Мимо плыли такси, рассекая лужи шинами и разбрызгивая снежную кашу на тротуары. Тусклый, пасмурный свет стекал по ним разводами краски, превращался в водянистый серый, прилипал к темному асфальту. День за окном неумолимо скатывался в вечер, истрепанный как старый носовой платок, который жалко выкинуть и стыдно использовать. Погода играла сонату усталой обреченности, словно предрекала всем, кого застала на улицах, печальную участь. Изредка в тоскливом до минор мелькала внезапная звонкая нотка – желтый зонтик, пестрое пальто, яркая вывеска – но мрачная тональность замазывала их, как холст грязью…

…Моросил мелкий, противный дождь. Резкие порывы холодного ветра гоняли по улице бурые листья, не успевшие набрать влагу. Один из них прилип к голени и никак не хотел отстать, будто бездомный пёс искал тепла и защиты. Она медленно брела по скользкой брусчатке, оставляя на ней мутный кровавый след и желая дождя посильнее, чтобы смыл его. Штакетник впереди виделся слабым, но укрытием. Когда эхо, блуждающее на узкой улице, как в трубе, принесло стук подков, она не думая шарахнулась к забору, проломив хлипкие деревяшки, и упала в мягкую влажную кучу. Лошадь порысила мимо, не сбавляя хода, всадник не проявил ни малейшего интереса к шевелению в листве. От резких движений боль в боку разрослась. Левее забора, внутри темной массы дома, зажегся робкий огонек свечи. Скрипнула половица, дверь, ступенька. В тоскливый хор влился и ее собственный болезненный всхлип. Огонек приближался, покачиваясь, как звезда на небе, если смотреть на него из лодки, и вскоре остановился рядом. Осветил того, кто держал свечу. Она разглядела рясу, отсутствие оружия, сонное лицо. Батюшка, немолодой, упитанный, но осанистый, глядел сверху вниз, покачивая головой.

– Откуда чудо? – спросил, подавляя зевок.

Она обхватила ладонями голые плечи, скрывая грубые белые шрамы, змеями заползающие на них.

– Вижу, что не с праздника сбежала. Зовут-то как?

Она зажмурилась и затрясла головой, отказываясь называть то имя, которое дали в неволе. Позорно всхлипнула и сжалась в комок. Батюшка склонился и досадливо буркнул грубое слово в адрес османских хозяев, заметив кровь у нее на боку.

– Давай-ка в дом иди, приблуда. Старый я, на мартовском ветру кости морозить. – Он протянул руку и неожиданно крепко ухватил за предплечье, вынимая из кучи листьев. – А имя тебе, коли прежнее не по нраву, другое дам. Именины Киры Берийской сегодня…

…Светофор моргнул красным, машина замедлялась перед пешеходным переходом. Желто-серые полосы рябили в глазах, смешиваясь в кляксы, колебались над сознанием, как туман над землей. Спонтанно Кира вспоминала яркие детали прошлого: улыбки, руки, родинки, голоса. Уверенные, строгие команды старшего в отряде; напевный голос попутчицы, рассказывающий сказки у костра; веселый и пьяный мужской смех; грустные вздохи отрядного врача и его латинские изречения. Кусачая ирония в резкой речи фельдмаршала, с которым ей довелось случайно встретиться, когда отступали из Москвы. Большинство образов вытеснялось временем, новыми лицами и память стирала прошлое, освобождая место для будущего. Глубокой, незаживающей раной жил только образ Мурада: три морщины на лбу, холодные синие глаза, кривой изгиб губ, тяжелый подбородок. Память будто софитом вырезала из темноты прожитого его по-военному крепкую фигуру, уверенно держащую в руке плеть. Внутри всколыхнулась застарелая ненависть, покрытая коркой прелой памяти о боли и полыхающем нутре. Кира поморщилась и потерла переносицу. Мысли ее приняли мрачное направление. Это было некстати и привкуса оптимизма в настроение не вносило.

