СЕНАТОР М

Энди Рэндом

СЕНАТОР М

Эпиграф

Посвящаю эту книгу вам, людям всей земли, – большим и маленьким, весёлым и грустным, тем, кому сейчас хорошо и тем, у кого дождь в сердце или, быть может, гроза.

Я ничего не выдумывал, а лишь наблюдал и записывал за моими любимыми героями, – о чём они говорят, что делают. Надеюсь, они полюбятся и тебе, мой дорогой читатель!

Пусть эта книга будет болеутоляющим, радостью или ободрением по необходимости, когда ты будешь её читать, как послужила мне самому во время её написания.

Она появилась потому, что я сам очень хотел прочитать именно такую книгу, – но она ещё не была написана. Пришлось браться самому. Как говорил один хороший поэт:

“Если мне не хватает песен – я пишу их.”

Приятного путешествия, мой дорогой друг-читатель!

Автор.

Ах, да.. Все совпадения – намеренны, и события – невымышлены.

ЧАСТЬ 1. PURGATORIUM ГЛАВА 1. ПРИБЫТИЕ

– Уважаемый сенатор, подождите немного, господин Люцифер примет вас через несколько минут, – молодой чернявый секретарь вежливо улыбнулся и указал Маруллу на удобное кресло из белой кожи. Сенатор еще не совсем пришел в себя, был в легком ступоре и, глупо кивнув, послушно направился к креслу. "Рекамьер", – на автомате отметил он, опускаясь на превосходную кожу. Такие же кресла он видел совсем недавно в кабинете у своего заместителя и хорошо их запомнил. Да, да, в точности такие, обширные, квадратные, и на кресла-то, в общем, не похожие, скорее, небольшие диваны. Он даже, кажется, распорядился приобрести такие же для себя. Или не успел?..

А какая, в сущности, разница теперь?

Марулл огляделся. Что вообще происходит?

Он не волновался, нет. Сенатор Марулл давно избавился от этой скверной привычки. Он сидел, слегка расставив ноги и облокотив подбородок на руки, упертые в колени. Солидная поза, достойная и вместе с тем позволяющая расслабиться. Конечно, сенатор с большим удовольствием развалился бы в удобном кресле, однако на людях он никогда не позволял себе подобных вольностей. Хотя теперь… С какой, собственно, стати? Марулл откинулся на спинку, расслабился и мягкое кресло приняло его в свои объятия. Превосходная мебель. Сенатор почувствовал себя значительно лучше.

Вот только в горле пересохло…

"Не желаете ли освежиться?" – Марулл с удивлением поднял голову. "Желаю", – произнес он с прохладной интонацией, годами отшлифованной привычкой и ремеслом, – идеально, по аптекарски отмеренной смесью высокомерия, снисхождения и расположения, – чтобы персонал чувствовал, что, позволяя себя обслуживать, сенатор оказывает ему чрезвычайную честь. Впрочем, его холодность, похоже, осталась незамеченной. Секретарь откупорил бутылку, все так же приветливо улыбаясь. "Аполлинарис", – с удовлетворением констатировал Марулл про себя. Именно то, что нужно сейчас. В другое время сенатор предпочёл бы светлое пиво для утоления жажды, однако в голове до сих пор было не совсем ясно. "То что нужно" – еще раз удовлетворенно пробормотал про себя Марулл.

Какой контраст, – подумал он, слегка усмехнувшись и глотая не ледяную и не слишком теплую воду, – с котлами кипящей серы, в которые Марулл, конечно никогда не верил, однако в глубине души все же опасался здесь встретить.

Марулл подумал, что было бы, в общем- то неплохо, если бы хозяин кабинета соизволил оказать ему внимание и почти не удивился, когда секретарь одновременно с этой мыслью встал, вновь ненавязчиво улыбнулся, и сказал, приоткрыв дверь кабинета: "Господин Люцифер ждет вас."

Ну что ж, сенатор был готов. Он поставил недопитый стакан на прелестный бидермайеровский столик и, одернув пиджак, направился в кабинет достойной, но бодрой походкой.

Ему начинало нравиться в аду.

................................

Кабинет был просторный, выдержанный в стиле девятнадцатого века. Лакированный орех – по стенам, сверху, под ногами. Стол, столь же солидный и вместе с тем уютный, из того же дерева. На столе торчал плазменный монитор – одна из последних моделей, – отметил сенатор, при своих консервативных вкусах все же старающийся идти в ногу со временем. Карандашница, блокнот в благородном коленкоровом переплете… Ничего лишнего. Именно так обставил бы свой кабинет и сам Марулл, если бы не приходилось следуя замшелым традициям, перенимать обстановку предшественников.

За пару секунд оценив антураж, сенатор перевел взгляд на хозяина кабинета, уютно покачивающегося в кресле-качалке у камина, сразу, впрочем, вставшего, лишь только сенатор устремил на него взгляд. С широкой белозубой улыбкой он устремился ему навстречу, на ходу протягивая ладонь для рукопожатия.

– Сенатор, здравствуйте, – свободно и, похоже, искренне произнес он и умудрился растянуть улыбку еще на пару сантиметров. Марулл с холодком пожал предложенную руку и быстрым взглядом прошелся по собеседнику сверху вниз. На вид тому было слегка за тридцать, гладкие черные волосы уложены в безукоризненную прическу и слегка приправлены гелем. Глаза… Странные глаза… – глубокие, слегка озорные и вместе с тем… Впрочем – глаза как глаза, – встряхнулся Марулл. Он нарочито равнодушно прошёл мимо молодого человека к камину и стал смотреть на ровный огонь. Выждав паузу, должную дать ему моральное превосходство, сенатор развернулся и с удивлением обнаружил, что тот его собеседник вовсе не смутился, а все так же дружелюбно смотрит на него.

– Извольте обьяснить, где я, – произнес наконец сенатор, не выдержав игру в гляделки.

– Изволю, изволю, – поспешил ответить молодой человек, возвращаясь в своё кресло – качалку, – непременно изволю. Позвольте предложить вам присесть. "Рекамьер" – кажется ваша любимая марка. Не возражаете?

– Не возражаю, – сенатор и впрямь был не против присесть, решив, что хозяин кабинета обходится с ним достаточно почтительно. Марулл опустился в кресло напротив, смутно припомнив, что когда он входил в кабинет никаких кресел, помимо хозяйского, заметно не было.

– Итак, дорогой сенатор, – по простому говоря, Вы – в аду! – начал собеседник Марулла без лишних проволочек, – а вернее – в месте, которое на земле как правило называют Чистилищем или Лимбом, ошибочно полагая, что всё это – разные места..

– Так, интересно! – сенатор попытался придать голосу побольше сарказма, – и как я сюда попал?

– Очень просто. Вы умерли, – развёл руками собеседник и откинувшись на спинку кресла начал слегка покачиваться взад-вперёд.

– Так, интересно, – повторил Марулл. – Позвольте спросить, с кем имею честь.

– Мое имя, вернее одно из них – Люцифер, – молодой человек слегка привстал и вновь опустился в кресло.

– Вы здесь главный? – уточнил сенатор.

– Ну как вам сказать? – Люцифер поерзал в кресле, затем раскурил непонятно откуда взявшуюся в руке сигару и, пару секунд внимательно поглядев на Марулла, выпустил дым в потолок. – Скорее я – наблюдатель. А главный… Главный здесь – вы!

Велкам, – как говорится – ту зе Хелл!

И он широко улыбнулся.

...............

Через несколько часов сенатор вышел кабинета, прошёл мимо дружелюбного секретаря, погружённый в свои мысли и даже не кивнул ему на прощание . Впрочем, Марулл и так давно отучил себя от проявлений чрезмерного и ненужного дружелюбия по отношению к обслуге. Он считал, что это внушало значильное почтение к нему, так как при повторных встречах персонал держался с ним особенно почтительно, боясь вызвать неудовольствие столь важной особы. Спустившись в зеркальном лифте с девятого этажа, он вышел из огромного небоскрёба и побрёл по серому, только что щедро политому дождём тротуару. Именно такая погода и соответствовала его настроению – гроза прошла, осталась лишь сырость и влажный воздух.

– Бред, – пробормотал сенатор раздражённо, – полный бред.

Он засунул руки поглубже в карманы и торопливой нервной походкой продолжил путь чуть быстрее. То, что рассказал ему недавний собеседник было настолько невероятным, что сенатор до сих пор не мог сбить мысли в кучу и они роились у него в голове, словно пчелы в улье.

Причем Люцифер, вроде бы, вовсе не говорил загадками, но напротив, старался всё обьяснить сенатору понятным языком, предупредив, однако, что понять будет непросто. Сенатор сердился. Сенатор не любил загадок. Он привык контролировать все обстоятельства вокруг и с юношеских времен не испытывал чувства смятения. Однако сейчас оно все более охватывало его и у Марулла промелькнула мысль, что неплохо бы было прочистить мозги чашечкой кофе, да почернее.