– Я не мастер извинений, ты знаешь, – нарушил молчание Рейф. – Забыл, что ты старше, чем выглядишь.

– Подобное дерьмо от возраста не зависит, – пожала плечами Кира, стараясь отогнать воспоминания подальше.

– Не зависит, но с возрастом его накапливается больше. – Рейф покосился в зеркало заднего вида и тихо выругался. – Прокатишься со мной до офиса. – В тоне звучала смесь сожаления и досады.

– Давненько я не общалась с федералами, – развеселилась Кира.

– Очень смешно, – буркнул Рейф, перестраиваясь и прибавляя скорость. – Посидишь в машине. Я хоть знать буду, чем ты занята.

Кира прыснула смехом.

– Тебе не говорили, что ты контрол-фрик?

– Клэр что-то такое говорит иногда, – слабо улыбнулся Рейф.

– Прислушался бы к дочери.

– Если вас оставить без присмотра, через десять минут обнаружишь, что одна уже скупила весь торговый центр, а вторая лупит кого-нибудь в подворотне, – больше для вида пробурчал Рейф. – Потом устанешь объяснения писать.

– Я больше не работаю с ФБР, – напомнила Кира, умиляясь его заботе, обернутой в упрек.

– Да. Поэтому бумажек будет еще больше. Зачем ты пошла на кладбище? – Он покосился в зеркало и ловко нырнул в поворот под стрелку на последних секундах зеленого света.

– У меня не было четкого плана. – Кира снова потерла переносицу. – Так… осмотреться, понюхать ветер.

– И чем пахнет?

– Краской, – усмехнулась она. – Вряд ли имеет прямое отношение к моему делу, но те студенты точно знали, куда шли, если, кроме вампирских захоронений, нагадили еще и на военной могиле. На сайте Сен-Люк даже номера свидетельств о смерти есть в открытом доступе. Выходит, это не такая уж секретная информация, чтобы маскировать ее черной пастой в официальных документах. Что, согласись, наводит на размышления.

– Например?

– Например, о том, чей хвост ты сбросил на повороте, – флегматично отозвалась Кира и детски порадовалась удивленному взгляду. – Да, я заметила. – Она поглядела в правое зеркало, но форда, прилипшего у участка, не увидела. – Уже пару дней пасут.

– Почему не сказала? – рыкнул Рейф.

– Думала, твои. – Кира постаралась спрятать улыбку.

– Я не… – начал было он и передумал. – Если мы работаем вместе, я должен знать обо всем, что происходит, – закончил безапелляционно.

С минуту Кира смотрела на его профиль, на серебряные виски, глубокую складку возле губ и сеточки морщин-смешинок возле глаз. Смотрела и вспоминала каким он был…

Нью-Йорк, 2010 год

– Знакомьтесь, это Кира Колева, – представил ее Марк Дуглас двум федералам, тщательно постаравшись скрыть шутку в интонациях.

Высокий и крепкий мужчина с легкой сединой, чуть проступившей белым налетом на висках и вчерашней щетине, пристально поглядел на Киру. Она почти слышала, с каким звуком в голове у него перещелкивались карточки с фотографиями преступников, и как поиск завершился, не найдя совпадений. Во взгляде появилось нечто, что при желании можно было принять за дружелюбие, губы чуть тронуло подобие улыбки.

– Рейф Камеро, подразделение по разработке спецопераций, – представился он, протягивая смуглую руку с полоской белой кожи на безымянном пальце.

Короткое рукопожатие оказалось решительным и крепким. Взгляд агента ощупал рентгеном, пока она проходила в переговорную. Наблюдательность в нем была выражена так ярко, что показалось, он намеренно выпячивает ее, прикрывая что-то другое. Кира поглядела на агента, некстати подумав о том, какой он на ощупь, и мысленно отвесила себе подзатыльник.

– Наташа Палий, – негромко представилась светловолосая высокая девушка, сидящая за дальним краем стола.