Сенатор подумал о роскошном отеле недалеко от парламента, в баре которого он обычно назначал деловые встречи. Спиртного он себе, разумеется, не позволял, однако ему очень нравилась благородно-кожанная обстановка бара и сейчас он с удовольствием посидел бы в подобном месте. Сенатор даже зажмурился на мгновение, представив себе как он заходит туда, небрежно скидывает плащ на руку маленького гардеробщика и, поправив прическу, степенно направляется за один из столиков…

Сенатор резко остановился. Зажмурился и опять открыл глаза… Этого ведь не могло быть?.. Галлюцинации? Да, нет, наверное, просто, похожее здание… "Dorint Sofitel",– мерцали голубоватые буквы пятизвездочного красавца в пятидесяти метрах от сенатора. Марулл приблизился к зданию и начал медленно обходить его вокруг. Стильный черный кирпич, зеленоватые тонированые стёкла… Отель был не просто похож, он был в точности такой же…– вынужден был признать Марулл.

Всё ещё слегка ошарашенный, он завершил обход и сквозь крутящиеся двери, декорированные сухими ветвями, прошёл в мраморный холл. Внутри обстановка в точности повторяла ту, что сенатор издавна знал. То же лобби, тот же бар… Сенатор еще раз покрутил головой, словно стряхивая наваждение, однако многолетняя привычка не удивляться, а вернее, не показывать виду, что чем-то удивлен, взяла верх и Марулл нарочито неторопливой походкой прошёл к бару.

– Ваш плащ, сэр, – сенатор почти не удивился, увидев у входа в бар низкорослого гардеробщика, который почти всегда дежурил на этом самом месте. Он с поклоном принял плащ и стремительно уволок его в полутемную глубину гардероба. Ситуация начала забавлять сенатора.

Выбрав столик в самом тёмном углу, сенатор, одёрнув пиджак, уселся в кожаное кресло и, глубоко вздохнув, немного расслабился.

– Кофе, пожалуйста, – сухо бросил он подошедшему официанту, не взглянув на него. Обычно в этом баре он тоже надевал маску снисходительной доброжелательности, однако сейчас… Он был раздражён, а в этом состоянии он иногда позволял себе подчёркнутую холодность. Никогда, впрочем, не нарушая рамок принятых в его кругах приличий.

Итак, что же наговорил этот Люцифер? – попытался вновь сосредоточиться сенатор. Он прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла, решив поразмыслить над странным появлением отеля у него на пути чуть позже. – Что значит – я всемогущий? И почему это – проклятие? – сенатор помимо воли вновь начал раздражаться и, поймав себя на том, что нервно крутит в пальцах коробок спичек, взятый из хрустальной пепельницы, брезгливо положил его назад.

– Ваша кофе, сэр! – Официант согнулся над низеньким столиком и начал изящно выгружать с подноса кофе, сахарницу и молоко в красивом хромированном чайничке.

Буркнув что-то невнятное, должное выразить благодарность, Марулл всыпал две ложки сахара в кофе и, нарочно громко звеня ложечкой о стекло, начал его размешивать, пытаясь сосредоточиться. Однако и на этот раз ему не удалось собраться с мыслями.

– Позволите присесть? – Подняв голову, сенатор увидел полного, степенного мужчину средних лет, стоящего перед его столиком. Бросив выразительный взгляд на пустой зал бара, сенатор после небольшой заминки ответил: Пожалуйста, – и, раздражаясь все больше, нарочито уставился в противоположную от мужчины сторону. Того, однако, это не смутило.. Краем глаза сенатор видел, как он втискивается в довольно тесное кресло и поднимает руку, подзывая официанта.

– Кофе, голубчик, – проговорил он почти ласково, по-отечески взяв официанта под локоть. Затем откинулся на спинку кресла и начал довольно бесцеремонно разглядывать сенатора.

– Лион! – проговорил он в тот самый момент, когда сенатор уже готов был вскипеть как чайник, и протянул широкую ладонь сенатору.

– Очень приятно, – выдавил из себя Марулл, нечеловеческим усилием сдержав в груди булькающее возмущение. – Однако я, с вашего позволения осмелюсь оставить собой право не представляться, и не вступать в диалог, в данный момент, признаться, весьма для меня нежелательный. Посему попрошу вас о любезности оставить меня наедине с моим кофе и моими мыслями!

Помпезный монолог сенатора не произвёл, однако_ остепеняющего действия, как он замышлял. Вместо этого назвавшийся Лионом заливисто расхохотался и перегнувшись через стол, по товарищески хлопнул ошалевшего сенатора по плечу.

– Новенький, – заключил он с видимым удовлетворением и заёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее. Пока Марулл, ошарашенный нахальством собеседника, приходил в себя, он с видимым удовольствием отхлебнул принесённый официантом кофе и весело взглянул на сенатора.

– Узнаю себя! – произнёс он через несколько мгновений и шутливо погрозил сенатору пальцем. – Нет ничего нового под солнцем… Да вы не обижайтесь, дружище, вы, видимо, только что от Люцифера, так что ваше состояние мне весьма знакомо и понятно.

Задорный, немного сочувствующий тон Лиона как ни странно подействовал на Марулла успокаивающе.

Для порядку буркнув "тем не менее я бы попросил воздержаться от фамильярностей", сенатор с удивлением обнаружил, что особого раздражения внутри уже не наблюдается, а его место постепенно занимает непонятно откуда взявшаяся симпатия к собеседнику.

– Признаться честно, я и впрямь немного не в себе, – проговорил Марулл сдержанно.

– Ещё бы, – усмехнулся Лион. – А отель вы стильный возвели, я оценил – добавил он, окидывая взглядом полутёмный бар. – А уж я их повидал, поверьте, немало. Как здесь, так и…

– В смысле? – не сдержавшись перебил сенатор. В каком смысле – я возвёл?

– Ага, значит вы еще не поняли. Ну, да я тоже не сразу… Лион замолчал на полуслове и, глубокомысленно приподняв брови, вновь потянулся к чашке кофе.

Сенатор с трудом подавил в себе желание слегка поторопить собеседника, и тоже взял чашку.

– Видите ли, дорогой Марулл, в месте, где вы находитесь, если это вообще можно назвать местом, – продолжил наконец Лион, отхлебнув кофе и с удовольствием поцокав языком – объяснить что-то довольно трудно.. гораздо проще предоставить человеку самому выяснять. Поверьте, я вовсе не имею цели вас запутать – шутливо поднял он руки, видя, что сенатор поморщился, – вы и впрямь будете постепенно находить ответы на ваши вопросы… и множество новых вопросов, – добавил он, вздохнув.

– Я уверен, что разумный человек все может объяснить другому разумному человеку, господин Лион! – проговорил сенатор учительским тоном, – при условии конечно, что он владеет информацией в полном объеме – не удержался он от шпильки.

– Хм, ну что ж, давайте попробуем, дорогой друг, – не стал возражать Лион, – спрашивайте!

Сенатор отодвинул недопитый кофе и коротко задумался: – Ну вот, элементарный вопрос – что означала ваша фраза "вы возвели стильный отель"?

– Только то, что мне понравился отель, который вы построили, – в глазах Лиона появились смешинки.

– Ну довольно, Лион, – сенатор вновь начал сердиться – что вы имеете в виду под "вы построили"?

– Я же говорю – это непросто объяснить, сенатор. – Лион развел руками. – Но причиной появления здесь этого отеля были вы.

– Я?

– Вы, дружище.

– Но как? Каким образом?

– Вот этого я не знаю.. Скорее всего, вы просто захотели, чтобы он был здесь.

– Что? Я захотел, чтобы здесь был отель? – саркастически проговорил сенатор. – Впрочем… – Марулл вдруг вспомнил, что у него была смутная мысль выпить кофе именно здесь… – Хм.. – сенатор замолчал и уставился к себе в чашку. – Но какая связь?

– Самая прямая,– ответил Лион, благодушно улыбаясь. – Вот я, например, хочу кофе. – Нет, нет, – он поймал вскинувшуюся было руку сенатора, – не будем тревожить официанта. Я хочу кофе прямо сейчас, на этот столик.

– Но как?… – вымолвил пораженный Марулл, глядя на то как Лион преспокойно отхлёбывает из появившейся прямо из пустоты чашки.

– Как – не знаю, – охотно объяснил Лион, улыбаясь. – Однако таковы здесь законы. – Лион откинулся на спинку кресла, забросил довольно пухлую ногу за другую и, с видимым удовольствием посматривая на ошарашенного сенатора, продолжил пить кофе.