Поближе не подошла и руки не протянула. Кира присмотрелась к ней чуть внимательнее, но быстро отнесла такую дистанционную сдержанность к личным пристрастиям, а не к пренебрежению. Кивнула приветливо, чуть улыбнулась.

– Наташа – наш специалист по информационному обеспечению, – сказал за нее Дуглас, садясь через стул от Рейфа. – Занимается сбором данных по вампирам, архивными записями, составляет профайлы.

Кира покивала головой, запомнив для себя, что от девушки с русским именем, но без русского акцента собственные секреты стоит беречь тщательнее. Дверь открылась, и в нее пружинисто впрыгнул огромный широкоплечий мужчина, ростом не меньше двух метров. Кира невольно отступила на шаг, чтобы изумленно взглянуть ему в лицо. Заметив ее реакцию, мужик улыбнулся, блеснув ослепительно белыми на фоне темных губ зубами.

– Джим Холл, служба федеральных маршалов, – гулким, насыщенным баритоном представился он, взирая на Киру сверху вниз, как жираф на колибри.

– Где Эшли? – спросил Дуглас.

– В больнице, поймала пулю под лопатку, но жить будет. Начинаем без нее, – отчитался прибывший, пока Кира размышляла над исторической иронией.

Служба федеральных маршалов возникла в США в том числе и для отлова беглых рабов. С ее точки зрения тот факт, что спустя полтора века в ней активно трудились потомки тех, кого прежде ловили, казался ей забавным.

Холл прошел в переговорную и сел подальше от Наташи, но с той же стороны стола. Девушка смотрелась на его фоне особенно хрупкой и бледной, как маленькая бабочка, присевшая на крышку рояля. На несколько минут в переговорке воцарилась тишина, все молча изучали друг друга.

Кира так и стояла с предельно нейтральным видом подпирая стену, периодически ощущая на себе внимательный взгляд Камеро и любопытствующий – Наташи. Холлу досталась папка с ее коротким резюме и официальной версией биографии. Пока он читал, Кира успела заметить, что между ним и агентом Камеро витает легкая напряженность, как будто они до конца не определились, кто из них лидер, и у каждого были серьезные основания претендовать на эту роль. Наташа молчала, поглядывая на Холла, но Кира не смогла определить ее отношение к маршалу однозначно. В девушке мелькало любопытство и симпатия, но какие-то блеклые, словно цветное белье после отбеливателя. От размышлений ее отвлекло предложение Дугласа сесть. Кира предпочла бы не выбирать сторону, но садиться во главе стола было ей не по чину, она пристроилась неподалеку от Рейфа и сложила руки на столе. В ярком белом свете кабинета блеснула толстая золотая цепочка, дважды обернутая вокруг запястья, как браслет…

…Вынырнув из воспоминаний, Кира невольно потерла запястье, на миг ощутив себя голой до беззащитности, и решила, что не имеет права втягивать в подковерные вампирские игры мужчину, уже похоронившего жену и глубоко переживающего болезнь дочери.

– Многие знания – многие печали. А эти еще и опасны для жизни.

– Ты сейчас мою работу описала.

– Рейф, тебя сожрут. Клэр потеряет отца и останется один на один с болезнью. – Это прозвучало сухой констатацией, подчеркивая, что в словах нет ни капли шутки.

– А тебя, значит, не сожрут?

– Я вредная.

– Сам знаю, – буркнул Рейф с досадой, но умолк.

Кира подозревала, что это ненадолго. Агент Камеро никогда не славился легким согласием с чем бы то ни было, и тем более в вопросах, которые считал своей вотчиной. Расследование, пусть и частное, список его профессиональных зон возглавляло.

Парковка возле здания бюро была полупустой. Кира по старой привычке отметила себе, что часть машин припорошена липким снегом, а значит, добрая половина штата трудится не в поле, а в офисе. Выдав рекомендацию не отсвечивать и пообещав скоро вернуться, Рейф ушел, одарив напоследок очень выразительным взглядом.