– То есть вы хотите сказать.. – начал сенатор, постепенно выходя из оцепенения, но снова застрял на середине предложения.

– Ну, да, друг мой, – позвольте называть вас так – пришёл на помощь Лион, – вы тоже можете делать подобные трюки, разумеется. В конце концов – отель – чья работа? А что, как я уже говорил – весьма со вкусом, стильно, благородно, но без лишней вычурности. Вы бы посмотрели, какой кошмар возводят здесь некоторые. Людям порой кажется, чем больше золота, тем красивее. А так как с материалом проблем тут нет, то и выходит не пойми что. Я надеюсь, вы испортитесь не скоро…

– А почему вы столь уверены, что я испорчусь? – вновь вскинулся сенатор, которого задел самоуверенный тон собеседника.

– Все здесь портятся, друг мой, – без особого сожаления в голосе сказал Лион, ставя пустую чашку на маленький стеклянный столик.

– Отчего же? – спросил сенатор, с неудовольствием уловив неприемлемое для своего достоинства юношеское любопытство в собственном голосе.

– Хм.. Это один из тех самых вопросов, сенатор.. Может быть, свобода пьянит, безнаказанность, всемогущество. Возможность всё иметь, ничего не делая.. А может быть наоборот, от осознания безнадежности люди ожесточаются.

– Безнадёжности? – поднял брови сенатор. – О чем вы, господин Лион? Имея всё, о какой безнадёжности может идти речь? Или я не правильно понял, что означает это всемогущество? Оно ограничено?

– Увы, нет, – усмехнулся Лион. – Всемогущество самое что ни на есть настоящее. В том и проблема.

Сенатору начинал надоедать разговор. У него было ощущение, что его хотят каким-то образом провести, да еще ко всему эта абсолютная нереальность происходящего и его новоиспечённый "друг" отвечающий вопросами на вопрос и ровным счётом ничего не проясняющий. Видимо придётся разбираться самому – пришёл к выводу сенатор.

– А я вам о чём толкую, – прервал его размышления голос Лиона, – конечно, самому. И когда вы хоть что-то начнёте понимать, вы согласитесь со мной, что объяснить всё это не так-то просто. И тогда вы прибежите ко мне и будете…

– Позвольте, господин Лион! – резко перебил сенатор.

– Просто Лион, – не обиделся тот, изящным жестом вынимая из воздуха толстую сигару.

– Да как бы вас не звали, вы что, читаете мысли?

– Да, разумеется, – не смутился собеседник Марулла.

– Ничего разумеющегося я в этом не вижу! – вскипел Марулл, – злоупотреблять моим неведением в некоторых аспектах здешнего существования…

– Ну, не возбуждайтесь так, друг мой, прошу вас, – Лион вновь поднял пухлые руки, как бы защищаясь от сенатора, – поверьте мне, я вовсе не хотел вас огорчить, а просто ускорил процесс коммуникации.

– Вы просто поступили бестактно! – сенатор, однако, как ни странно, успокоился.

– Кроме того, вы не только можете делать то же самое, но и…

– Никогда себе такого не позволю, – высокомерно прервал Лиона Марулл, поправляя галстук привычным жестом.

Ну, сдаюсь, сдаюсь, простите, Марулл, – Лион состроил жалостливую гримаску и протянул сенатору извлечённую из воздуха сигару, – раскурим трубку мира в знак примирения. И пусть она будет свидетельством между нами до тех пор, – пафосно проговорил Лион, мгновенно изменив тон, – пока вы сами, сенатор Марулл, не прочитаете чьих-нибудь мыслей и не простите старого бестактного философа.

– Как я уже сказал, никогда себе такого не позволю, – проговорил сенатор вновь остывая. Наступила короткая заминка. Сенатор всё еще сердился и, несмотря на то, что изнутри его распирало любопытство, решил, что прерывать паузу первому будет ниже его достоинства. Поэтому он сделал вид, что тщательно перемешивает ложечкой уже довольно прохладный кофе.

Ваш кофе остыл, дружище, – похоже у Лиона не было проблем с чувством собственного достоинства. «Дружище!» – что за фамильярность, – фыркнул сенатор, однако на этот раз про себя.

Что ж, хочу новый, – с вызовом сказал он. – Немедленно на этот столик!

Марулл даже не понял, в какой момент появился кофе – когда он закончил фразу или ещё в процессе… Но кофе действительно возник прямо перед ним. Сенатор не смог скрыть изумления и на этот раз. – Невероятно, – выдохнул он. Впрочем, устыдившись своего невольного возгласа, он вновь сделал безразличное лицо и добавил: – Впрочем, чего еще ожидать от этого дикого места…

Лион, улыбаясь, смотрел на Марулла, прихлёбывая из своей чашки.

Сенатор, давайте дружить, – неожиданно предложил он. – Вы правда очень приятный собеседник. Солидный мужчина, и, вместе с тем ребёнок в вас еще не умер окончательно. Простите, что говорю так прямо, но, вы знаете… Я довольно одинок здесь. С друзьями здесь туговато.

Сенатор уже собирался было в очередной раз оскорбиться по поводу «ребёнка», но в тоне Лиона было что-то, какая-то подкупающая искренность, печаль… Сенатор сам не понимал что, однако это что-то остановило резкий отпор, который он собирался дать. Вместо этого он почувствовал себя немного неловко. Слегка откашлявшись, он нерешительно начал:

Видите ли, Лион, я не привык играть словом дружба…

– Я понимаю, – прервал Марулла Лион, вновь широко улыбаясь. – Не поймите меня неправильно, мне просто доставило большое удовольствие общение с вами и я хотел бы его продолжить. Так что если не возражаете…

Ну, в общем, не возражаю, – пробормотал сенатор. – Времени у меня тут, похоже, хоть отбавляй.

Времени, дорогой мой друг, тут нет вовсе, – усмехнулся Лион, – так что у нас и впрямь, простите за парадокс, его очень много. Что ж, думаю, вам нужно побыть одному какое-то – опять простите за парадокс – время… А потом я жду вас к себе в гости.

Лион протянул сенатору через стол широкую ладонь и, вновь тепло улыбнувшись, неторопливо вышел из бара.

Сенатор незаметно проводил Лиона взглядом, затем медленно откинулся на спинку кресла – именно такого как нужно – и протяжно выдохнул. Похоже, что спешить ему было некуда, да и вообще куда-либо идти не было никакой нужды. Никаких встреч, никаких бумаг – Марулл почувствовал нарастающий дискомфорт. Раздражённо фыркнув, он вытащил из воздуха зажжённую сигарету и глубоко затянулся.

ГЛАВА 2. ГРАФ Д´ЭГЛИЗ

Будильник негромко пищал на ночном столике, сенатор медленно потягивался и, по многолетней привычке, не вставая, прикидывал, чем будет заполнен сегодняшний день. Конечно, в будильнике совершенно не было нужды. Так же как, впрочем, и в самой спальне, да, сказать по правде, и спать сенатору было совершенно необязательно. Но Марулл всё-таки решил придерживаться своих прижизненных привычек, скурпулёзно вёл счёт дням и часам, и старался существовать так, как привык в течение последних лет.

Леон посмеивался над сенатором, и, во время их вечерних бесед, уверял, что вскоре тот сам откажется от этих неудобств и оценит свободу от всяких временных рамок и оков несовершенства человеческого тела, вроде потребности в сне. Сам Лион однако не чурался привычных земных радостей и с удовольствием предавался различным гастрономическим изыскам каждый раз, когда они с Маруллом встречались.

Однако Марулл сознательно следил за временем, дисциплинированно ложился в постель не позже одиннадцати вечера и вставал в семь утра. Поэтому он точно знал, что находится… ммм… скажем – ЗДЕСЬ – ровно две недели! Сегодня пятница, две недели со дня смерти. – Н-да, ну и бред, – раздражённо подумал сенатор, заводя часы на левом запястье. Он ещё раз потянулся, затем резко сел на кровати и, воткнув ноги в пушистые зелёные тапки, отправился на кухню варить кофе в джезве.

Марулл стоял у плиты, помешивая кофе специальной медной ложечкой, когда раздался звонок телефона из соседней комнаты. Ну да, Лион, конечно, – у них на сегодня как обычно запланировано чаепитие, плавно переходящее в ужин. Сенатор с досадой подумал, что опять воспользовался “этими дурацкими способностями”, чтобы определить звонящего и, чертыхнувшись, выключил плиту, убрал джезву на деревянную поставочку и отправился к телефону.

Ну что, друг мой, – раздался в трубке как всегда добродушный голос Лиона, – ещё не отказались от ваших привычек варить себе кофе по утрам и разговаривать по этому раритетному ящику господина Бэлла?